Текст книги "Горе"

Антонина Ивановна, как и сказал заведующий отделением, ожидала их. Она внешне была женщиной приятной наружности, приближающейся к пенсионному возрасту.

– Так, что тут у нас случилось, – начала Антонина Ивановна, после знакомства, и голос у неё также был приятный, как и внешность. – Давайте Ольга Александровна всё по порядку. Когда Вы впервые почувствовали изменения в своём состоянии здоровья, типа усталость, слабость, головокружение и прочее? – В приемном покое, кроме врача и пациентки, осталась только Катя, как ближайшая родственница. Дядя Петя терпеливо ожидал в коридоре.

– Наверное, года за два до смерти мамы, т. е. больше трёх лет назад. – Ольга Александровна посмотрела на Катю, обращаясь к дочери. – Помнишь, мы тогда скорую бабушке вызывали, мне тоже плохо было, но я посчитала, что это от переживаний за маму.

Антонинина Ивановна продолжала задавать вопросы, фиксируя ответы в заведенной истории болезни. Вопросов было много, и порой Ольга Александровна путалась и ей требовалось время вспомнить, но врач не торопила и была на удивление терпелива. Внимательно изучив все результаты обследования, Антонина Ивановна назначила консультацию хирурга, требуемую в данной ситуации.

– Антонина Ивановна, Вы можете мне сказать какие у меня шансы и сколько мне осталось? – Тихо спросила Ольга Александровна. – Поймите, я, прежде всего, как мать интересуюсь, у меня дочь несовершеннолетняя, – она кивнула головой в сторону Кати. – Муж погиб, родители мои умерли. Так получилось, что я одна у неё осталась.

– Скажу честно, Ольга Александровна, болезнь у Вас запущенная. В моей практике разные были случаи: люди с тяжелой и прогрессирующей болезнью, вопреки прогноза, продолжали жить, а те, кто с начальной стадией должен был поправиться – уходили из жизни. – Она печально покачала головой. – Поэтому, я думаю, что у каждого всё индивидуально. А у Вас есть цель, ради которой Вы обязаны жить – это Ваша дочь. Вы ей очень нужны.

– Вы правы, я буду стараться и делать всё от меня зависящее, – ответила Ольга Александровна.

– Вот это правильный ответ, – поддержала её Антонина Ивановна, и пригласила санитарку, которую и попросила отвести пациентку с дочерью в палату.

Катя с матерью в сопровождении нянечки отправились на госпитализацию в отделение, а дядя Петя тактично задержался побеседовать с Антониной Ивановной, после чего собирался на базар за «витаминами для скорейшего выздоровления» по рекомендации врача.

26

Ольгу Александровну положили в палату, где уже находились две пациентки. Одна их них Вера Михайловна, 62 лет, которая уже была на пенсии, а в прошлом работала дежурной по переезду. Вера Михайловна, крупная, дородная женщина, обрадовалась появлению новенькой, и предложила Ольге Александровне кровать рядом со своей. Вторая женщина Людмила Григорьевна, 49 лет, работающая продавцом в промтоварном отделе магазина, ухоженная, но более сдержанная при знакомстве. Санитарка тетя Фрося, как она представилась, была тихой и спокойной женщиной неопределенного возраста, принесла новенькой больничный комплект белья и сказала, что если что ещё надо, то обращаться к ней. Так состоялось знакомство с новой больницей.

Словоохотливая Вера Михайловна после короткого знакомства, сразу же принялась угощать Ольгу Александровну и Катю домашними припасами:

– Ты, извини меня, Оленька, что я на ты, – оправдывалась она. – Но ты мне в дочери годишься, моему старшему уже 44 года, а сыну его – моему внуку, уже 26, и у него самого уже трое детей. Так что я уже давно прабабка. – Она счастливо улыбнулась. – Ты такая худенькая, тебе надо кушать, чтобы хотя бы мясцо на костях наросло, а то сил не хватит с хворью проклятой бороться. – Она в сердцах махнула рукой. – Да и доченька твоя, Катенька, тоже худенькая, одни глаза торчат. У меня этой еды навалом: вся семья меня откармливает на убой. Для них видать слово «поправиться» означает не выздороветь, а набрать вес.

Все дружно рассмеялись, даже Людмила Григорьевна, державшаяся в сторонке. Когда первое знакомство состоялось, и все отведали пирожки, испеченные дочерью Веры Михайловны, то она предложила каждой из них поподробнее рассказать о себе:

– А то, так время тут идёт тоскливо, а за рассказами, глядишь и день пролетит, да и нам будет полезно познакомиться. Я начну, так как я самая старшая среди нас, да и первая попала в эту палату, будь она не ладна.

27

Оказалось, что Вера Михайловна, мать пятерых детей, бабушка девяти внуков и прабабушка троих правнуков.

– Это я пятерых родила, а сколько абортов понаделала: не сосчитать. Глупая была, как в 18 лет замуж вышла, так и заработала моя фабрика.

– Вера Михайловна показала на свой объёмный живот. – Последнего, Мишку родила, потому что аборт было поздно уже делать. Но и хорошо, что не успела, он у меня самый ласковый и добрый получился. Видать Бог и дал мне его для души напоследок, и всё сделал, чтобы я на аборт не попала. – Голос Веры Михайловны, хоть и был громким и наполнял всю палату, но не раздражал, а наоборот, успокаивал и давал возможность забыть о болезни, которая привела их сюда.

Вера Михайловна всю свою трудовую жизнь до самой пенсии проработала дежурной по переезду, и хотя, работа была нервная и тяжёлая, но она её любила и относилась к ней добросовестно. Ей нравилось встречать и провожать поезда, садить по весне цветы и разбивать грядки с рассадой, красить шлагбаум и столбики, наводить порядок на путях, здороваться и беседовать со знакомыми и с незнакомыми людьми, следить за тем, чтобы не создавалось опасных ситуаций на вверенном ей участке железной дороги. Это была отдушина в её непростой жизни.

Вера Михайловна была сиротой, которой её сделала война и воспитывалась в детском доме с такими же детьми, как и она. Ей повезло, что персонал детского дома был на редкость добрым, взрослые и дети, пострадавшие от войны, пытались заменить друг другу потерянных членов семьи. Они все бегали к поездам, встречать возвращающихся после войны, хотя многие знали, что к ним никто не приедет, но та особая радость за других, счастьем переполняла их сердца. Поэтому, оставшись верной тому чувству, приходящих поездов, Вера Михайловна после детского дома пошла работать на железную дорогу, чтобы встречать и провожать поезда.

В 18 лет она вышла замуж за одинокого и веселого путевого обходчика, потом им на радость пошли один за другим дети.

– Васька, мой поначалу выпивал, немного, как все мужики, а потом пошли разные причины: то для сугреву, то с мужиками отмечали, то отказать было неудобно. Так и спился мужик. – Делилась своей историей жизни Вера Михайловна. – А как-то раз зимой вовсе не пришёл. Я обычно его искать ходила, чтобы не замерз где-нибудь пьяный, а в тот раз сморило меня: я несколько ночей не спала, потому что дочка моя вторая Аленка приболела, а тут жар спал, я видать с ней прилегла и уснула. – Вера Михайловна вздохнула и продолжила. – Нашли моего мертвого Ваську в сугробе недалеко от дома, сказали, что пьяный замерз, хоть одно то, что не мучился, и то хорошо.

Больше замуж Вера Михайловна не стремилась. У неё были дети, а для женщины дети всегда на первом месте. Дети росли, помогали матери во всём, а она продолжала трудиться на своей любимой работе до самой пенсии, откуда и ушла нянчить внуков и правнуков.

– Слава Богу, никто серьезно не болел, – продолжала она свой рассказ. – Вот только я всех подвела. Примерно год тому назад, я моясь в бане – грешна, люблю зимой попариться – нащупала в левой груди шишку размером с ранетку. Шишка немного болела при надавливании и боль отдавала в подмышку. – Вера Михайловна свой рассказ дополняла ещё и жестами, показывая при этом рукой место обнаружения. – Но я привыкла народными методами лечиться. Пятерых родила, да почитай всех грудью кормила, и если грудь воспалялась, то капустные листья помогали лучше всего. Я никому ничего и не говорила и никуда не ходила, так листья капусты год и прикладывала. Дочка, когда узнала, то в поликлинику сразу потащила. Вот там то направили на анализы и снимки. – Вера Михайловна замолчала, и все терпеливо молчали и ждали продолжение её рассказа, понимая, что об этом не так просто говорить, и эта пауза нужна ей, чтобы подвести черту под той её жизнью до болезни.

Врач участковый вначале пыталась тактично скрыть от неё диагноз, а сообщить только родственникам, что у неё рак. Но Вера Михайловна, видя, что та «не может никак разродиться», сказала ей прямо, что её уже ничем в этой жизни не напугаешь, поэтому секретничать с детьми не надо.

– Я так ей и сказала: моя болезнь и я имею право знать, что меня ждёт. Мои дети не должны одни это бремя нести. Их ждут свои трудности. – Она вздохнула и продолжила. – Врач растерялась, начала лепетать что-то про этику и прочее, но в конце не выдержала и сдалась под моим напором. Начальник мой бывший узнал про мою болезнь от дочери и договорился чтобы меня направили на лечение сюда, потому что ему сказали, что эта больница в таком вопросе самая лучшая. Вот так я сюда и попала.

28

После Веры Михайловны пришла очередь рассказа Людмилы Григорьевны, которая к тому времени уже не держалась настороженно, как в начале, а как – то обмякла, расслабилась и начала своё повествование.

Людмила Григорьевна родилась уже в годы восстановления страны после войны и была третьим ребёнком в семье. Отец её был шофером, а мать портнихой. Маленькой Люде нравились ткани, которые клиентки отдавали матери на пошив. Её любимым занятием было проводить по тканям рукой, ощущая их текстуру. Как – то раз мать взяла её с собой на встречу с клиенткой, назначенной в магазине, где продавались различные ткани. Восторгу маленькой Люды не было предела, поэтому когда она подросла, то выбрала профессию продавца любимых тканей. Мать её выбор одобрила, так как работа хорошая.

На хорошенькую и ладненькую продавщицу за прилавком в промтоварном магазине засматривались многие молодые люди, заходящие в магазин. Но ей нравился только Боря, сосед продавщицы Люси, работающей в соседнем отделе. Люся была статная и высокая, острая на язык и на 3 года старше Люды. Боря работал шофером и возил какого-то важного начальника, поэтому у него была возможность частенько к ним заезжать на машине. С Борей Люся дружила с детства, а теперь, он, вернувшись после армии, за ней серьёзно ухаживал. Эти ухаживания, разбивали сердце Люде, о чем она и рассказала как-то матери.

– Нравится мужик, значит надо брать, – неожиданно сказала мать на её признание. – Если бы я твоего отца не увела бы от своей подруги, то до сих пор бы в девках сидела.

А тут ещё случай подвернулся, Люся заболела, а Боря пришёл к ней, как обычно в магазин «женихаться», как говорила заведующая. А там Люда на два отдела разрывается, о чём и пожаловалась Боре и попросила его, если можно подвезти до дома по причине усталости. Боря не отказал, подвез и даже поужинал с ними. А после чего стал приходить уже в магазин к Люде, а не к Люсе.

– Я и усилий особых не прикладывала: просто попросила подвезти, – рассказывала Людмила Григорьевна. – Он потом уже говорил, что давно на меня глаз положил, но боялся, что я отошью, а Люська не простит. А тут еще увидал, что семья моя приличная и ему в ней рады, ну и сделал выводы.

Люся, вернувшись на работу и увидев такой расклад, саркастично пожелала Люде семейного счастья и много детишек. Потом, она попросила заведующую перевести её в другой магазин «от греха подальше», что та с удовольствием и сделала, боясь женских разборок и истерик.

Боря с Людой вскоре поженились и жили, как и многие другие семейные пары, в погоне за дефицитными вещами, чтобы сделать своё гнездышко уютнее, только в том гнёздышке птички не пели.

– Я любила Борю сильно, а он, скорее всего, позволял себя любить. Не способный что ли был на любовь. Я потом, их отношения с Люсей вспоминала, так и там он себя так вел. – Объясняла Людмила Григорьевна. – Нет, он меня не обижал, но и не было в нем той страсти, что при любви бывает. А самое главное, что у нас детей не было. Может быть, если бы были детки, так это бы гладкость в отношениях в глаза бы не так бросалась.

Людмила Григорьевна никак не могла забеременеть. Она ходила к различным гинекологам, все в один голос говорили, что у неё всё нормально, но беременность не наступала. Что она только не пробовала, какие только лечения не проходила, но так и не забеременела. Боря уверял, что у него с этим всё в порядке, и что Люся от него аборт перед армией делала.

– Мне жить не хотелось, – печально продолжала Людмила Григорьевна. – Ночью снились маленькие детки, я даже запах от них чувствовала и вдыхала. Я предлагала Боре взять ребеночка из детдома, но он наотрез отказался, сказав, что у него всё в порядке и ему чужие дети не нужны.

– Она вздохнула и, проглотив комок застывших слез, продолжила. – Как видно правду говорят, что на чужом несчастье, счастья не построишь. После того как справили мне сорок лет и возможность материнства растаяла окончательно, стала я замечать, что Боря мой домой не торопится и часто пропадает по выходным. Мы ведь женщины всегда чувствуем измену, только не хотим себе в этом признаться. Так и я чувствовала, но чего-то ждала. – В словах Людмилы Григорьевны чувствовалось одиночество ее жизни, ее тоска по не родившимся детям и по не состоявшейся радости материнства.

Отлучки и задержки мужа Людмилы Григорьевны стали всё чаще, и в один из дней он сказал ей, что уходит к другой, которая уже ждёт от него ребенка.

– Я уже давно понимала, что у него есть кто-то на стороне, и морально была готова к этому. Но весть о ребенке меня сразила: как будто мою жизнь забрали. – Продолжала Людмила Григорьевна. – После того, как Боря ушел и женился на другой, и я уже по немного стала приходить в себя, ко мне работу пришла Люся. Честно говоря я её бы и не узнала: она сильно постарела, подурнела и выглядела больной. Я ожидала ехидных подколок с её стороны по поводу моего одиночества, но я ошибалась.

Оказалось, что Люся, как она объяснила, пришла перед смертью покаяться. Она и не собиралась замуж за Борю, потому что знала, что он бесплоден. Когда Боре было 14 лет, то он заболел свинкой, а так как Люся свинкой переболела раньше и заразила его, то она пришла проведать своего больного друга, но не хотела встречаться с его матерью. На её счастье, входная дверь была открыта, и Люся уже хотела тихонько проскользнуть в Борину комнату, когда случайно услышала тихий разговор между его матерью и участковым врачом. Ей стало интересно, о чем они секретничают: так она узнала, что Боря никогда не сможет стать отцом. Мать попросила врача не говорить об этом никому, потому что «это может убить её мальчика».

– Поэтому я тебе его и уступила без боя. Так, держала при себе на всякий случай. – Продолжала Люся. – А когда он к тебе переметнулся, то я подумала, что может и к лучшему. Но всё же не удержалась и пожелала тебе семейного счастья и детишек побольше. Я ведь знала, что их у вас не будет.

– Но Боря говорил, что ты от него делала аборт, – пораженная рассказом произнесла Людмила Григорьевна.

– Он тебе и это сказал, – вздохнула и покачала головой Люся. – Да, был грех делала, но кто сказал, что от него. Этот аборт мне всю жизнь сломал, – печально произнесла Люся. – После него стала я бесплодная. Так что и у меня тоже нет детей. Бог видать наказал меня за всё. Почки у меня отказывают, говорят, что немного мне осталось. Вот хожу всем долги отдаю: каюсь. Осталось только Борьке всё рассказать, как ему его молодая жена рога наставила.

– Не говори ему, Люся, у них ребенок родился, – попросила её Людмила Григорьевна. – А так ребенок без отца останется, так какой никакой, а всё-таки отец, тем более, что он не знает о том, что он бесплоден. – Людмиле Григорьевне удалось уговорить Люсю, которая была поражена её благородством по отношению к бросившему мужу.

– Самое интересное, что я всю жизнь просила Борю взять ребеночка из детдома, а он не соглашался, потому что хотел своего. В конце концов воспитывает не своего кровного, как он хотел. – Людмила Григорьевна усмехнулась. – Я ему никогда не изменяла, хотя возможности честно говоря были. Может быть забеременела и родила бы от кого-нибудь, он бы и не знал, подумал, что его. Мне даже одна гинеколог об этом прямым текстом сказала. Но я была уверена в своем муже во всем и предана ему.

Так и осталась Людмила Григорьевна одна. Родители, почти сразу после её замужества, уехали к старшей дочери помогать растить детей. Там и умерли.

Примерно полгода назад, Людмила Григорьевна обнаружила у себя образование в правой молочной железе. На всякий случай пошла к врачу провериться. Её послали на всякие обследования, сказали, что похоже на фиброаденому, возможно, как последствие её многочисленных лечений от мнимого бесплодия, но на всякий случай сделали биопсию, которая выявила рак.

– Все эти проволочки с обследованием, с очередями и с ожиданием результатов заняли почти полгода. – Продолжала Людмила Григорьевна.

– Оказалось, что у нас везде полно бюрократии и длинных очередей, в том числе и в медицине. Даже, чтобы попасть сюда, пришлось прибегнуть к знакомству.

29

Рассказ Ольги Александровны, Кате послушать не удалось, потому что надо уже было уходить, хотя ей очень не хотелось, и она очень ценила время, проведенное с матерью. Ольга Александровна мягко выпроводила дочь по своим делам:

– Иди, Катенька, про меня ты и так всё знаешь, даже больше чем я. – Пыталась она отшутиться.

Редактор с пониманием отнесся к серьезной болезни Катиной мамы, и не требовал от неё многого, а наоборот освободил её от многих обязанностей, предложив написать статьи на онкологическую тему:

– Катерина, я так думаю, что тебе надо будет там в больнице у матери часто находиться. Так, совмести уход за больной матерью и работу. Тема про здоровье всегда была и будет актуальной. Поэтому ты можешь написать несколько статей об этом, таких как, «работа онкологической помощи глазами больных», «интервью с онкологом», «онкологическая статистика» и пр. – И вздохнув, редактор добавил. – Займись ещё чем-нибудь, девочка, и поверь мне, что работа поможет справиться с выпавшими на тебя трудностями, чтобы ты выстояла и помогла матери, а не сошла с ума от горя.

На том они и порешили, что пока временно, Катя будет работать из онкологической больницы.

Дядя Петя одобрил идею редактора и предложил Кате помощь в написании статей. Материально он помогал им с начала болезни Ольги Александровны, поэтому, чтобы зарабатывать на всех, он был вынужден часто уезжать. Но при любой возможности, торопился к ним, стараясь, как можно чаще навещать Ольгу Александровну в больнице. Болезнь любимой застала его врасплох, он советовался и консультировался по этому поводу со знакомыми врачами. Дядя Петя и сам выглядел не важно: похудел, постарел и поседел.

– Ты, Петя, береги себя, а то совсем как-то сдал, – с сочувствием говорила ему Ольга Александровна, когда он с Катей навещали её в больнице. – Значит так, завтра суббота, выспитесь, отдохните и не приходите ко мне. Катя, пожалуйста, я очень прошу, ты тоже бледная, похудела, черные круги под глазами. Короче, завтра у вас выходной. Иначе, без отдыха вы свалитесь, и кто мне тогда поможет.

– Но, мама, я только тебе покушать принесу и всё. А дядя Петя пусть отдыхает. – Ласково сказала дочь.

– У меня полно еды, я не успеваю съедать. Да ещё и Вера Михайловна взяла над мной опеку: всё пытается меня откормить. Потому что ей не нравится, что у меня «кости торчат». И бесполезно ей объяснять, что эти кости у меня «торчат» всю мою жизнь. – Мать грустно улыбнулась. – Так что завтра, я вас не жду.

30

Ольгу Александровну начали готовить к плановой операции, и Катя старалась всё свободное время находиться с ней. Она уже стала своей в отделении, часто помогала санитарке тёте Фросе, которая оказалась бывшей монахиней, и пришла работать в онкологическую больницу, чтобы ухаживать за больными. Катя познакомилась со всеми медсёстрами, и всегда откликалась на их просьбы. Женщины в палате относились к ней с добротой и благодарностью, потому что она всегда предлагала помощь: то кровать перестелить, то подушку взбить, то водички принести и дать попить, то в тумбочке порядок навести, то на пост сбегать к медсестре – все те мелкие работы, которые больным женщинам было выполнять тяжело.

Когда прошел шок от диагноза мамы, то, естественно, у Кати появились вопросы: «Почему?» «Откуда?», которые она и озвучила врачу онкологу Антонине Ивановне, на второй день пребывания в больнице.

– Не всегда понятны причины онкологических заболеваний, – пыталась терпеливо ответить на заданные вопросы врач. – Выдвигается много теорий и не все они подтверждаются. Хотя специалисты всего мира работают над этим, но пока мало данных. Кто-то считает, что причиной, вызывающей рак молочной железы, являются многочисленные аборты, кто-то думает, что причина заложена в генах, кто-то выдвигает версию об отрицательном воздействии вредных факторов внешней среды, кто-то предполагает, что рак вызывают определенные заболевания, стрессы, вредные привычки, но чаще всего причины не известны. Возможно, позже ученые найдут почему и откуда возникает рак. Ясно одно, что организм дает сбой и появляется возможность для роста раковой опухоли.

Кате было тяжело согласиться с болезнью матери, и она понимала, что никто в этом не виноват, что так получилось, что её маме выпали тяжелые испытания, как и её соседкам по палате: Вере Михайловне и Людмиле Григорьевне, как и другим онкологическим больным. Грустные мысли о заболевании мамы, об её раннем уходе из жизни по причине болезни, не давали ей покоя ни днём, ни ночью. Поэтому, чтобы как – то отключиться от них, Катя поняла, что ей надо, как можно скорее начать работать над статьями. Работа спасла её уже раз от тоски и горя после смерти бабушки. Здесь редактор абсолютно прав в том, что работа является необходимым средством и своеобразным отвлекающим манёвром.

Антонина Ивановна отнеслась к написанию Катей статей про больницу положительно:

– Статья о нашей онкологической больнице – хорошая идея, пусть у персонала будет стимул работать лучше, да объяснения для людей не лишними будут.

– Спасибо, Антонина Ивановна, – Поблагодарила Катя. – Но мне потребуется Ваша помощь. Потому что мне бы хотелось, чтобы статья была не только про больницу, но и о том, что людей пугает слово рак, поэтому врачи пытаются это скрыть: кто-то пишет по-латыни, кто-то сокращает, потому что не все готовы принять такой диагноз. Мне бы очень хотелось поддержать этих пациентов, особенно пациенток в нашей палате и в первую очередь маму. – Было видно, что Катя с трудом сдерживает слезы, но справляется, чтобы не расплакаться. – Может быть стоит написать ряд статей для не связанных с медициной людей, где будет более подробно рассказано о том страшном диагнозе, что приводит многих в замешательство, а также объяснено, как этому противостоять.

– Мне нравится, Катя, что ты предложила, а также мне нравится твой подход к этой теме, по-взрослому, по-честному – задумчиво произнесла Антонина Ивановна. – Теперь я вспомнила откуда мне знакома ваша фамилия. Это ведь ты написала статью про интернат для глухонемых детей?

– Да, я, – подтвердила Катя.

– Я плакала, читая её, – в глазах у Антонины Ивановны были слёзы. – Поверь, что я много чего повидала в жизни, и очень мало что у меня выбивает слезу, но ты смогла. Поэтому, я очень рада, что именно ты будешь заниматься этой нелёгкой темой.

– Спасибо, Антонина Ивановна, но у меня такое правило, которому меня научил мой дядя, а он достаточно известный и ответственный журналист: перед тем как отдавать в печать, я должна согласовать с Вами. Поэтому, пожалуйста, мне нужна будет Ваша помощь, как консультанта и специалиста.

– Очень хорошее правило у тебя, Катя. Порядочностью, к сожалению, сейчас не все журналисты блещут. Теперь понимаю, почему тебя так тётя Фрося обожает. Она людей с дурными намерениями за версту чует, а в тебе души не чает.

Так и началось их общение с Антониной Ивановной, которое нравилось им обеим. Антонину Ивановну устраивала тактичность и не надоедливость Кати, а Катя видела в Антонине Ивановне не только усталого от тяжелой профессии врача-онколога, но и умную, желающую помочь попавшим в беду женщину – врача, обладающую чувством сострадания к своим пациентам.

31

После выходных к ним в палату подселили вновь поступившую женщину Ларису Павловну 52 лет, работающую экономистом в какой – то важной организации, так она представилась сама. Лариса Павловна была женщиной привыкшей командовать, заметно капризной, с визгливым неприятным голосом. Санитарка тетя Фрося тут же получила выговор за то, что бельё желает быть чище, и что застилать кровать должна санитарка, а не пациенты. Тётя Фрося не ожидала такого напора, и так и застыла с бельём в руках. Затем пришла очередь Веры Михайловны, потому что Лариса Павловна потребовала убрать всю «эту воняющую еду» с тумбочки, потому что в палате не возможно находиться. Под категорию «воняющей еды» попали, испеченные сегодня утром перед работой дочерью Веры Михайловны, пирожки с картошкой и капустой, которые пахли очень аппетитно. Вера Михайловна чувствовала себя сегодня неважно, поэтому не сразу сообразила о чем речь. Зато быстро среагировала Катя, догадавшись, что «словестный обстрел» Ларисы Павловны ещё не окончен.

– Зачем Вы так, – пыталась мягко сгладить ситуацию Катя, перестилавшая в это время кровать матери. – Тетя Фрося и так много для всех делает, а пирожки у Веры Михайловны всегда свежие и вкусные.

– Ты вообще здесь не должна быть, – взвизгнула Лариса Павловна, глядя с неприязнью на Катю.

– Ты наших не обижай, а то не посмотрю кто ты такая, – Вера Михайловна с трудом поднялась с кровати. – Катя наша и будет здесь сколько надо. Тетя Фрося всю себя отдает и помогает больным, а такие как ты сами себя пусть обслуживают. Ишь ты, пирожки ей не нравятся как воняют: заткни нос. Нам тоже может быть не нравится, как от тебя воняет, но мы же тебе не говорим об этом.

Вера Михайловна медленно, держась за спинку кровати, присела, и было видно, что разговор ей дался тяжело. Катя подошла и подала ей попить, за что получила от женщины вымученную улыбку. Тетя Фрося потрогала ноги Веры Михайловны, покачала головой и ушла за грелкой. Ольга Александровна и Людмила Григорьевна подошли к кровати Веры Михайловны выяснить не надо ли чего и предложить ей помощь. На Ларису Павловну же внимания никто не обращал, как будто та была пустым местом.

32

Катя пыталась загрузить себя работой, чтобы отвлечься от болезни матери, от мыслей по поводу предстоящей операции Ольги Александровны, у которой действительно оказалось слабое сердце и хирург настоял на тщательной и длительной подготовке. Кате было страшно, как никогда, потому что она видела пациенток в процессе лечения: после операции, после химиотерапии. Она очень надеялась, что лечение поможет и мама сможет пожить ещё. Катя старалась поднять боевой дух и настроение матери и женщин, находящихся с ней в палате, и даже по их просьбе написала статью про их жизнь и судьбу:

– Ты, Катенька, напиши и про нас тоже, – обратилась к ней Вера Михайловна. – Без фамилий, конечно, а про то, о чем мы тут про себя рассказывали, и как сюда попали. Чтобы другие знали, что такая болезнь есть и может у любой женщины появиться, поэтому надо быть начеку. Не прикладывать, как я, листья капусты, а сразу идти к специалисту и обследоваться. – Вера Михайловна вздохнула. – Вот мы все три разные: у меня куча родственников, у Оли ты, Катя, у Люды никого нет, но перед болезнью мы оказались один на один. Такое жуткое одиночество в груди ощущается, что порой сил нет, но посмотришь на своих соседок по палате, и говоришь себе, что ты не должна сдаваться, потому что им может быть ещё хуже. – Вера Михайловна обвела глазами женщин в палате, Ольга Александровна и Людмила Григорьевна, согласные с ней кивнули. – Поэтому и другие попавшие в такую ситуацию, обязаны бороться до конца, лучше, конечно до победного, но тут уж как жизнь даст.

Антонина Ивановна не была против, даже наоборот одобрила, сказав, что для этих больных женщин в палате, это своего рода лечение. На том и порешили, что Катя напишет статью и перед тем как отдавать в печать даст им прочитать. Женщины в палате жили дружно, по-семейному, помогали и поддерживали друг друга. Вера Михайловна угощала всех домашней стряпней, в которой преуспели все её взрослые родственники, каждый старался, как мог, поэтому хватало на всех, даже и на Катю и на тётю Фросю, а порой и на заехавшего к ним дядю Петю. Дядя Петя обеспечивал всех сухофруктами, орехами, мёдом. Людмила Григорьевна давала деньги тете Фросе, прося ту купить для всех что-нибудь вкусненькое из овощей и фруктов.

Только Лариса Павловна была «особнячком», как говорил дядя Петя. После первого, устроенного ею скандала, на неё никто не обращал внимания. На её просьбу перевести её в другую палату по причине не уживаемости с соседками, Антонина Ивановна отреагировала немного резко, что было необычно для неё:

– Извините, но здесь не гостиница, а больница, хорошо, что нашлась для Вас койка, а то многим и это не доступно. Тетя Фрося мне рассказала, что тут произошло, и, мне честно говоря, стыдно за Вас перед Вашими замечательными соседками. – Антонина Ивановна показала рукой на молчавших Веру Михайловну, Людмилу Григорьевну и Ольгу Александровну. – Вы должны понимать, что здесь все больные, а не только Вы. Я надеюсь, что больше ничего подобного не повторится, иначе, мне придётся выписать Вас из больницы. Кстати, Катя будет здесь находиться столько сколько нужно, и не Вам это решать, – сказала Антонина Ивановна напоследок, и, попрощавшись со всеми, покинула палату.

Лариса Павловна не ожидала такого поворота дела, для неё было неожиданностью, что ей кто-то может перечить, но выбора у неё, похоже, не было. Навещать её приходили муж и сестра, которая проживала у Ларисы Павловны на правах экономки. Они всегда приветливо здоровались с женщинами в палате и старались поскорее укоротить свои визиты по причине недовольства всем и вся Ларисой Павловной. Ни одно их посещение не заканчивалось мирно. Потом визиты стали реже, родственники старались передавать продукты и вещи через персонал, объясняя Ларисе Павловне, что не хотели её лишний раз беспокоить, потому что она отдыхала. Обо всём этом рассказывали Кате сами работники больницы, да и она сама, и все женщины в палате наблюдали эту историю.

33

Запахи больницы обладают удивительной особенностью: мало того, что они обволакивают и пропитывают тебя, когда ты только входишь в само здание, но ещё и долго сохраняются на вещах и одежде, волосах и коже, сколько бы ты их не мыл и не чистил. Сами эти запахи ассоциируются с болезнями, несчастьями, чьим-то горем. Об этом думала Катя в очередной раз входя в больницу, где лежала её мама. Она практически прописалась в этом учреждении, порой даже оставалась на ночь. Привыкнуть к человеческому горю и к несчастьям невозможно, Катя старалась, как учили её Антонина Ивановна и тётя Фрося настраивать себя на то, что это всё необходимо чтобы помочь больным людям. Весь персонал, работающий здесь, родственники, навещающие пациентов, помогали им преодолеть все трудности, что принесли заболевания, и вместе с ними боролись за их будущее. Казалось, что жизнь в пределах больницы остановилась, не зная продолжаться или нет, и так в раздумьях она у кого-то продолжалась, а у других прекращалась. Жизнь здесь была похожа на свечу: у кого-то горела, у кого-то тлела, у кого-то затухала, а у кого-то догорала до конца. Каждому выпадал свой вариант.