Текст книги "Горе"

Дядя Петя помогал материально, навещал Ольгу Александровну, когда мог, но даже ему, прошедшему многое в этой жизни, было тяжело видеть всё это. Тем более, что на больничной койке оказалась любовь всей его жизни, а он был бессилен. Он старался поддержать Катю и Ольгу Александровну, пытался разрядить атмосферу в палате, шутил, но глаза его были печальные.

Приближался день операции, страх за мать сковывал Катю, даже работа не отвлекала. Санитарка тётя Фрося, видя её состояние, предложила посетить перед операцией прорицательницу Таисию:

– Только ты её так не называй, не любит она это слово – прорицательница, это мы её про себя так называем. – Рассказывала тётя Фрося Кате. – Она раньше здесь работала санитаркой и была как все, а прорицательницей стала после клинической смерти, когда отравилась грибами и развился ботулизм. Обычно после этого не выживают, но её, как она говорила, люди в белых одеждах не позвали с собой, а когда она к ним пошла сама, то не пустили. – И видя Катино замешательство, тётя Фрося поспешила успокоить. – Ты не думай ничего там в посещении её дурного нет. Она помогает чем может, успокаивает, считает, что ей сохранили жизнь и дар предвидения дали не зря, поэтому она должна это отработать. К ней и Антонина Ивановна ходила, да я бы тебе ничего плохого и не посоветовала. Может она тебя успокоит и поможет насчёт твоей матери.

– Даже и не знаю, тетя Фрося, – произнесла растерянно Катя. – Я места себе не нахожу, соображаю с трудом. Спрошу дядю Петю, как он посоветует, так и поступлю.

– Конечно, спроси, может быть вместе сходите, а то он тоже сам не свой.

– Ответила добросердечная тётя Фрося.

Дядя Петя возражать не стал, он проводил племянницу до прорицательницы, но так как та принимала только по одному, то к Таисии зашла Катя. Таисия оказалась обыкновенной женщиной, примерно шестидесяти лет, какую можно встретить часто, но от других её отличал необычный пытливый взгляд. Она предложила Кате присесть за стол напротив неё и налила ей свежезаваренного чая из красивого расписного фарфорового чайника.

– Не дрожи, попей чайку, успокойся и согрейся, – после приветствия сказала она молодым грудным голосом.

Душистый запах чая распространялся по комнате, и Катя немного успокоилась, а Таисия продолжила:

– Спрашивай, что хотела, если смогу, то отвечу, а если нет, то не обессудь. Но прежде чем задавать вопрос, подумай, а хочешь ли ты получить на него ответ. Ты можешь задать два вопроса. – Таисия опустила глаза и приготовилась отвечать на вопросы.

– Скажите, пожалуйста, как пройдёт операция у моей мамы, – заикаясь и боясь ответа, тихо спросила Катя.

– Операции не будет, – Таисия подняла ладонь вверх, предостерегая Катин ненужный вопрос. – Не по причине твоей матери.

– Как можно помочь моей маме. – Прошептала Катя.

– Вы и так ей помогаете и пусть всё идет своим чередом.

Напоследок Таисия, сказала согревшейся и, немного успокоенной Кате:

– Надо быть сильной перед горем. Люди спасаются от горя, кто как может, просто порой тяжело найти свой путь, а ты нашла.

Операция не состоялась, потому что ведущий хирург по дороге на работу попал в аварию и сам нуждался в медицинской помощи в течение нескольких месяцев. Ассистирующий хирург побоялся делать один из-за сложной пациентки с сердечными проблемами, тем более что накануне во время операции умерла женщина с болезнью сердца.

34

Жизнь в больнице тянулась медленно, и новый день напоминал предыдущий. Катя написала уже несколько статей, которые, после одобрения Антониной Ивановной, были напечатаны и имели широкий отклик среди людей. В газете даже открылась рубрика, в которой размещались отзывы на эти публикации. Редактор был доволен Катиной работой, благодаря которой поднялся их рейтинг, а Катя, таким образом, не только зарабатывала на их жизнь, но ещё и спасалась от горя, что пришло с маминой болезнью.

Женщины в палате также обсуждали Катины статьи, советовали, что написать, хвалили её, только Лариса Павловна не принимала в этом участия, так как её никто не замечал, да и она не стремилась влиться в коллектив палаты. Хотя её характер за время пребывания изменился в положительную сторону: с родственниками она ругаться перестала, стала тихая и спокойная, исчезли вечная ворчливость и взвинченность.

В один из дней, после завтрака, Катя помогала женщинам по очереди перестелить постель, когда вдруг они услышали стук со стороны кровати Ларисы Павловны, все повернулись и увидали, что та упала в обморок. Катя и Людмила Григорьевна, как самые подвижные среди всех обитателей палаты, подскочили и помогли подняться на кровать, уже пришедшей в себя Ларисе Павловне. Приглашенная, в спешном порядке Антонина Ивановна, осмотрела пациентку, и пришла к выводу, что ничего опасного для жизни нет, тем более, что Лариса Павловна, сказала, что в обморок она всегда от страха падает, а причина тому завтрашняя операция.

– Спасибо, что не бросили меня на полу, – сказала Лариса Павловна, когда Антонина Ивановна ушла. – Простите меня за всё. Я всегда так наговорю всяких гадостей, в душе понимаю, что не права, а извиниться и признать свою ошибку вредность моя не позволяет.

– Да мы на тебя и не сердимся, – подала голос с кровати Вера Михайловна. – Ты сама от этого же мучишься. Нам всем здесь нелегко, но мы вместе и друг друга поддерживаем, а ты сама так захотела.

– Просто я привыкла никому не доверять с самого детства. – Грустно произнесла Лариса Михайловна.

– Расскажи нам свою историю, может тебе легче станет, – отозвалась Вера Михайловна. – Про нас ты уже всё знаешь: я видела ты газеты читала.

– Читала, – отозвалась Лариса Павловна. – Хорошо, так тому и быть, мне и самой уже давно надоело одиночество при людях. – Невесело ответила Лариса Павловна. – Надо видать перед операцией исповедоваться. Вы вот друг другу про себя все рассказали и до сих пор живы, может и мне повезёт. Шучу, конечно, но мы все хватаемся за любую ниточку, – добавила она, спохватившись, что её шутка не совсем уместна.

35

Зависть Ларису Павловну окружала с детства. Ей завидовали сверстники, что у неё есть самый дорогой велосипед, что она одевается хорошо, что они ездят в отпуск на море, что у них большая красивая квартира, что её родители хорошо зарабатывают, в конце концов, что она из хорошей семьи.

– Я старалась ничем не хвалиться, как это делают обычно дети, никого не приглашать в гости к себе. Но все почему то узнавали, то от других сверстников с которыми я была знакома раньше, то от их родителей, то от соседей. – Рассказывала Лариса Павловна. – Мне было обидно, что со мной общаются только потому, что я живу лучше других, а не потому, что я хорошая девочка Лариса, с которой приятно дружить. Вроде всё у меня было нормально: и не глупая, и училась хорошо, и не зазнайка, но никогда у меня не было настоящих друзей, а так псевдо друзья, обсуждающие меня за моей спиной. – Она отпила немного из кружки, поданной Катей, и продолжила. – Когда в старших классах, познакомилась с парнем из другой школы на олимпиаде по математике, и мы начали с ним встречаться, то и он, спустя какое-то время, начал тоже мне завидовать: нашей квартире и обстановке в ней, машине родителей, их работе и прочим вещам. Вовремя наших встреч, он только об этом и говорил, поэтому я оставила его. – Она невесело усмехнулась.

– Мне порой хотелось выстроить стеклянную стену и отгородиться от всего этого.

Ларису Павловну тяготило такое отношение к ней других, и после школы она, к неудовольствию родителей, уехала учиться в другой город на экономиста, где и познакомилась со своим будущим мужем:

– Он единственный мне не завидовал, поэтому я и вышла за него замуж. Мой Валера понял меня, как никто, принял и полюбил такую, как есть и не осудил за моё вранье насчет родителей: я всем говорила, что я сирота и воспитывалась бабушкой. – Она вздохнула и продолжила свой рассказ. – Видать с сиротой, я накаркала: мама и папа попали в аварию и погибли. Это случилось как раз после моего с Валерой отъезда из родительского дома, где он впервые, уже в качестве мужа и зятя, познакомился с тещей и тестем. Родители мой выбор не оценили, рассчитывали на лучший вариант, не понравилось им и то, что не было у нас свадьбы, потому что так захотела я. Мне звать было некого, а Валера сказал, что свадьба праздник невесты и ей решать какая она будет. – Она улыбнулась при этих словах. – Вот такой у меня хороший муж.

После окончания учёбы, когда Лариса Павловна уже начала работать, они с мужем решили, что пришла пора детей. Но выносить ребёнка ей так и не удавалось: беременности наступали, но заканчивались выкидышами. Поднимаясь по карьерной лестнице, Лариса Павловна собирала всё больше и больше людскую зависть:

– Несколько раз выкидыши были уже на больших сроках. Вроде беременность протекает нормально, и врачи уверены, что на этот раз получится, стоит только кому-нибудь на работе, увидев её растущий живот, сказать что-нибудь по этому поводу, то сразу наступал выкидыш.

– Лариса Павловна проглотила комок невыплаканных слез, стоявший в горле. – Сколько я таких своих деточек потеряла, даже и не счесть, наверное больше десяти.

Как – то раз, после очередного выскабливания, Лариса Михайловна познакомилась в отделении с Лизой, которая также лежала в палате с ней, всё время, отвернувшись к стене. У Ларисы Михайловны был приступ отчаяния по поводу невозможности выносить ребенка, и она рыдала во время врачебного обхода, за что пожилая врач, её тактично остановила:

– Тише ты, у тебя твоя женская карьера только началась, а вон у Лизы уже закончилась, – и врач показала глазами на её молчаливую соседку, и видя, что у Ларисы Павловны высохли слёзы, продолжила. – У неё осложнения возникли во время родов, так пришлось удалить матку. А её муж сказал, что ему она такая не нужна, поэтому домой может не возвращаться, а идти ей горемычной некуда.

Слова врача произвели на Ларису Павловну сильное впечатление, и она искренне пожалела чужую ей женщину. Вечером того же дня Лариса Павловна пыталась поговорить с Лизой, которая оказалась на 12 лет её старше. Лиза лежала тихая и отрешенная в своём горе, поначалу вяло реагировала на беседу. Но после того, как Лариса Павловна рассказала ей про свою жизнь, думая, что это хоть как-то отвлечёт Лизу от грустных мыслей, она увидела её внимательные и сочувствующие глаза.

– Кажется, я догадываюсь почему Вам все завидуют и у Вас нет детей, – произнесла задумчиво Лиза, и, заметив, как напряглась Лариса Павловна, продолжила. – Кому то Ваши родители крепко насолили уже после Вашего рождения и их прокляли, чтобы у них никогда не было потомства, а те дети, что уже есть, будут несчастливы. – Лиза посмотрела на изменившуюся в лице Ларису Павловну и добавила. – Моя мать была сведуща в таких вещах, она и мне предсказывала несчастье в моём браке и отговаривала от замужества. Надо было мне дуре её слушать. – И Лиза вздохнула.

– Неужели так бывает? – Оторопела Лариса Павловна.

– В жизни много, что бывает, – ответила Лиза.

В тот вечер и всё ночь Лариса Павловна анализировала свою жизнь, пытаясь сложить все её фрагменты, и в памяти неожиданно всплыло лицо заплаканной женщины, которая стояла в дверях их квартиры, говоря их родителям: «Да будьте прокляты и вы, и ваши дети, и ваши внуки». Родители захлопнули дверь перед женщиной, а Ларисе объяснили, что это злая тётя ошиблась адресом.

Лиза после выписки собиралась пойти в монастырь, потому что жить ей было негде, а работать она, после операции пока не могла. Эту идею ей подсказала одна из медсестер.

– И, неожиданно для себя, я решила позвать её к себе жить, – продолжила Лариса Павловна. – Квартира у нас большая, место есть, да и Валера возражать не стал, когда я ему это сказала. А наоборот обрадовался, потому что он часто в отъездах, меня боится оставлять после того, как один раз у меня кровотечение перед выкидышем открылось. Хорошо, что он рано с работы вернулся и успел вызвать скорую, а то я могла бы и умереть дома, лежа в луже собственной крови.

Лиза вначале не хотела стеснять Ларису Павловну, а потом согласилась временно у неё побыть, пока она не оклемается и не найдет работу и жильё. Раз в неделю к ним домой приходила домработница убирать дом, потому что Ларисе Павловне было нельзя поднимать тяжести, и её муж Валера настоял на домработнице.

– Как – то раз, Лиза, услышав, как домработница по телефону, с завистью обсуждала мои наряды и прочее, предложила от её услуг отказаться, потому что квартиру Лиза может убирать и сама, так она будет чувствовать, что работает, а не сидит на нашей шее. – Вспоминая об этом, Лариса Павловна грустно улыбнулась.

Так Лиза осталась у них, а для любопытствующих Лариса Павловна отвечала, что Лиза приходится ей сестрой, тем более что они были чем-то похожи.

– Вот так мы и живем уже много лет втроём, – продолжала Лариса Павловна. – Характер у меня не сахар. Лиза и Валера знают, и дают мне выпустить пар, не обращая особого внимания. Здоровье с выкидышами и так не к черту, а тут ещё уплотнение в левой груди появилось. Врачи сказали, что похоже на рак и надо оперировать. Вот я и оказалась здесь.

– Она вздохнула и опять попила их кружки. – Спасибо, за то что выслушали меня и хорошо, что я рассказала всё накануне операции, мне так легче стало.

– Да не за что, нам тут каждой нелегкая жизнь выпала, да ещё и болезнь эта проклятая, – отреагировала за всех на правах старшей Вера Михайловна.

– Ещё раз простите меня и спасибо вам всем. – Сквозь слёзы произнесла Лариса Павловна. – Катя, пожалуйста, если хочешь, то напиши и про меня тоже. Я всегда плакала над всеми твоими статьями.

– Обязательно напишу, – тихо сказала Катя.

Лариса Павловна умерла после операции, как сказали врачи, из-за достаточно редкого послеоперационного осложнения: тромбоэмболии легочной артерии. Возможно она предчувствовала это, поэтому извинилась и попрощалась, и завершив все дела ушла со спокойной совестью из этой жизни.

36

После смерти Ларисы Павловны, хирург вновь отменил запланированную операцию Ольге Александровне, боясь осложнений со стороны сердца, тем более, что кардиолог опасался, что она операцию может не перенести. Антонина Ивановна, после того как операцию отменили дважды, решила, что откладывать больше нельзя и посоветовавшись с коллегами решила начать химиотерапию. Санитарка тетя Фрося подстригла Ольгу Александровну, объяснив, что так будет лучше, потому что после химиотерапии, начинают выпадать волосы. Похудевшая и коротко остриженная мать, вызывала у Кати какое-то необъяснимое щемящее и сдавливающее сердце чувство. Но она не имела право быть слабой, а, наоборот должна была быть сильной за двоих и помогать маме бороться с болезнью.

– Антонина Ивановна, а химиотерапия поможет? – Спрашивала Катя накануне процедуры. – Не сделает она ещё хуже маме? – За время пребывания в больнице Катя видела не раз последствия химиотерапии и как её тяжело переносили женщины.

– Катя, я надеюсь, что химиотерапия поможет остановить болезнь. Иначе бы я не стала мучить твою мать. – Ответила Антонина Ивановна. – Я не спорю, что химиотерапия лечение тяжелое, но пока ничего нового не придумали.

Дядя Петя смог вырваться с работы перед предстоящей химиотерапией Ольги Александровны, и, увидев её коротко подстриженную, потерял дар речи, что с ним практически никогда не случалось.

– Что, Петя, такая я тебе не нравлюсь? – Пыталась привести его в себя Ольга Александровна.

– Ты мне, Оля, нравишься любая, просто я тебя со стрижкой никогда не видал. – Нежно улыбнулся ей дядя Петя. – Ты сейчас похожа на девочку подростка: такая же хрупкая и нежная.

На тот момент в палате они были втроем, поэтому Катя тихо вышла, дав пообщаться матери и дяде Пете наедине. Уходя, дядя Петя нашел Катю, которая в тот момент помогала медсестрам, и попросил её вернуться в палату, объяснив, что мать хочет с ней поговорить. Дядя Петя выглядел потерянным и задумчивым, а в глазах у него стояли слёзы. Катя поспешила в палату к матери, которая уже ждала её.

– Хочу с тобой поговорить, доченька, а то не знаю придётся ли потом, – начала ласково мать. – Видишь ли химиотерапия имеет свои последствия, влияет на память, поэтому перед началом лечения и хочу поговорить, чтобы ничего не забыть, пока я в здравом уме и доброй памяти. – Ольга Александровна ободряюще улыбнулась грустной дочери.

– Ты только не перебивай меня, а выслушай до конца, а то у меня и так мысли путаются. Пообещай мне, Катенька, не сдаваться, закончить учёбу и стать журналистом. Дядя Петя поможет тебе, он мне пообещал, что не оставит тебя. Знаешь, а ведь он мог бы быть и твоим отцом, после того, как твой настоящий папа погиб. Он всегда относился к тебе, как отец, ты даже его, когда маленькая была, папой называла. – Ольга Александровна грустно вздохнула. – Оказывается он любил меня всю жизнь, и я любила его, а признались друг другу, когда уже быть вместе не можем. – Мать беспомощно развела руками. – Не делай моих ошибок, Катя.

– Мама, ты что прощаешься со мной? – Прошептала Катя и её глаза предательски наполнились слезами.

– Нет, Катя, я захотела поговорить с тобой, а то вдруг не получится. – Ольга Александровна нежно погладила дочь по руке. – Мы с тобой видим здесь, на примере других женщин с моим заболеванием, как протекает эта коварная болезнь, и знаем, что я могу умереть в любой день. Хотелось бы, конечно, задержаться в жизни подольше, но не от меня это зависит. – Мать ободряюще посмотрела на дочь. – Ты сильная, ты справишься. Пообещай мне сделать то, что я тебя попросила.

– Обещаю, мамочка, но ты живи подольше, – шептала Катя, плача. – Ты мне очень нужна.

– Как и ты мне, – прошептала сквозь слезы мать. – Подожди, у меня к тебе ещё одна просьба. Ты знаешь, когда погиб твой папа, то я была настолько разбита горем, что не могла ничего делать и ни о чем думать, даже заботиться о тебе. Тогда я решила написать моему погибшему Виктору прощальное письмо, точно не помню сама ли додумалась, профессия моя мне подсказала или кто посоветовал. После того, как я с ним письменно попрощалась, меня отпустило. Не то что я забыла про своё горе, но я смогла вернуться к нормальной жизни. – Мать проглотила слезы и обратилась к Кате. – Пообещай и ты мне, также попрощаться со мной.

– Обещаю, – только и смогла сквозь слёзы прошептать Катя.

Они сидели, прижавшись лицами друг к другу, и слезы скатывались по их щекам смешиваясь между собой. И было не распознать где чьи слезы, да и какая разница, потому что это были солёные и горькие слёзы предстоящей разлуки, разлуки навсегда.

Вечером, уложив мать отдыхать, Катя вышла в из палаты, и в больничном коридоре она столкнулась с тетей Фросей, которая внимательно посмотрев на заплаканную девушку, позвала с собой Катю попить своего знаменитого травяного чая. Когда чай был заварен, разлит по кружкам и наполовину выпит, только тогда тётя Фрося спросила Катю:

– Ну что полегчало, немного?

– Спасибо, – тихо произнесла Катя.

– А ты поговори, глядишь и отпустит, – предложила добрая санитарка.

– Как будто что-то горло сжимает, так что говорить не дает, – ответила безучастно Катя.

– Это горе горло зажало, но это пройдёт. Ты пей чаёк, он успокаивает, я в монастыре научилась такой сбор трав для чая делать. – Тетя Фрося грустно улыбнулась.

– А можно спросить: почему Вы ушли из монастыря? – Поинтересовалась Катя.

– Подруга у меня там была, роднее её никого не было, как и я монахиня. Она заболела и умерла от рака, – в глазах санитарки стояли слёзы. – Она была настоящим примером послушания и всё соблюдала. Я просила у Бога за неё, молилась день и ночь, но Бог не помог, и она умерла. – Тетя Фрося проглотила комок в горле. – После чего пошатнулась моя вера и решила я уйти из монастыря и людям больным помогать: так больше пользы принесу, а Богу помолиться могут и другие. – Тётя Фрося задумалась на некоторое время, видать воспоминания нахлынули, потом очнулась, и, повернувшись к Кате, заговорила. – Ты, домой иди, отдохни, поспи, а то завтра матери нужны будут поддержка и уход, а из тебя такой усталой и замученной помощница никакая.

– Мама тоже меня домой отправила. Пожалуй я послушаюсь вас обеих, – с этими словами Катя встала. – Спасибо за чай и за разговор. До свидания. – Она кивнула головой тёте Фросе и вышла из комнаты.

37

Дома Катю ждал дядя Петя. Запах тушеной картошки с мясом приятно защекотал её ноздри уже в прихожей, и она поняла, что голодна. Катя не помнила, когда нормально ела последний раз: в основном были перекусы, без аппетита, за компанию с мамой, которая понимала, что если она не накормит дочь, то та забудет поесть. На шум в прихожей вышел дядя Петя:

– Как ты вовремя пришла, ужин уже почти готов. – Произнес он нарочито бодрым голосом. – Проголодалась небось?

– Да, вроде и аппетита не было, но от запаха картошки с мясом в животе заурчало. – В тон ему ответила Катя.

Она разделась, помыла руки и прошла на кухню, где её ожидал уже накрытый стол. За ужином они с дядей Петей говорили про её и его работу, он похвалил её последние статьи, и рассказывал про встречи с людьми, про то, где он был. Они старались не касаться за ужином больной для обоих темы, иначе бы еда в горло не полезла.

– Поговорили с мамой по душам? – Завел разговор дядя Петя после того, как в кухне был наведен порядок и посуда убрана по своим местам.

– Поговорили, – вздохнув кивнула Катя. – Она со мной заранее попрощалась.

– Я это понял по твоему заплаканному лицу, когда ты пришла. – Печально произнёс дядя Петя. – Со мной тоже попрощалась, просила тебя не оставлять, так и сказала: «Позаботься о нашей дочке». – Дядя Петя вздохнул. – Я бы тебя и так никогда бы не бросил, потому что ты для меня всегда была дочерью.

– Как и ты для меня был всегда, как отец, ведь так получилось, что настоящего отца я никогда не знала, только по рассказам. – Ответила ему Катя. – А ты меня баловал, как дочку, поэтому я всегда ждала твоих приездов.

– Спасибо, Катя, – произнес дрогнувшим голосом дядя Петя, обнимая племянницу. – Ты всегда можешь рассчитывать на мою помощь.

Они ещё долго говорили в тот вечер обо всём, но в словах был привкус горечи, потому что оба понимали, что скоро потеряют самого дорогого для каждого из них человека: Катя – маму, а дядя Петя – любимую.

38

Жизнь с началом химиотерапии напоминала болезненный сон. Когда проваливаешься в забытьё, потом вроде бы просыпаешься, но не до конца и всё происходящее кажется не реальным, как будто происходит с кем-то, а не с тобой. Химиотерапия сопровождалась слабостью, тошнотой, рвотой, язвами во рту, онемением конечностей, плохой памятью и выпадением волос. Казалось, как будто кто-то специально выдумал это испытание, которое не все могут выдержать.

Химиотерапию они получали втроем: Вера Михайловна, Людмила Григорьевна и Ольга Александровна. Лечение им давалось тяжело со всеми вытекающими осложнениями. Первая сорвалась Людмила Григорьевна:

– Нет больше у меня сил. Ладно у вас есть кто-то, семьи, а мне зачем? – Расплакалась она перед своими соседками по палате.

– Ты с нами за компанию, потому что мы теперь твоя семья. – Возразила ей Вера Михайловна. – Глядишь, кому-нибудь из нас и повезёт. А остальные за него рады будут.

Катя сочувствовала несчастным женщинам, и в первую очередь своей матери, пытаясь облегчить им последствия химиотерапии, советовалась с Антониной Ивановной. Санитарка тетя Фрося приносила отвары трав, уменьшающие тошноту и рвоту, а также самодельную мазь от язв во рту.

Как-то после очередного обхода Антонины Ивановны, когда Ольге Александровне после очередного курса химиотерапии стало хуже, Катя, пришедшая к врачу спросила ту:

– Антонина Ивановна, а зачем химиотерапия? Это скорее не лечение, а испытание воли и выносливости какое-то, – она пытливо глядела в глаза врачу.

– Ты хочешь спросить, почему соглашаются на химиотерапию, несмотря на то, что она тяжелая? – Антонина Ивановна горько усмехнулась. – Всё просто: потому что жить хочется всем. Хоть день, хоть час. Так устроен человек. Он цепляется за жизнь: для себя, для других, для детей. Это здоровый смотрит и думает: зачем такая жизнь… А когда оказывается на месте больного, то согласен так жить, потому что умирать не хочется. Жизнь всегда лучше, чем смерть. Ещё есть надежда. Надежда на чудо, на выздоровление, на исцеление, на ошибку в диагнозе и прочее. Обобщенно говоря – надежда на жизнь. Их нельзя осуждать за это, потому что каждый может быть на их месте и еще не известно, как себя поведет.

– Неужели нет более щадящего лечения? – Со слезами на глазах спросила Катя.

– К сожалению, пока ничего другого не придумали. – Грустно ответила врач.

Вера Михайловна умерла первой из их троих. Вначале у неё сильно отекали ноги, потом отказали почки, и как-то утром она вообще не проснулась.

Ольга Александровна прошла несколько курсов химиотерапии. Каждый курс переносила всё хуже и хуже, умерла она на второй день после очередной химиотерапии тихо во сне, пережив Веру Михайловну на один курс. После смерти Ольги Александровны, Антонина Ивановна вначале дала отрыдать на своём плече Кате, утешая её. Потом, после приема Катей успокоительного, уложила её у себя в кабинете на диване. Отрешенная Катя видела, как пришла тётя Фрося с чем-то в кружке и дала ей попить, затем погладила её по голове и вложила ей в руку мамины часы. Почему то Катя вспомнила, что когда она была маленькая, то любила слушать, как тикают мамины часики. Как то раз часики сломались, и они вместе с мамой пошли в часовую мастерскую, где часовщик сказал, что починить их уже нельзя, что их «часики оттикались». Дедушка и бабушка подарили маме новые часики. Как жаль, что нельзя сделать также и со временем жизни: подарить ещё. С этими мыслями, она и провалилась в сон.

Маму они хоронили в так и не одетых ни разу обновах: в платье, подаренном ей Катей на день рожденья, а на голову повязали оренбургский платок, привезённый имениннице дядей Петей. «Не успела поносить при жизни, так пусть хоть с собой их заберет», – прошептала заплаканная Катя дяде Пете, на что тот рассеянно кивнул головой.

39

После смерти мамы, жизнь Кати поделилась на 2 этапа: на жизнь с мамой и на жизнь без мамы. От первой жизни у неё остались счастливые детские воспоминания, фотографии, на которых они с мамой улыбались, позируя фотографам. Этот первый этап завершала папка из больницы, в которой хранились её личный дневник этого периода, все напечатанные статьи, записи о жизни женщин – под каждым именем и отчеством стояла дата смерти. В живых осталась пока только Людмила Григорьевна.

Дядя Петя посоветовал Кате похоронить ту больничную жизнь, горе и боль в той папке:

– Завяжи её и не развязывай, и также поступи и с воспоминаниями о том времени. Пусть твоя мама будет у тебя в хороших добрых снах, какой она была раньше красивая, добрая и здоровая.

– Я так и хотела поступить, но у меня осталось одно недоделанное дело, один должок перед мамой: я обещала написать ей прощальное письмо. Вот сделаю это, тогда запечатаю папку и уберу её подальше.

Прощальное письмо

Дорогая моя, мамочка, ты сейчас далеко и мне тебя так сильно не хватает. Так несправедлив этот мир, потому что он забирает самых лучших, самых дорогих и самых нужных. Я всегда так хотела быть похожей на тебя – на самую красивую маму на свете. Мне так нравилось смотреть, как ты улыбаешься, жаль, что это было не часто. Ты была настоящей мамой о которой мечтают многие дети, мне повезло больше других, только обидно и больно, что недолго. Почему так несправедливо болезнь выбрала именно тебя… Ты всегда будешь жить в моём сердце, в моих воспоминаниях, моя самая лучшая, самая красивая, самая добрая и самая дорогая мама на свете. Когда я в детстве болела и нуждалась в тебе, то ты бросала всё и была рядом. Ты научила меня любить литературу, читать и понимать взрослые книги. Ты поддерживала меня в моей журналисткой карьере. Спасибо за всё, что ты для меня в этой жизни сделала. Спасибо тебе за твою материнскую заботу, ласку и любовь. Теперь мне надо учиться жить без тебя.

Я выполню все данные тебе обещания. И если у меня будут дети, то я им обязательно расскажу, какая у них была красивая и добрая бабушка.

Прощай, моя самая родная, самая дорогая и самая лучшая. Жду тебя в своих снах, жду твоих советов. Не бросай меня, пусть твоё присутствие будет невидимым, но ощутимым для меня.

Не забывай целовать меня на ночь, как ты обычно всегда делала. Твоя любящая дочь и твоя частица, оставленная в этой жизни.

Закончив писать письмо, Катя не стала ждать пока оно высохнет от её слёз, она положила его в папку и мысленно попрощалась со всем имеющимся там содержимым материалом. Затем Катя аккуратно завязала тесёмки папки, подписав сверху: «Мамочке моей посвящается». А потом, подумав, ещё добавила «и всем остальным женщинам, прошедшим этот ад».

Эту папку она открыла через несколько месяцев, чтобы записать дату смерти последней женщины из той маминой палаты – Людмилы Григорьевны, которая после операции и химиотерапии, пережила Ольгу Александровну на полгода.

40

Общение с Антониной Ивановной продолжалось у Кати и после смерти матери, но в больницу она больше не приходила, потому что слишком много горя было у неё связано с этим местом. Антонина Ивановна и тётя Фрося также не советовали ей посещать больницу, потому что мудрые женщины считали, что надо дать ране зажить или хотя бы затянуться, а пока они встречались дома у Антонины Ивановны, где Кате всегда были рады.

Новый Год в этом году был не праздником, а скорее поминками. Ольга Александровна заболела в прошлый Новый Год и умерла за две недели до нынешнего Нового Года и своего дня рожденья. За столом они сидели, как будто втроем, хотя живых было двое, но во всём чувствовалось невидимое присутствие Катиной мамы, даже приготовили ею любимые блюда. В тот вечер не было обычного праздничного веселья и радости, а было много воспоминаний. Прошлый Новый Год, им пришлось встречать в больнице, а этот Новый Год уже без Ольги Александровны. Не даром говорят: как встретишь Новый Год, так и проведешь. Катина мама встретила его в тяжелой болезни и проболела весь год до самой смерти.

Дядя Петя много работал, и он не смог бы часто навещать Катю, кроме этого, он хотел забрать племянницу к себе в свой город, чтобы её не угнетали воспоминания в квартире, но она должна была работать всё время учебы в редакции, которую выбрала ранее. Редактор вошел в положение и был не против перевода, но тут они оба: и редактор, и дядя Петя были бессильны в данной ситуации. Да и Катя пока не была готова к переезду, она хотела немного побыть одна, тем более что ей уже исполнилось 18 лет, и она стала совершеннолетняя, а значит, могла проживать сама. Также ей надо было подтянуться в учёбе, потому что прошлый год, из-за болезни мамы, она много чего не успела.