Текст книги "Коренные различия России и Запада. Идея против закона"

Вадим Валерианович Кожинов
Коренные различия России и Запада. Идея против закона

Вадим кожинов – рыцарь россии

В тяжелые годы середины 1990-х мне посчастливилось познакомиться с литератором (как он часто просил себя называть) Вадимом Валериановичем Кожиновым.

Он сразу поразил меня своим всепоглощающим служением России и непрерывной жизнью Россией.

Оказалось, что в его маленькой, обставленной книжными полками гостиной в центре Москвы на Большой Молчановке происходила системная работа по восстановлению русского самосознания, поэтому через несколько встреч с ним возникло ощущение, что, входя к Кожинову, попадаешь в чудесный реактор по конфуцианскому исправлению имен и наведению вселенского порядка.

Очень быстро стало понятно, что скромный «литератор» является выдающимся историософом и мыслителем.

Однако только сейчас, через четырнадцать лет после знакомства и через восемь лет после его безвременной кончины, начинаю осознавать подлинный масштаб и величие личности Кожинова, вне всяких сомнений, стоящего в ряду таких русских мыслителей, как Ф. М. Достоевский, К. Н. Леонтьев и В. В. Розанов, и грандиозности его замыслов и Дела.

Вера в Россию

Вадим Валерианович любил напоминать известнейшие и вместе с тем редко кем понимаемые строки Федора Ивановича Тютчева (которого, между прочим, как не только гениального поэта, но и гениального историософа и геополитика подарил нам не кто иной, как Кожинов, в книге «Пророк в своем отечестве»): «В Россию можно только верить».

Все творчество Вадима Валериановича показывает нам, что Россия жива, пока мы в нее верим, что именно наша вера в Россию, личная вера каждого из нас, воссоздает и перевоссоздает заново нашу Россию. Пусть вокруг тебя перестанут верить в Россию, думать про нее, а ты стой и верь, поскольку, может быть, только твоей одной верой в этот момент она и будет держаться, являя миру идеалы Христа, справедливого миропорядка и жизни по правде.

Как показал Кожинов, это определяется уникальным устройством исторического бытия России, которое не существует натурально, как факт (здесь он ссылался на мнение К. Маркса), а исключительно в процессе сменяющихся гибели и воскрешения.

Не случайно замечательный пушкиновед и писатель Валентин Семенович Непомнящий, на которого Вадим Валерианович всегда ссылался, которого он цитировал и «продвигал», анализируя творчество Пушкина, определил русский тип культуры и начало нашей цивилизации как пасхальные.

Интеллектуальный и писательский подвиг Кожинова и заключается в том, что он через блестящий и изящный, энциклопедический и точный анализ ключевых этапов русской истории и культуры показал эту череду смертей и воскрешений России, как будто предназначенной Господом исполнять правило смертию смерть поправ, воскрешая себя и мир.

Это касается и анализа былин как формы исторической памяти народа о моменте рождения Русской Государственности через победу над Хазарским каганатом, и подвига на Куликовом поле, где русские не просто отстояли свое самобытное бытие, но и сделали себя законными преемниками не только Царства Ромеев, Византийской «империи», но и Ордынского Царства, монгольской «империи» Ихэ Монгол Улус, и воскрешением после Смуты, Раскола и реформ Петра Великого. Читайте и прорабатывайте кожиновскую «Историю Руси и Русского Слова»!

И только Кожинов смог в другом своем капитальнейшем труде «Россия. Век XX» объять умом и сердцем весь прошлый наш век, показать и гибель, и воскрешение России, и очередную гибель и заложить незыблемый идейный фундамент для следующего воскрешения.

Вера в Россию и подготовка ее очередного воскрешения – суть мировоззренческой работы и историософии Вадима Валериановича.

Не случайно через все работы Кожинова проходит идея прерывистости нашей российской истории, когда в считанные дни государства разваливались как бы сами собой, исчезали в небытие и вместе с ними, казалось, навсегда умирала Россия, когда в ту же Революцию 1917 года любой «объективный» наблюдатель по всем параметрам должен был констатировать гибель страны и государственности.

Как представляется, здесь во многом на будущее крайне важно разрабатывать идеи прерывистости, соединяя с введенным Владимиром Эрном представлением о катастрофическом прогрессе.

Наша История по определению трагична, прерывиста и даже катастрофична. Это, по Вадиму Валериановичу, данность, с которой незачем спорить, из которой следует исходить.

Отсюда задача русских – всем напряжением сил готовить следующее воскрешение России, веря в Россию и работая на ее государственность.

Никогда не забуду, как в очередной раз войдя в квартиру Кожинова в 1998-м, кажется, году, я тут же был усажен (буквально усажен, за руку и с напором) перед видеопроигрывателем. «Вот, смотрите, смотрите, – восклицает Вадим Валерианович, стараясь быстрее запустить видеозапись на еле дышащем приборе, – вот эти молодые люди из Студии Александра Васина каждый год 9 мая собираются у Большого театра и поют лучшие военные и свои песни! Каждый год! И посмотрите, как они поют, вот, смотрите, как вокруг собираются люди и поют вместе с ними… Разве это не чудо?!».

Помимо того, что Кожинов был буквально «одержим» возвышением других (разумеется, достойных) людей, в которых он видел русский гений и веру в Россию (чего только стоит его «промоушн» таких величин, как Михаил Михайлович Бахтин, Николай Михайлович Рубцов, Анатолий Константинович Передреев, Юрий Поликарпович Кузнецов!), помимо безграничной душевной щедрости Кожинова, в этом, тогда рядовом, эпизоде для меня сегодня весь Вадим Валерианович Кожинов и его учение о вере в Россию.

Стой, как они стоят, работай на страну, зижди традицию – Россия воскреснет и уже скоро опять преобразит и поразит саму себя и весь мир…

Дело преображения

Что же может являться для русских залогом исторического оптимизма и следующего воскрешения и процветания России?

По Вадиму Валериановичу – это великое Русское Слово, рождаемое из всемирных деяний Российской Государственности, составляющих в совокупности русский народ и единую Русскую Историю.

Эта доктрина Кожинова, созданная им благодаря его базовому профессионализму, как литературоведа, и работе в знаменитом ИМЛИ, имеет основополагающее значение для исторического анализа и проектирования наших собственных действий. В своем понимании российского самобытного исторического процесса Вадим Валерианович вышел за пределы ведомственного литературоведения (в котором, к примеру, предпочел остаться С. С. Аверинцев), распредметил науку, не утеряв ее достижений и методов.

В самом деле, выделяя вершинные достижения культуры, как собственно словесные (былины, «Слово о законе и благодати», «Палея толковая», поэзию Пушкина и русскую литературу XIX–XX веков, военные песни Великой Отечественной войны), так и иные (иконопись, советская наука и техника), Кожинов предельно ясно выводит через них на героические периоды нашей истории в целом и раскрывает соответствующие вершинам Слова вершинные деяния нашего народа и государственности.

При этом речь идет не о механическом сосуществовании и соотнесении двух этих рядов – Государственности и Слова – а об их тесной и взаимопреобразующей связи.

Кожинов сумел в своих работах осязаемо, технологически основательно и даже объективистски продемонстрировать евангельское «В начале было Слово».

Ибо Слово – принцип, который, определяя самосознание и идентичность, зиждет, движет и преображает мир; русская культура как Фаворским светом пронизывает собой наше историческое бытие и позволяет творить и быть.

Отсюда такое значении поэзии как самой концентрированной форме культуры, указание на ее определяющее значение в русском духе (труды Кожинова «Николай Рубцов. Заметки о жизни и творчестве поэта», «Главная основа отечественной культуры», «Как пишут стихи. О проблемах поэтического творчества»), любовь и проникновенное знание русской песни («главной основы русской культуры»), русского певческого голоса, как и у Аполлона Григорьева благоговение перед цыганской гитарой (пишу это и опять поражаюсь широте и спектру интересов Вадима Валериановича, как непросто хотя бы перечислить, не то что охватить, все, что он не только любил, но и глубоко исследовал и продвигал!).

Неоценимый вклад Вадима Валериановича во введение в широкий «оборот» таких выдающихся произведений русского духа, как «Слово о законе и благодати» и «Палея Толковая», воскрешения, по сути, из небытия Бахтина и публикация его работ, разнообразная помощь лучшим нашим поэтам второй половины XX века.

По Кожинову, поэзия и есть жизнь, никакой другой жизни нет и быть не может. И в проживаемых нами годах собственно жизни есть ровно настолько, насколько есть поэзии – понятно, в любой, не только стихотворной форме. Более того, именно несовпадение поэтического образа и «действительности» (здесь, думаю, много идет от Бахтина) двигает и преображает бытие, воспроизводит жизнь.

В книге «Как пишут стихи» Кожинов утверждает эту преображающую суть поэзии-жизни: «Поэт не может не начинать каждый раз заново, исходить каждый раз не из предшествующих стихов, а из самой своей жизни, как будто он переливает ее в теле стиха впервые. А затвердевающие приемы уже выработанного мастерства препятствуют этому. И тогда вместо творческого поведения стихи запечатлевают искусственную позу, вместо живых движений – заученную жестикуляцию».

Как представляется, гений Кожинова всеми его трудами, гигантским внелитераторским общением и работой старающийся вывести принцип прерывистой, но единой русской истории, соединить государственность, православие и бесконечно ценный советский опыт достижения военно-индустриального суверенитета, породил феномен идеологии преображения, которую крайне необходимо нам разрабатывать и дальше.

Творческий подвиг Кожинова задает нам современную цивилизационную основу России на долгие годы (может, на столетие и больше) вперед, что очень напоминает мне феномен теологии освобождения, которая в качестве принципа становящейся Ибероамериканской цивилизации была порождена частью католического клира Латинской Америки во второй половине прошлого века в ситуации необходимости решения проблемы социальной справедливости, зависимости и колониализма.

Русский век

Вадим Валерианович ушел от нас 25 января 2001 года, в самом начале нового столетия и тысячелетия, как бы удовлетворившись тем, что предыдущий век закончился. Говорю это вполне серьезно, поскольку, так случилось, в 2000 году несколько раз спорили с ним о том, когда именно начинается новое тысячелетие, в 2000 или 2001 году. Тогда эти дискуссии, порой очень жаркие, мне представлялись достаточно случайными, дотошностью влюбленного в историю человека, теперь же понимаю, что ему было принципиально важно знать точное время окончания века, чтобы достоверно и лично подвести итоги ушедшего вместе с ним XX века.

Это глубоко символично – одна из решенных им сверхзадач, как я уже упоминал, состояла именно в том, чтобы наш страшный и прекрасный российский XX век, свидетелем которого он, родившись в 1930-м году, являлся, передать нам (во всех своих трудах и в фундаментальном «Россия. Век XX») во всем его трагическом и многомерном величии как бесценный дар, крепкую опору для нашего следующего воскрешения и развития страны.

Не имевший никаких подарков от советской власти, принадлежа во многом к чуждом советизму и хранящим память о дореволюционной России слою людей, объективно и без прикрас освещая советский период, Кожинов никогда и ни в одной своей строке не был антисоветчиком.

Это определяется, в частности, тем, что Вадим Валерианович, увидев российскую историю как прерывистое движение с бедами и победами (эта диалектика разыграна в книге «Победы и беды России»), гибелью и воскрешением страны, нашел поразительное решение для достижения максимальной беспристрастности своего исследования советской истории.

Поскольку любое историческое знание по определению не может быть вне точки зрения, позиции, Кожинов выбрал себе позицию не выигравших и не проигравших в той страшной гражданской войне, а тех, кто, как он доказывал, и не мог выиграть или даже проиграть – «черносотенцев» (здесь необходимо изучать его глубочайшую работу «Черносотенцы и Революция», в которой детально и предельно доказательно произведена реабилитация «черносотенцов» и восстановлены честные имена их деятелей).

В результате такого оригинального мыслительного хода, отражающего его абсолютный слух в восприятии нашей истории, Кожинов со всей отчетливостью выступил против примитивного, но преобладающего, толкования Революции как волюнтаристского и антигосударственного действа горстки большевиков.

По Кожинову, главным разрушительным моментом Революции и фактором распада страны стал не Октябрь, а Февраль 1917 года, когда «прогрессивная общественность» с псевдолиберально западническими идеями с вожделением уничтожила Российскую Империю. Таким образом, действующих сил в 1917 году было не две: «старый порядок» и большевики, а три: проигравшие монархисты и монархия, победившие в Феврале (их Кожинов убийственно точно назвал «детьми Февраля») и практически ни на что не влияющие тогда большевики.

Почему это – сверхважное знание? Потому что оно позволяет совестливым людям правильно определяться. Ты монархист – замечательно, выступай тогда не только против большевиков, но и, прежде всего, против детей Февраля. Но нельзя, не издеваясь над исторической правдой и собственным сознанием, заявлять себя монархистом и выступать на стороне «белых».

Здесь и работает точное знание Кожинова: «Вопрос о Белой армии необходимо уяснить со всей определенностью… Никак нельзя оспорить того факта, что все главные создатели и вожди Белой армии были по самой своей сути «детьми Февраля».

А ведь именно этот «перевод стрелок с Февраля на Октябрь лежит в основе антисоветизма, самого разрушительного на сегодня учения, которым значительная часть элиты беспощадно добивает страну и Российскую Государственность.

Грядущее воскрешение России невозможно без того, чтобы понять и принять наш XX век весь целиком, чтобы осуществить преемственность с советским периодом нашей единой Истории. Переоценить в этом деле значение кожиновского мысли, его работ невозможно.

Спасибо вам, дорогой Вадим Валерианович, за ваш подвижнический труд. Мы еще много раз перечитаем ваши труды, услышим ваше оригинальное Слово и сделаем XXI век русским.

Юрий Крупнов.

Мы не хуже и не лучше Запада. У нас другая анатомия

В 1993 году Вадим Валерьянович Кожинов напечатал в одной из московских газет большое послание Черномырдину – тогда председателю российского правительства, в котором доказывал, что Россия выбрала абсолютно тупиковый путь развития. Никакого ответа тогда, конечно, не последовало.

С тех пор прошло шесть лет. В России сменилось несколько премьеров и несколько составов правительства. Не изменились только путь, по которому идет страна, и убеждение Кожинова в его пагубности для России.

Миросозерцание Вадима Валерьяновича лучше всего определяют портрет Александра Пушкина и икона Сергия Радонежского, висящие в его старой московской квартире, стены которой почти сплошь заняты книгами. Их здесь больше двадцати тысяч.

Кожинов родился в самом центре Москвы, на Большой Молчановке. На той самой улице, на которой когда-то родился Александр Сергеевич Пушкин. Рядом, неподалеку, находилась ныне, к сожалению, уничтоженная Собачья площадка. Там жили Хомяков, Вернадский, Марина Цветаева. «Окружение» обязывало.

За свою жизнь Вадим Валерьянович написал больше двадцати книг. Первая из них увидела свет в уже далеком 1960 году. В нынешнем, 1999, изданы шесть книг Кожинова: сочинение о преподобном Иосифе Волочком, две части большого исследования «Россия. Век XX», охватывающие историю нашей страны с начала столетия до 1964 года, «История Руси и русского слова», «Великое творчество. Великая Победа», «Размышления об искусстве, литературе и истории».

С кем еще говорить о судьбах России в будущем столетии?

Мы беседовали с Вадимом Валерьяновичем в Гурзуфе, куда он приехал на очередные крымские Пушкинские чтения.

– Помните, – сказал он, – в 1834 году Николай Гоголь предсказал, что Пушкин – это русский человек в его развитии через двести лет. Сейчас очень многие люди с горечью, даже иронией воспринимают это гоголевское предвидение. Страна находится в смуте и разоре. Но у нас до 2034 года еще есть в запасе тридцать пять лет. Ведь Гоголь имел в виду не девятнадцатый и не двадцатый, а именно двадцать первый век.

Да, сегодня очень многие серьезные люди предсказывают, что в двадцать первом веке наша страна – я имею в виду весь бывший СССР – будет только деградировать.

Но, я думаю, полезно в этой связи вспомнить другие «предвидения».

Летом 1612 года на Руси появилось широко известное анонимное сочинение «Повесть о полном разорении и окончании преславного Московского государства». Тем не менее уже осенью князь Пожарский выбил поляков из Москвы. А ровно через тридцать пять лет (магия цифр!!!), в 1647 году, русские землепроходцы дошли до Тихого океана и основали на его побережье город Охотск. Прошло еще семь лет, и в 1654 году Россия настолько окрепла, что сумела вернуть себе Украину, которая была отторгнута от нее Литвой и Польшей три века назад. То есть через сорок два года после «полного разорения Московского государства» Россия предстала в неслыханном расцвете.

– Этот факт не единственный в своем роде…

– Да. Прошло много лет. В 1917 году, после Февральской революции, Алексей Ремизов написал «Слово о погибели Земли Русской». В это время с ним было согласно большинство мыслящих русских людей. Россия казалась уничтоженной революцией. Кстати, имейте в виду, тогда произошел такой же распад государства, как и сейчас. От России откололись Украина, Грузия, Средняя Азия…

Их собрали, и то далеко не полностью, только к 1922 году.

Однако после семнадцатого года прошло меньше тридцати лет, и мы победили самую мощную в мировой истории военную машину, на которую работала вся Европа.

– Эти исторические параллели являются для нас просто основанием надеяться на лучшее? Или твердым указанием на то, что возрождение России – я тоже имею в виду весь бывший СССР – неизбежно?

– Если бы я был помоложе, я бы сказал: о чем говорить?

Был 1612 год. Был 1917. И был 1991. Бросьте трепаться, дорогие товарищи, на этот раз произойдет то же самое, что произошло через треть века после 1612 или 1917 годов.

Сейчас, поскольку я человек, мягко говоря, немолодой, я так не скажу.

На мой взгляд, возможно и одно, и другое. И окончательная гибель великой страны. И ее возрождение.

Я не утверждаю, что мы в очередной раз воскреснем в славе и силе. Любая страна имеет свой исторический срок, рано или поздно погибают величайшие империи. Причем обыкновенно считают, что срок существования великих империй – около 1200 лет. Надо сказать, что это как раз «возраст» России. Однако я полагаю, что, несмотря ни на какие подсчеты, нет оснований быть убежденным в ее гибели.

Россия – уникальная страна. В то время как великие западные и восточные державы развивались более или менее равномерно, она несколько раз гибла и воскресала. Это не раз было в русской истории.

– Что приведет нас к возрождению и что – к гибели? Каким путем мы должны пойти?

– Понимаете, западные страны – это номократия (номос – закон), то есть государства, которые зиждутся на власти закона. Восточные – этократия (этос – нрав, обычай), то есть государства, которые зиждутся на власти традиции. Россия – это идеократия, страна, которой управляют идеи.

Когда «правящая идея» теряет силу, наступает смута. Так было в 1917 году, когда потеряла власть над людьми идея «самодержавия, православия, народности». Так было и в году 1991, когда эту власть потеряла коммунистическая идея. Сегодня стране нужна новая идея, потому что Россия может существовать только как идеократия.

– В таком случае какая идея должна овладеть массами сейчас?

– Идея, которая может управлять государством, должна иметь глубокие корни. Поэтому, скажем, нелепой выглядит затея, предпринятая нашим знаменитым президентом: давайте, дескать, создадим национальную идеологию. С моей точки зрения, эта новая идея должна органически соединить в себе то, что было до 1917 года, и то, что было после 1917 года.

– Это можно соединить? Разве это не противоположные вещи?

– У Михаила Назарова есть интересное рассуждение. Он утверждает, что надо увидеть в коммунистической идеологии идею справедливости, в антизападной политике СССР – патриотизм, в ханжестве советского человека – смиренномудрие и т. д. То есть в искаженном виде основные, конечно с русской точки зрения, ценности бытия в коммунизме сохранялись.

– Рецепты Международного валютного фонда, западных экспертов, советников по спасению России – это все к погибели?

– Безусловно. В этом году малоизвестный в Америке, но глубоко почитаемый в России экономист Джеффри Сакс – учитель Гайдара, Чубайса и Ко – сделал потрясающее заявление (я ему, между прочим, за это благодарен – честный человек!). Он сказал примерно следующее: «Мы (!!!) начали проводить реформы в России, положили больного на стол и вскрыли ему грудную клетку, но оказалось, что у него другая анатомия». Очень хорошо сказано.

– Это тот случай, который мы имеем сегодня. Пытаясь перенести с Запада те механизмы, которые у них работают, мы вдруг выяснили, что у нас они не только не созидают, а наоборот, разрушают.

– Совершенно верно. Пушкин сказал об этом в 1830 году, задолго до Сакса: «Поймите же, что мы никогда не имели ничего общего с Европой…».

Самое страшное при этом, что то, что на Западе – благо, в России оборачивается бедой. Россию нужно судить по ее законам, а не по тому, что придумали в Америке.

– То есть Россия – не хуже и не лучше Запада. Она – другая.

– Именно. Хотя очень многие наши люди по этой причине сейчас считают свою страну ненормальной, нецивилизованной. И здесь, конечно, огромную роль сыграла работа СМИ.

Впрочем, с моей точки зрения, для того, чтобы все это опровергнуть, достаточно двух общеизвестных фактов. Первый состоит в том, что за последние два века было два случая, когда мощные армии – Наполеона и Гитлера – пытались завоевать мир.

Никуда не денешься от того, что обе эти армии были разбиты Россией, несмотря на все наши «ужасные черты» (а может быть, отчасти и благодаря им).

И второй. Никто за эти два века не оказал такого гигантского влияния на мировую культуру, как Лев Толстой и Федор Достоевский.

По-моему, этого достаточно. Хотя некогда, в самом начале XX века, Шведская академия и сочла Толстого недостаточно цивилизованным писателем, варваром. Было четко сказано: Толстой ненавидит цивилизацию, поэтому мы не можем присудить ему Нобелевскую премию.

В 1906 году, правда, академики одумались, но тогда уже сам Толстой отказался принять их награду.

Однако в любом случае до этого Нобелевскую премию успели вручить шести писателям. Все они по сравнению с Толстым – пигмеи.

– Да, в компании с Толстым можно признать себя и нецивилизованным…

– Жаль только, что многие этого не понимают. Весь вопрос сейчас в том, опомнятся ли люди. Этот процесс понемногу идет. Я знаю очень многих людей, которые в 1991 году восторженно приветствовали все, что тогда происходило, а теперь они проклинают это и со стыдом, покаянием говорят о том, как себя тогда вели.

Нам нужна великая Россия.

Мы разрушили ее собственными руками. И собственными руками нам придется ее возрождать. Потому что никто в мире нам в этом деле не помощник.