Текст книги "Пять уникальных писателей (сборник)"

Я долго стояла перед шкафом своего двоюродного брата и выбирала, в чем могу пойти в ресторан с Алисой. Брат подкалывал меня, задавал всевозможные вопросы, а я врала, что одежда мне необходима для одного бедного мальчика, о котором мы делали на днях репортаж, и что мальчик имеет такой же размер одежды, что и я. Наконец мой выбор остановился на светлых брюках в стиле унисекс и безрукавой рубахе в обтяжку. Мне понравился мой облик, так как он не характеризовал меня как какого-то «мужлана», а выставлял вполне солидным молодым человеком.

Я и сама не понимала, правильно ли я поступаю, создавая все это. Я не хотела быть мужчиной, но я очень хотела, чтобы несчастная Алиса наконец почувствовала себя счастливой, хотя бы не надолго, ведь она заслуживала того, и я искренне желала видеть ее такой же радостной, какой она шла тогда по городу с шарами, всегда.

Мы договорились, что я не стану заходить за ней, а мы встретимся в центре города на пристани. Алиса не знала, что я задумала для нее, и когда она появилась, то спросила, какое мы сегодня будем есть мороженое.

Она была в фисташковом сарафане, смотрящемся как вечерний наряд, словно чувствовала, что нам предстоит не простой вечер. Волосы ее были распущены и нежно лежали на плечах закрученными локонами. Увидев ее такой красивой, я еще раз подумала о бестолковости мужчин, не замечавших до сих пор этой девушки. Она была в трогательных туфельках с переливающимися разноцветными камушками. Туфли были отлично подобраны к платью, и я пожалела, что не имею таланта с таким вкусом комбинировать предметы своей одежды.

Когда мы дошли до пристани, я развеяла мечту Алисы о земляничном мороженом и пообещала ей что-то интереснее, чем кафе, в котором мы уже были. Алиса послушно шла со мной и не задавала лишних вопросов, что было идеальным условием для преподнесения ей сюрприза. Мы взошли на пристань, уже смеркалось. Алиса терпеливо ожидала того, что обещало быть интереснее мороженого, а я нетерпеливо поглядывала на часы, считая секунды до появления теплохода. Теплоход подошел через две минуты, и Алиса вопросительно посмотрела на меня, а я пропустила ее вперед. Кроме нас, на теплоход зашло еще четверо человек. Этот рейс был последним в ту сторону, куда мы направлялись. В нашу же сторону последний теплоход ожидался через два часа, после чего он пришвартовывался к пристани на ночь. Четверо дачников, зашедших на теплоход вместе с нами, с интересом разглядывали нашу необычную одежду, так как теплоход шел в сторону дачного массива на противоположном берегу и постоянными пассажирами этого судна были в основном те, кто ехал на свой земельный участок.

Я исподтишка заглядывала в глаза Алисе и долго гадала, что с ней происходит. Сначала она долго смотрела на горизонт, где уже садилось сентябрьское солнце, потом смотрела куда-то в сторону и наконец заговорила со мной.

– Мама уже не ругает меня за прогулки. Она знает, что я с тобой, поэтому не волнуется. Помолчав, она продолжила:

– А ведь я никогда не каталась по Волге, хоть и живу здесь всю жизнь.

– Правда? – спросила я.

– Да. Это, наверное, смешно, но это так. Прохладно, да?

Я согласилась, что стало прохладно, и пригласила Алису в салон теплохода, где достала из своего рюкзачка бутылку шампанского и две рюмки, принесенные с собой и чудом не разбившиеся.

– Давай за все прекрасное, – сказала я пространно. Меня в этот момент посетила такая жалость к Алисе, такая обида за то, что жизнь до сих пор не даровала ей моментов обычного человеческого счастья, что я чуть не заплакала, но не показала виду и быстро взяла себя в руки, однако Алиса заметила во мне какие-то перемены.

– Что-то случилось? – спросила она.

– Все замечательно – ответила я, пытаясь скрыть свою тревогу за широкой улыбкой.

– За то, чтобы у тебя все было хорошо – сказала Алиса, и я отметила, что эта девушка желала счастья и благ не себе, как это обычно произносится в тостах, а тому, кто находился рядом с ней. Мы столкнули свои рюмки, и пена шампанского стекла на пол каюты. Вторую рюмку мы пили уже на той стороне Волги, гуляя по берегу и кидая в воду камушки. Алиса насобирала горсть камней, намереваясь взять их с собой, но потом оказалось, что на ее наряде нет карманов, да и грязь на камнях могла испортить платье. Все собранные камни тогда мы перекидали в воду, а потом не без улыбки вспомнили о том, что можно было положить камушки в мой рюкзак, но заново собирать их не стали.

– А мы еще приедем сюда? Пожалуйста, на мой день рождения, – попросила Алиса.

– У тебя скоро день рождения? – удивленно спросила я.

– Через два дня. Я хочу приехать сюда снова и бросать камушки на счастье.

– Хорошо, – сказала я, – как скажешь. А когда ты хочешь поехать? Днем?

– Да, чтобы остаться до вечера и наблюдать закат.

Глаза ее так и сияли лучезарным светом детской радости, и я не могла не улыбаться при этом ее подкупающей непосредственности.

Мы вернулись обратно поздно вечером, и такси снова развезло нас по домам. Я не могла уснуть в ту ночь и мучительно соображала, как должен пройти ее день рождения, чтобы она чувствовала себя королевой в этот день. Мы не встречались на следующие сутки, а лишь списывались короткими эсэмэсками, справляясь о делах друг друга. Мне казалось, что Алиса стала немного смелей, потому что уже второй раз смс-общение начинала именно она, а я не отказывала ей в этом удовольствии. Весь день мой прошел в безумном ритме, словно я готовилась к собственной свадьбе или юбилею. Я даже взяла отгул на работе, чтобы все успеть.

Теплоход ходил на противоположный берег с завидной регулярностью, по десять раз в день туда, по десять раз – обратно, поэтому я сумела организовать на том берегу установку шатра двумя работниками фирмы по оказанию бытовых услуг. Сам шатер имелся в нашей организации, и мы не раз отдыхали под ним компанией телевизионного канала. Мне дали шатер без разговоров, когда я сказала, что хочу организовать праздник в честь юбилея моей бабушки. Начальник знал, что пропущенный свой трудодень я потом отработаю сполна. За шатром до следующего утра наблюдали местные дачники и за это отказались даже брать с меня деньги, приняли лишь бутылочку вина. Силами тех же работников фирмы по оказанию услуг шатер до обеда был украшен желтыми шарами, и в нем установлен стол на семь персон. Сам праздничный ужин готовили две женщины из поселка, которым я завезла с утра необходимые продукты. Я беспокоилась, все ли будет вовремя сделано и понравится ли праздничный стол Алисе.

После полудня мое волнение возросло – надо было встретить Алису. Мой брат оказал мне неоценимую услугу. На своей машине, довольно симпатичной иномарке, он подкатил к самому крыльцу Алискиного института и, когда она в кучке одногруппников вышла на улицу, а брат посигналил ей, Алиса под удивленные взгляды своих знакомых уселась ко мне на заднее сиденье, где получила охапку белых роз. Я была рада, что мы забрали ее на виду у всех. Может быть, теперь ее глупые согруппники, так подло оставившие ее одну в баре, поймут наконец, что она – тоже личность и может нравиться.

Алиса была в восторге. Я никогда не видела ее такой веселой и полной энергии. Платье ее так же было белым, как подаренный мною букет, и это прекрасное, радостное облако сидело рядом со мной, весело рассказывая о том, какого чудесного мишку подарила ей утром мама, и какое он занял место в ее комнате.

Брат высадил нас на пристани и уехал по своим делам, пожелав Алиске много счастья и любви, а нам двоим прекрасного вечера. Теплоход подошел чуть раньше своего времени, и через полчаса мы уже подъезжали к берегу с шатром, на котором стоял накрытый стол. Алиса забегала по палубе, увидев шатер издалека.

– Там стол? Неужели стол? – радостно смеялась она.

А когда мы подъехали, она подсчитала количество предполагаемых персон и удивленно спросила, какие еще пять человек будут вместе с нами и когда они придут. Я попросила Алису не торопить события, и мы подняли бокалы с шампанским, единогласно решив, что тост должен быть непременно за дружбу.

Вокруг никого, кроме нас, не было, и когда Алиса, в пятый раз спросив про остальных пять человек, выжидательно посмотрела на меня, я сделала телефонный звонок, и к шатру издалека начали приближаться пять фигур: три мужских и две женских.

Окаменев от удивления, Алиса схватилась за мой рукав и не отпускала его до того, как люди в цветных костюмах подошли к нам и, включив принесенный с собой магнитофон, начали выделывать акробатические трюки, подкидывая друг друга вверх.

В это время, вопреки всем моим предположениям о возможной эмоциональной реакции Алисы на цирковую группу, выступление которой она раньше видела только по телевизору и мечтала увидеть вживую, о чем говорила мне еще в начале знакомства, Алиска вдруг громко разрыдалась и уткнулась мне в плечо. Группа циркачей в недоумении уставились на именинницу, а я жестом попросила их остановиться и выключить музыку. Когда циркачи послушно ушли, не задавая мне никаких вопросов, так как все было заранее оплачено, я подняла ладошкой заплаканное девичье лицо и шепотом спросила, что произошло и чем я могла ее обидеть. Алиса еще некоторое время всхлипывала и уклонялась от моего взгляда, но потом тихо ответила: «Мне еще никогда не было так хорошо. Спасибо тебе за все, что ты для меня делаешь».

В этот момент я почувствовала такой острый укол совести, что непроизвольно отстранилась от Алисы, стыдясь себя саму и своих глупых экспериментов. Я вдруг осознала, что не имею права обманывать это невинное создание – девушку, которая в своей жизни не обидела и комара, притворяться кем-то перед ней, пусть даже из лучших своих побуждений. Я поняла, что недостойна и ногтя этого чудесного человечка, со всей искренностью открывающегося передо мною все больше с каждым днем. Я встала и заходила по пляжу. Желанием моим было зарыться куда-нибудь в песок, чтобы не показывать Алисе своих бесстыжих глаз. Я понимала, что мои опыты зашли слишком далеко. И кто я вообще такая, чтобы ставить их над живым человеком?

Я не стала дожидаться вечернего рейса и забралась на ближайший теплоход. Алиса, забежавшая следом, недоуменно смотрела вслед отдалявшемуся берегу с цветным шатром и внезапно оборвавшимся днем рождения.

Она ничего не спрашивала у меня словами, но всю дорогу обеспокоено заглядывала мне в глаза, пытаясь разглядеть причину внезапной перемены моего настроения. Когда мы оказались на берегу, я быстро поймала такси и без лишней лирики отвезла Алису домой и вернулась домой к себе. Я в суматохе пыталась придумать хоть какую-то причину больше не видеться с Алиской, но все причины казались глупыми. Все они могли бы сработать, но не с нею. И потом я решила не врать и отправила Алисе эсэмэску следующего содержания: «Алиса, прости, но такой человек, как я, недостоин такого человека, как ты. Мы больше не увидимся».

Примерно час я металась по всем своим комнатам, высовываясь в форточку. Совесть не давала мне уснуть, и сама атмосфера ночи давила на меня как сужающийся вглубь квадрат, в центре которого была я наедине со своей совестью.

В час ночи от Алисы пришла эсэмэска: «Какая же ты все-таки глупая оказывается. Я же люблю тебя…»

Лишь в пятый раз перечитав весь пришедший текст, я осознала его содержание и почувствовала себя еще хуже. Что-то съедало меня изнутри, как будто я сдерживала в себе какого-то зверя, пытающегося вырваться наружу, словно я заталкивала в себя нечто желающее обрести свободу. Я не спала до самого утра, и в окнах моих горел свет. Я два раза выходила на улицу, подгоняемая какой-то непонятной тревогой, заставляющей действовать, но не подсказывающей, как именно я должна делать это.

Я долго смотрела в небо, но мне не становилось от этого спокойней, а наоборот – какие-то противоречивые чувства сжимали меня еще больше, пока не выжали из меня все мои силы. А рано утром, очнувшись то ли от сна, то ли от полузабытья, я абсолютно трезво, уверенно и без всяких сомнений отправила на номер Алисы «конвертик» с текстом: «Я тоже».

2007 г.

Он, Она, Они

Он был состоятельным человеком. Его неуемная в прошлом энергия и жажда выбиться в люди в том смысле, в каком это понимается большинством в современном мире, сделали свое дело. Он успел попасть в нужную струю, и эта струя несла его всю последующую жизнь по удачному пути к стабильности и сытости. Он всего добился сам, у него не было мохнатых лап и добрых дядь. Стремление, труд и желание доказать себе и всем, что можно прийти к хорошей жизни без чьей-либо помощи, привели его к блестящему результату. Конечно, он не был кристально чист в понимании растоптанной и ушедшей в прошлое человеческой морали, но эта его «немножечко нечестность» и принесла ему то, чем он в итоге владел. Для окружающих его, близких к нему по уровню благосостояния людей, он не был ни вором, ни мошенником, ни кем бы то ни было подобным, кем он мог казаться себе в тихие ночные часы, оставаясь наедине со своей совестью. Он пытался избегать этих «встреч» всю свою жизнь, стараясь заполнить каждую свободную минуту каким-то развлечением. Однако годы взяли свое. Успев развестись и удачно выдать замуж двух своих дочерей, каждая из которых блистала благодаря связям отца в определенной области, он остался практически один в свои 47 лет. И не старый, и не молодой, он потерял здоровье для прежних развлечений и все чаще задумывался о том, что упорно прятал в глубины своего подсознания раньше. Дочери разъехались по столицам. Бывшая жена нашла себе замену спустя месяц после развода. Друзья были погружены в собственные проблемы и радости. Деловые партнеры спешили вечерами в свои семьи, и он искренне жалел их, видя, как они пытаются строить свою жизнь на том же и так же, как делал это он в свое время, ставя во главу угла материальные блага, в которых к зрелому возрасту перестал видеть утешение и смысл. Он никому не пытался навязывать свои философские наблюдения и выводы и все больше отдалялся от своего окружения, с сожалением отмечая, что окружение при этом ничего не теряет и даже не пытается его вернуть. Да и, собственно, его участие уже было необязательным. Деньги, получив движение много лет назад, продолжали исправно работать на него. В своей меланхолии он дошел до элементарных манипуляций, требуемых от него правилами бизнеса: посещал необходимые совещания, ставил подписи, делал звонки, однако реже и пассивней, чем это происходило раньше. И, конечно, таким отсутствием не могли не воспользоваться приближенные к нему люди. Бизнес был пущен на самотек, как ребенок в многодетной семье. И именно в это переломное для себя время он встретил Ее…

Она была молода, красива и легкомысленна. Она очаровывала всех, кому попадалась на глаза, и даже женщины смущались, замечая, что задерживают на ней свои взгляды дольше, чем тому положено. Ее фигурка, почти мальчишеская, отличалась свежестью, первозданностью и не была еще тронута отпечатками старения, болезни или других недугов, присущих взрослеющим женщинам. У нее были длинные руки, ухоженные музыкальные пальцы, узкие бедра и маленькая грудь. Прелестная кудрявая головка гордо сидела на тонкой шее, маленький, но волевой подбородок, капризно изогнутые губы, прямой носик, ярко очерченные глаза и брови, ресницы, не требующие косметики… Она была очаровательна в осознании собственной красоты и превосходства над остальными, некрасивыми или менее красивыми девушками и женщинами. Она знала себе цену и желала, чтобы все вокруг постоянно доказывали ей, что она не ошибается в собственной исключительности. Судьба благоволила к ней и постоянно дарила ей подарки, а если подарки не дарила судьба, то находились люди, готовые сделать это по одному только щелчку ее пальцев. Она добивалась всего с легкостью, стоило ей лишь распустить в нужный момент свои волосы, скрученные от природы в мелкие завитки, и тряхнуть ими назад или театрально закатить глаза, делая вид, что сейчас расплачется. После этого она, отвернувшись, улыбалась своему таланту и насмехалась над тем, кто в очередной раз поверил в ее фальшь. Она играла людьми и чувствами. Ей нравилась жизненная круговерть со всей своей непредсказуемостью. Она летела по ней в беззаботном танце, представляя, что все вокруг смотрят фильм с ее участием. Ей безумно нравилось быть на виду, совершать красивые и порой нелепые поступки, бросаться фразами лишь с той целью, чтобы послушать, как они прозвучат и подействуют на тех, кому они адресованы, и на окружающих. Иногда у нее появлялось желание делать для достойных, по ее мнению, людей большие или маленькие подарки, словно щедро сбрасывая при этом то или иное благо с барского плеча. Берите, мол, радуйтесь, мне не жалко, сегодня у меня хорошее настроение!..

О ней много можно было бы еще говорить, но речь не о том, какой была та, которая кружила всем головы, а лишь о том, какую она сыграла роль в судьбе двух других наших героев…

Они встретились на переломном моменте жизни каждого из них, когда она, измученная прежними связями и разочаровавшаяся во всяких отношениях, с памятью о нанесенных ей сердечных ранах, и он, изначально уверенный в том, что любовь – лишь придумка поэтов и разных сказочников, столкнулись и поняли, что глубоко заблуждались в собственных выводах и до момента их встречи никогда не жили по-настоящему. Чувство захлестнуло их сразу. Они бросились друг в друга как в омут. Он не чаял в ней души, а она залечивала раны в потоке его необузданной нежности. Вся их теперешняя жизнь сосредоточилась вокруг этого нового счастья, так долго таившегося от них где-то в глубинах бесконечной Вселенной. Их роман был у всех на виду. Коллеги по работе, знакомые, даже родственники иронично перешептывались, наблюдая нежные проявления внезапно вспыхнувшего чувства. Кто-то таким образом маскировал свое стеснение, кто-то считал, что на вещи надо смотреть иначе и любили последний раз на земле герои Уильяма Шекспира, но в основном это были признаки зависти тому, что для них было таким же желанным, но в реальности оказалось незнакомым и далеким.

Они постоянно держались за руки и коротали обеденные перерывы в бесконечных разговорах. Они хотели переговорить обо всем на свете, полагая, что истратили и так непростительно много времени друг без друга. Он провожал ее до дома и с трудом доживал до следующего утра, чтобы вновь увидеться на крыльце перед началом работы. У них еще не было места для нежных встреч, и они гуляли часами под открытым небом, благословляя все на свете за бесконечную милость к их судьбам и подаренную им возможность обрести друг друга. Прогулки казались отдушиной после нескончаемого рабочего дня, и расставание каждый раз давалось им все тяжелей, и тогда они начали понимать, что свидание их должно стать постоянным… Тогда-то им и встретилась она…

Он увидел ее на перекрестке. Выставив тонкую ручонку, она пыталась поймать попутку, и он был очень удивлен тому, что до настоящего времени она осталась без чьей-либо помощи. Он поспешил притормозить рядом с ней, и в его поле зрения попали ее крепкие коленки, над которыми развевался голубой подол тонкого платья. Она уверенно разместилась в салоне и, перед тем как попросить об услуге, расставила свои женские сети. Он пленился красотой ее выразительных глаз и полоской ее белоснежных зубов под капризно вскинутой верхней губой. Еще до того, как он осознал это, она уже не сомневалась в том, что он сделает для нее все. И она была права.

Вечер того дня они заканчивали вместе, лаская губами тонкие стекла бокалов, в которых искрилось дорогое шампанское. Она с удовольствием отметила цену данного шампанского в вежливо принесенном им официантом меню, и заказала его, чтобы проверить, купит ли ее новый знакомый для нее самый дорогой напиток в этом ресторане. Для него же цена не имела значения. Она догадывалась об этом, и данная мысль грела ее, рисуя прекрасные перспективы. Они много говорили, точнее, говорила в основном она, наслаждаясь производимым ею на него впечатлением. Он сидел, прищурившись, и думал о младшей своей дочери, прикидывая, на сколько лет она может быть ее моложе или старше. Дочка неплохо танцевала, и он с удовольствием отмечал сходство ее фигуры и ее изящество с фигурой и изяществом своей новой знакомой. Она же в этом взгляде прочитала обычное мужское похотливое желание, и, притворно улыбаясь, ненавидела в лице своего нового знакомого всех мужчин на свете, прикидывая заранее, какую причину ей придется придумать, чтобы улизнуть, не расплатившись за угощение. Когда ближе к ночи, подперев прекрасную кудрявую головку тонкой рукой, она пожаловалась на плохое самочувствие, он улыбнулся и заверил, что сейчас же доставит ее прямо домой. Услышав в его голосе искренность намерений, она пожалела, что решила закончить вечер и, уже забыв о своем недуге, без умолку болтала всю дорогу до своего дома. Он предупредительно остановил машину на углу ее дома и проследил, как она зашла в свой подъезд. Постояв немного и дождавшись ее эсэмэски, он развернулся и отправился в тот же ресторан, не в силах избавиться от тоски по своим детям.