Текст книги "Разность заразы"

Глава VI
Дружба на практике

В эпоху торжества разного рода менеджеров с общим юридическим или общим экономическим образованием быть химиком – это всё равно что быть белой вороной. Вы сами попробуйте среди своих знакомых найти молодого человека, вполне вменяемого и адекватного – интересующегося всем тем, чем обычно живёт всякий нормальный парень, но кроме этого ещё и… химией. Причём не на школьном уже уровне, когда в воде, подобно чуду, горит металл, а с выходом на профессионально-исследовательскую стезю. И не в какой-то там хим-пром-компании, производящей стиральный порошок, ароматизатор, идентичный натуральному, или ещё что-то из потребительской бытовой дряни… Не-ет! А в самой настоящей научной лаборатории органической химии в НИИ (не путать с вышеупомянутым институтом ВЦИСПОМ!) при Академии наук. Трудно представить, но нравится человеку этим заниматься – интересно ему, природа его такая – исследовательская. И зарплата у него… не на последнем месте, конечно, – он молод и одержим соблазнами… но она – не главный соблазн в приложении стараний. Соблазн познаний и открытий для него главнее.

Зовут молодого человека Боб… Вообще-то он Борис, но по юношеской традиции отрицания устоев и, таким образом, упрощения всего и вся он всем известен как Боб.

С утра выходного дня он торчал в гараже. Торчал – это буквально – стоял в открытом проёме двери в закрытых воротах и курил, изредка здороваясь с проезжавшими по проезду туда-сюда знакомыми соседями.

Нет-нет, не подумайте, что так он раздумывал над очередной научной загадкой, когда отлучённый на один день от профессиональной химии, он что-то там в гараже химичил… Повторяю, он – нормальный молодой человек около тридцати лет от роду, и если он что-то в субботу в своём гараже и «химичил», то исключительно в переносном смысле – в кавычках, то бишь.

Была у него не новая, но вполне на ходу, машина, он всегда старался ставить её в гараж и ни в коем случае не отрицал тезиса о том, что «гаражи – это мужской клуб», поэтому почему бы там не поторчать даже и просто так в свободный и ленивый день.

Одолеваемый смутным предчувствием чего-то неуловимого, не поддающегося формулировке, он эмпирически гадал, чем он обеспокоен: подкачать колёса – нет, не то; съездить заправиться – выезжать в грязь неохота, машину помыл; навести порядок в гараже – бессмысленно, кой толк перекладывать что-то с места на место. Поэтому Боб просто стоял и курил, ожидая чего-то.

Одна из проползавших мимо машин притормозила, словно бы в ответ на приветствие, и через пару секунд уверенно посторонилась чуть дальше с проезда. Из машины вышел Константин – сосед через несколько гаражей от Боба.

Константин – это тоже слишком длинно и официально, как в ЗАГСе, поэтому здесь он был Котом.

– Тебя увидел и сразу понял, как ты мне нужен, – широко раскрыв глаза под взметнувшимися при рукопожатии густыми бровями, заявил он с энтузиазмом.

В отличие от Боба, мало уделявшего внимания соответствию своего внешнего вида модным течениям, Кот всегда был в тренде. Даже машина одна и та же у него надолго не задерживалась – выходила из моды. Не любил человек постоянства – скучать начинал, а потому искренность высказанного интереса не вызывала у Боба никакого сомнения.

Вот оно – предчувствие! Как будто некую струну, хоть и не самую нервную, но всё же ощутимую, тянули в душе, тянули и наконец отпустили. Звякнула так, что от её дребезжания даже мурашки по плечам прошустрили. Интересно, интересно…

– Слушай, Боб, ты же химик?

– Ну…

– Разговор есть…

– Разговаривай, если есть.

Кот замялся:

– Да тут как-то… В дверях… В двух словах не объяснишь… Давай где-нибудь присядем.

– С утра, что ли?

– Да брось… Какое утро?.. Обед скоро… Заодно и пообедаем…

Боб слегка разочаровался – и это всё?! А предчувствие-то какое было!.. Оказывается, перед банальной гаражной пьянкой… Уж не алкоголизм ли это? Предчувствия такие… Впрочем, делать всё равно нечего… Поехали – хочет же что-то рассказать-спросить… Послушаю.

Мысленными уговорами разочарование унять не удалось. Кот – это не та компания, которой Боб был бы рад. Административный служащий, работает в каком-то административном придатке… Возле власти трётся… Потому и гладкий такой… Не дурак, вроде, но что за человек – непонятно, до искренности у них дело не доходило, повода не было, да и специально друг другу в друзья они не набивались…

А тут вдруг!.. Уже интересно. Даже если ерунда какая-то – пусть будет.

– Ну, поехали, – вслух согласился со своими мыслями Боб.

Кот поменял энтузиазм с вопросительного на суетливый, хотя и точный – организованный:

– Тогда ставлю тачку и звоню в такси.

Он запрыгнул в свою машину и дал по газам задним ходом. Что-то интересное в его обращении должно быть – вон как спешит! И бухать собирается – обедать, типа! – поэтому машину ставит – аккуратный, блин…

Боб ждал, что Кот основную тему начнёт уже в такси. Не начал. Печки-лавочки, как будто почву прощупывал. Бобу даже весело стало – вот она административная суть: предложил-попросил, а теперь мнётся, сам себя боится, никому не доверяет. Однако язвить по этому поводу не стал – и слава богу! Понял, наконец, что Кот разговора не начинает только лишь из-за таксиста. Может, всё-таки, предчувствия не обманули и у него действительно что-то серьёзное? Впрочем, такие, как он, всё, что их касается, серьёзным считают… Они к себе вообще всегда очень серьёзно относятся.

А что? Всё резонно! Причём на бессознательном уровне! Власть… Ну, и подступы к ней – это закрытая территория. Только для своих – чужие там не ходят! А весь его этот трёп действительно отнюдь не никчёмный. Это система опознавания «свой-чужой» так у них работает. В режиме рефлекса – он ведь сам себе отчёта не отдаёт, что зондирует. Реально почву прощупывает! Безотчётно.

– Кот… Можно так – без церемоний?.. – заговорил, наконец, Боб, когда они в ожидании основного заказа проглотили по стопке коньяка в недорогом кафе, куда приехали с предупредительными извинениями Кота – по-простецки, мол, из гаражей же. Зато музыка тут днём не орёт! Да и готовить умеют… Ну и лады – Боб не избалован!

– Да можно, – спокойно согласился Кот. – Ты – Боб, я – Кот, всё нормально…

– Ты где работаешь, Кот?

– Во ВЦИСПОМе…

Вопросительный взгляд как реакция.

– …Всероссийский центр… – пауза. – Общественного мнения.

– А-а, слышал… Социологи?

– Да-а… там всяких полно…

На последней фразе снова стал заметен суетливый энтузиазм, расцвеченный теперь зарумянившимися – кровь с молоком! – от коньяка щеками, и стал слышен нервный звон в коньяком же промытом голосе.

Боб догадался:

– Так ты по работе что-то хочешь? Что именно-то? Я ж химик…

Он так и спросил запанибрата – мол, ты ничего не перепутал? Сидел при этом, закинув одну руку на спинку соседнего свободного стула. Широко сидел.

В тёплой рубашке в клеточку, хоть и с клеймом фирмы на кармане, но такой простой – домашней, что Коту пришлось напрячься, чтобы не сморщиться. Он-то был хоть и не в галстуке, но… В тренде!

– Вот-вот… Это-то… Поэтому-то…

Кот не мямлил – он уже совершенно сознательно оценивал ситуацию. И не в той её части, где решается, можно ли доверять выбранному человеку, а в той уже, когда оценивается, что ему самому будет, если потом окажется, что доверять было нельзя.

Решив, что ничего трагичного не случится – что такого-то, хотел как лучше, даже в выходной, по сути, работал – Кот созрел. Поднял, приглашая выпить, рюмку. Чокнулись. Влили. Проглотили. Пошипели вытянутыми губами. Закусили. Умиротворились.

– Плесень у нас на работе завелась…

Усмешка Боба в молчании, взгляд – в стол.

– …Странная какая-то… Не было, не было… Чистота и порядок не хуже, чем везде… Вдруг – бац, появилась! Чё-то… Как-то… Непонятно… Может… Подскажешь чего?

Боб и так-то не был хитрецом-интриганом, он это считал низостью, а хитрость вообще не считал умом, а тут ещё от коньячка размягчился, поэтому отреагировал искренне:

– Ха! В вашей конторе тоже?..

Кот как будто с надеждой, что он не один – они не одни! – суетливо спросил:

– А что, ещё где-то?

– Да-а… – важно, с показательной ленцой протянул неопределённо Боб.

Кто снова впал в энтузиазм суеты:

– А где ещё?

Боб высокомерно сгримасничал:

– Да это неважно… От меня-то ты чего хочешь?

Теперь с готовностью – опять суетливой – Кот соглашался, что основной в их компании уже не он, а Боб:

– Дык… Узнать бы… Чё это такое? Откуда? Почему?

«Подсуетиться хочет, – брезгливо отметил Боб, закусывая купленным не на его деньги мясом – действительно вкусным. – Карьерист!»

Кот суетился тем временем уже без удержу:

– Слушай! Так ты в курсе… Уже кто-то вас подтянул, да?.. Ты же при Академии наук?.. И что выяснили? Слушай, сделал бы ты анализ…

Самодовольный Боб жестом остановил собутыльника и не спеша – демонстративно! – встал, пошёл в туалет.

По пути состроил игривую мину двум подружкам, скучавшим над кофе, и по их реакции понял, что на обратном ходу они уже будут готовы приглашаться… И на танец (надо будет музыку сгоношить), и пересесть (а чёр-рт, денег мало – ладно, Кот богатый).

Возвращаясь с удивлением увидел, что подружек нет… И прямо-таки с изумлением обнаружил, что они уже сидят за нужным столом и, потихоньку расслабляясь, слушают болтовню Кота – опять же суетливую по виду.

Увидев Боба, он прервал, судя по всему, рассказ о нём же:

– А вот… Вот, девушки, наш учёный! Светило! А чё вы смеётесь? Он в Академии наук работает! Скажи, Боб… И как раз сейчас мы обсуждали один практический научный эксперимент, который мой институт – я работаю в центре… институте… научном центре… я тоже учёный… только в другой области… Так вот! Наш… Мой институт заказывает в его лаборатории химанализ… Без балды, девушки… Всё очень серьёзно! Скажи, Боб…

– Да-а… Да! Неси образцы для анализа.

– Ну вот! И договорились… Видите, девушки, стоило вам здесь оказаться, как сразу дела стали решаться… Вы приносите удачу! Это судьба… Давайте выпьем…

И перестал обед быть обедом в том значении слова, когда имеется в виду заурядный приём пищи…

Господи! Какое узкое и тусклое это технологичное словосочетание – «приём пищи»! Как заправка автомобиля или зарядка аккумулятора. Слово же «обед» созвучно «обряду»! Особенно обед, переходящий в ужин, когда пища уже принята, остались только закуски под продолжающийся приём напитков, сопровождающийся разговорами, танцами, перекурами… В общем, тем, что и составляет основу сценария любой вечеринки, повод и начало которой, в конце концов, тонут в памяти.

Всё так и было бы с ясным уже продолжением в определившихся взаимных симпатиях – дело-то молодое! – если бы вдруг в женскую туалетную паузу Боб не вернул Кота к началу сюжета:

– Скажи, а чё ты впереди паровоза-то бежишь?

Во как! И формулировка, и тон вопроса ясно давали понять, что дистанция между людьми утоплена в спиртном так, что если и было какое-то расстояние до сих пор – социальное, финансовое, психологическое, то теперь оно перестало существовать до степени слияния в один двух виртуальных иерархических верстовых столбов. Даже память о начальной дистанции выпущена в воздух вместе с табачным дымом после затяжки, призванной обеспечить паузу для осознания метаморфозы отношений. И на колышущейся от учащённого дыхания поверхности алкогольного моря сам ставший единым верстовой столб дистанции мгновенно превратился в выпирающий штырь оголённого и острого самолюбия. О такой штырь не то что зацепиться – днище пробить можно и утонуть вслед за дистанцией между людьми. Тот факт, что стол и девочки оплачиваются из чужого кармана, не притупляло его остроту хотя бы вежливостью, а наоборот – заостряло пренебрежением, хоть и не кричащим пока, но вполне уже отчаянным – пьяным.

Кот сразу не понял, о чём речь – он уже забыл, с чего всё начиналось:

– Ты о чём?

Он и переспрашивал вполне дружелюбно – хорошо же всё!

– О плесени! – акцентировал ответ собутыльник, не мигая глядя в глаза – по пьяни взгляд держится легче. – Забыл уже…

Кот напряг лицо, стимулируя память, и через секунду тряхнул головой.

– А-а-а… – ему словно бы полегчало, как если бы до этого он успел испугаться в ожидании чего похуже – претензии по распределению женского пола, например. – Ты об этом…

– Ну да! Чё ты инициативу-то проявляешь? У нас… У вас… – Боб, выбрав-таки мысль, утвердительно махнул рукой: – У нас у всех этого не любят… Инициатива наказуема! Смотри, нарвёшься в своём стремлении на грубость… Я думаю, что ваши совершенно официально к нам с этой плесенью придут… А может уже пришли! Все приходят…

Дзынь – рюмочки. Пых – сигаретки.

– …Поэтому в любом случае порожняк прогонишь. Не наберёшь ты тут очков. Даже… Ха-ха… в своём показательном служебном рвении. Ха-ха-ха…

Язва, всё-таки, Боб! Но Кот ничуть не смутился:

– А по фигу! – он тоже забыл про показательные приличия. – Нет так нет, с меня не убудет. Но и грех не проявляться, когда вся контора плесенью заросла, и никто не знает почему. А у меня друг – химик! Грех не использовать такой момент, правда? Ты ж-же мне друг?!

Боб, хоть и обратил внимание на сию утилитарность в подходе, но купился на искренность, с какой она была высказана. Он молча затянулся сигаретой и постарался – смог! – не поднимать глаза на «друга». Не стал обижать того надутым романтизмом:

– Полезная дружба лучше, чем бесполезная?..

Кот сморщился и втёр окурок в пепельницу:

– Брось! Очень часто самая бескорыстная дружба начинается именно с практического интереса…

И ведь прав! Нельзя очевидность отрицать. Поэтому Боб поунял романтизм даже в его минимуме и стал дружить по предложенным правилам:

– Ну-у, твой интерес ясен… Давай теперь о моём поговорим… Химанализ – это ведь работа…

– Во-от! Правильный подход к дружбе… в смысле, к делу… Говори цену.

Боб сразу стушевался, однако быстро нашёлся и, посчитав в уме рабочее время спеца своей квалификации плюс реагенты плюс энергозатраты, назвал сумму оплаты.

– Годится. Соскобы материала для исследования и аванс завезу в понедельник после обеда в лабораторию…

– Нет! – резко перебил, словно испугавшись чего-то, Боб. – Не в лабораторию, а домой! Адрес такой-то… Вечером домой. Да! Кстати! – Он даже пальцами щёлкнул от просветления. – Конспиративный характер исследования предполагает удорожание работ в… два раза.

Кот откровенно изумился быстро созревшему нахальству партнёра в деловом подходе к дружбе. Однако, как говорится, за что боролись… Сошлись в итоге на полуторной цене.

Глава VII
«О сколько нам открытий чудных…»

Через несколько дней на трубке Кота отобразился вызов, которого он с нетерпением ждал – Боб…

Кот хоть и сказал, что ему «по фигу!», но ведь это по пьяни по фигу-то – под алкогольным градусом действительно всё гораздо более по фигу, чем без оного… Однако, протрезвев и передав собственноручно и тайно (карьерная интрига всегда предполагает тайну!) полученные на салфетки образцы плесени Бобу на пробу, стал нервничать по поводу сроков исследования. Очень хотелось первенствовать в получении информации о вселившейся в здание ВЦИСПОМа заразе, Боб ведь что-то такое проговорил про кучу официальных уже обращений. Кот даже представлял себе, с каким сдержанно гордым видом он придёт с этим знанием, как с сюрпризом, в кабинет директора Центра…

Хотя нет… Сразу к директору – это чересчур… Чревато ответными интригами в самых неожиданных местах! Через головы непосредственных начальников можно оправданно прыгать только в случае чего-то по-настоящему чрезвычайного, требующего немедленного вмешательства ключевого – первого – лица. А тут сенсация маловероятна – откуда? – плесень! – и надо знать своё место… «Всяк сверчок знай свой шесток»!.. То есть показательно давать понять каждому чуть-выше-стоящему, что «он – начальник, я – дурак».

И удивительно, но стоило только Коту ввести свои мечты, начавшие было перепрыгивать через устоявшиеся, подобно многовековым крепостным стенам, иерархические ступени, в требования служебного регламента, как мечтать стало намного спокойнее – безопаснее для нервов.

Но и загонять мечтания в жёсткие рамки должностной инструкции было бы противоестественно – мечтания же! Должен же быть в них хоть какой-то полёт… А непосредственный начальник Кота – завсектором – оказался так мелок, что с высоты даже ограниченной субординацией мечты совсем не просматривался.

Первая крупная фигура, не могущая быть незамеченной в деле, касающемся внутренней жизни учреждения, – это начальник режима. Да! Вот о докладе кому мечты самые удобные… И даже обязательные!

Ведь каждый же сотрудник ВЦИСПОМа знает, что как только он становится обладателем информации о несоответствии происходящего правилам… то есть это… извините… надо с большой буквы – Правилам внутреннего распорядка, будь то опоздание на работу, курение в неположенном месте или (не дай бог для бдительности!) запах алкоголя, то обязан стук… в смысле это… как его… донести… то есть… доложить – во! – доложить!.. об этом в службу безопасности учреждения. В таких случаях предполагается режим анонимности и шкала поощрений, не только в виде премиальных, но и в карьерном плане.

И вот тут-то как раз по фигу, что это будет доклад о простой плесени (как, допустим, окажется) – здесь важно первенство доклада, документально подтверждающего проявленное на благо родного Центра старание, которое и станет одним из факторов-шагов в подъёме по тем самым иерархическим ступеням, ставшим сейчас невольно, но вполне оправданно, ограничителями мечтаний Кота. Итак…

– Что там у нас, Боб?

– Приезжай… Сам увидишь.

Интрига, разыгранная Бобом в приглашении, размазалась по пустым стенам обычной панельной однокомнатной ячейки, именуемой почему-то квартирой, в которой холостяковал учёный химик Боб.

Вид у хозяина был под стать жилищу – одни пластиковые шлёпки, предназначенные, вообще-то, для бассейна (а может, он их там и украл! – родилась неуважительная догадка), чего стоили! Домашней лабораторией служила кухня, провонявшая табаком и химией так, что в душу заказчика закралось подозрение к чистоте эксперимента. Спокойное лицо хозяина дома выражало при этом полную уверенность – чудом висящая в углу рта сигарета даже не вздрагивала.

Ни ужин, ни кофе-чай не предполагались – хозяин и не предлагал. Просто показал на кухонный стол, бывший, очевидно, лабораторным и объявил заключение:

– Плесень как плесень… Грибок, иначе говоря, ничего интересного! Или тебя название по латыни интересует?

Заказчик помотал головой, и не понятно было – латынь не интересует или ещё чего… Оказалось второе – маловато для доклада на службе:

– А откуда он взялся?

– Да я хрен его знает!

Нет, так дело не пойдёт… Надо же хоть что-то… Хоть в виде версий… И Кот властно надавил – в конце концов, он же платит!

– Так… Стоп! Боб, это же не результат! Грибок… Ну и что?! Почему? Зачем? Откуда? Весь Центр в нём… Ты пойми, мне фактура нужна, а не отмазка… Эту плесень поубирали везде, протравили места образования – всю контору твоей химией провоняли… Промыли, просушили… А она опять появилась! Эта плесень… А ты мне – грибок… Этого мало! Я тебе за что плачу?

Боб пожал плечами – уже не так уверенно, как вначале.

– …За исследование! – лязгая административной сталью над агрессивно выступающим вперёд подбородком, продолжал наезжать Кот, глядя на Боба холодными глазами под торчащей щетиной бровей. – Ты же учёный! Я тебе заказал практическое исследование – давай рассказывай.

Железная логика! Не возразишь… Поэтому Боб, почувствовавший угрозу, нависшую над гонораром, призвал заказчика к пониманию:

– Кот… Константин! Да я-то что сделать могу? У вас в конторе завелась плесень… Простая плесень – условия там для неё подходящие… Это в любом запущенном помещении случается: грязь, сырость, тепло – как в болоте… Я не знаю… Обычное дело… Проветрить надо вашу контору, свежего воздуха впустить!

Заказчика этот жалкий лепет не пробивал – Кот состроил такое брезгливое лицо, будто плесень была не у него на работе, а здесь у Боба, он высокомерно кивал головой в такт оправдательным слогам химика и ждал, когда эта примитивная песенка смолкнет.

Боб с трудом, но сдерживался – зря работал, что ли! Хотя эмоций тоже скрывать не собирался – чувствовал, что это опасно общим срывом, но малость их перекрасил:

– На! Сам смотри! Это вообще биология, а не химия…

Он резко и, может, чересчур театрально махнул рукой в сторону микроскопа на столе, и к его удивлению – испуганному ещё – в глазах оппонента мелькнул блеск живого интереса. Кот даже улыбнулся – хоть и одними только глазами, но уловимо приветливо. И уселся:

– Показывай…

Боб снова наладил всё, что нужно: свет, пластинку с образцом, резкость в окулярах, и встал рядом, притопывая ногой, словно выравнивая и уплотняя невидимую нервную зыбь.

Кот отвлёкся от прибора, посмотрел на топчущуюся внизу и сбоку от себя ногу Боба, рукой и лицом показал недовольство этой помехой науке.

Боб не только унялся – он ещё и отошёл, опять демонстрируя уверенность. Очень скоро за его спиной стали слышны смешки и бормотание – Кот явно заинтересовался. Причём интерес этот был положительного свойства. И химик на волне сменяющегося настроения заказчика решил ещё больше расположить его к себе – коснулся рукой его плеча:

– Теперь вот сюда посмотри…

Боб достал из холостяцкого целлофанового пакета заплесневевшую горбушку давнишнего хлеба, соскрёб с неё хорошо видимую плесень, пристроил её на другое стёклышко и поменял исследуемый образец в микроскопе. Молча, кивком головы и опять рукой – теперь без резких эмоций – пригласил оппонента к прибору. Тот даже хохотнул от удовольствия. Сел. Устроился поудобнее. Склонился. Теперь засюсюкал:

– Ути-пути… Глибоцецьки мои… Такие холёсенькие…

Кот упивался картинкой без стеснения – вытягивал губки, причмокивал, качал головой, чего Боб уж никак не ожидал и даже растерялся и рассредоточился сознанием в пространстве. Замечание вернуло его в кухню-лабораторию:

– Но эти не такие, как те…

Боб опустил взгляд и пару секунд смотрел на Кота, как в пустоту:

– А? А-а!.. Так это… Плесень – она ведь тоже разная бывает… Эта – на хлебе растёт… Та – у вас в конторе… – Боб даже пошутить осмелился, и Кот эту шутку понял и улыбнулся. – А ещё из одной плесени, например, пенициллин делают…

Кот скривил рот в уважительном понимании, повернулся к микроскопу и вернул первую пластинку под линзы. Снова уткнулся в окуляры.

– А прико-ольно так!

И не поднимая головы, а говоря словно бы в микроскоп, как в микрофон, продолжил:

– Скажи, Боб, а ты вот так всегда чего-то такое видишь?.. Невидимое… Чего-то такое знаешь?.. Чего другие не знают… Классная у тебя работа! Интересная…

Кот, повышая ему самооценку своим бормотанием, ещё и вгонял Боба в недоумение: как это может быть, чтобы человек, только что цинично требовавший от него нужного результата, радуется теперь сущей ерунде, как ребёнок. Бобу и сам Кот стал интересен как объект исследования.

Тот наконец откинулся на спинку стула и с совершенно счастливым от увлечения лицом закурил сигарету. Выпустил дым. Посмотрел-подмигнул Бобу:

– Кайф!

Встал и заходил по кухне.

Бобу ничего не оставалось – кухня тесная – как самому присесть к микроскопу. И то, что он там теперь увидел, ввергло его в ещё большее недоумение. Плесень на стёклышке не только быстро росла, но она ещё и перестала быть привычной и скучной плесенью. Она… Она… Мутировала, что ли?.. Она жила! Но как-то непривычно, по-новому – не так, как просто грибок. В общем, что-то происходило… Но что? Почему? Не было ж ничего!

Боб уже не просто смотрел в микроскоп – он лицо прятал, чувствуя, как у него разгорелись щёки. Его снова охватило предчувствие – такое случается у исследователей, ради него они и работают – как обычно, безотчётное, но теперь невероятно мощное и всеобъемлющее – он даже задуматься не мог о его возможной природе – в голове шумело. Но не больно, не угнетающе, а легко и даже радостно.

И было одновременно какое-то необъяснимое, но устойчивое чувство понимания того, что происходящее не только под окулярами микроскопа, а и вообще здесь, в помещении, с самим пространством, с ними самими – Бобом и Котом – это нечто небывалое, некий форс-мажор, неподвластный привычному ходу вещей.

Кроме того, было безотчётно, но абсолютно ясно, что и сам Кот сейчас другой. Но в то же время как будто в этой своей неожиданной инакости Кот легко и комфортно умещался в восприятии Боба до желания именно с таким с ним дружить, именно такого восприятие Боба и было готово принять и растворить в себе как родного. То есть Кот, входя заново в ощущения и связанные с ним переживания Боба, и сам себя чувствовал комфортно, и не доставлял дискомфорта Бобу. Ещё и понимал это, отчего лёгкость чувств больше возрастала – до состояния полной воздушности. И Боб понимал, что понимает Кот! А Кот – что Боб… Невероятно! Как заново родился в другом мире.

– Прикольно! – сформулировал Кот эмоции так, как будто чувствовал то же, что и Боб, и ясно было, что он говорил не только об увиденном под микроскопом – он говорил вообще.

Острота восторга, сродни наркотическому «приходу», наконец, отпустила, и Боб решился повернуться к Коту.

Тот, застенчиво улыбаясь, протягивал ему деньги – оставшуюся невыплаченной сумму наличными.

– Можешь не считать… – Он сказал это таким добрым голосом, таким доверительным тоном и с таким умильным выражением лица, что не только пересчитывать купюры, а и просто их прошерстить было бы уже оскорблением. Позволить себе обидеть друга Боб, конечно же, не мог… Да и не хотел! Взял и, сложив вдвое, сунул было в трико, потом – в нагрудный карман всё той же тёплой клетчатой рубашки, в которой он отмечал давешнюю «гаражную» договорённость.

«Одна она у него, что ли? – думал Кот, глядя на неуклюжего с деньгами Боба, расплывавшегося в фокусе от наполнивших глаза слёз. – Альтруист… Стоик… Подвижник!»

Он утёр слёзы со щёк, не сумев-таки удержать их в глазах, шмыгнул раскисшим носом и мокрым, чуть ли не булькающим голосом попросил:

– Боб! Ты мне, пожалуйста, заключение напиши…

Боб, продолжая оставаться в изумлении, которое только причины свои меняло, но не снижало степень, опять не сразу понял, чего от него хотят. Через секунду очнулся и спросил у терпеливо ждавшего Кота:

– Как-кое зак-ключение?

– Научное. Произвольно – тебе виднее как – напиши, что кандидат наук, такой-то, такой-то, проделал то-то и то-то, в результате чего выяснилось…

– А-а!.. Ага… Щас! – отозвался с готовностью Боб, открыл холодильник, наклонился и показал Коту початую бутылку водки.

На что Кот с величайшей мольбой о прощении в глазах помотал в отказе головой, объяснив руками (словами был не в силах!), что он – за рулём.

Боб – тоже руками и молча – показал ответное расстройство и убрал бутылку обратно…

А когда выпрямился, то, не успев даже испугаться от неожиданности, поймал Кота к себе на грудь – тот не мог больше сдерживать эмоций и бросился к другу, ища утешения. Он крепко обнял Боба и… расплакался, уткнувшись ему в плечо. Боб, не зная и не умея что делать, просто стоял.

Успокоившись Кот отошёл курить, Боб сел писать. Молчание!

Прощание было без слов с обоюдными мужскими хлопками свободной левой рукой по плечу товарища.

Боб захлопнул дверь и постарался прийти в себя. Закурил теперь сам. Состояние было такое, словно бы он мог посмотреть глазами в обратную сторону – внутрь своей черепной коробки, по окружности которой в «бегущей строке» то и дело прокручивался вопрос: «Что это было?»

Желая отвлечься от наваждения, он машинально присел к микроскопу, посмотрел в окуляры и снова… заново – в который уже раз! – растерялся в недоумении – плесень опять была такой, какой он её увидел сначала – обычной…

– Такой, как до прихода Кота!

Так же машинально он голосом отметил временной рубеж превращений. И совершенно отчётливо с этим согласился, почесав себе затылок и начиная наполняться новым предчувствием.