Текст книги "Владимир Великий"

В 992 г. умирает польский князь Мечислав. У него осталось пятеро сыновей: Болеслав и Владивой от Дубровки Чешской и трое от Оды – Мечислав, Святополк и Болеслав. Польский престол занимает его старший сын Болеслав, прозванный Храбрым. Первым делом Болеслав Храбрый изгнал из страны младших братьев, с которыми, по славянскому обычаю, он должен был владеть государством сообща. Затем по приказу князя ослепили двух других его родственников. Цель – единовластное правление – была достигнута. Болеслав Храбрый начал энергично осуществлять свою завоевательную политику. В течение ближайших пяти лет он завоевал поморян и пруссов, расширив территорию Польши на севере до Балтийского моря. В 999 г., воспользовавшись смертью чешского князя Болеслава II Благочестивого, Болеслав Храбрый напал на Краков и прилегающие к нему земли и также присоединил их к Польше. Возможно, что в это же время Болеслав Храбрый захватил Моравию и земли словаков до Дуная. К Болеславу Храброму в скором времени прибыл из Чехии не сумевший там прижиться католический проповедник Адальберт. Болеслав направил его проповедовать к пруссам, но те умертвили посланца. Как ни странно, но смерть проповедника ускорила появление в Польше самостоятельной епископской кафедры. Император Оттон III, друг и почитатель Адальберта, явился в Гнезно, чтобы поклониться его праху, и основал здесь новое архиепископство, вследствие чего Польша освободилась от зависимости от немецких церковнослужителей.

Однако борьба польского короля со своими соседями, чехами и немецким императором, проходившая с переменным успехом, не прекращалась. В такой ситуации Болеслав искал мира с Владимиром. Как можно судить по летописи, переговоры о мире начались еще в 992 г. Летописец сообщает: «Владимир ходил к Днестру с двумя епископами. Много людей крестил, и построил в земле Червенской город, который назвал своим именем Владимир, и церковь Пресвятой Богородицы основал, оставил здесь епископа Степана, и возвратился [в Киев]». В этом же году, как уже упоминалось выше, «были у Владимира послы Болеслава польского, Стефана венгерского и Удалрика (Андронника) чешского, с любовью и миром, поздравляя его с крещением, и дары многие принесли». Возможно, заключение мира с этими правителями позволило Владимиру уже в следующем году совершить поход на семиградскую и хорватскую земли. Поход оказался удачным. Владимир «многие победы одержал и возвратился со множеством пленных, богатства, и пришел в Киев со славою великою». Ответных действий со стороны западных соседей не последовало, наоборот, где-то в начале XI в. Болеслав закрепил мир, выдав замуж свою дочь за Святополка, сына Владимира, который княжил в Турове.

Однако этот первый родственный союз русских и польских князей не укрепил их связи, а наоборот, положил начало раздорам. Дело в том, что вместе с дочерью Болеслава к туровскому князю прибыл католический епископ Рейнберн. Епископ сблизился со Святополком и начал, с ведома Болеслава, уговаривать его выступить против Владимира. Конечно, Болеслав такими действиями хотел ослабить своего сильного соперника. Кроме того, переход Святополка, как возможного наследника киевского стола, в католичество открывал пути для религиозного влияния Польши на Русь. Но Владимир, узнав о таких замыслах короля, посадил в темницу Святополка, его жену и Рейнберна. В ответ на действия Владимира польский король заключает союз с германским императором, нанимает у него и у печенегов военные отряды и вторгается в пределы Руси. Отряды наемников разоряют западные территории Руси. Но между поляками и печенегами, возможно из-за дележа добычи, разгорается грандиозная ссора, которая побудила Болеслава приказать уничтожить всех печенегов, находящихся в войске короля. Но и Владимир все-таки вынужден был освободить из заточения пленников.

Новый мир в 1014 г., как и предыдущий, постарались закрепить династическими браками. Летопись сообщает: «Пришли к Владимиру послы Болеслава польского, с ними же были послы чешские и венгерские, [говорить] о мире и любви». Послы просили выдать замуж за чешского и венгерского королей дочерей Владимира. Князь пообещал им это. Но смерть его в 1015 г. изменила обстановку как на Руси, так и взаимоотношения ее с соседями.

Владимиру, объединившему русские земли, пришлось вести многочисленные войны со своими степными соседями печенегами, которые постоянно угрожали Русской земле. Орды степных кочевников не прочь были поживиться богатствами Киевской Руси. Хорошо известно, что они часто грабили торговые караваны, шедшие по Днепру. В памяти народа сохранилась и трагическая смерть Святослава от рук печенегов, и их союз с Ярополком. Не прекращали печенеги свои набеги на Русь и во времена Владимира. Правда, летопись до 988 г. не говорит нам о таковых, хотя запись под этим годом косвенно указывает на такие набеги. «Но видя Владимир, что около Киева городов для защиты от набегов печенежских мало, повелел строить города по Десне, и по Остру, и по Трубежу, и по Суле, и по Стугне, и по другим. И стал набирать мужей лучших от славян, и от кривичей, и от чуди, и от вятичей, и от прочих зависимых от него, и ими населил города, поскольку печенеги страну (сторону) эту набегами разоряли. Хотя сами они неоднократно побеждаемы и побиваемы были, но неудобно было с множеством их вождей мир заключить». В 991 г. «Владимир заложил город Белгород (Белгородок) на реке Рупине и дал городу большие доходы, и набрал для него из иных городов, и свел в него много людей, ибо любил город тот». Правда, первые города были сначала не чем иным, как небольшими военными укреплениями. Но они позволяли до некоторой степени задерживать продвижение кочевников. Эти города-укрепления заселялись жителями северных и северо-восточных территорий Русского государства, которые, вероятно, считались лучшими и храбрейшими воинами. Жителей северных земель привлекали сюда особыми льготами. С. М. Соловьев считает, это «самые удалые, которым скучно было сидеть дома без свойственного им занятия, разумеется, привлекались на границу кроме льгот еще надеждою беспрестанной борьбы. Кроме того, жителям бедного севера лестно было переселиться на житье в благословенные края».

Однако строительство городов и крепостей по южному периметру государства не остановило печенежских набегов. В 992 г. не успел Владимир возвратиться из военного похода против хорватов, как, повествует летопись, «пришли печенеги по той стороне Днепра от Сулы; Владимир же выступил против них и встретил их на Трубеже у брода». Противники долгое время стояли каждый на своей стороне, не решаясь перейти через реку на сторону противника. Тогда печенежский князь предложил Владимиру: «Выпусти ты своего мужа, а я своего – пусть борются. Если твой муж бросит моего на землю, то не будем воевать три года; если же наш муж бросит твоего оземь, то будем разорять вас три года». Предложение печенежского князя было заманчивое, и Владимир согласился. В случае успеха сохранялась дружина и мирная жизнь в течение трех лет. Владимир возвратился в стан своей дружины и послал бирючей (так называли глашатая, объявлявшего волю князя) искать среди дружинников, «нет ли кого, кто б взялся биться с печенегом?» Но такого в стане дружины киевского князя не нашлось. На другой день приехали печенеги и привезли своего бойца, а с русской стороны никого не было. Владимир опечалился и вновь послал бирючей по своему стану. Тогда пришел к князю один старик и сказал: «Князь! Есть у меня один сын меньшой дома; я вышел с четырьмя, а он дома остался. С самого детства никто его не бросил еще наземь. Однажды я бранил его, а он мял кожу, так он рассердился на меня и разодрал кожу руками». Князь обрадовался, послал за силачом и, когда тот пришел, рассказал ему, в чем дело. Юноша отвечал: «Князь! Не знаю, могу ли я с ним схватиться, – испытай меня: нет ли большого и сильного быка?» Быка нашли быстро, а разъярить его не представляло большого труда. Нашли железный прут, раскалили его на костре, а затем опустили прут на спину быка. Когда бык бежал мимо силача, тот схватил его рукою за бок и, сколько мог захватить, вырвал кожу с мясом. Владимир, увидя силу юноши, сказал, что тот может бороться с печенегом. На другой день пришли печенеги и стали вызывать: «Где же ваш боец, а наш готов!» Владимир, не надеясь на слово, данное печенежским князем, приказал приготовиться к поединку не только юноше, но и всей дружине. Далее летописец рассказывает: «Печенеги выпустили своего мужа: был же он очень велик и страшен. И выступил муж Владимира, и увидел его печенег, и посмеялся, ибо был он среднего роста. И размерили место между обоими войсками, и пустили их друг против друга. И схватились, и начали крепко жать друг друга, и удавил муж печенежина руками до смерти. И бросил его оземь. Раздался крик, и побежали печенеги, и гнались за ними русские, избивая их, и прогнали». Владимир в честь этой победы заложил на этом месте город, который назвал Переяславлем, потому что борец русский перенял славу у печенежского борца. Владимир одарил богатыми подарками богатыря и вместе с отцом возвел его в знатные мужи. «И возвратился Владимир в Киев, – с гордостью заявляет летописец, – с победою и со славою великою».

Прошло три года, и печенеги, как и обещали, пришли к Василёву (ныне г. Васильков). Владимир вышел против них с малой дружиной. Силы оказались неравными. Дружина не выдержала натиска печенегов и побежала с поля боя. Владимир спрятался от врагов под мостом и пообещал в случае своего спасения «поставить церковь во имя Святого Преображения, ибо было в тот день, когда произошла та сеча, Преображение Господне». Победа у Василёва, вероятно, не удовлетворила печенегов. Их орды появляются под стенами то одного, то другого города. Натиск был настолько силен, что Владимир в 997 г. вынужден был пойти «за северными воинами против печенегов, так как была в это время беспрерывная великая война», – записал летописец. Печенеги, воспользовавшись отсутствием князя в столице, пришли и окружили город Белгород. «И не давали выйти из города, – сообщает летописец, – и был в городе голод сильный, и не мог Владимир помочь, так как не было у него воинов, а печенегов было многое множество. И затянулась осада города, и был сильный голод». Белгородцы оказались в критическом положении. Они собрались на вече: «Нам приходится помирать с голоду, а от князя помощи нет; что ж, разве лучше нам помирать? Сдадимся печенегам: кого убьют, а кого и в живых оставят; все равно умираем же с голода». На том и порешили. Но на этом собрании не было одного старика. Он, узнав о том, что собиралось вече, спросил, по какому вопросу. Ему сказали, что на другой день люди хотят сдаться печенегам. Это возмутило старика, и он послал за городскими старейшинами, спросив у них: «Что это я слышал, вы хотите передаться печенегам?» Те отвечали: «Что ж делать, не стерпят люди голода». Тогда старик сказал им: «Послушайтесь меня, не сдавайтесь еще три дня и сделайте то, что я велю». Старейшины с радостью обещали слушаться, и он им сказал: «Соберите хоть по горсти овса, или пшеницы, или отрубей». Приказание старика вскорости было выполнено. Затем старик велел женщинам сделать кисельный раствор, выкопать колодец вставить туда кадку и вылить кисель в нее. Рядом, по приказу старика, выкопали второй колодец, и вставили другую кадку В нее вылили приготовленную сладкую сыту (медовый вар, приготовленный на воде). Когда все это было сделано, старик велел послать за печенегами. На другой день представители горожан пошли к печенегам и сказали им: «Возьмите от нас заложников, а сами войдите человек с десять в город, чтобы посмотреть, что творится в городе». Печенеги с радостью приняли это предложение, думая, что горожане желают сдаться, выбрали своих знатных людей и направили их в город. Когда они пришли в город, то люди сказали им: «Зачем вы себя губите, можно ли вам перестоять нас? Хотя десять лет стойте, так ничего нам не сделаете, потому что у нас корм от земли идет, не верите – смотрите своими глазами». Затем привели их к одному колодцу, почерпнули раствору, сварили кисель; пришли с ними к другому, почерпнули сыты и стали есть прежде сами, а потом дали отведать и печенегам. Те удивились и сказали: «Не поверят наши князья, если сами не отведают». Горожане налили корчагу раствора и сыты и дали печенегам. Те, возвратясь в свой стан, обо всем рассказали своим князьям. Печенежские князья сварили кисель, отведали, подивились, обменялись заложниками, затем отступили от города, и пошли домой.

Упоминает летописец и о дальнейших столкновениях Владимира с печенегами. Причем здесь мы встречаемся с именами воевод, которые позже войдут во многие русские былины. В 1000 г., когда Владимир находился в Переяславце-на-Дунае, «тогда Володарь (возможно, один из польских князей), изменник, привел к Киеву печенегов многое число, и обложил Киев, забыв благодеяния господина своего». Этот поход оказался для киевлян полной неожиданностью и вызвал огромное смятение в городе. Но один из киевских воевод, которого прозывали Александром Поповичем, ночью вывел войска за стены города и внезапно напал на противника. Русские побили много печенегов, убили Володаря и его брата. «Владимир же, – пишет летописец, – возвратившись в Киев, возложил на Александра золотую гривну и возвел его в вельможи своего двора». В следующем году уже сам Владимир «послал на печенегов Александра Поповича и Яна Усмовича, который убил сильного печенега у Переяславля». Дружина нанесла серьезное поражение печенегам. Летопись сообщает: «Множество их [печенегов] побили и взяли в плен, и князя их Родомана с тремя сыновьями в Киев к Владимиру привели». В честь этой победы в Киеве был устроен грандиозный пир.

В 1004 г. печенеги вновь пришли на Русь и обложили город Белгород. Владимир на выручку белгородцам послал дружину во главе с прославившимися в предыдущем сражении Александром Поповичем и Яном Усмовичем. Печенеги, узнав, что против них русские дружины ведут прославленные воеводы, сняли осаду и ушли в степи.

Об отношениях Владимира с печенегами упоминает и немецкий миссионер Брун, бывший у печенегов в 1007 г. «Мы направили путь к жесточайшим из всех язычников, печенегам, – пишет Брун. – Князь руссов, имеющий обширные владения и большие богатства, удерживал меня месяц, стараясь убедить, чтоб я не шел к такому дикому народу, среди которого я не мог снискать душ Господу, но только умереть самым постыдным образом. Не могли убедить меня; он пошел провожать меня до границ, которые он оградил от кочевников самым крупным частоколом на очень большое пространство. Когда мы вышли за ворота, князь послал старшину своего к нам с такими словами: «Я довел тебя до места, где кончается моя земля, начинается неприятельская. Ради Бога прошу тебя не погубить, к моему бесчестию, жизнь свою понапрасну. Знаю, завтра, прежде третьего часа, без пользы, без причины вкусишь ты горькую смерть»». Брун пять месяцев пробыл у печенегов. Здесь он едва не погиб, но успел крестить 30 человек и склонить печенежскую знать к миру с Русью. Брун по прибытии в Киев сообщил Владимиру эту радостную весть. Князь, со своей стороны, соглашаясь на мир, направил к печенегам, в качестве заложника, своего сына (вероятно, Святополка) с епископом, которого возвел в сан Брун.

Последний раз, как можно судить из сообщения летописи, известие о приходе печенегов на Русь пришло во время серьезной болезни Владимира в 1015 г. «И слыша, что печенеги идут на Русь, послал [Владимир] против них сына своего [Бориса]. И вскоре за этим 15 июля на Берестове скончался». Возможно, слухи о приходе печенегов распускали сторонники Святополка, поскольку русская дружина их не обнаружила. Владимир был тяжело болен, и при нем находился его любимый Борис, один из младших сыновей. Ему-то и планировал Владимир передать Киевский стол, минуя старших сыновей. Святополку, который в это время приехал в Киев, необходимо было удалить из столицы главного соперника.

Интересно, что летопись, почти совершенно не упоминает о действиях Владимира на северо-западном направлении. Лишь один раз под 997 г. летописец записал: «Владимир, не ожидая от печенег нападения, решил идти на чудь, и их покорить». В поход он, кроме своей дружины, взяв воинов смоленской и полоцкой земли, двинулся к Новгороду. Можно предположить, что до этого времени был жив наставник Владимира Добрыня, которого князь еще в 980 г. отправил наместником в Новгород. И Добрыня держал соседние племена в покорности. Но Добрыня к этому времени, вероятно, умер, и племена чуди решили обособиться. Это и стало предлогом для похода Владимира. Далее летописец пишет: «Владимир, покорив чудь, возвратился в Киев, а в Новгороде оставил (в качестве наместника) сына своего Вышеслава».

Обезопасив себя с северо-запада и с северо-востока, Владимир мог уделить внимание югу. В 987 г. Владимир был втянут в орбиту византийской политики (как за двадцать лет перед тем Святослав). Византийское правительство искало помощи князя Владимира, чтобы справиться с восстанием части своих войск во главе со стратигом (военачальником) Вардой Фокою. По договору Владимиру была обещана рука греческой царевны Анны, но при условии, что сам Владимир примет христианство. Владимир исполнил свои военные обязательства; мятеж Варды Фоки был подавлен, и сам Варда Фока убит. После победы в Царьграде не были, однако, расположены исполнять обещания, данные Владимиру. Тогда Владимир начал войну с греками. Но об этом чуть ниже.

«И поставил кумиры на холме»

Владимир Святославич, захватив в 980 г. Киев, начал княжить в Русской земле единолично. Его первым важнейшим мероприятием (ряд исследователей считает это реформой) стала унификация языческой религии. Понятие «язычество» происходит от слова «языки», «народы». Сколько языков, сколько народов, столько и богов. Славянское язычество возникло в глубокой древности. Славяне приносили жертвы «упырям и берегыням», затем – Роду и Рожаницам. В этих верованиях отразилось первобытное представление людей о том, что в окружающем их мире действуют злые и добрые духи. Эти духи находились в состоянии непрерывной борьбы друг с другом. К злым духам славяне относили «упырей» – вампиров, якобы нападающих на людей и сосущих их кровь, оживающих мертвецов, которые были в состоянии перевоплотиться во взрослого человека, в ребенка, в животное и нанести живому серьезный ущерб. «Упырям» противостояли добрые духи – «берегыни», которые охраняли жизнь и покой человека, плоды его деятельности. Славяне поклонялись и приносили жертвы колодцам, озерам, рекам, рощам и т. д. Леса и водные пространства ими почитались как священные, дающие пищу и воду. Славяне, например, верили в очистительную силу воды. На воде гадали: зимой девушки ходили к проруби, пытаясь увидеть в воде отражение лица жениха.

Род и Рожаницы представлялись нашим далеким предкам божествами плодородия. Славяне Рода считали творцом Вселенной. Он давал людям жизнь, повелевал небом, распоряжался дождем, посылал на землю молнии, управлял подземным царством. Вместе с Родом обычно выступают Рожаницы – богини плодородия. Их день – 9 сентября – отмечался каждый год после завершения сельскохозяйственных работ. На смену Роду пришли другие боги. Небом завладел Сварог, которого стали считать верховным властителем Вселенной. Бог Ярило стал олицетворять собой весну, пробуждающуюся от зимней спячки природу. Считалось, что там, где Ярило проедет на своем белом коне, вырастет богатый урожай. Праздник Ярилы у некоторых народов отмечался в начале весны, у других – в конце весны, начале лета.

Праздник Купалы приходился на 7 июля и посвящался благотворному действию дождя. Празднику предшествовали «русалии» – торжества, посвященные нимфам полей и вод. По славянским поверьям, русалки вызывали дождь, который поил землю. Славяне сопровождали этот праздник красочными действами. Людей обливали водой, девушек бросали в реку. Накануне праздника на высотах зажигали костры, через которые прыгали вместе юноша и девушка. Затем спускали с гор горящие колеса, стремясь, чтобы они потухли только тогда, когда достигнут воды.

Не меньшее почитание у славян имел бог Волос (Велес), покровитель скота и скотоводства. В X в. именем Волоса клялись русские князья, их дружинники и послы при заключении мирных договоров с византийскими монархами. К празднику Волоса, который отмечался 6 января, выпекалось особое печенье в виде домашних животных. Люди рядились в звериные маски, надевали на себя вывороченные тулупы.

Господином неба, которому подчиняется вся Вселенная, славяне считали Сварога. Сыном Сварога был Сварожич – бог огня, покровитель кузнецов и кузнечного дела. Славяне почитали огонь, считая, что он прогоняет нечистую силу, тьму, мрак, холод. Огню приписывались очистительные и целебные свойства. По народным поверьям, огонь прогонял демонов болезней.

Перечень славянских языческих божеств можно продолжать и дальше. Однако пора вернуться к мероприятию Владимира, который «поставил кумиры на холме за теремным двором: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, затем Хорса, Дажьбога, Стрибога, Симаргла и Мокошь». Когда читатель ознакомится с перечнем божеств, у него может возникнуть естественный вопрос: «Почему эти, а не почитаемые большинством населения?» Убедительный ответ на такой вопрос дал, как нам представляется, исследователь истории церкви О. М. Рапов: «По-видимому, потому что языческий пантеон Владимира был предназначен для моления не простых людей, а для киевской знати, проживавшей на Горе, недалеко от княжеского дворца, и предпочитавшей поклоняться иным языческим богам». Кроме этого, не следует забывать, что значительную часть дружины Владимира при его вступлении в Киев составляли варяги. С этим приходилось считаться. Владимир поступил, как его отец в свое время. На предложение Ольги креститься Святослав ответил: «Как мне одному принять иную веру? А дружина моя станет насмехаться».

Вместе с тем не следует думать, что славяне об этих божествах не знали. Например, летописец, говоря о подписании в 944 г. мира Руси с греками, подчеркивает: «Пришли [Игорь с послами] на холм, где стоял Перун; и сложили оружие свое, и щиты, и золото и присягали Игорь и люди его…». Перун считался повелителем грома и молний. Он был вооружен огромной палицей и луком-радугой. Эти грозные орудия служили Перуну для борьбы со злыми демонами-великанами, повелителями туч и земных туманов. Своей палицей и стрелами-молниями Перун рассеивал тучи, оплодотворял землю дождями, выводил солнце из туч. Дожди пробуждали природу. Перун считался покровителем дружинников и вообще военного дела. В договоре 944 г. князя Игоря с Византией прямо говорится, что в случае его нарушения «князем или из людей русских» он будет «достоин умереть от своего оружия и да будет проклят от бога и от Перуна за то, что нарушил свою клятву». Праздник Перуна отмечался ежегодно 20 июля. В этот день ему приносили кровавые жертвы. Иногда это был бык, иногда петух – птица, посвященная богу-громовику, символизировавшая собой счастье и плодородие, а случалось, и люди. В христианское время почитание Перуна заменили почитанием пророка Ильи, ездящего по небу в огненной колеснице.

Следом за Перуном летописец поставил Хорса. Но большинство исследователей считает, что это место должен занимать Дажьбог, один из сыновей (по некоторым версиям это дочь) Сварога. Дажьбог олицетворял собой солнце. Славяне верили, что Дажьбог живет далеко на востоке, где находится страна вечного лета. Каждое утро он выезжает на своей светозарной колеснице из золотого дворца и совершает круговой объезд по небу. В его колесницу впряжены белые огнедышащие кони. Появлению на небе Дажьбога предшествует появление его сестры – Утренней Зари, которая выводит на небосклон его белых коней; другая сестра – Вечерняя Заря заводит коней на конюшню после того, как бог закончит свой объезд. Славяне полагали, что осенью Дажьбог умирает, а 24 декабря рождается новый, молодой. Хорс же представлялся белым конем, совершающим свой бег над землей с востока на запад. Это позволяет некоторым исследователям считать, что Хорс олицетворяет месяц. Славяне верили, что кони связывают небо и землю, богов и людей. У многих племен конь считался священным животным.

Стрибог считался богом ветра, урагана и вообще всякой непогоды. Ему поклонялись земледельцы, моряки, путники. Все они просили Стрибога не насылать на них каких бы то ни было бедствий.

А вот появление в пантеоне Владимира Симаргла и Макоши объяснить трудно. По мнению историка Б. А. Рыбакова, Симарлг (или Семаргл) – «это священный крылатый пес, охраняющий семена и посевы», олицетворение «вооруженного добра». Богиня Мокошь (Макошь) являлась покровительницей женщин и женского рукоделья. В более поздние христианские времена ее стали называть Параскевой-Пятницей. Мокошь Пятница предстает в народных поверьях как богиня-пряха и покровительница торговли.

Вероятно, аналогичные пантеоны, с некоторыми вариациями, создавались и в других городах Киевской Руси. По крайней мере, по прибытии в Новгород, Добрыня «поставил кумира [Перуна] над рекою Волховом». Летописец-христианин это решение Владимира осуждает, говоря: «И приносили им жертвы, называя их богами, и приводили к ним своих сыновей и дочерей, а жертвы эти шли бесам, и оскверняли землю жертвоприношениями своими. И осквернялась кровью земля Русская и холм тот».

По дальнейшим рассказам, содержащимся в летописях, можно предположить, что не все население, по крайней мере Киева, совершало религиозные обряды в этом пантеоне. В Киеве еще со времен Игоря жили христиане. Между ними и язычниками частенько происходили столкновения. Возможно, такие столкновения летописец объединил в один рассказ, изложенный под 983 г.: «Пошел Владимир против ятвягов, и победил ятвягов, и взял их землю. И пошел к Киеву, принося жертвы кумирам с людьми своими. И сказали старцы и бояре: «Бросим жребий на отроков и девиц, на кого падет он, того и зарежем в жертву богам». Далее летопись повествует, что жребий пал на двор варяга-христианина: «И был у него сын, прекрасный лицом и душою, на него-то и пал жребий». Решили бояре и пошли за жертвой. «И посланные к нему, придя, сказали: "На сына-де твоего пал жребий, избрали его себе боги, чтобы мы принесли жертву богам"». На такие требования пришедших, варяг отец ответил: «Не боги это, а простое дерево: нынче есть, а завтра сгниет; не едят они, не пьют, не говорят, но сделаны человеческими руками из дерева. Не дам сына своего!..» Тогда фанатичная толпа кинулась громить двор варяга, продолжая требовать: «Дай сына своего, да принесем его богам». Но отец твердо стоял на своем: «Если боги они, то пусть пошлют одного из богов и возьмут моего сына. А вы-то зачем совершаете им требы?» Но толпа оставалась неумолимой, разгромила двор и убила отца с сыном. С горечью заканчивает летописец свой рассказ: «Ведь были тогда люди невежды и нехристи. Дьявол же радовался тому, не зная, что близка уже его погибель». И действительно, гибель язычества неумолимо приближалась, чему во многом способствовало усиление власти Владимира в русских землях.

Во время военных походов на соседей, в ходе которых к Руси были присоединены новые земли, Владимир показал себя талантливым полководцем. Подавление восстаний вятичей и радимичей свидетельствовало о том, что великокняжеские войска могут заставить покоренные народы подчиняться киевскому властелину. Однако не было никаких гарантий того, что в дальнейшем покоренные народы не будут выступать с оружием в руках против киевского князя, его бояр, мужей и дружинников. Языческая религия, которую они исповедовали, постоянно толкала их на борьбу с завоевателями. Восстания вятичей и радимичей показали, что язычество не только не является опорой великокняжеской власти, но, напротив, сильно мешает утверждению в стране отношений господства и подчинения. Жизнь настоятельно требовала замены устаревшей идеологии другой, соответствующей новым условиям.

Господство в стране языческой идеологии также продолжало пагубно отражаться на росте народонаселения Руси, на международной торговле. Оно не давало возможности решить проблему привлечения иностранных специалистов в различных отраслях знаний, исключало династические браки с соседними императорскими, королевскими и княжескими домами, уже принявшими единобожие, мешало заключению международных договоров и союзов. Языческое жречество по-прежнему оставалось на Руси серьезной самостоятельной силой и в своей политике часто руководствовалось корыстными интересами. Всего этого, конечно, не мог не осознавать князь Владимир.