Текст книги "Рус. Защитник и освободитель"

– Идем. – Гелиния уже потянулась к нему, когда до нее дошел смысл его слов. – Что… что ты сказал, повтори! – Последнее слово почти прорычала, и маска надменности слетела с ее лица.

Прищурилась, дунула, сбивая с глаза упавшую прядь, и бросилась на мужа с кулаками. Причем старалась делать так, как и он, и Леон, и Максад ее учили: бить в уязвимые места, уклоняться, использовать инерцию более тяжелого мужского тела. Конечно, лучше сбежать от неравной схватки, но не от родного же мужа?

Вскоре он, поверженный, лежал на спине, она – растрепанная, уставшая, разгоряченная схваткой – сидела на нем и била кулачками по его груди:

– Ты дож-дешь-ся, ро-жу не от те-бя… – Каждый слог сопровождала ударом, но глаза, до этого горящие праведным гневом, больше не метали молнии.

Рус заметил, что запал у жены пропал и держалась она исключительно на упрямстве. Не обращая внимания на легкое, больше капризное, сопротивление, притянул к себе, поцеловал и зашептал в самое ухо:

– Успокойся, Солнышко! Не казни себя. Я все понимаю: надо доучиться – во время беременности расширять каналы опасно. Честное слово, я подожду.

Гелиния лежала на Русе, с трудом сдерживая слезы: «Он прав, он всегда прав! Величайшая[7]7
  Величайшая – «титул» богини Геи, посвящение которой принимали все Хранящие и часть обычных жителей. Почитали же ее почти каждый четвертый.


[Закрыть], ну почему так несправедливо! Всегда хотела быть свободной, а теперь безумно хочу ребенка! От него, от моего Русчика!»

А во время этих мыслей говорила:

– Пошли отсюда в самом деле. К людям, во дворец. А то разревусь. Не хочу перед Эрланом предстать страшилищем.

Глава 3

Эрлан Первый облюбовал себе покои в древнем крыле замка, на примере убиенного Гросса Пятого убедившись в пользе старых добрых подземных ходов. Тем более что Звездные тропы так и не создавались.

Рус с Гелинией вышли из «ямы» перед старой спальней Гросса, то есть в новом крыле. Других координат в царском дворце Рус просто не знал, не удосужился снять в свое время. Их встретила невозмутимая пара скучающих гвардейцев, узнала и со всем уважением проводила в другое крыло замка.

Гелиния удивленно озиралась по стенам. Кругом – изображения батальных сцен. Отдельными полотнами висели многочисленные портреты этрусков – царей, наследников, военачальников, жен. Часто встречалось изображение единственного бородатого мужчины, всегда смотрящего прямо в глаза требовательно-призывным взором. О нем и прошептала в первую очередь:

– Кто это, Рус?

– Френом, бог этрусков. Он являлся на землю пять тысяч лет назад, – прошептал в ответ муж. – Про остальных не спрашивай, не знаю.

– Нет, у нас лучше, – заключила она через некоторое время. – Гораздо красивее и грандиозней, даже в Эолгуле. А ты еще Альдинополя не видел.

– У вас, – он выделил слово, – вычурней, а не красивей. Тут уютней и, согласись, будто сама история смотрит. И теперь это у нас, а не у вас, привыкай.

Гелиния тихо фыркнула, обозначая свое несогласие, но прошептала противоположное:

– У нас, милый. Я привыкну. Не такие уж они и варвары, только чуть-чуть отстают.

На это фыркнул Рус, но дальше спорить не пришлось – пришли. Гвардейцы какими-то хитрыми путями, проходя только пустыми коридорами, привели путников в комнату без окон, освещенную масляными светильниками, и единственной, кроме той, в которую зашли, ничем не примечательной дверью.

– Князь Рус Четвертый, княгиня…

– Гелиния, – подсказала девушка.

– Подождите здесь. – Один из гвардейцев показал на лавку вдоль стены. – Царь выйдет, как только освободится. Это недолго, уверяю вас… – хотел добавить еще что-то, но промолчал. Впрочем, по тщательно отводимому восторженному взгляду и так понятно: «Сын Френома прибыл! А то и сам бог, кто его знает».

Во время речи первого этруска второй незаметно скрылся за дверью, открывшейся-закрывшейся абсолютно бесшумно. Поспешил доложить. Эрлан сорвется хоть с госсовета, хоть с любимой жены – к прорицательнице не ходи! Только эта таинственность…

«Не, все правильно. Эрлан – умница, так распорядился. Специально меня там ждали. Может, и до сих пор ждут в других местах «наиболее вероятного появления» – я же не докладывал, когда и куда. Ну а уж если гвардейцы на меня так смотрят, то с большими массами народа мне действительно лучше не встречаться…» Мысли Руса прервал вышедший из таинственной двери гвардеец:

– Князь и княгиня, придется пройти в другие покои.

Они сделали полукруг по новым проходам, один раз задержавшись, чтобы пропустить за поворотом каких-то громко разговаривающих людей числом, судя по голосам, не менее десятка, и подошли к той же группе комнат, только с противоположной стороны. В этот раз второй гвардеец просто распахнул дверь и молча пропустил «князя с княгиней».

Эрлан стоял посреди большого помещения с двумя столами, заваленными свитками и листами пергамента. На стенах висели всего четыре портрета: неизвестного хмурого этруска, Гросса Пятого, самого Эрлана и… Руса Четвертого, почему-то в старинных латах – почти сплошной броне.

Так они и застыли: Рус с Гелинией напротив портрета, с которого «тот» Рус, удивительно похожий на настоящего, смотрел очень даже грозно. Высокий живой Эрлан Первый, одетый в национальный жилет – скромный, из мягкого войлока, совсем не соответствующий его царскому положению, оказался как раз между двумя «изображениями» прежнего правителя и не знал, что делать.

Первым опомнился Рус:

– Здравствуй, Эрлан! – Широко улыбаясь, подошел к царю, приобнял за плечи и сразу отстранился. Никогда они не дружили как равный с равным, несмотря на легкость и простоту общения в «агитационном отряде»; Эрлан всегда подчеркивал высокое положение Руса-принца и не сближался. – Гелиния, подойди к нам. Познакомься заново: Царь Всех Этрусков Эрлан Первый, можно просто Эрлан. – Заглянул в глаза нынешнего государя, поразился смятению его чувств и продолжил гнуть свою линию: – А я – просто Рус. – Говорил, казалось, в самую душу. – Так ведь, Эрлан? Мы теперь ровня, ни к чему устраивать чинопочитание… Так? – На это слово нажал особо, и самодержец наконец определился.

– Здравствуй… Рус! – тихо продавил он простое слово и расслабился. – Здравствуй, Гелиния, очень рад встрече.

Как он изменился! Не внешне: обладая магией Призыва, за телом проследить не трудно, а вот внутренне – будто надломился. Рус легко прочитал это в его взоре и испытал укор совести: «М-да, не подумавши я тогда поступил… Но он единственный, кого я знаю, не имел прямого кровного родства с Груссом! Да, генеалогическое древо в тереме Радана все решило. Почти спал тогда, но все же углядел… Нет, ну не мне же становиться царем страны, о жизни которой я понятия не имею! Ничего, Эрлан, справишься! Я в тебя верю! – Вот так ловко снова скинул с себя ответственность. – Тем более уже поздно, ничего не изменишь». И успокоился окончательно.

– Эрлан, мы на пару четвертей, просто погостить. Гелиния уговорила, ты же знаешь жен! – И незаметно толкнул супругу.

Жена поняла:

– Да, Эрлан, я ему все уши истоптала! Помнишь, побежала за вами, а он, – открыто толкнула Руса, – выбросил меня обратно в Тир! После этого я с него не слезаю. – С этими словами так лукаво посмотрела на царя Этрусии, что тот расплылся в улыбке:

– Рус, Гелиния, вы голодны? – И, не дожидаясь ответа, позвонил в колокольчик. – Обед на троих, прямо сюда, – распорядился, не оглядываясь на степенно вошедшего пожилого этруска в неизменной жилетке, прошитой золотыми нитями так, что атлас только угадывался.

– Слушаюсь, государь. – Пожилой важно кивнул и не менее важно вышел. Если он и удивился приказу, то виду не подал. А Рус предусмотрительно отвернулся и заговорил только тогда, когда слуга вышел:

– Ты прав, мы есть хотим… – Но Эрлан остановил его взмахом руки и тихо проговорил:

– Не стоит шуметь, скоро внесут обед. Вы раздевайтесь, не то вспотеете.

Молодожены только сейчас обратили внимание, что они как были в длинных кожаных плащах с откинутыми капюшонами, так в них и оставались. Жарковато в помещении. Рус принял у Гелинии дождевик, снял свой и по указке Эрлана сложил их на стул. Задвинул под стол и снова вовремя отвернулся, делая вид, что копается над сиденьем. Услышал стук колесиков по каменному полу и сразу учуял запах такой вкуснятины, что невольно сглотнул слюну.

– Все свободны! – приказал царь. – Соригон, не надо помогать гостям, мы сами справимся, свободны!

Рус выпрямился лишь после закрытия большой двустворчатой двери:

– Ну ты…

И снова был остановлен этрусским самодержцем, который подходил к закрытому занавеской косяку. Повеяло силой Призыва, и по всему кабинету активировались глушащие Знаки.

– Наконец-то! – облегченно воскликнул Эрлан и резко обернулся.

Его воспаленные глаза метали молнии. Оказывается, он еще сдерживался, смотря на бывшего принца первые мгновения встречи.

– Рус Четвертый, пасынок Френома! Раз ты позволил по-простому, то я так и скажу: ты подставил меня под венец, не спросив согласия! Это благородно?! Думаешь, я только и мечтал о царстве?! – Рука, сжимающая рукоять кинжала, побелела (привычный меч отсутствовал), государь угрожающе надвигался на Руса…

– Ой, Эрлан, у тебя каблук отвалился, – озабоченно сказала Гелиния, и царь рефлекторно перевел взгляд на свой сапог. Непонимающе поднял один, второй, а княгиня меж тем продолжала: – И вообще, ты пригласишь к столу? Я голодна как волк! Да, как волк! Волчица столько не съест, сколько я готова… а какие запахи! Понюхай, Эрлан!

Царь, осознав неуместность своего поведения, чуть ли не физически сдулся. Покачался на целехоньких каблуках, хмуро помотал головой и бросил руку, с трудом отняв ее от кинжала, в сторону стола на колесиках с источающими манящие запахи блюдами:

– Угощайтесь, гости дорогие! – Яд в его голосе мог бы отравить продуктов и в пять раз больше, чем предстояло съесть. Но гости оказались непривередливыми.

«Какая она у меня умница!» – восхищенно подумал Рус, подставляя жене стул.

Выпили, поели, выпили, еще выпили… Самое то, что нужно в подобной непростой ситуации. Не так представляли молодые супруги теплую встречу со старым знакомым.

– Какие у тебя замечательные повара, Эрлан, – нахваливала Гелиния, без всякой игры уминая за обе щеки. – Мм, такую перепелку… это перепелка? Прости – стокач. Сама удивилась, с чего бы она такая большая… А соус! Не знаешь, из чего готовят?

Эрлан сначала отвечал неохотно, но сам не заметил, как втянулся…

– Ты понимаешь, что самое обидное, Рус? – В конце концов, царь, наплевав на отрезвление, позволил себе напиться и теперь изливал другу душу. Они сидели уже около четверти, и ему приходилось четырежды подходить к дверям, отключать «глушилку», орать все более пьяным голосом, что все нормально, а то выбили бы створки. Отходя от дверей, не забывал снова активировать Знаки. – Я – не самодержец, я – твоя марионетка, и ты это прекрасно знаешь! Да это все вокруг знают, у всех на рожах написано! Ты можешь прийти в любой момент, и все тебя ждут! И я жду в первую очередь! Понимаешь?!

– Ну приду, и что? – Рус хоть и меньше, но опьянел тоже изрядно. Он тоже выключил отрезвление и Духов строго-настрого… попросил (это соответствовало грозному приказу).

– А то! Отдашь распоряжения, о которых я даже и не подозреваю, и снова смоешься в свою «яму»! А я исполняй. Ты же – сын бога, это не шутки. – Говоря это, Эрлан пьяно качал пальцем у самого лица «божьего сына».

– Да не буду я лезть к тебе с поручениями, вот еще! И так достаточно наприказывал. Кстати, как выполнение?

– А-а-а, – отмахнулся Эрлан и вдруг расцвел: – Мы же до моря дошли! Дней пять, как голубь от Филарета прилетел. Кушинги[8]8
  Кушинги – племя морских торговцев. Имели небольшое собственное княжество на побережье, точнее, большой город-порт Кушинар. Кочевники их не трогали, ограничиваясь данью и выгодой от торговли кушингов со всем миром.


[Закрыть] не сопротивлялись, а кочевников разбили напрочь! – И хлопнул по хрупкому столу. Изящная столешница треснула, вино и огневичка, подпрыгнув в кувшинах, пролились на белую скатерть, а часть тарелок попадала на пол, звонко зазвенев серебром и разбрызгав остатки того, что там еще находилось. Несмотря на выпитое, ловкие воины и юная маг-Хранящая (практически трезвая) успели отскочить, не замаравшись.

Царь продолжил как ни в чем не бывало:

– Они, понимаешь, привыкли все из астрала подглядывать, а Филарет и старые книги изучал, и о знаниях Леона из геянской истории хорошо мне отзывался. Пригодились. А где он?

– Пока в Тире. Силу осваивает ускоренными темпами. Живет в «Величайшей Гее», это таверна рядом с орденом. Ты, поди, бывал в ней, когда за мной следил, – ответил Рус, присев на стул. Теперь уже вдали от поврежденного изобилия, мечты гурманов. Так же, поморщившись, поступил и Эрлан. А Гелиния, ругнувшись в сердцах, принялась наводить на столе хотя бы видимость порядка.

Для нее не стало откровением «божественное» происхождение мужа, он рассказал об этом заранее, как о веселом казусе. Мол, этруски сами определили, он повода не давал. Сейчас убедилась в полнейшей серьезности их убеждения, и это приятно грело ей душу. Еще бы! Быть женой сына бога (да пусть даже пасынка и пусть ненастоящего), но в этом уверены все окружающие – это выше, чем быть царицей! Положение настоящего этрусского царя – наглядное тому подтверждение. Раньше Эрлан почитал Руса как своего принца, а теперь… Гелиния затруднилась с определением, но одно уяснила точно: ее ненаглядный самый главный в Этрусии! И он ее любит. Правда, напился, как раб в освобождении, никогда таким не видела, но в данной ситуации это – необходимо. Ничего, протрезвеет.

– Какую Силу? – не понял Эрлан. – Он вроде не был склонным… А-а-а! Ты же провел обряд обретения соратников! Точно! Подожди, так его к нашим жрецам надо…

– Не, он к силе Геи склонен. Не знаю, как так получилось, наверное, они там, – словно надеясь увидеть богов, Рус запрокинул голову, – между собой так решили, я не в курсе.

– Ну да, – согласился этруск, – ты же еще и Гее посвящен, все может быть…

«Та-а-к, милый, тебе еще много предстоит мне рассказать, никуда не денешься!» Гелиния дернулась, услышав об обряде, и продолжила делать вид, что занимается исключительно столом, стараясь стать как можно незаметней. Вдруг еще что-нибудь интересное откроется?

– Кстати, Эрлан, а как дела с орденом Призывающих?

– У-у-у, – царь чуть не взвыл, – это самая большая головная боль! В Думе, ладно, грусситы на гросситов косятся – привыкнут. – Рус хоть и был пьян, но радостно отметил, что нынешний царь, бывший ярый груссит, не причисляет себя к некогда «родной» партии, – А орден… давай завтра, я не соображаю. О, слышишь, опять долбятся! Вот и жену позвали. – При этих словах недовольно скривился, а из-за двустворчатой двери слышался женский голос («глушилка» работала односторонне):

– Эрлан! Немедленно открой дверь! Ты там с женщиной! Если не откроешь, я позову Фридланта!

Гелиния впервые услышала этрусскую речь. Слов не поняла, но общий настрой ясен: жена сильно ревнуют мужа и грозится страшными карами.

В ответ на слова жены Эрлан обратился к Гелинии, забыв, что она не понимает по-этрусски:

– Слышала? Верховным жрецом угрожает. – Вспомнил, что Гелиния иностранка, и продолжил, как и весь предыдущий разговор, по-гелински: – Пятнадцать лет женат, а как была стервой, так и осталась! Родители нас женили, у нас так водится.

«И не только у вас…» – мысленно отметила девушка, отчего-то испытывая довольство.

– Смотрю на вас с Русом и завидую. Эх, мне бы тоже упорство проявить! Теперь поздно. Зато сын – весь в меня и дочка – красавица, обязательно познакомлю! Жаль, видел их нечасто… раньше, понимаешь, я с ней почти не жил… и хорошо было! Теперь приходится… Рус! Ты и про это не поинтересовался, перед тем как… э-э-э… да чего теперь… – Досадно крякнув, царь пошел открывать дверь.

Гелиния бросила на мужа прожигающий взгляд, примерно соответствующий такому выражению: «Как ты мог! К даркам царство, но заставлять человека жить с нелюбимой!» – ну, или что-либо подобное. Рус виновато, но супруге показалось – хитро, пожал плечами: «Понимаю, но откуда же я знал?» Несведущий человек, глядя на подобное выражение чувств, вполне мог подумать, что если бы Рус представлял себе глубину семейных проблем Эрлана, то это в корне изменило бы то судьбоносное решение. Но Гелиния уже успела выучить мужа, как она считала – неплохо, поэтому с грустью определила: «Эх, мужи… и ты, Русчик, ничем от них не отличаешься… наплевал бы ты на Эрланово горе…» Именно «горе»! Юношеский, в ее случае – девичий, максимализм у молодой княгини не вполне еще выветрился.

Роскошная женщина в длинном шелковом платье с традиционной этрусской вышивкой быстро оценила обстановку. Похоже, мужа она на самом деле нисколечко не ревновала, зато какой повод поскандалить! Но, мгновенно узнав Руса, преобразилась. Она не видела «сына Френома» на крыльце главного Фрегорского храма, но дворцовые портреты оказались очень точными. Единственно поразилась, хоть и слышала об этом, его маленькому для этруска росту, навскидку – чуть больше четырех локтей (175 см по-земному).

– Вообще-то он у меня так не напивается… – Роланда, заискивающе заигрывая глядя на Руса, замялась, лихорадочно соображая, как его называть.

– Теперь я князь, царица Роланда, – помог ей «божий сын». – Это я виноват, надеюсь, ты его простишь…

Откуда ни возьмись кабинет наполнился толпой придворных.

«Находка для шпиона, – с пьяной усмешкой подумал Рус, обращая внимание на свободный доступ к, несомненно, секретным документам, – но это пусть сам Эрлан разбирается».

От восторженно-восхищенных, притворно-заискивающих, а порой и открыто злобных взглядов вдруг затошнило. Рус с Гелинией сослались на усталость. Их отвели в роскошную спальню, где муж сразу вырубился и впервые пьяно захрапел. Жена попыталась его растолкать – бесполезно. Подумала, но Силу применить не решилась. Легла подальше и зажала голову пуховыми подушками. Благо их на огромной кровати нашлось достаточно. Погоревала о своей нелегкой судьбинушке, о тяжкой доле женщины, у которой муж – пьяница, и уснула.

Отказавшись пройти в столовую, куда обязательно сбегутся «лишние» придворные, супруги позавтракали в спальне. Нарядились в свою же походную одежду, проигнорировав принесенные богатые платья, и в сопровождении гвардейцев прошли во вчерашнюю «комнату совещаний», а не «кабинет», как ошибался Рус накануне. Нынче их то ли специально вели по центральным коридорам и залам, то ли народ сбежался поглазеть на Френомова сына – Четвертичного Царя[9]9
  Четвертичный Царь – народное прозвище Руса Четвертого. Каламбур из «номера» царя и времени его «царствования».


[Закрыть], но сегодня через толпу придворных чуть ли не пробивались. Атмосфера звенела любопытством, обожанием, завистью, надеждой и ненавистью – типичными придворными чувствами, и «звериному» нутру Руса это крайне не нравилось. А вот привычная к дворцовым порядкам Гелиния переносила сие внимание вполне сносно, хотя и без одобрения.

Хвала богам, в «совещательной комнате» находились знакомые лица: Фридлант, Вавилиан, Эрлан. Свитки и листы пергамента теперь лежали в образцовом порядке, за которым следил один незнакомый Русу человек, намеренно державшийся в тени – «секретарь совещаний» Горлик. Маги, вчера изрядно принявшие на грудь, сегодня, как и положено, похмельем не страдали[10]10
  Не болеть с похмелья – мечта всех алкоголиков, реализованная во многих произведениях жанра фантастики-фэнтези. Заставляет задуматься о здоровье авторов…


[Закрыть].

Встреча получилась неожиданно теплой, не чета вчерашней. Эрлан, не без помощи Верховного жреца, окончательно взял себя в руки, смирился со своим положением. С удовольствием, под легкое белое вино, вспомнили былые подвиги, и Вавилиан приступил к обстоятельному докладу. Он так и остался Хранителем традиций, только теперь не грусситов, а всей Этрусии, и хранил, кроме старых традиций, новые наказы «сына Френома». Надо ли упоминать, что Гелиния сидела тише мыши, а уши навострила почище лисицы? Особенно когда разговор шел о подвигах. Многое предстояло выдержать скрытному Русу – не позавидуешь.

Воины обеих партий охотно откликнулись на призыв «окончательного решения кочевого вопроса». Не без трений, конечно, но в целом армия, где сохранили партийные подразделения, показала себя неплохо. Эрлан поправил: «Блестяще», осторожный Вавилиан промолчал.

– Нет, нет, нет! – встрял Рус. – Партийцев необходимо смешивать везде, где только можно! Армия – наиболее подходящий институт, с нее и надо начинать! Забыть быстрее о вековых распрях, забыть!

– Это наказ? – невозмутимо спросил Хранитель традиций, пододвигая себе чистый лист. Секретарь незаметно вложил ему в руку перо.

– Ты что, Рус? – Слово взял Эрлан. После вчерашней пьянки он стал относиться к нему, как к ровне. По крайней мере, в общении. – Так просто это не сделаешь, на своих министрах убедился! Если в одном ведомстве сидят бывшие враги, то плюются, саботируют, интригуют, а ты говоришь – армия! Как бы в спину не ударили.

– А Филарет пробовал?

– Нет, конечно!

– Пусть пробует, – твердо сказал Рус и поправился: – Я сказал «пробует», это не значит, что надо немедленно рушить все устоявшиеся порядки. Пусть начинает с самых боевых частей, с общих дозоров. Но политику вести на окончательное смешение! – И соизволил пояснить: – Мне пришлось послужить в армии, куда приходили ненавидящие друг друга народы. В спокойном гарнизоне – да, вражда сохранялась, но в боевых условиях я ни разу не слышал, чтобы кто-то стрелял в спину своему исконному недругу. Общий враг объединяет, и я удивлен, что Филарет того не ведает. – Он умолчал о случаях стрельбы по «товарищам» из-за иных причин, которые в Афгане бывали.

– Конечно, знает! Но… – возмутился Эрлан.

– Понимаю, – перебил его Рус, – зачем ломать устоявшиеся полки, если и так все идет неплохо? Но впредь – передай ему мой наказ, однако напомни, чтобы не переусердствовал. Будущее будущим, но и снижать боеготовность армии ни к чему. Все в меру. Понятно?

– Ты вспомнил свою жизнь? – внезапно спросил Фридлант.

– Кое-что, – уклончиво ответил «сын Френома» и всем видом показал, что обсуждать свою биографию не намерен.

Вавилиан продолжил доклад. Положение в стране, отношения в верхушке знати, созыв Думы. Когда дошло до создания ордена, Хранитель передал слово Эрлану, который, даже будучи царем, эту проблему не смог скинуть на подчиненных. Слишком нова она оказалась и как раз соответствовала его знаниям: Академия и долгая жизнь в «просвещенных» странах, где ордена действуют давным-давно. Вообще-то он сильно сомневался в необходимости такого заведения, без которого в Этрусии прекрасно обходились, обучаясь магии Призыва при храмах, но с Русом не поспоришь.

Не успел Эрлан приступить к докладу, как был вежливо остановлен Верховным жрецом Фрегора – столицы царства.

– Ты прости, Рус, – Фридлант смело обратился к пасынку Френома, – но я тоже недопонимаю причины создания нового учебного учреждения. Объясни. И наше рвение удесятерится.

– Хм, я удивлен… – Рус, подумав, обратился к царю: – Эрлан, ты учился в Академии и с тобой множество гросситов. И как, враждовали? Нет. А после учебы так ли ты желал навредить сокурснику, как другому гросситу?

– Ты прав, Рус, – несколько озадаченно согласился Эрлан. – С одним мы даже переписывались…

– Знаю, посланник в Тире, я с ним общался. Это одна сторона общего ордена, а другая… – Четвертичный Царь снова задумался на полстатера. Ему внимали, чуть ли не глядя в рот. – Системы Призыва Духов в разных храмах разные. Это и плохо, и хорошо… я немного запутался. Надо собрать наставников, дающих лучших выпускников. Пусть они обсудят друг с другом их методы. Они, согласитесь, очень личные. Потом приду я, обещаю, и тоже внесу свою лепту, свой метод Призыва. Ты включен в работу, Фридлант?

Жрец кивнул.

– Докладывай, Эрлан. – Рус, посчитав свою миссию выполненной, облегченно выдохнул.

– …поэтому пока организовываем один, при одном фрегорском храме. Уже прислали копии методов Укрощения Духов… – Услышав эти слова, Рус не выдержал, поморщился. Повисла неловкая пауза, но, так как «божий сынок» явно ждал продолжения, царь продолжил, но уже неуверенно: – Структуры из Силы Призыва прислали астральные координаты всех известных мест. Это случайно, теперь они бесполезны…

– Стоп! Как раз они-то очень полезны! Для меня. А может, и… но это после. Продолжай.

Собственно, далее пошли хозяйственный вопросы, в которые Рус не особо вникал. На всех, склонных к Призыву, одного ордена не хватит, поэтому большинство так и продолжат обучение по старинке, в храмах, однако в первую школу соберут самых способных, примерно пять сотен на курс.

Да, помимо ордена сам царь курировал еще и реформу налогообложения, с целью сделать невыгодным князьям держать личные дружины, а передавать обученных воинов на казенное содержание. Затратно, но в перспективе это резко снизит возможность новой гражданской заварушки. Мало ли причин для самодурства и помимо партий грусситов и гросситов! Рус искренне похвалил Эрлана за эту инициативу, о которой сам не догадался, и, быстро проанализировав факты, пришел к выводу, что всего за три с половиной месяца его отсутствия работа проделана колоссальная!

«И после этого Эрлан считал себя марионеткой? В корне неправ. А Филарет? За два месяца пройти огнем и мечом до незамерзающего океана! Это больше двух сотен миль на запад! Правда, много недобитков осталось, но с ними разбираются».

Рус выразил восхищение объемом выполненной работы и еще раз поблагодарил всех присутствующих и заочно командование армией. Все, включая завороженную обилием сведений Гелинию, дружно встали и с достоинством поклонились. «Божий пасынок» почувствовал неудобство. Вроде как не за что, но… приятно, черт побери!

Пообедали здесь же, на колесном столе, похожем на вчерашний. Разумеется, не употребляли. Серьезное дело – совет!

Отобедав, Рус наконец сказал главное, о чем давно чесался язык:

– Мне надо посмотреть все координаты, желательно с их привязкой к реальной карте.

– Князь… – Секретарь Горлик, поклонившись, впервые подал голос, который оказался приятным баритоном. Опытный царедворец не сомневался в титуле «Четвертичного Царя»: бывший – значит, князь. – Их две тысячи триста двадцать, многие написаны просто с названием мест, с картой их еще не соотнесли.

– Давай так, – чуть подумав, ответил Рус, – я буду смотреть, читать, а ты стоять рядом и показывать это место на карте. Идет?

– Как прикажешь, князь, но это… с учетом того, что есть координаты, уже нанесенные на карту… займет не меньше двух четвертей непрерывной работы. Мой долг – предупредить, но я готов.

– Я тоже, – сказал Рус и посмотрел на остальных. – Все… товарищи. – Слово всплыло само. Но не мог он после изнурительного и такого объединяющего совещания назвать Эрлана, Вавилиана и Фридланта «господами» или «уважаемыми» – это отдаляет. – Можете быть свободными. Я вынужден занять твою комнату, Эрлан. Вот, кстати, поводите Гелинию по дворцу, сводите в храм. Ей интересно. Правда?! – спросил с таким напором, что жена вынужденно согласилась. – Я так и знал. Нет, если хочешь, отдохни.

– Что ты, Рус, я ни капли не устала! – соврала она.

В ее голове с громким бульканьем варилась каша, однако надо поддерживать реноме мужа – божьего сына, дарки его раздери! Придется походить, повосторгаться. Тело можно легко взбодрить Силой, но голову…

Перед уходом к Русу незаметно подошел Фридлант.

– Я приготовил тебе выписки из «Божественного Завещания», – сказал он, поднимая увесистую кожаную сумку с заплечным ремнем. – Без сотворения мира, без подробного описания деяний твоего отчима… – Он определился в отношении Руса – пасынок Френома (в самую точку!), что ничуть не снижало его статус. – …Но с основными вехами, которые знает каждый этруск. Краткая история за последнюю тысячу лет, описание традиций. Ты должен это изучить, – сказал, твердо глядя в глаза «божьему пасынку».

– Изучу, – не менее серьезно ответил тот.

Взял сумку, повесил на плечо и вдруг… сумка исчезла! Дешевые понты, но надо подкреплять веру в себя. Народ имеет свойство быстро забывать, «кто есть кто».

А сумка со свитками легла в «пространственный карман», о котором популярно рассказал Тигран, а по-русовски – в расслоение, подсказанное Духом слияния с астралом. Слабенькая метка из Силы Геи в «кармане», на которую хватало и той Силы, которая всегда лежала в телесных каналах – аналогичная «подпись» на предмете. Слабенький волевой посыл «скрыть» – и готово! То же самое в обратном порядке: метка вещи на руке, желание «вытащить», и она в нашей реальности. Практически без затрат и незаметно для магов: ниточка Силы возникает на неуловимое мгновение, да к тому же в телесных каналах.

В расслоении давно хранились «близнецы», лук со снятой тетивой (время в «кармане» шло обычным ходом), запас стрел, вода, продукты – завернутые в упаковку с консервирующим Знаком, теплая одежда, кольчуга, шлем и легкий шатер. Весь этот НЗ весил два таланта. Теперь около трех – добавилась тяжеленная сумка с пергаментом. Впрочем, Русу было без разницы – не на себе тащить. А всего он мог спрятать пять талантов – проверял. От чего возникает это ограничение, не знал ни он, ни Духи.

Окружающие сделали вид, что так и должно быть. Одна Гелиния не удивилась, она знала о фокусе мужа. Честно пыталась научиться, но… своих Духов не имела, не являлась Говорящей[11]11
  Говорящие – люди, способные видеть и слышать потусторонние сущности: неупокоенные Души разных видов и Духов всевозможных форм, в том числе и френомовских Духов Стихий.


[Закрыть], а общий астрал оставался закрытым. По этой же причине – невозможности найти нужное (да вообще любое) расслоение, не освоила и «зыбучую яму», если, конечно, умолчать о сложности самой структуры.

Рус щелкал воображаемым «фотиком» и раскладывал справочники по нужным каталогам библиотеки гораздо дольше двух вечерних четвертей. Горлик при всем своем опыте не рассчитал. Сделали два перерыва на перекус, а под конец работы в комнату зашла донельзя уставшая Гелиния, успевшая посмотреть все достопримечательности. Подождала с полчетверти, и только глубокой ночью они с Русом попали в спальню. Упрямый муж не ускорил тщательную сортировку координат, даже несмотря на навязчивые вздохи и демонстративную зевоту жены. А бедный секретарь! Он считал себя очень опытным в канцелярской работе, неутомимым, но и он поразился упорству и выносливости «пасынка Френома». Сам, хоть и являлся магом-Призывающим, добрался до спальни на ощупь, запинаясь. Уснул, падая на кровать.

«Не зря его выделил Френом… Аргост бы его разорвал… двужильного…» Уставшие мысли вяло проползли по мозговым извилинам и соскользнули в царство Морфея.

Как и вчера, завтрак супругам принесли в спальню. Сегодня Гелиния все-таки надела предложенное ей легкое шелковое «утреннее» платье. Рус сидел в плотных походных штанах, которые называл непонятным словом «брезентухи».

– Рассказывай, – попросил он жену, наслаждаясь вкусом чая.

Да, самым натуральным, почти земным. Этот напиток крепко прижился в холодной Этрусии, и закупали его целыми караванами. В Тире чай тоже встречался, но был не так популярен.

Гелиния чуть не поперхнулась: «Вот наглец! Пока я собиралась с мыслями – опередил! За что мне это наказание, Величайшая?!» – и продолжила возмущение уже вслух:

– Я?! Это ты говори! Рассказывай о себе! Я, оказывается, ни дарка о тебе не знаю!