Текст книги "Африканда"

Обрезанный

Как–то утром Дударь заказал Вадиму в поселке одеколон купить, якобы для бритья, а на самом деле для того, чтобы выпить. На него временами сильно накатывало безудержное желание вмазать; он и хлеб гуталином намазывал, сушил его возле печки, потом гуталин счищал, а хлеб съедал, отчего балдел несусветно, как под газом. А тут целый пузырек «Шипра» или «Тройного» одеколона.

В общем, взяв пузырек «Шипра» и стакан, отправился в туалет, перелил там одеколон в стакан и выпил. Жидкость, надо признать, была горькой и ужасно отвратительной на вкус. Перед этим Дударь спустил штаны с трусами до колен и сидел, как на постаменте. Какую–то часть жидкости он проглотил, а остальное, когда вспрыснул и чихнул, оказалось у него между ног. По телу начала растекаться истома. Он взял папиросу, прикурил от спички и закрыл глаза. Спичка обожгла слегка пальцы – он бросил ее на пол. Но по нелепой случайности до пола она не долетела, а оказалась в приспущенных трусах, пропитанных одеколоном, который моментально вспыхнул.

Дударь не сразу понял, что случилось. Сначала стало тепло, потом жар сделался невыносимым. Когда он открыл глаза и в полной мере осознал создавшееся положение, то метнулся на улицу, пытаясь погасить огонь. Натянул на себя трусы, но они были натуральные и уже успели превратиться в угли посередине. В общем, конец он подпалил немного.

Что делать, забинтовали, отвезли в поселок. Там хирург, осмотрев погорельца, принял решение по обрезанию крайней плоти, потому что ткань на конце уже отмерла. Так и стал Дударь обрезанным.

Надо отдать должное, это был не первый его случай шуток с огнем. До этого в поселке он у кого‑то выпросил зажигалку с надписью Marlboro – штуку диковинную, редкую по тем временам, но газ в ней быстро закончился, а клапана для заправки в зажигалке не было. Вот Дударь и начал заправлять ее через верх. Целый баллончик газа выпустил в основном наружу. Решил проверить. Чиркнул кремнем, а сам в одних пластмассовых плавках. Зажигалка вспыхнула, газ тоже – в итоге остался в одной резинке от пластмассовых плавок, дав зарок после этого синтетику не носить. Но разве ж дело в ней…

Васька

Как–то весной Дударь напросился с Вадимом с буровой на базу, мол, брат Витек должен из тюрьмы освободиться. «Да никуда твой Витек не денется, мимо не проедет», – заверил его Вадим, но Дударя все равно взял с собой. Пока ехали, разговорились:

– А как ты, Дударь, на Север–то попал?

Дударь ответил:

– Да брат у меня здесь служил, говорит, полярки зарплаты хорошие, вот я и приехал, а его посадили.

– А что случилось?

– Да пырнул кого–то на радостях о дембеле, так и сидит то в Мурманске, то в Зеленоборске, а я все проведать его не могу: то не доеду, то перееду.

– Да, веселая у вас семейка! – сочувственно улыбнулся Вадим.

– А чего ты подкалываешь? Плохие? Да, плохие, – вспылил Дударь.

Вадим ответил:

– Я не сказал, что плохие.

– Значит, хорошие? – обрадованно спросил Дударь.

– Может, и хорошие, но думаю, только вы об этом знаете

– Ничего, – ответил Дударь, – брательник сегодня выйдет – будем, наверно, к себе в село перебираться.

– Думаю, ваши односельчане не очень обрадуются возвращению таких полярников?

Дударь, обидчиво оттопырив губу, отвернулся к боковому окну. Так и доехали до базы.

В общем, сделав все дела, надо уже выезжать, а Дударя все нет и нет. Наконец, он появился, неся за пазухой и придерживая правой рукой кого–то, наверное щенка или котенка. Оказалось, что нет, поросенок: маленький, худой, с коротким обрубком вместо хвоста. Видно, или крысы отгрызли, или братья, пока лежал немощным. В левой руке у Дударя была какая–то коробка.

– А это что купил? – спросил Вадим.

– Да зашел в аптеку за мазью, а там эта Виолетта, зараза, говорит:

– Ну как, Валера, ожог мошонки затянулся?

Ну я ей и говорю:

– Дай–ка мне изделие номер два на десятку (так раньше назывались презервативы – Прим. авт.).

– А куда тебе столько, на десятку? (они стоили тогда три копейки за штуку – Прим. авт.). Тут триста с лишним штук получается.

– Ничего, давай, на месяц хватит, – сказал Дударь с серьезным лицом.

– Да ты прям злыдень писюнковый, – рассмеялась Виолетта.

– И куда они тебе теперь? – спросил Вадим.

– Печку буду растапливать, – ответил Дударь.

– А поросенок тебе зачем?

Дударь сказал, что выпросил поросенка у частника Федоровича.

– Довезу, может, откормим, а не будет есть да расти, пожарю, – сказал Дударь.

Федорович согласился, так как перспектив в больном поросенке он не видел.

Привезли поросенка на буровую и поселили в старом кунге со сгоревшей электростанцией: все внутри было черное и пропахшее маслом и соляркой – там поросенок и начал жить. Назвали его Васькой. Он понравился всем, был очень веселым и жизнерадостным.

Была (повтор) весна, снег уже почти сошел, и Васька бегал по лесу вокруг буровой, играл с Полканом, псом, привязанным около столовой. Один раз даже лиса с ним прибежала, разыгравшись, но, оглядевшись, вскоре ушла в лес.

Васька очистился от гари и мазута, но как только Света выходила на крыльцо и кричала: «Василек», тот со всех ног летел к ней, зная, что что–то вкусненькое дадут.

Дударь решил кастрировать Ваську, чтоб сало не воняло, и, втихаря взяв нож, заманил его в будку, где, навалившись на него, полоснул по мошонке ножом. Васька завизжал и вырвался, только одно яйцо свисало из мошонки. Васька убежал в лес. Через некоторое время он появился у лагеря – ранка уже затянулась, но на Дударя он смотрел теперь с опаской.

За лето Васька подрос, только худой был, плоский какой–то, но веселый, все его устраивало в своей жизни.

Как–то раз Дударь пошел с утра на охоту, полазив по лесу и подстрелив тетерку, направился было к лагерю, но в желудке как–то неприятно забурчало. Делать нечего, присел на сопке, ружье у дерева поставил напротив, метрах в пяти. Сидит, любуется природой. Вдруг что–то очень холодное уткнулось ему в задницу – по дыханию было понятно, что это зверь, и зверь крупный. «Медведь», – больше ничего в голову не приходило. Да, не такой представлял свою смерть Дударь, очень испугавшись за себя. Но медведь никакой агрессии не проявлял. Медленно обернувшись, Дударь увидел Ваську: тот стоял сзади и еще как бы улыбался. «С–су–у‑ка, – в лесу прогремел крик Дударя, многократно передаваемый эхом. – Ну все, ты себя приговорил!» – орал Валера.

Васька, поняв, что ему не рады, рванул в лес.

Позднее, к вечеру, Дударь, подкараулив Ваську, когда тот прилег отдохнуть в своей будке, заскочил к нему и, помахивая ножом, сказал: «Ну вот и все, месть будет страшной!» – навалившись на Ваську, попробовал проткнуть того. Но нож был столовый, согнулся, и Васька понял, что дела плохи, рванулся, пробил кусок фанеры, которым была забита дырка в стене, и убежал. Больше его никто не видел. Все думали, что пропал в лесу или медведь задрал; его все уже полюбили, и убивать никто бы не стал. На самом деле Вадим потом встретил его на дороге в лесу, забросил в кузов и отвез знакомому на частный свинарник. И так как Васька был еще способным к производству, хоть и с одним яйцом, то еще долго жил на свиноферме и увеличивал число своих потомков.

Случай в магазине

Комсорг зашел перед заселением в сельпо. Там работала продавщицей Катя, обыкновенная, простодушная девушка.

– А что, девушка, – обратился к ней комсорг, – а не выпить ли нам вечером шампанского?

– А почему не выпить? Вот завтра вечером и выпьем.

– А почему завтра? – спросил комсорг.

– Я так понимаю, – вздохнув, сказала Катя, – вы меня замуж хотите позвать. У меня сестра в поселковом совете работает, вот завтра с утра нас и распишут. Ну а вечером и шампанского можно выпить.

Комсорг вздрогнул, сделал серьезное лицо и попросил:

– Пачку сахара и чай… при этом добавив: – Навербуют всяких на Север – сами не знают, чего хотят.

Получил товар и вышел. После посещения магазина Николай зашел в кафе «Льдинка», стеклянный павильон типа рюмочной. Повесив пальто на вешалку у входа, взял себе 150 граммов водки, салат и гуляш и уселся за стол, так чтоб было видно выход и пальто. Выпил полташок и принялся за салат. В это время в кафе заскочил какой–то шустрый типчик. Оглядевшись и оценив ситуацию, снял Колино пальто с вешалки. Комсорг хотел уже было вскочить и броситься на борьбу за свою одежду, но в этот момент типчик, увидев пристальный взгляд Николая, выташил из кармана нож и показал его комсоргу. Тот от страха присел на стул, стыдливо отвел взгляд от воришки и только трясущимися губами все стонал:

–Уу–вв–ее–лли.

Почему Немец?

Однажды ребята сидели после ужина в балке и ждали Вадима с базы. Он всегда водочки привозил, пусть и немного. Так–то на работе не пили, но после работы немного можно было. Больше всех ждал Дударь: сидел, ерзал и психовал.

– Ну, и где этот Немец?! – не находил он себе места.

– А почему Немец? – спросил Серега Товт. – У него же отец родился в Питере, во время войны погиб за наше Заполярье в составе Красной Армии.

– Это еще не факт, – ответил Дударь. – Да и у тебя, Серега, фамилия странная – Товт!

– Нормальная фамилия, – ответил Серега. – У меня, чтоб ты знал, отец через пол-Европы до Берлина дошел.

Дударя понесло, и он решил пошутить.

– И тебя надо проверить… – сказал он, и тут же был снесен с табуретки резким и сильным ударом кулака в голову.

Сергей встал из–за стола и, глядя снизу вверх, как на падаль, на Дударя, холодно, почти без эмоций, сказал:

– Смотри, если Вадим узнает, что ты про его отца говоришь, он тебе башку откусит. На раз.

Дойчланд геологишен

Христофор Николаевич, узнав, что будут бурить по соседству с его стойбищем, сказал Вадиму, что все давно уже пробурено и нечего здесь искать, желая, видимо, отправить изыскателей в другое место. Сказал, что знает, где много кернов в штабелях, еще с войны немцами оставленных.

Вадим заинтересовался, рассказал своим, но этот его рассказ в экспедиции никто всерьез не воспринял. Однако съездить разрешили:

– Прокатись с Христофором, погляди, что там и как…

Так Вадим и попал в район, бывший во время войны под немцами. Приехали они туда, шли пешком вдоль реки. А там, и правда, разваленная временем эстакада с керновыми ящиками, а неподалеку от нее – буровая вышка с касками немецкими.

– Видно, и впрямь фрицы тут поработали…

«Дойчланд геологишен арбайтен, – перевел Вадим надпись. – Где бурили, не написали? Хорошо хоть по–немецки, у финнов вообще «короваапукаллакаккалла» какая–то. Вадим набрал кернов и шлама возле устья скважины, с чем они и отправились обратно. По дороге Вадим попросил отвести его к сейдам саамским, чтоб посмотреть, из каких камней они сложены. Лопари подбирали для своих сейдов красивые и разноцветные камни, но трогать сейды нельзя, только смотреть. Нередко геологи обнаруживали на сейдах интересные минералы. Вообще на Кольском полуострове найдено около тысячи различных пород и минералов, сто пятьдесят из них не встречаются больше нигде. Дальше – дело техники: бурить и искать в прилегающем районе.

Так и в нашем случае. Вадим привез в контору образцы – они показали содержание титаномагниевых вкраплений. Но вот откуда они – было непонятно. Лаборатория не показала ничего интересного в пробах около скважины, поэтому бурение возле немецких кернов никто не разрешил. Впрочем, одну скважину все же выдвинули в ту сторону, где были немцы, и вот там–то геологи, как они обычно говорят, и подцепили рудное тело. А так как скважины бурились по большой сетке, через десять километров обнаруженные признаки руды сузили поиск месторождения. Теперь, «прыгая» от этой скважины, но более часто, начали бурить другие скважины. Так и вырисовывается контур месторождения, в котором потом считают содержание руды. И если она, руда, богатая, то значит, будут комбинат и город по соседству.

Свой путь

 
Нельзя вернуть и прошагать по–новой
Мой путь по жизни, прожитой уже.
Но иногда вдруг хочется представить,
А что бы было, не свернув я в темноте
И заглянув на огонек в окошке,
Остался там, а если бы ушел.
Два разных случая, а верится в хорошее.
Не угадать мне путь другой,
А свой уже прошел.
 

Вдовец

 
Не зови меня, я сам приду.
Я знаю, где бы ни был,
Мимо смерти не шагнуть.
Ты ушла, здесь, на Земле, меня оставив,
Как будто первой захотела заглянуть
И посмотреть на нашу Землю сверху,
И приготовить нам покой и тишину.
Но как, оставшись на Земле, об этом думать?
Печаль не спрятать и в глаза не заглянуть.
Мне кажется, и я себя терзаю:
Недолюбил, не уберег, не смог.
Да и в названии «вдовец» мне слышится «подлец».
В чем моя вина? Не знаю,
Но думаю, как лучше ты хотела,
Чтоб встретиться потом и там продолжить путь,
Не суждено нам выбирать, кто первый,
Но коль случилось, ты не позабудь
О том, как и она тебя любила.
И, может, новый будет дальше путь.
 

***

 
Я буду Богу вечно благодарен за то,
что жизнь меня, порой тряся,
Оставила во мне немного человека,
не сделав гадом, людям вред неся.
Да, был я иногда не верен,
но, кажется, я и тогда любил.
Был у меня и ангел, был и демон, – винить не буду. Их судьба —
В руках своих. Дороги выбираю я не ровные,
но мне они теперь родней других,
Тех, ровных и прямых, которые,
Как кажется, могли бы что–то в жизни изменить.
Не изменили бы, и хватит даже думать, надо жить.
Ну а потом, когда меня не станет,
ты, Боже, руку протяни к моим родным.
А это значит, что не зря я верил
и буду отвечать перед судом Твоим.
 

Геологи

 
Когда осенью падают листья,
Мы закроем сезон полевой.
Сердце щемит и верить не хочет,
В то, что скоро вернёмся домой.
Нас с весны по просторам носило
Нашей очень огромной страны,
Но всегда с собой в сердце носили
Лица наших любимых людей.
Скоро снег уже землю укроет
И покроет всё белым сукном,
Но не вечна зима, и весною
Только почки нальются водой.
Снова сердце защемит тревога,
Эх, скорей бы сезон полевой.
Мы по жизни нормальные люди,
Но не в силах на месте стоять,
Тянет нас на просторы России
Что–нибудь открывать и искать.
 

Дождик

 
Небо вдруг закрыли тучи, плачет дождик за окном, лежит
парень на диване, жив, здоров и всё при нём.
Но в глазах его тревога и в глазах слеза блестит,
мысли бегают тревожно, почему мне не фартит.
 
 
Денег мало, мыслей много я б давно разбогател,
только надо сделать что то я давно уже хотел.
Но боюсь а вдруг не станет воплощением мечта,
станут все мешать, толкаться, раззорюсь я и тогда?
 
 
Не валяйся на диване представив мысленно,
что ты уже богат и всё купив,
и всё потратив не сделал шага к достижению мечты.
Спроси такого как потратить миллиард?
Ответ займёт секунд наверно пять и всё и нету миллиарда.
Причины неудачи среди нас, снаружи только оправданья,
не заостряй вниманья на деньгах.
 
 
Они лишь способ для существованья. Как говорят – В гробу карманов нет и статуса богатого не будет,
ты делай больше добрые дела
и люди о тебе не позабудут.
Ты не бросай свою мечту в угоду многих
и получить тогда ты сможешь всё что хочешь,
Пускай не столько как мечтал но и мечта должна быть более реальной.
 
 
Как бы её себе ты не воображал,
Пока живёшь ищи себя в труде,
который по душе и точно счастлив
будешь.
Ты посмотри на дождик за окном, ведь он не просто воду льёт, а поливает тобою не политый огород.
Тебе же надо встать, себя с дивана пыльного сорвать и для начала навести порядок в голове и дома.
Пример возьми ты с маленьких детей, они наверно многих нас умней – малыш встаёт, шагнёт и упадёт,
опять встаёт шажок–другой и вот уже идёт и достигает цели.