Текст книги "Жестянка"

– Поручение будет особой важности, Денис. Держи вот это, – главный протянул мне тонкую папку, из коричневого кожзаменителя, перетянутую крест-накрест бумажными лентами.

Эта примитивная защита от несанкционированного доступа к секретным документам была скреплена сургучной печатью воинской части, найденной некогда в этом же сейфе. Владимир Викторович как-то упомянул о неком медвежатнике с уникальным слухом, сумевшим подобрать код по разнице звука щелчков.

– Это папку ты должен отдать лично в руки Волкову, главе Переделкино. И только ему! Тебе вручат аналогичную папку. Человек он весьма сложный, честно скажу, с амбициями, просто так к нему не попадёшь. Поэтому вот тебе мандат, прочитай и распишись прямо на нём, там место есть.

Небольшой картонный прямоугольник. С одной стороны – констатирующий текст. «Предъявитель сего является полномочным представителем и курьером для особых поручений главы поселения Пятисотка». И так далее. На обратной стороне – мой полный словесный портрет с особыми приметами. А вот и место для подписи.

– На листочке сначала потренируйся, чтобы вспомнить, – Казанников протянул мне бумагу и ручку.

Расписался.

– А почему не…

– Потому что тебе! – не стал дослушивать шеф. – Не задавай лишних вопросов. Троцкий будет занят торговлей, Кретова – обеспечением безопасности и погрузкой. Вот ты быстренько и сбегаешь в управу, да… Ещё раз говорю, передать лично в руки! И получить! Считай, что это дипломатическая почта, а ты дипкурьер. Не подведёшь?

– Исполню согласно инструкции, – казённо заявил я. Подумаешь, трудная задача… – Не подведу.

– Всё, ступай.

«Что же там такое особенное, в этой секретной папке, чёрт побери?!» – подумалось уже за дверями. Я обычный человек, и здоровое любопытство мне не чуждо.

Папка совсем тонкая, на вид в ней лежит всего несколько листов бумаги. А вдруг там лежит долгожданная Инструкция, которую в медсанчасти вытащили из одежды одного из вновь прибывших? Но с каких это резонов Деду отдавать такую информацию соседям, с которыми фактически нет полноценных контактов?

Я зашёл за угол и зачем-то попытался осторожно просунуть указательный палец под одну из бумажных лент. Туго перетянуто. Стоп, Денис, что ты творишь! А если порвёшь? Пришьют тебе злостное нарушение секретности, объявят вредителем и врагом народа, после чего выгонят за ворота к чёртовой матери.

Вот это интрига! В нашем маленьком мирке всё и вся на виду, и вдруг такое. Дипкурьер, твою мать!

Представляю, как изведётся Кретова.

Глава 7
Коммерческий конвой

Конвой с товарами, отправляющийся в соседний городок – событие достаточно редкое, его ждут с большим интересом. Тем более что сегодня в дальний рейс уходит так называемый «большой товарняк», настоящий караван из целых двух единиц техники. Раз большой объём товара едет в Передел, то и назад конвой притащит немало. Людям, отправляющимся в дальний по местным меркам рейд, завидуют многие. Большинство жителей Пятисотки всеми правдами и неправдами хотели бы оказаться в составе сводной группы.

У кого-то это получается. В каждый конвой с нами оправляется кто-нибудь из гражданских. Людей понять можно: все не прочь посмотреть на другой мир, на плохо знакомое сообщество с вольными порядками. Хочется оказаться в интересном месте, на других посмотреть и себя показать.

Особая процедура – сбор материальных заявок от служб и заказов от частных лиц. Кто-то идёт с письменным отношением-ходатайством к Владимиру Викторовичу, другие же предпочитают пробивать свой заказик через дружбу с интендантом, который, кстати, сам за периметр выезжает весьма неохотно. Так что утверждённый списочек хотелок у старшего конвоя имеется всегда. И хорошо, если из перечня желаемого будут выполнены хотя бы тридцать процентов.

Здесь спасатели находятся на привилегированном положении, ведь именно первая группа составляет основу любого конвоя в Переделкино. Быть у воды и не напиться? Я вас умоляю, такого не бывает. В общем, у нас с Ириной имеются кожаные кошели, не слишком увесистые, но всё же. Встряхнешь – звякнет.

При главе Передела имеется казначейство, осуществляющее эмиссию местной валюты – отчеканенных монет достоинством в один, три, пять и десять рублей. Монеты до пятирублёвки включительно сделаны из какого-то тяжёлого серебристого металла, а червонец – из золотистого. Обычный человек понятия не имеет, что за искусник изготовил матрицу с пуансоном. Никто не знает, что это за сплавы, не золото же! Вопросы по этой теме в Переделкино лучше не задавать. Есть риск, что вместо ответа могут открутить голову. Металлические деньги сделаны качественно, рисунки и надписи чёткие. Я не слышал ни об одном случае подделки, фальшивомонетчику на Жестянке не разгуляться.

Кроме чеканной металлической валюты, в качестве платёжных средств ходят векселя состоятельных коммерсантов и купоны на бесплатную покупку у мелких лавочников. Да и натуральный обмен никто не отменял. Многоопытные торговцы-старьёвщики с местного рынка если не сразу и сами, так через десять минут и с помощью коллег точно определят, на что и в каком количестве можно обменять предложенный вами товар. Даже самый экзотический. По-моему, работников рыночного прилавка невозможно застать врасплох, а торговаться с этой ушлой публикой очень сложно. Чего они тут только не перевидали…

Кроме наличности я везу немного патронов – тоже валюта.

По моему глубокому убеждению, вся Жестянка – это своеобразный полигон, на котором в разные времена раз за разом ЦУПом проводились и проводятся некие социальные эксперименты по выживанию самоорганизующихся сообществ. Цель экспериментов неясна. Может, кто-то так своеобразно развлекается, словно в реальном времени смотрит ток-шоу. Неудавшийся проект закрывают и тут же запускают следующий. А материальные следы былых экспериментов остаются. Именно поэтому люди странствующие, бедовые, то и дело находят в какой-нибудь глухомани проржавевшие остатки техники или вполне целые машины, небольшие каменные сооружения и развалины непонятного назначения. Чаще всего это уцелевшие подвалы исчезнувших зданий, подземелья, которые непросто раскопать, или же полные руины. Не говоря уже о малых артефактах, степень сохранности которых бывает весьма разная. Именно так был кем-то найден старинный дульнозарядный пистолет Левши с колесцовым механизмом.

Рано или поздно большинство такой мелочёвки попадает в цепкие лапы торгашей – чего только не встретишь на городских торговых развалах! Правда, работающие, комплектные и неповреждённые экземпляры встречаются довольно редко, и вот тут городок полностью оправдывает своё второе название – «Передел». Местные умельцы буквально проявляют чудеса изобретательности, они, по-моему, способны переделать и приспособить что угодно к чему угодно.

Координаты локаций, где что-то уже обнаружено, – личная тайна нашедшего, такую информацию просто так не выдают… А она очень нужна Казанникову и нашей Главной Карте на стене его кабинета.

Настроение у меня было приподнятое, физическое состояние бодрое, ведь уже само ожидание путешествия – особое удовольствие. Жаль только, что стартуем мы чудесным воскресным утром, а не в будний день. Воскресенье день особенный. Единственный выходной в общине, случающийся далеко не каждую неделю. Помешать может серьёзное чрезвычайное происшествие внутреннего и внешнего генезиса, как говорит Дед, природная стихия или авральные работы. В таком случае на устранение опасности и ликвидацию последствий будет брошен весь личный состав посёлка, и хана выходному дню.

Но сегодня всё спокойно, люди надеются на честный выходной. Воскресенье отличается особым регламентом работы служб Пятисотки, это касается всех, кроме групп спасателей. Никто кроме нас ловить спускающийся баррель не помчится.

В медсанчасти, например, дежурство несут девчонки-стажёры, все работы за пределами периметра прекращаются, включая охоту и рыбалку, а в пищеблоке работают назначенные в наряд. Шеф-повар, увы, полностью устраниться не может. Без его надзора внештатные «повара на замену» такого наготовят, что народ закидает их алюминиевыми мисками.

На охранных вышках – основной со стороны боевого поля, то есть с самого тревожного сектора, и вспомогательной возле главных ворот – тоже подменный состав, службу посменно несёт почти всё мужское население. Если бы не конвой, то сегодня привлекли бы и нас. А что, мне нравится стоять на фишке. Панорамы дальние, видно горы вдалеке, даже красиво… И рядом никого.

Всех клиентов медсанчасти вытаскивают на свежий воздух. Сегодня там лежат всего три человека, это выжившие пассажиры последнего барреля. Очень важно в такой день вытащить на люди детей и молодняк. Они, как и все мы, ни черта толком о себе не помнят, однако полностью осознают, что у них были папа и мамы, браться и сёстры. Пассажиры в шоке и какое-то время будут находиться в таком состоянии.

Магда считает важным именно такое первое знакомство с Пятисоткой, когда бедолаги, особенно молодь с неокрепшими душами, видит не казарму на полувоенном положении, а мирный посёлочек с отдыхающими людьми. Народ имеет право за деньги приобрести в «государевой» спецлавочке то или иное спиртное в пределах норматива, мы же не святые. Радист Некрасов через систему трансляции запускает лёгкую музыку. Никто не ругается, не скандалит, не бегает по территории с озабоченными мордами. Хотя бывает всякое, могут и подраться, и шумно побузить.

Полки крошечной гарнизонной библиотеки в воскресенье опустошаются. Жаль, мало у нас книг, очень мало… В столовку можно зайти в любое время, обязательного утреннего подъёма нет, так что каждый получает возможность выспаться всласть. А вечером вспыхнет скромная иллюминация, будут самые настоящие танцы. Не крымский санаторий, конечно, но в чём-то обстановка похожа.

У той части молодёжи, которую принято называть тинейджерами, свои радости. Они уходят подальше от взрослых, на Камчатку, так у них принято называть самое удалённое от въездных ворот место, где под большим навесом с одной стороны хранится мало-мальски деловой лес, а с другой – всякий крупный металлолом, в том числе и пакеты жестяных листов, которым ещё не нашли применения. Там у них главная тусовка, уютненький мирок со своими разборками и флиртом, слезами и хохотом. Что-то рассказывают, чем-то делятся, сплетничают, выпендриваются друг перед другом. Я в это сообщество не вхож, потому как «слишком старый». Даже обидно.

Молодняк слушает музыку, оставшуюся на своих смартфонах. Эти девайсы обнаруживаются в карманах каждого второго взрослого пассажира и у каждого юнца. Никто не понимает, зачем ЦУП отправляет на Жестянку бесполезные устройства, почти полностью лишённые персонификации. Там можно обнаружить лишь файлик с именем-отчеством, датой рождения и возрастом. Вся фотолента уничтожена, личных фотографий нет, список контактов пуст. Установленные приложения социальных сетей не активированы. Сохраняется лишь личная фонотека владельца. Вот они и слушают, обмениваются треками, пока аккумулятор не сдохнет. Затем стараются выпросить у взрослых новый смартфон.

Ирина считает, что эти смартфоны – часть некой стратегии, в рамках которой мы должны помнить о достижениях земной цивилизации. Зубами скрипеть, горько плакать, но помнить. Какая-то идиотская стратегия, хотя особо разумного лично я со стороны ЦУПа вообще не жду.

Конвой был полностью готов к отправлению, но нас отвлекали. Вот Ирину буквально сдёрнули с плиты глайдера две её подружки-медсестры. Отойдя в сторонку, Кретова терпеливо выслушивала последние наставления подруг, для виду смотрела на врученный листок с заказами подруги часто кивала. Утверждённый список покупок это одно, а хорошие отношения – совсем другое.

Интендант разговаривал со своей помощницей, то и дело строго грозя ей пухлым пальчиком. Предостерегает от разбазаривания ценного ресурса, куркуль. Ага, и эта записочку суёт! Нет, блат неискореним даже на режимном объекте. И только меня никто ни о чём не просит. На обращённый в своё время к Ирине вопрос «почему» мгновенно последовал неожиданный ответ:

– Потому что ты какой-то ликом звероватый, Денис… Побаиваются тебя люди.

– И ты, что ли? – буркнул я в ответ, не сумев придумать лучшего.

– Я? Не, я тебя ни капельки не боюсь! Ты ж моя зая… Не расстраивайся! – после чего чертовка подёргала меня за щёку и заливисто рассмеялась.

Хорошо помню, как я тогда ошалел! Целый час пялился в маленькое зеркальце своей холостяцкой кельи, старательно разглаживал морду пальцами и всё пытался обнаружить признаки этой самой «звероватости». Так и не смог я найти в своём облике ничего звериного, вскоре инцидент забылся, по неприятный осадочек, признаюсь, остался. Хорошие дела! Мало того, что старый в свои-то тридцать четыре года, так ещё и звероватый! Как такому на Камчатку к молодым…

Не хватало только Спики.

А вот и он!

Парень быстрым шагом, чуть ли не бегом спешил к ещё закрытым воротам, возле которых выстроилась наша техника и группа провожающих зевак. В руках у него были зажаты две большие матерчатые сумки.

– Взял сухпаи! – громко доложил он издали, приподнимая добычу.

– Что-то долго ты возился, – проворчал я, выбираясь из-за руля внедорожника.

– Денис, там же сменный состав, бардак! Они, видите ли, не слышали о конвое. Зато удалось урвать кое-чего вкусненького!

– А вообще?

– Свежий хлеб, пирожки, копчёная курятина, овощи, яйца варёные, чай в термосах… И баночка сливового джема!

– О! Джем! Одобряю! Выпросил или подрезал?

– Ну, как тебе сказать… – замялся Спика.

– Ясно, молодец, пихай под водительское, багажник забит. Всё забито.

Интендант уже ёрзал на заднем сиденье, Кретова забралась в кресло гравилёта, она поедет одна. Головной дозор и дрон авиаразведки в одном флаконе.

– Секунду, – извинился я перед экипажем и опять выбрался наружу.

Подошёл к гравилёту и молча затянул на девушке привязные ремни потуже. Вечно она халтурит, это опасно.

– Сиськи раздавишь, орангутанг! – возмутилась Ирка.

– Ничего, потом помогу выправить, – пообещал я. – Так что, стартуем?

– Открывайте ворота! – заорала она.

Дежурные бросились к тяжелым створкам.

Ну, тронулись наконец-то! Я трижды нажал на клаксон, провожающие замахали руками, закричали, желая удачи.

Первой на оперативный простор вылетела Кретова, кто бы сомневался. Затем и я, приноравливаясь к поведению тяжело гружёного прицепа, миновал створ ворот. Метров через сто притормозил, высунулся и посмотрел на низкую стену периметра Пятисотки, обшитую листами жести. Поверху – нитки колючей проволоки. Колючка протянута и в траве перед стеной. Там же прячутся установленные с наклоном заострённые штыри из арматуры.

Даже на таком расстоянии ещё были слышны выкрики с пожеланиями удачи и счастливого пути.

К чёрту всё, ходу!

Примерно с полкилометра дорога умеренно петляла на волнистом рельефе, а затем вытянулась почти в струнку и с лёгким, почти незаметным уклоном начала спускаться в огромную долину. Дело в том, что и Пятисотка, и боевое поле-полигон расположены на низком плато. С запада это плато ограничивает до сих пор безымянный горный хребет – Чёрные горы, где никто из наших ещё не бывал. Ходят слухи, что там живёт какое-то загадочное племя, отказывающееся контактировать с другими анклавами Жестянки. Удивляюсь, как их ещё не называют «пёсьеголовыми» или «псоглавцами»… С гор на плато сбегают минимум две речки, в том числе и наш Дуромой.

А вот и каменный мост через него! Старинный, прямо средневековый. Мост построен неизвестными строителями в один арочный пролёт из крупных гранитных блоков, именно здесь Дуромой сужается до ширины в двадцать метров. Пролёт прилично выгнут над поверхностью воды, зато бурный поток не достанет тяжёлый свод даже в самый сильный паводок. По весне и в периоды проливных предзимних дождей сила водного потока резко вырастает, и даже в долине речушки приобретают свирепый нрав.

– Давно хотел поинтересоваться, – неожиданно заговорил Пикачёв. – Почему наш Дуромой так называют? Что за таинственная история?

– Ничего таинственного, сейчас расскажу, – сразу откликнулся я, поймав в зеркале заднего вида лицо напарника. – Значит, так. Давно это было, ещё при первопоселенцах. Всё дело в том, что их начали забрасывать весной, в период половодья. Река оказалась бурной и мутной до невозможности. Вот и прозвали её второпях, дескать, в такой только дураки мыться могут.

– Ясно… – с сожалением выдавил стажёр, ожидавший, судя по всему, совсем другого рассказа.

– Ничего вам не ясно, – проворчал со своего места интендант. – Денис, не говорите ерунды и не выставляйте отцов-основателей теми самыми дураками. Что муть, она пройдёт… Давайте я вам расскажу, как старожил гарнизона.

Мы, конечно, кивнули.

– Происходило это действительно в начале начал, – неторопливо начал Троцкий. – Время было дикое, и люди дичали. Выжившие и не думали спасать следующих на Жестянку за ними. Миссию нам ещё не спустили, сильных лидеров не было, хаос… Люди, конечно, что-то разведывали, ходили по дороге. После обнаружения на месте нынешнего Передала уцелевших каменных построек большая группа поселенцев собралась и ушла туда, рассудив, что здесь им делать нечего. А что, красные бочки и там падают. Здесь же царил настоящий хаос и беспредельщина. Вытащенный из баррелей медицинский спирт немедленно выпивался. Грибы ядовитые собирали, дурманили себя, всякие нехорошие растения отыскивали… В общем, разгул разврата.

– Нормально так погуляли, – тихо промолвил я. – Как-то не задумывался о том, каково было в начале.

– Трудно было, – согласно кивнул интендант. – Ну да я не об этом… Как-то раз компания объевшихся грибами хлопцев склонила девиц на разврат. Да вот только грязные они были, потому что дурман любили ничуть не меньше. Валялись где попало, не мылись… Поэтому их потащили к реке. Привязали к каждой по длинной верёвке и кинули в течение отмываться. Вот после этого случая реку и прозвали Дуромоем.

– Вот эта история гораздо интересней! – оживился Спика. – Настоящий фольклор, достойный внесения в летопись!

– Уже внесено, – спокойно ответил Троцкий.

Пока за мостом было тихо, никого нет. Чуть позже народ подтянется, начнётся веселье. Выше моста есть симпатичный песчаный пляж, а с каменной арки любят нырять, и не только дети. В будние дни сюда к вечернему клёву приходит кучка настоящих, а не таких, как мы со Спикой, фанатов из числа рыболовов-любителей. Мост вымощен крупной брусчаткой и имеет невысокие, с полметра, каменные бордюры.

Колёса УАЗ-469 и прицепа с товаром глухо простучали по гладкой брусчатке, и опять стало относительно тихо. В салоне все замолчали, каждый размышлял о чём-то своём. Троцкий раз за разом перечитывал какую-то бумагу и задумчиво чесал затылок, а Спика, придерживая рукой помповое ружьё, чуть высунул голову, контролируя свою сторону дороги. Кроме ружья, Пикачёв возит с собой арбалет работы Левашова, стрельбу из которого, надо признать, освоил на хорошем уровне. И ему до сих пор жалко патронов.

Энтузиазм из него так и прёт. Ничего, скоро спрячется внутрь. И без того обзор во все стороны отличный. На время марша верхние половинки дверей внедорожника были сняты и спрятаны на складе у Левашова. Больших скоростей не будет, набегающий поток тёплый, а днём, судя по чистому небу, будет очень жарко. Главное же – в любой момент с обоих бортов можно задействовать стрелковое оружие экипажа. Правда, расположившийся за моей спиной на заднем сиденье Иосиф Самуилович настоял, чтобы его дверь не трогали. Мол, предстоит работа с важными документами, по сторонам ему глазеть некогда, да и стрелок из него никакой. Однако личная вертикалка интенданта лежит у него за спиной, в багажнике.

На переднем сиденье лежал бинокль и мой автомат с присоединённым магазином от РПК. Кретова, как и было оговорено, шла впереди на гравилёте. Поначалу её то и дело тянуло на воздушное хулиганство – девушка уже успела погарцевать перед нами, без всякой необходимости закладывая виражи и меняя курс по высоте. А я убедился в своей предусмотрительности – правильно сделал, что затянул на ней ремни потуже. Однако вскоре джигитовка лихому групперу надоела, и глайдер пошёл ровно, более не рыская.

Ирина вела гравилёт этично – по правой обочине с учётом направления ветра, чтобы внедорожник не попадал в поднятую пыль. На самом деле гравилет пыль практически не поднимал – прошедший ливень магистральную грунтовку хорошо промыл, но у спасателей свои правила и отработанные приемы в любой обстановке. Оператор гравилёта должен учитывать ветер и не ухудшать обзор водителю машины, иного быть не может.

Разговаривать пока и не хотелось, уж слишком много натрепались перед стартом, язык опух. Постепенно я приспособился к инерции тяжёлого прицепа, приноровился и вёл машину достаточно уверенно.

Равнина впереди напоминала саванну с редкими островками невысокого кустарника, ещё реже попадались группы настоящих деревьев. Видимость на миллион, неожиданностей не будет. Разве что стадо сайгаков проследует по своим делам. Вот и одно из них! Сразу и не отыщешь глазом – окрас под цвета окружающей местности. Заметив непонятные движущиеся предметы, как всегда в таких случаях, сайгаки остановились, всматриваясь. И только после моего сигнала пустились наутёк.

Встретить человека в этом месте нереально. Сталкеров этот бесперспективный в плане нахождения баррелей сектор не интересует, а отправиться на Пятисотку пешим ходом, учитывая усиливающуюся жару, – настоящий подвиг, редчайший случай. Подобные ходоки приходят в гарнизон всего пару раз в год.

«Самый спокойный участок пути» – подумал я и ошибся.

Щёлк! Пш-ш…

– Второй, притормаживаем, – раздался в рации голос Ирины.

– Что там? – спросил я, послушно сбрасывая и без того черепашью скорость.

– Впереди слева восемьсот. Человек у обочины. Мужчина.

Я увидел, как Кретова вскинула к плечу СКС, разглядывая незнакомца через оптический прицел.

– Спика, контроль! – негромко бросил я за спину, протягивая парню свой старенький бинокль. Тот бодрячком полез наружу. Караван тащился еле-еле.

– Ира, оружие видишь?

– Пока нет, – настороженно ответил группер. – Пока… Вижу в кустах что-то вроде ручной тележки со скарбом. Плохо видно.

– Откуда он здесь взялся? – изумился я. – Пешком от города вваливает? Нереально.

– Да, сомнительно, чтобы с таким грузом да на такой хлипкой телеге, – повторила Кретова мою мысль. – Так, через двести метров остановка, рассмотрим поближе.

Только машина встала, как Спика выскочил наружу с помповиком и биноклем. Я руль бросать не стал, из джипа не полез. Готовность к экстренному драпанью – великое дело.

А нашему деловитому интенданту, похоже, нежданная встреча посреди безлюдной саванны была до лампочки. Ан нет, смотри-ка! Что-то пробормотав себе под нос, Иосиф Самуилович отложил папку и хлопнул дверью. Что характерно, оружие с собой не захватил. Эх, неохота мне ругаться в самом начале рейда.

Гравилёт висел в десяти метрах от джипа, Кретова всё так же смотрела в оптику.

– Рукой машет! Приглашает к контакту, – прокомментировала она сигналы незнакомца.

– Знаем мы этих махальщиков, – проявил недоверие Спика. – Помашет, гад, а потом пальнёт! Никому нельзя верить.

Осознать эту глубокую мысль мы не успели, потому что дерзкий юнец выдал новую вводную. Я к нему уже привык, а вот остальные пока напрягались.

– Стоп, машина! – закричал джуниор-спасатель, показывая пеленг ладонью. – Вижу слева в долине избу класса мазанка! В роще спряталась! Есть плетёная изгородь и сарайка. Почти у самого озерца, во-он туда смотрите! И туда!

Действительно, похоже на избёнку с подворьем, спрятавшуюся в рощице невысоких акаций.

– Да он здесь хуторок поставил! – резюмировала Кретова.

– Когда успел? – удивился я в рацию.

– А ты вспомни, когда мы тут в последний раз появлялись.

– Больше месяца… Вроде бы, полтора.

– Вот тогда и успел. Редко катаемся, так можно всё проворонить, даже строительство чужаками стены поперёк дороги.

– Ошибаетесь, молодые люди, – с ехидцей подал голос молчавший всю дорогу интендант. – Тринадцать дней назад, насколько я помню, в этом направлении ходила бригада охотников, в их докладе нет ничего о новоявленном фермере или промысловике. Они его не могли не заметить.

Поправляя меня, Троцкий ловко изъял бинокль у продолжающего размахивать руками Пикачёва, и сам уставился на внезапно появившийся объект. Качество картинки ему тоже не понравилось, судя по кислой гримасе, и он энергично потряс бинокль. У меня чуть сердце не выпрыгнуло! Что ты делаешь, паразит, хочешь окончательно угробить прибор?!

– А изба-то не достроена, – заметил интендант.

– В принципе, всё ясно, – решила Ирина, – продолжаем движение. Денис, подъезжай не торопясь, а я сбоку зайду.

– На директрису не попади, – предупредил я.

– Поучи меня тактике, салага! – тут же разозлилась Кретова, поднимая стрелковые очки за козырёк кепки. Моей, между прочим, кепки. Как подарила, так и забрала «на время». – Хватит болтать попусту, полетели!

– Лётчица… – буркнул я, когда экипаж вернулся к машине и опустился на коричневый кожзаменитель сидений, вытертый задницами многочисленных пользователей до лоска. – Кому летать, а у кого за спиной прицеп на колёсиках. А вот контрастные очки, как у группера, добыть бы надо.

Что сказать, мужик как мужик, обычный, мужичанский.

Среднего роста пейзанин лет сорока, крепкий, коренастый. Загорелый, как дорожный рабочий в августе. Простая серая рубаха навыпуск с чуть закатанными рукавами и просторные штаны. Видны сильные руки и узловатые пальцы. Большой и тяжёлый тесак в кожаных ножнах висит на ремне слева. Ствола за плечом не видно. На голове – плетёная шляпа с широкими полями, кустарной выделки вещь, похожая на забракованное в мастерской сомбреро.

Ладно, сейчас разберёмся. Я остановился почти рядом с незнакомцем, экипаж тут же спешился и рассредоточился. На этот раз даже Троцкий был с ружьём.

Мужчина неспешно двинулся от кустов к грунтовке, мельком посмотрел на джип и с открытым ртом уставился на повисший рядом глайдер. Карабин Кретова отложила в сторону, но я знал, что пистолет у неё в руке.

– Чудо-чудное! – произнёс незнакомец низким голосом. – Слышал я, как в Переделе болтали всякое про эти штуки из Пятисотки, а вот вижу впервые. Диво-дивное!

– Отставить фольклорный базар, товарищ, отвечать по сути, коротко и предельно ясно! – недовольно поморщившись, рявкнула ему сверху Кретова. – Кто такой, откуда прибыл и зачем?

– Кто-кто… Зовут Андрей Зацепин, человек божий, обшит кожей… Решил поставить тут заимку, строимся, значит, помаленьку. Мы сами из староверов будем. На хозяйстве осталась жена с детками, а я, как только вас приметил, сразу поспешил к дороге.

– Огнестрельное оружие есть?

– Имею, а как же. Одностволка-курковка, в кустах лежит, – кивнул мне мужчина. – В руки не стал брать, я ж с понятием.

– Пикачёв!

Не дожидаясь пояснений, парень метнулся к обочине и вскоре доложил:

– Есть ствол! Незаряженный!

– Оставь там же! – откликнулся я.

– Всё понятно, это обычный заказчик, – нетерпеливо бросила мне Кретова, посмотрев на наручные часы. – Денис, поработай с ним, а я хозяйство проверю, – решила Ирина и, не дожидаясь ответа, с места и полным ходом рванула к озерцу прямо над кустами.

– Эвона, как… – Зацепин восхищённым взглядом проводил чудо-технику. – И без бензина? Сама летает!

– Летает-летает, – подтвердил я очевидное. – Вот что, Андрей, расскажите обстоятельно, как вы здесь очутились и что планируете делать.

Наш тихушник-интендант тоже не терял времени даром. Тенью подойдя к тачке, он попытался её приподнять, оценивая вес груза. Однако рогожку приподнять Иосиф Самуилович таки постеснялся. Я продолжал пристально рассматривать отшельника в упор, а несчастный Зацепин, уже отвыкший от столь бурного общения с незнакомыми людьми, растерянно вертел головой, пытаясь уследить за всеми сразу.

– Долго сюда добирались? – наконец поинтересовался я для порядка.

– Почти неделю шлёпали от Передела. Мы же с тачками, с поклажей… – охотно пояснил он. – Проверили по пути ещё пару местечек, не понравилось.

– Семь дней толкать тяжёлые тачки, это, знаете ли… Весьма сомнительное удовольствие, хе-хе, – проскрипел интендант.

– Ничего, я ещё крепкий, да и парни у меня молодцы, сильные, выносливые.

– А не страшно вот так жить? – покачал головой Спика.

– Как? – искренне не понял Зацепин.

– В одиночестве, в отрыве. Я бы, наверное, не смог, – признался наш стажёр.

– Чего же тут мочь-то? Нормальное дело, никто не мешает, мозг не выносит. Соседи солидные. Я ведь на Земле промысловиком был. В тайге жили, на большой реке. Скорее всего, на Енисее. Так что мы люди привычные.

Он начал рассказывать, что живёт промысловой охотой и рыбалкой, копит товар на продажу, собирает и перерабатывает по своим рецептам дикоросы. Сейчас налаживает бортничество – нашёл где-то диких пчёл. Это описание незнакомого для меня образа жизни я выслушивал с большим интересом.

Гравилёт уже возвращался. Подплыв к нам, Кретова с видом небожителя опустила свою небесную колесницу и наконец-то спустилась на грешную землю.

– Во дворе женщина и четверо детей, – доложила она. – Двое мальчиков лет тринадцати-четырнадцати, да?

– Эти приёмные, но родные. И двое своих.

– Я так и подумала. Маленький братик и сестрёнка. Дом ещё не полностью отстроен, сарай полностью готов. Есть солнечная панель, небольшая. Стоит каркас ещё какого-то сооружения…

– Баня же! – с готовностью пояснил Андрей. – Как же русскому человеку без бани-то, никак нельзя.

– На берегу озера лежит небольшая лодка, – продолжила Ирина. – Лёгкая, не поняла, из чего она сделана.

– Корой обшита, ласточка. Берёз я здесь пока не находил, но подходящую подобрал… Текёт немного, зараза, нужно её ещё пару раз рыбьим клеем пробить, будет как броня, – отшельник вел себя миролюбиво и охотно отвечал на любые вопросы.

Кивнув ему, Кретова подошла ко мне.

– Ну что, День, придётся порадовать Владимира Викторовича новой отметкой на карте. Или не порадовать… Как заимка называется? – обернулась она к Андрею.

Тот лишь пожал широкими плечами.

– Заимка и заимка. А что, нужно как-то называть?

– А как же! Порядок такой. Значит, будет Зацепой. И озеро Зацепина, – легко решила Ирина. – Какое тут расстояние до Пятисотки?

– Километров пятнадцать будет, на обратном пути замерим по одометру точнее, – ответил я.

– Товарищи, время теряем! – недовольно напомнил интендант.

– Да. Вам, товарищ Зацепин, хорошо бы объявиться в Пятисотке, как ближнему соседу, представиться, пообщаться с начальством, – посоветовала Кретова. – Итак, по какому делу встретили?

Она не ошиблась, Андрей действительно оказался заказчиком, так мы называем людей, живущих в относительной близости от Переделкино, но не готовых тащиться туда для торговли пешком. Вот и просят нас. Правда, все известные группе заказчики живут чуть ли не в полусотне километров отсюда.