Текст книги "Цифры не лгут. 71 факт, важный для понимания всего на свете"

Бесспорна ли исключительность США?

Вера в «американскую исключительность» – уникальное сочетание идеалов, идей и любви к свободе, которая приобрела такую силу благодаря великим техническим и экономическим достижениям, – живет и здравствует. Ею проникнут даже бывший американский президент Барак Обама, известный своим неэмоциональным подходом к управлению. В начале своего первого президентского срока (апрель 2009 г.) он подтвердил это убеждение, хоть и с оговоркой: «Я верю в американскую исключительность так же, как, я полагаю, британцы верят в британскую исключительность, а греки – в греческую». Но ближе к маю 2014 г. «бастионы пали», и Обама сказал: «Я всей душой верю в американскую исключительность».

Но такие заявления ничего не стоят, если не выдерживают столкновения с фактами. А в данном случае значение имеет не ВВП страны и не количество ее боеголовок или патентов, а показатели, отражающие истинное благополучие ее граждан, физическое и интеллектуальное. Эти показатели очень просты – жизнь, смерть и знания.

Детская смертность – наглядный показатель широкого диапазона условий, в число которых, помимо прочего, входят доход, качество жилья, питание, образование и инвестиции в здравоохранение. В богатых странах, где люди живут в хороших домах и квартирах, а образованные и не знающие голода родители дают детям полноценное питание и доступ к услугам здравоохранения (см. главу «Младенческая смертность как показатель уровня жизни»), этот показатель низок. Какое же место занимают США в этом отношении среди почти 200 стран мира? Последние доступные для сравнения данные показывают, что США (6 умерших детей на 1000 родившихся) даже не входят в список первых 25 стран. Младенческая смертность в США гораздо выше, чем во Франции (4), в Германии (3) и Японии (2), и в полтора раза выше, чем в Греции (4), стране, которую после финансового кризиса средства массовой информации выставляли в качестве образцовой «неудачницы».

Такое положение дел невозможно объяснить однородным составом населения в европейских странах: в современных Франции и Германии много недавних иммигрантов (приезжайте в Марсель или Дюссельдорф). Гораздо важнее образование родителей, полноценное питание, уровень экономического неравенства и доступ к здравоохранению; Соединенные Штаты, как ни печально, единственная из современных богатых стран без всеобщего охвата услугами здравоохранения.

Если посмотреть на конец жизненного пути, картина столь же неприглядна: по ожидаемой продолжительности жизни (почти 79 лет для обоих полов) США тоже не входят в двадцать пять передовых стран, уступая опять-таки Греции (около 81 года) и Южной Корее (почти 83 года). Канадцы живут в среднем на три с лишним года дольше, а японцы (около 84 лет) почти на шесть лет дольше, чем их американские сверстники.

Успехи в учебе американских студентов (или отсутствие успехов) внимательно оцениваются в каждом новом издании Международной программы по оценке образовательных достижений учащихся (PISA), разработанной Организацией экономического сотрудничества и развития. Результаты 15-летних (2018) показывают, что по математике Соединенные Штаты идут вслед за Россией, Словакией и Испанией, далеко отставая от Канады, Германии и Японии. В естественных науках успехи американских школьников чуть ниже среднего балла PISA (497 против 501); в чтении чуть выше (498 против 496) – и все они гораздо ниже, чем в густонаселенных и богатых европейских странах. PISA, как и любая программа, дающая подобные оценки, несвободна от недостатков, но большая разница в сравнительных рейтингах очевидна: нет даже отдаленных намеков на исключительные достижения США в области образования.

Американские читатели могут счесть эти факты неприятными, но они неоспоримы. Американские младенцы умирают чаще, а ученики старших классов в США учатся хуже, чем их сверстники в других богатых странах. Политики могут где угодно искать свидетельства американской исключительности, но в цифрах – там, где это имеет значение, – их не найти.

Почему Европе есть чем гордиться

1 января 1958 г. Бельгия, Франция, Италия, Люксембург, Нидерланды и Федеративная Республика Германия объединились в Европейское экономическое сообщество (ЕЭС) с целью экономической интеграции и установления режима свободной торговли в рамках таможенного союза.

Несмотря на то что ближайшие цели были исключительно экономическими, амбиции ЕЭС простирались гораздо дальше. В основополагающем документе, Римском договоре, члены сообщества выразили решимость «заложить основы для все более тесного союза европейских народов» и «обеспечить экономический и социальный прогресс своих стран путем общих действий, направленных на устранение разделяющих Европу барьеров». В то время эти цели выглядели абсолютно нереалистичными: Европу разделяли не только национальные предрассудки и экономическое неравенство, но прежде всего ее разделял «железный занавес», который тянулся от Балтийского до Черного моря, и страны к востоку от него контролировала Москва.

Контроль со стороны Советского Союза усилился после неудачи Пражской весны в 1968 г. (попытка реформ в Чехословакии закончилась вводом в страну советских войск). В ЕЭС тем временем вступало все больше стран: Великобритания, Ирландия и Дания – в 1973 г., Греция – в 1981 г., Испания и Португалия – в 1986-м. Затем, после распада СССР в 1991 г., открылась дорога к объединению всей Европы. В 1993 г. Маастрихтский договор ознаменовал создание Европейского союза, а в 1999-м появилась общая валюта– евро. В настоящее время в ЕС входят 27 стран.

Население ЕС составляет чуть больше 500 млн человек, меньше 7 % мирового, но в нем сосредоточено 24 % мировой экономики, и эта доля больше, чем у Соединенных Штатов (22 %). На ЕС приходится почти 16 % мирового экспорта товаров (на треть больше, чем у США), в число которых входят автомобили, самолеты, фармацевтическая продукция и предметы роскоши. Более того, половина из 27 членов организации входит в 30 лучших стран по качеству жизни, если судить по индексу человеческого развития ООН.

И все же сейчас Европейский союз сталкивается с возрастающим потоком жалоб и недовольства. Связи между его членами ослабевают, а Великобритания вообще вышла из ЕС. В самой Европе политические обозреватели предлагают бесчисленные объяснения этой новой центростремительной тенденции: чрезмерный бюрократический контроль со стороны Брюсселя; требования национального суверенитета; ошибки выбора в экономике и политике, в частности введение общей валюты без общей финансовой ответственности…

Должен признаться, я озадачен. Как и все, кто родился во времена нацистской оккупации, вырос по ту сторону «железного занавеса» и чья семейная история содержит характерное для Европы смешение наций и языков, я рассматриваю сегодняшнюю Европу – со всеми ее недостатками – как потрясающий результат, настолько хороший, что он кажется невероятным. Вне всякого сомнения, эти достижения стоят того, чтобы удвоить усилия на пути к компромиссу, который позволит восстановить единство. Однако несколько десятилетий мира и процветания воспринимались как данность, а ошибки и трудности (одни неизбежные, другие непростительные) помогли оживить старые предрассудки и вражду. Мое пожелание Европе: почините механизм. Мысль о том, что это может завершиться неудачей, очень нелегко вынести.

Брексит: важнейшие реалии без изменений

Что на самом деле изменится в Великобритании после выхода из ЕС? Конечно, многое уже изменилось за неожиданно долгий подготовительный период, а новое, пришедшее на смену старому, лучше всего описать словами, которыми английский язык обогатился благодаря последнему успешному вторжению на острова: страна проходит через период смуты, обвинений, злобы, проклятий, обмана, фальсификаций, иллюзий, встречных обвинений и испытаний на цивилизованность.

Но что реально изменится через пять или десять лет в основах жизни страны? Сначала главное. Нам всем нужно есть, и современные общества достигли необыкновенных успехов в поставках беспрецедентного разнообразия продуктов питания по доступным для большинства ценам. Мы должны снабжать энергией наши дома, промышленные предприятия и транспорт, бесперебойно поставляя топливо и электричество. Мы должны производить – и обновлять – материальную базу нашего общества с помощью производства, строительства и обслуживания. И нам нужна соответствующая инфраструктура (школы, здравоохранение, уход за престарелыми), чтобы давать людям образование и заботиться о стариках и больных. Все остальное вторично.

По всем этим показателям баланс очевиден. На протяжении нескольких столетий Великобритания не обеспечивала себя продовольствием. Зависимость страны от импорта удвоилась с приблизительно 20 % в начале 1980-х гг. до 40 % в последние годы, и в краткосрочной перспективе ничто, кроме драконовской карточной системы (и никаких свежих овощей и фруктов зимой), не сможет существенно ослабить эту зависимость. Три четверти британского импорта продовольствия приходятся на ЕС, но производители овощей из Испании и бекона из Дании будут с радостью поставлять свою продукцию, если британские потребители согласны ее покупать, и поэтому не будет никаких налогов или цен, губительных для спроса.

В последний раз Великобритания была чистым экспортером энергии (нефть и газ из Северного моря) в 2003 г., а в последние годы страна импортировала 30–40 % первичной энергии – в первую очередь природного газа. И снова: в ближайшем будущем не ожидается никаких серьезных изменений, и насыщенный глобальный энергетический рынок обеспечит сохранение доступных импортных цен.

Великобритания, которой раньше принадлежала ведущая роль в изобретениях и современном производстве, основанном на достижениях науки (как бы то ни было, здесь родились Майкл Фарадей, Изамбард Кингдом Брюнель, Джеймс Клерк Максвелл и Чарльз Алджернон Парсонс), по уровню деиндустриализации уже обогнала Канаду, наименее промышленно развитую из стран Запада. В 2018 г. на промышленность приходилось 9 % британского ВВП; в Канаде этот показатель составляет 10 %, в США – 11 %, в Японии, Германии и Южной Корее соответственно 19, 21 и 27 %… и 32 % в Ирландии, которая обогнала даже Китай с его 29 %. Никакие политические договоренности не могут мгновенно изменить эту историческую тенденцию.

Как и в большинстве европейских стран, современная система образования в Великобритании больше внимания уделяет количеству, а не качеству, здравоохранение стонет под гнетом многих хорошо известных ограничений (которые иллюстрируются потоком сообщений о перегруженных работниках Национальной системы здравоохранения и переполненных больницах), а стареющее население требует все больше ресурсов. Доля пожилых иждивенцев в стране (людей в возрасте 65 лет и старше по отношению ко всему экономически активному населению в возрасте 20–64 лет), составляющая 32 % в 2020 г. – чуть ниже, чем во Франции или в Германии, – к 2030 г. повысится до 47 %. Никакие меры правительства или декларации о восстановлении суверенитета и полном разрыве с бюрократами из Брюсселя не способны повлиять на этот неотвратимый процесс.

Глядя на эти фундаментальные реалии, рациональный наблюдатель должен задаться вопросом: какие ощутимые перемены, какие явные преимущества может принести восстановление изоляции Британии? Можно расписывать автобусы ложными фразами, с легкостью раздавать нелепые обещания, а чувства гордости и удовлетворения могут на какое-то время убедить, – но все эти нематериальные вещи не способны изменить того, во что превратилась Великобритания: это уставшая страна, лишенная промышленности, с ВВП на душу населения чуть больше половины ирландского (Свифт, Гладстон или Черчилль сочли бы подобное абсолютно непостижимым), еще одна бывшая великая держава, чьи претензии на уникальность основаны на обилии обеспокоенных принцев и экспорте костюмных телесериалов, снятых в ветшающих сельских поместьях с чрезмерным количеством слуг.

Тревога за Японию

2 сентября 1945 г. на борту американского линкора «Миссури», стоявшего на якоре в Токийском заливе, представители японского правительства подписали акт о капитуляции. Так закончилась, вероятно, самая безрассудная из современных войн, исход которой был предрешен еще до ее начала техническим превосходством США. Еще атакуя Перл-Харбор, в материальном отношении Япония уже проиграла: в 1940 г. в США выплавлялось примерно в 10 раз больше стали, а за годы войны этот разрыв только увеличился.

Разрушенная японская экономика превысила пиковый довоенный уровень только в 1953 г. Но к тому времени уже были заложены основы для стремительного развития страны. Вскоре ее пользовавшийся спросом экспорт уже охватывал широкий диапазон товаров, от первых транзисторных радиоприемников (Sony) до первых гигантских танкеров для перевозки сырой нефти (Sumitomo). Первый автомобиль Honda Civic появился в Соединенных Штатах в 1973 г., а к 1980 г. японские автомобили захватили 30 % американского рынка. В 1973–1974 гг. Япония, полностью зависимая от импорта сырой нефти, серьезно пострадала от решения Организации стран – экспортеров нефти (ОПЕК) о пятикратном повышении цен на свою продукцию, но быстро приспособилась, повысив энергоэффективность, и в 1978 г. стала второй по величине экономикой мира после США. В 1985 г. иена укрепилась настолько, что Соединенные Штаты, чувствуя угрозу со стороны японского импорта, вынудили Японию девальвировать валюту. Но даже после этого экономика страны стремительно росла: за пять лет после января 1985 г. индекс Никкэй вырос более чем в три раза.

Это было слишком хорошо и не могло продолжаться долго: и действительно, успех Японии отражал действие огромного «экономического пузыря», обусловленного резким ростом цен на акции и недвижимость. В январе 2000 г., через 10 лет после своего пика, индекс Никкэй составлял лишь половину величины 1990 г. и лишь недавно поднялся выше этой отметки.

Знаменитые производители бытовой электроники Sony, Toshiba, Hitachi теперь пытаются сохранить прибыльность. Автоконцерны Toyota и Honda, известные во всем мире непревзойденной надежностью своей продукции, отзывают миллионы машин. С 2014 г. дефектные подушки безопасности Takata стали причиной крупнейшего в истории отзыва автозапчастей. В 2013 г. ненадежные литий-ионные аккумуляторы, произведенные компанией GS Yuasa, привели к проблемам с новым авиалайнером Boeing 787. Прибавьте к этому частую смену правительства, цунами в марте 2011 г., за которым последовала авария на «Фукусиме», постоянную тревогу из-за непредсказуемой Северной Кореи, ухудшающиеся отношения с Китаем и Южной Кореей – и вы получите довольно неприглядную картину.

Но есть еще более фундаментальная проблема. В долгосрочной перспективе судьба наций определяется динамикой демографических показателей. Япония не только самая быстро стареющая из крупных экономик мира (уже каждый четвертый житель страны старше 65 лет, а к 2050 г. их доля достигнет почти 40 %); ее население сокращается. Сегодняшние 127 млн к 2050 г. сократятся до 97 млн и прогнозы показывают нехватку молодой рабочей силы в строительстве и здравоохранении. Кто будет поддерживать развитую и необыкновенно эффективную транспортную инфраструктуру Японии? Кто позаботится о миллионах пожилых людей? В 2050 г. 80-летних там будет больше, чем детей.

Траектория развития всех крупных государств переживала подъемы и спады, но, вероятно, самое большое различие их судеб – это продолжительность наивысшего расцвета: у некоторых это относительно долгое плато, за которым следовал постепенный спад (Британская империя и США в XX в.), другие быстро взлетали, но короткий период процветания заканчивался более или менее резким падением. Япония явно относится ко второй категории. Ее стремительный послевоенный подъем закончился в конце 1980-х, и с тех пор наблюдается спад: за период одной человеческой жизни – от экономической супердержавы, которой восхищались и которую побаивались, до стагнации стареющего общества. Японское правительство пыталось найти выход, но радикальные реформы трудно провести в стране, где распространены предвыборные махинации и где до сих пор серьезно не обсуждают даже умеренную иммиграцию, не говоря уже о том, чтобы установить по-настоящему мирные отношения с соседями.

Как далеко зайдет Китай?

Некоторых переломных моментов можно ждать годами. Сколько статей было написано о том, как Китай опередит Соединенные Штаты и станет крупнейшей экономикой мира к – выбирайте сами – 2015, 2020 или 2025 г.! Временной рубеж зависит от того, какие показатели мы используем для расчетов. Это уже произошло, если смотреть на паритет покупательной способности (ППС), который сравнивает экономику разных стран, устраняя искажения, вызванные колебаниями обменных курсов национальных валют. По данным Международного валютного фонда (МВФ), в 2019 г. ВВП Китая с поправкой на ППС на 8,4 % превышал американский.

Если же опираться на обменный курс юаня к доллару, то Соединенные Штаты лидируют с большим отрывом: в 2019 г. их ВВП почти на 50 % превышал ВВП Китая ($ 21,4 трлн против $ 14,1 трлн). Но даже с учетом недавнего замедления роста экономики – с двузначных цифр до официальных 6–7 % в год, а в реальности меньше – ВВП Китая все еще растет значительно быстрее, чем в Соединенных Штатах. Таким образом, Китай все равно станет первой экономикой мира, даже в номинальных цифрах – это лишь вопрос времени.

Путь на вершину экономического могущества начался в 1978 г., когда в стране после трех десятилетий никуда не годного управления началась экономическая модернизация. Несколько десятилетий Китай был крупнейшим в мире производителем зерна, угля и цемента, а многие годы – ведущим экспортером промышленной продукции, в том числе бытовой электроники. В этом нет ничего удивительного: в Китае самая большая численность населения (около 1,4 млрд в 2016 г.), а его новая модернизированная экономика требует больших объемов производства.

Но в относительных терминах Китай не назовешь богатой страной: ВВП по ППС на душу населения, любезно рассчитанный Всемирным банком, у Китая в 2019 г. составил $ 16 829,9, а это 79-е место в глобальном рейтинге, позади Черногории и Аргентины, и чуть больше, чем у Габона и Барбадоса, – не слишком почетное место. Все знают о богатых китайцах, покупающих недвижимость в Ванкувере и Лондоне, а также украшенные бриллиантами часы в «Галери Лафайет» в Париже, но таких подавляющее меньшинство.

Но объем ВВП и количество нуворишей не позволяют достоверно оценить качество жизни в Китае. Состояние окружающей среды продолжает ухудшаться. Воздух в китайских городах очень сильно загрязнен: по нормам Всемирной организации здравоохранения допустимый уровень частиц с диаметром менее 2,5 нанометра (нм) составляет 25 микрограммов (мкг) на кубический метр воздуха, но во многих городах Китая этот уровень периодически превышает 500 мкг/м³, а в некоторых – даже 1000 мкг/м³. В Пекине в 2015 г. средний уровень загрязнения микрочастицами составлял 80 мкг/м³, а в Нью-Йорке – менее 10. Такие чрезвычайно высокие уровни загрязнения приводят к повышенной частоте респираторных и сердечно-сосудистых заболеваний и, соответственно, меньшей ожидаемой продолжительности жизни.

В Китае не только грязный воздух – там грязная вода. Почти половина жителей сельских районов страны не имеют современных санитарных условий. В Китае меньше пахотной земли на душу населения, чем в Индии, и, в отличие от Японии, где население гораздо меньше, на импорт рассчитывать не приходится. Запасов нефти и газа в Китае гораздо меньше, чем в США, и в последние годы потребление сырой нефти более чем на 60 % обеспечивается импортом, тогда как в США импорт не играет существенной роли. И в стране, где недавно в густонаселенных прибрежных провинциях возвели множество ядерных реакторов, лучше не думать о такой катастрофе, как на «Фукусиме», или об очередной пандемии, способной начаться на одном из популярных рынков под открытым небом.

Кроме того, население страны быстро стареет – именно поэтому в 2015 г. Коммунистическая партия отказалась от политики «одна семья – один ребенок», и теперь демографическое преимущество Китая постепенно тает. Соотношение экономически активного населения и иждивенцев достигло пика в 2010 г. и с тех пор уменьшается, как и промышленный динамизм.

Все это мы уже видели. Сравните Японию 1990 г., чей расцвет, казалось, бросил вызов всему западному миру, с Японией 2020 г., после 30 лет экономической стагнации (см. главу «Тревога за Японию»). Возможно, это лучшая иллюстрация вероятного контраста между Китаем в 2020 г. и в 2050 г.