Текст книги "Экономическая социология"

Несмотря на определенные сдвиги в сторону расширения набора используемых переменных, ныне в экономической теории во многом сохраняется «остаточный» подход к социальным отношениям – как набору заданных ограничений (сил трения) или полей неопределенности, которых по мере хозяйственного развития должно становиться все меньше и меньше. Культура как бы «усыхает» на ветру экономической свободы[257]257
  «Экономисты склонны считать культуру ограниченной конкретным временем и пространством. Например, слово «культура» чаще встречается в работах, связанных с ограничениями, нежели с рынками… В прошлом слово «культура» использовалось чаще, нежели оно применяется в настоящем… Наконец, слово «культура» чаще используется применительно к менее развитым странам, чем к сформировавшимся рыночным обществам» (Димаджио П. Культура и хозяйство // Западная экономическая социология: Хрестоматия современной классики. С. 476).


[Закрыть]. И тот же ветер сметает барьеры власти и авторитета. Мы пытались показать, что подобная точка зрения по меньшей мере сомнительна. Наши аргументы будут развернуты в последующих разделах книги.

Раздел 3
Человек в роли участника рынка

Рынки подобны крепостям из песка. Они выстраиваются и существуют какое-то время, чтобы в итоге преобразоваться и исчезнуть.

Нил Флигстин. Архитектура рынков

Глава 6
Рынок как форма хозяйства[258]258
  Первый вариант данной главы см.: Радаев В. В. Рынок как идеальная модель и форма хозяйства: к новой социологии рынков // Социологические исследования. 2003. № 9. С. 18–29. Более подробное изложение см.: Радаев В. В. Социология рынков: к формированию нового направления. М.: ГУ ВШЭ, 2003. Гл. 1–2.


[Закрыть]

Одним из основных объектов анализа сегодня, бесспорно, выступают современные рынки. И здесь мы сталкиваемся с известным парадоксом: рынок является одной из центральных категорий экономической теории, но при этом в ней ощущается явный дефицит субстантивного анализа реальных рынков[259]259
  «Очень странно, но экономическая литература уделяет слишком мало внимания центральному институту, на котором базируется неоклассическая экономическая теория, – рынку» (North D. Markets and Other Allocation Systems in History: The Challenge of Karl Polanyi // Journal of European Economic History. 1977. Vol. 6. P. 710). «Примечательно, что в экономической литературе не так легко найти какое-либо определение рынка, а аналитическое рассмотрение институциональных концепций, связанных с рынком, вообще встречается крайне редко. Зато налицо обилие математических моделей рыночных феноменов и обширная теоретическая литература, посвященная определяющим факторам состояний рыночного равновесия» (ХоджсонДж. Экономическая теория и институты. М.: Дело, 2003. С. 253).


[Закрыть]. Здесь явно сохраняются незаполненные ниши, на одну из которых и претендует сравнительно молодая и активно развивающаяся отрасль – социология рынков, которая сегодня превращается, по существу, в ведущее направление экономико-социологических исследований. Без особого преувеличения можно сказать, что современная экономическая социология во многом формируется именно как социология рынков[260]260
  Об этом развитии в 1990-е гг. см.: Lie J. Sociology of Markets // Annual Review of Sociology. 1997. Vol. 23. P. 341–360.


[Закрыть].

Мы начнем с общих определений рынка, а затем приступим к изложению основных подходов к его анализу с акцентом на разработках современной экономической социологии.

Общие определения. Представители социальных наук активно оперируют понятием рынка. При этом вопрос о том, что такое «рынок», чаще всего не возникает, ответ кажется очевидным. Между тем следует признать, что на сегодняшний день мы достаточно далеки от единого понимания рынка. Подходы к его определению сильно различаются, и в результате практически каждому из нас в зависимости от контекста случается называть «рынком» принципиально разные явления. Поэтому для начала попробуем разобраться в определениях, используя одну из имеющихся многочисленных классификаций. Ее автор, представитель французской регуляционистской школы Р. Бойе, указывает на существование как минимум пяти различных концепций рынка[261]261
  Boyer R. The Variety and Unequal Performance of Really Existing Markets: Farewell to Doctor Pangloss // Contemporary Capitalism: The Embeddedness of Institutions // J. R. Hollingsworth, R. Boyer (eds.). Cambridge: Cambridge University Press, 1997. P. 62–65.


[Закрыть].

1. Рынок – это место, где регулярно встречаются продавцы и покупатели и организуется процесс торговли. Таково наиболее известное, пространственно детерминированное понятие рынка. Оно сформировалось еще в XII в., но живо и по сей день. Например, в обыденной речи мы по-прежнему называем так «открытые рынки», подразумевая места организации так называемой «внемагазинной торговли». Добавим, что такие места могут быть постоянными и временными, регулируемыми и стихийно организованными – сути определения это не меняет.

2. Рынок есть определенная территория, на которой происходят акты купли-продажи. Это более широкое, «географическое» определение, которое привязывает понятие рынка к определенным городам, странам, территориям, континентам. Например, мы говорим: «российский рынок», «европейский рынок».

3. Рынок – это суммарный платежеспособный спрос, предъявляемый на определенный вид продуктов и услуг. Данное понимание рынка характеризует уже не территорию, а совокупность потребителей того или иного товара[262]262
  Подобная позиция характерна, например, для классического маркетинга (Основы маркетинга / Котлер Ф., Армстронг Г., Сондерс Дж. М.: Вильяме, 1998. С. 28).


[Закрыть]. В этом случае, говоря о тех или иных рынках, мы имеем в виду масштаб спроса – на труд, на акции, на потребительские товары и т. п.

4. Рынок представляет собой саморегулирующийся механизм спроса и предложения. Здесь хозяйственные агенты сами решают, что производить и по какой цене продавать. Иными словами, рынок характеризуется как сфера, где доминируют конкуренция между независимыми агентами и свободное ценообразование[263]263
  Swedberg R. Markets as Structures // The Handbook of Economic Sociology / N. Smelser, R. Swedberg (eds.). Princeton: Princeton University Press, 1994. P. 257–260.


[Закрыть]. В этом определении исчезает всякая пространственная, временная или предметная локализация, их место занимает модель, фиксирующая условия, при которых достигается рыночное равновесие.

5. Рынок – это хозяйственная система, в которой саморегулирующийся рыночный механизм является господствующей формой хозяйства. И более того, рыночные принципы хозяйственной организации начинают переноситься на все общество, именуемое «рыночным обществом».

В настоящее время все эти трактовки понятия «рынок» в той или иной мере сосуществуют и в академической терминологии, и отчасти в обыденной речи. Наряду с трактовкой рынка как территории обмена, используется его понятие как формы хозяйства, уже не столь привязанное к определенному месту. А рядом с ними располагается неоклассическая экономическая концепция «идеального рынка», в которой обмен осуществляется автоматически, без каких-либо сил трения. В последнем случае рынок предстает как механизм спроса и предложения, который действует в любых территориальных или отраслевых контурах. Причем речь идет не просто об агрегированной совокупности индивидуальных актов обмена, но об относительно автономной от остальной части общества и самодостаточной системе со встроенным механизмом саморегуляции. Тем самым, рынок превращается из эмпирического объекта в аналитическую модель с достаточно абстрактными основаниями. При этом всякого рода социальным условиям отводится незавидная роль внешних факторов или, того хуже, тех самых сил трения, которые снижают эффективность саморегулирования.

В 1960–1970-е гг. этой «очищенной от лишних примесей» модели был придан фактически универсальный характер. С ее помощью стали объяснять самые разные типы существующих рынков вне зависимости от исторической и культурной специфики хозяйства и общества[264]264
  Радаев В. В. Рынок как объект социологического исследования // Социологические исследования. 1999. № 3. С. 28–37.


[Закрыть]. Проводники «экономического империализма» в лице Г. Беккера и его последователей начали активно использовать данную модель и за пределами анализа собственно экономических отношений в их былом понимании[265]265
  Об экономическом империализме см.: Радаев В. В. К обоснованию модели поведения человека в социологии (основы «экономического империализма») // Социологические чтения. Вып. 2. М.: Институт «Открытое общество»; Институт социологии РАН, 1997. С. 177–189.


[Закрыть]. Возникли понятия брачного рынка, спроса на детей и т. п.[266]266
  Приведем характерное высказывание Г. Беккера: «Когда мужчины и женщины решают вступить в брак, завести детей или развестись, они пытаются повысить свое благосостояние путем взвешивания сравнительных выгод и издержек. Таким образом, они заключают брачный союз, если ожидают, что это повысит степень их благополучия по сравнению с тем, если бы они оставались в одиночестве, и разводятся, если это должно привести к росту их благосостояния» (Becker G. Nobel Lecture: The Economic Way of Looking at Behavior // Journal of Political Economy. 1993. Vol. 101. P. 395–396). См. также: Беккер Г. Выбор партнера на брачных рынках// THESIS. 1994. Вып. 6. С. 12–36; Шульц Т. Ценность детей//THESIS. 1994. Вып. 6. С. 37–49 (http:// www.ecsocman.edu.ru).


[Закрыть] Теоретики общественного выбора начали трактовать политику как рыночный обмен[267]267
  БьюкененДж. М. Сочинения. Т. 1. М: Таурус-Альфа, 1997. С. 22–23.


[Закрыть]. Иными словами, принципы, используемые при анализе рыночного обмена, стали распространяться на другие сферы общественной жизни. Сформировалась своего рот. рыночная идеология, подпитываемая духом экономического либерализма. Жизнь начала уподобляться рынку, представленному в виде достаточно абстрактной конструкции.

Сегодня перед нами возникает серьезная методологическая альтернатива: рассматриваем ли мы рынок прежде всего как универсальную аналитическую модель с весьма ограниченным числом переменных, предназначенную для объяснения неких существенных экономических связей, или нашим объектом выступают «реальные» рынки, т. е. эмпирически наблюдаемые формы хозяйства, для описания которых мы используем разные аналитические модели.

Мы тяготеем ко второму, эмпирически ориентированному варианту. При этом мы вполне осознаем, что при использовании любых (в том числе описательных) подходов понятие рынка остается аналитическим инструментом. И нелепо отрицать, что любая модель предполагает абстрагирование от множества факторов. А возможность изучения рынков лишь на основе «сбора фактов» – вредная иллюзия. Однако вопрос состоит в том, от чего мы абстрагируемся. Нам трудно смириться с пониманием социальных факторов как чисто экзогенных переменных или, того хуже, инвариантных признаков, и тем более, с простым отбрасыванием их как своего рода досадного недоразумения, о котором вспоминают лишь при необходимости объяснения очередных сбоев того или иного рынка (market failures).

Какие элементы образуют, на наш взгляд, любой рынок, и что тем самым отличает одни рынки от других? К этим элементам относятся:

• состав участников рынка (продавцов и покупателей);

• состав производимых и обмениваемых товаров (товарной группы);

• структурные элементы, выражающие устойчивые формы организации и связи между участниками рынка;

• институциональные элементы (формальные и неформальные), ограничивающие и стимулирующие поведение участников рынка;

• концепции контроля, регулирующие формирование деловых стратегий участников рынка.

Соберем воедино все перечисленные элементы, чтобы получить следующее концептуальное определение: рынок представляет собой совокупность структурно связанных продавцов и покупателей определенного товара (товарной группы), деятельность которых регулируется сходными правилами и разделяемыми большинством участников концепциями контроля.

Мы осознаем, что проведение границ между теми или иными рынками на основе данного концептуального определения сопряжено с массой условностей. Так, сегодня нелегко четко обособить товар или товарную группу, включающую сходные виды товаров, ибо на рынках предлагаются не отдельные потребительские объекты, а скорее системы взаимосвязанных и сопутствующих потребительских объектов. Деятельность производителей и продавцов в сильной степени диверсифицирована, отраслевые границы становятся все более прозрачными, в результате чего рынки разных товаров оказываются тесно переплетенными. Состав участников рынка и способы их организации также могут быть весьма подвижными, а институциональные формы регулирования сделок – закрытыми, непрозрачными. Наконец, в рамках одного рынка могут конкурировать разные концепции контроля. Тем не менее есть все основания полагать, что данное определение достаточно операционально, что мы и попытаемся показать в последующих разделах книги.

В последующем анализе мы оставим за кадром базовые условия существования рынка, формирующие спрос и предложение[268]268
  Шерер Ф., Росс Д. Структура отраслевых рынков. М.: ИНФРА-М, 1997. С. 4–6.


[Закрыть]. Мы также не столь сильно интересуемся ценовыми сигналами, порождаемыми взаимодействием спроса и предложения. Нас заботят в первую очередь структурные и институциональные элементы рынка, а также их связь с действиями его участников[269]269
  «Мы определяем рынок как набор социальных институтов, в рамках которых регулярно происходит большое количество актов обмена специфического типа, причем данные институты в известной мере способствуют этим актам обмена и придают им структуру… Короче говоря, рынки – это организованный и институционализированный обмен» (Ходжсон Дж. Экономическая теория и институты. С. 256).


[Закрыть].

Итак, передовой империалистический «дивизион» корпорации экономистов захватывает все новые социальные объекты и предлагает рассматривать их как виды рыночного обмена, определяемого набором достаточно универсальных и асоциальных предпосылок. Такой подход вполне правомерен. Однако мы предлагаем поставить проблему иначе и рассматривать разнообразные виды рынков как социальные конструкты. Это означает, во-первых, что рынок представляет собой одну из специфических форм хозяйства, существующую наряду с другими его формами, которые ничуть не менее ущербны. Во-вторых, он выступает как продукт государственного и социального регулирования, что порождает широкое разнообразие рыночных форм хозяйства. В-третьих, рынок рассматривается как социально укорененная форма хозяйства, что означает его встроенность в сетевые, институциональные и социокультурные отношения, утвердившиеся в данном сообществе в определенный исторический период.

Тем самым, мы собираемся взглянуть на проблему с точки зрения социологии рынков как направления современной экономической социологии. В рамках данного направления мы выделим следующие подходы:

• историко-антропологический;

• структурный (сетевой);

• неоинституциональный;

• социокультурный[270]270
  Следует выделить также особый политико-экономический, или властный, подход. Он будет рассмотрен нами в гл. 7, посвященной государственному регулированию.


[Закрыть].

Рассмотрим их по отдельности.

Рынок как историческая форма интеграции хозяйства. Экономисты широко используют деление экономических систем на традиционную, плановую и рыночную. При этом они склонны преувеличивать значение рыночной системы. Между тем, как мы показали в гл. 5, рыночная форма обмена отнюдь не универсальна. М. Вебер указывал на следующие ограничения свободы рыночного обмена, регулярно возникавшие на протяжении истории:

• определенные объекты выводились из сферы рыночных сделок – в принципе или на некоторое время;

• некоторые сословные группы исключались из рыночного обмена в целом или из обмена специфическими товарами;

• накладывались ограничения на потребление определенных товаров (особенно в периоды голода или войны);

• ограничивалась конкуренция в интересах профессиональных цехов и торговых гильдий;

• поддерживалась монополия политической власти[271]271
  Weber, М. Economy and Society. Berkeley: University of California Press, 1978. Vol. 1. P. 84. См. также: Вебер М. Социологические категории хозяйствования // Западная экономическая социология: Хрестоматия современной классики / Сост. и науч. ред. В. В. Радаев; пер. М. С. Добряковой и др. М.: РОССПЭН, 2004. С. 59–81. Интересно, что, например, первый современный рынок капитала в Англии был организован по партийному принципу, в соответствии с которым доступ к ресурсам обеспечивался только лицам, принадлежащим к одной или близким партиям (Carruthers В. City of Capital: Politics and Markets in the English Financial Revolution. Princeton: Princeton University Press, 1996).


[Закрыть].

В итоге рыночная экономика на протяжении большей части истории играла подчиненную, вспомогательную роль.

С XIX столетия роль рыночной формы хозяйства заметно возрастает. Произошло объединение ранее изолированных рынков в мировую (глобальную) систему «саморегулирующихся рынков». Однако и это не привело к безраздельному господству рыночной экономики. И хотя почти не осталось областей, не затронутых влиянием рынка, сохраняются обширные сектора хозяйства, которые лишь в весьма ограниченной степени вовлекаются в рыночные отношения. К ним в той или иной мере относятся:

• государственный сектор, который во многом регулируется иными принципами, нежели достижение прибыли;

• сектор некоммерческих организаций, остающийся в сильной степени неподвластным коммерческим расчетам;

• внутренние рынки крупных корпораций, в которых выстраиваются свои системы административных стандартов и неявных контрактов;

• домашние хозяйства, большинство из которых не стремится к товаризации и коммерциализации внутренних отношений.

Примеры крупномасштабной организации нерыночного обмена прекрасно известны из опыта советского планового хозяйства[272]272
  Эту форму хозяйства пытались представить (вслед за Я. Корнай) с помощью концепции «бюрократических рынков». Однако, при всей ее плодотворности, понятие рынка здесь остается в кавычках, указывая на альтернативный характер обменных и распределительных отношений (Корнай Я. Социалистическая система. Политическая экономия коммунизма. М.: НП «Редакция журнала «Вопросы экономики»», 2000. С. 272).


[Закрыть]. Да и в современном рыночном хозяйстве масса обменов совершается по фиксированным ставкам без какого бы то ни было торга[273]273
  Это прекрасно осознается и самими экономистами: «Хотя у ценовой системы множество достоинств, возможности ее отнюдь не беспредельны. Есть случаи, когда она просто не работает, и, как бы хороша она ни была в определенных сферах, она не может быть единственным и непререкаемым арбитром всей общественной жизни… Ценовая система при всех ее достоинствах есть лишь одна из возможных форм организации торга, даже в условиях частной собственности» (Эрроу К Возможности и пределы рынка как механизма распределения ресурсов//THESIS. 1993. Т. 1. Вып. 2. С. 55, 58) (http://www.ecsocman.edu.ru).


[Закрыть]. И дело не в том, что экспансивные рыночные отношения пока недостаточно развиты и потому не охватили все сферы общественной жизни. Само общество ставит ограничения развитию рынка.

Это лучше всего прослеживается на примере так называемых фиктивных товаров. В своей наиболее известной книге «Великая трансформация» К. Поланьи показывает, что развитие рыночной экономики связано с превращением в товары самых разных объектов, которые ранее товарами не являлись. И на этой основе возникает тенденция к формированию «рыночного общества». Однако образование подобного общества наталкивается на серьезные ограничения и попадает в своего рода замкнутый круг. Оказывается, что рыночное общество, к которому объективно подталкивает экспансия саморегулирующихся рынков, по природе своей невозможно. И главным образом потому, что ключевые хозяйственные ресурсы – земля, труд и деньги – не могут превратиться в товар в полном смысле слова, поскольку являются частью «органической структуры общества». И общество противится их превращению в товар, даже если они и вовлекаются в рыночный оборот, становясь объектами купли-продажи. Во-первых, возникают ограничения морального толка. Людям кажется, что превращение в товар этих объектов противоречит некоему «естественному» порядку: ведь земля связана с природными основаниями жизни человека, а труд есть прямое продолжение и реализация его способностей[274]274
  «Труд – лишь иное обозначение самого человека, а земля – обозначение природы» (Polanyi К. Our Obsolete Market Mentality// Polanyi К. Primitive, Archaic, and Modern Economies. N.Y.: Anchor Books, 1968. P. 62).


[Закрыть]. Что же касается денег, то они выступают простым посредником, средством обмена и не имеют собственной стоимости. Во-вторых, указанные объекты не могут свободно обращаться на рынках без серьезного регулирующего вмешательства государства, без поддержки которого невозможно существование ни денежных, ни земельных, ни трудовых отношений. И государство постоянно возвращается в эти области, изымая их из сферы рыночного регулирования. В результате основные хозяйственные ресурсы выступают в качестве так называемых фиктивных товаров[275]275
  Поланьи К. Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени. СПб.: Алетейя, 2002. Гл. 6; Поланьи К. Саморегулирующийся рынок и фиктивные товары: труд земля и деньги // THESIS. 1993. Т. 1. Вып. 2. С. 10–17 (http://www.ecsocman.edu.ru).


[Закрыть].

Что происходит при активном «продавливании» рыночных отношений? Нарастающие попытки превратить указанные товарные фикции в реальность порождают сопротивление не только в умах интеллектуалов, но и в ткани всего общества. Оно вырабатывает защитный панцирь из культурных норм, который предохраняет его не только от провалов свободного, саморегулирующегося рынка, но и от чрезмерного развития рыночных отношений. Причем речь идет не о каких-то узких экстремистских группах, но о достаточно широких противоборствующих общественных движениях – организованных и неорганизованных.

Именно этим сопротивлением К. Поланьи объясняет появление и приход к власти фашизма в Германии в 1930-х гг.[276]276
  «Чтобы понять германский фашизм, мы должны вернуться в рикардианскую Англию» (Поланьи К. Великая трансформация: политические и экономические истоки нашего времени. С. 42).


[Закрыть] Фашизм выступает как реакция на неудачи и перекосы в формировании саморегулирующейся рыночной экономики, приведшие к обратному результату – серьезному ограничению рыночных свобод, наряду с либеральными и демократическими свободами. По существу, К. Поланьи удалось предсказать и появление антиглобалистского движения, начавшегося с массовых выступлений в 1999 г. в Сиэтле и в 2000 г. в Праге – этого полустихийного противодействия усилению господства саморегулирующегося рынка в международном масштабе. И трагические события, произошедшие 11 сентября 2001 г. в США, с этой точки зрения тоже выглядят звеньями одной длинной цепи. Не случайно в качестве объекта для террористической атаки были избраны здания, которые являлись символом рыночного глобализма.

Посмотрим теперь, каким предстает рынок в разных вариантах современных экономико-социологических концепций. Речь пойдет последовательно о структурном (сетевом), неоинституциональном и социокультурном подходах к анализу рынков.

Рынок как сети. Говоря о рынке, многие, как правило, подразумевают под ним совокупность агентов (фирм, домохозяйств), которые производят и потребляют некоторые виды товаров в определенных объемах и реализуют их по определенным ценам. Однако рынок может быть представлен совершенно иначе, – например, как переплетение социальных сетей (social networks), под которыми понимается совокупность устойчивых связей между участниками рынка. В соответствии с данным подходом, отвечая на вопрос, что представляет собой тот или иной рынок, недостаточно описать потоки хозяйственных ресурсов и охарактеризовать его основных участников. Утверждается, что рынки различаются прежде всего структурой сложившихся между ними связей, где каждый производитель выступает в тесном взаимодействии со своими поставщиками и потребителями продукции, инвестиционными фондами и инфраструктурными агентствами, контролирующими органами и охранными структурами. А рыночная ситуация, в которой оказываются участники рынка, их конкурентоспособность и, более того, их идентичность определяются не столько собственными свойствами самих участников (формами собственности, квалификацией работников, наличием бренда), сколько их позиционированием в сетях. Воистину: скажи мне, кто твои партнеры, и я скажу, кто ты.

Сетевые связи характеризуются тремя принципиальными чертами, подчеркивающими их социальный характер: укорененностью (emdeddedness), связанностью (connectivity) и реципрокностью (взаимностью) (reciprocity)[277]277
  Пауэлл У., Смит-Дор Л. Сети и хозяйственная жизнь // Западная экономическая социология: Хрестоматия современной классики. С. 231. См. также: Экономическая социология. 2003. Т. 4. № 3. С. 61–105 (http://www.ecsoc.msses.rn).


[Закрыть]. Сетевой подход исходит из простого допущения о том, что хозяйственные агенты с большей вероятностью вступают в отношения с теми, с кем они имели дело ранее, убедившись в надежности уже известных партнеров. Не отрицая наличия случайных рыночных связей (arm's-length ties), они обращают внимание на структурно укорененные связи (embedded ties). И с точки зрения данного подхода рынок в значительной мере складывается из действий не автономных по отношению друг к другу участников, а таких, которые находятся в отношениях связанности и взаимозависимости, причем именно эти качества делают рынок устойчивым. Это также означает, что, организуя свою деятельность, участники рынка исходят не только из узкоэгоистического интереса, проявляющегося в ожидании возмещения затрат и получения выгоды по принципу «здесь и сейчас», но и из принципа взаимности, когда выгода может быть получена в будущем, причем в иной, неэквивалентной форме и, вдобавок, от других агентов сетевого сообщества (подробнее см. в гл. 5).

Не принимая постулата об автономности участников рынка, сетевой подход в то же время пытается избежать и изъянов жесткого структурализма. Он предполагает, что позиция в сети ограничивает, но не детерминирует жестким образом способы хозяйственного действия. Она наделяет агентов властью и способностью действовать, в том числе порождать новое знание[278]278
  Структурные основания действия даже и в более мягкой, сетевой форме не стоит абсолютизировать. Эмпирические исследования показывают, что наибольшего успеха достигают фирмы, использующие разумные сочетания случайных и укорененных связей (Uzzi В. The Sources and Consequences of Embeddedness for the Economic Performance of Organizations: The Network Effect//American Sociological Review. August 1996. Vol. 61. No. 4. P. 674–698).


[Закрыть]. Таким образом, фокусируя внимание на структурах межиндивидуального взаимодействия, сетевой подход пытается предложить некий третий путь между «пересоциализированным» подходом, характерным для структурного функционализма в социологии, и «недосоциализированным» подходом, к которому склонна традиционная экономическая теория[279]279
  Грановеттер М. Экономическое действие и социальная структура: проблема укорененности//Западная экономическая социология: Хрестоматия современной классики. С. 131–158. См. также: Экономическая социология. 2002. Т. 3. № 3. С. 44–58 (http://www.ecsoc.msses.ru).


[Закрыть].

Сетевые подходы нашли свое применение в самых разных областях социологии рынков и теории хозяйственных организаций. Так, они широко используются при анализе рынков труда. Неоднократно отмечалось, что люди чаще ищут работу и успешнее ее находят через личные неформальные контакты, нежели путем прямого обращения на предприятия и использования формальных объявлений о вакансиях. Связи помогают не только находить работу, но и успешно продвигаться по служебным лестницам, делая карьеру. При этом чем более квалифицированными являются работники, тем вероятнее, что они прибегнут к такого рода личным контактам. Наконец, при определенных условиях более эффективными оказываются не сильные связи (strong ties) с родственниками и близкими друзьями, а напротив, слабые связи (weak ties) с коллегами и знакомыми[280]280
  Granovetter М. The Strength of Weak Ties // American Journal of Sociology. 1973. Vol. 78. No. 6. P. 1360–1380; Granovetter M. Getting a Job: A Study of Contacts and Careers. Cambridge: Harvard University Press, 1974.


[Закрыть]. Слабые связи помогают не замыкаться в узком кругу, по которому циркулирует одна и та же информация. Они выводят на другие кластеры сети, пролагая путь к новым контактам и дополнительным источникам информации.

С помощью сетевого подхода объясняются самые разные явления, в том числе успешная предпринимательская деятельность и такой особенный феномен, как этническое предпринимательство. Практически во всех странах обнаруживаются этнические меньшинства, которые преуспевают на почве предпринимательской деятельности, обгоняя и вытесняя другие этнические группы и титульные этносы. При этом исследователями замечено, что явно преуспевают этнические меньшинства с высокой интенсивностью сетевых связей, через которые оказывается коллективная поддержка соплеменников (подробнее см. в гл. 10).

Еще одна важная сфера применения сетевого подхода связана с анализом хозяйственных организаций. Большой интерес вызывают формирующиеся на рынках структурные конфигурации, состоящие из сетей фирм. Речь может идти о перекрестном владении собственностью, о переплетенных директоратах, устойчивых контрактных и субконтрактных связях. С одной стороны, возникают бизнес-группы, завязывающие многие предприятия в один деловой контур, наподобие японских кейрецу, корейских чеболей или российских интегрированных бизнес-групп[281]281
  Granovetter М. Business Groups // The Handbook of Economic Sociology. P. 453–475; ПаппеЯ.Ш. Олигархи. Экономическая хроника. 1992–2000. М.: ГУ ВШЭ, 2000.


[Закрыть]. С другой стороны, образуются разветвленные сети формально независимых фирм, которые не располагаются вокруг одного мощного хозяйственного центра. Это характерно, например, для кластеров малых фирм[282]282
  Perrow С. Small Firm Networks// Explorations in Economic Sociology/ R. Swedberg (ed.). N.Y.: Russell Sage Foundation, 1993. P. 377–402.


[Закрыть]. Почему эти сети оказываются жизнеспособными, и что в них происходит? Постоянные контакты позволяют участникам сетей обмениваться полезной информацией и осуществлять взаимоконтроль. Длительное знание друг друга помогает формировать социальный капитал в форме доверия и деловых репутаций. Посредством сетей поддерживается конкурентное напряжение и одновременно оказывается взаимная поддержка, нацеленная на общую стабилизацию рынка. Сети позволяют также сформировать структуры представительства коллективных интересов. На их основе формируются ассоциации, лоббирующие интересы участников рынка во властных структурах. В итоге контрактные отношения дополняются социальными отношениями и отчасти замещаются ими.

Важно, что сети образуются не просто в результате взаимодействия с поставщиками и потребителями, но также с их конкурентами, с которыми не осуществляются экономические трансакции. Здесь значение сетей выходит за рамки прямого взаимодействия. Они возникают вследствие постоянного наблюдения (мониторинга) за действиями фирм, поставляющих те же или сходные продукты и услуги. Так, X. Уайт показывает, что фирмы группируются в кластеры не по наличию и характеру непосредственных связей, а по принципам структурного соответствия и структурной эквивалентности (structural equivalence) в соотношениях объема-цены-качества продуктов и услуг[283]283
  «Рынки представляют собой хорошо различимые группы производителей (tangible cliques of producers), которые наблюдают друг за другом. Давление со стороны покупателей создает своеобразное зеркало, в котором производители видят не потребителей, а самих себя» (White Н. С. Where do Markets Come From?//American Journal of Sociology. 1981. Vol. 87. No. 3. P. 543).


[Закрыть]. Рынок в данной концепции – не просто территория обмена произведенной продукцией и не готовая структура, заполняемая отдельными фирмами. Это прежде всего сложный сигнальный механизм, который помогает фирмам выбрать и обустроить определенные ниши, не существующие в готовом виде. В результате наблюдения и взаимного соотнесения действий происходит образование ниш и их выстраивание в особый отраслевой рынок. Таким образом, действия по созданию отдельной фирмы оказываются одновременно элементом согласованных действий по созданию рынка[284]284
  Уайт X. Рынки и фирмы: взаимообусловленное возникновение // Экономическая социология: новые подходы к институциональному и сетевому анализу / Сост. и науч. ред. В. В. Радаев. М: РОССПЭН, 2002. С. 96–118; White Н. С. Markets from Networks: Socioeconomic Models of Production. Princeton: Princeton University Press, 2002.


[Закрыть].

Подобный подход прекрасно иллюстрируется широко известным опытом индустриальных районов Третьей Италии[285]285
  Brusco S. The Emilian Model: Productive Decentralisation and Social Integration // Cambridge Journal of Economics. 1982. Vol. 6. P. 167–184.


[Закрыть] или Силиконовой долины в США[286]286
  Saxenian A. Regional Advantage: Culture and Competition in Silicon Valley and Route 128. Cambridge: Harvard University Press, 1994.


[Закрыть]. Здесь на малых по размеру территориях происходило взрывное по характеру развитие малых фирм, часто производящих одну и ту же или сходную продукцию. Соседствующие фирмы находятся в состоянии жесткой конкуренции, которая заставляет их постоянно учиться друг у друга, перенимать технологические и организационные инновации в процессе институционального изоморфизма. Они взрастают на интенсивном обмене знаниями и информацией, на горизонтальной мобильности квалифицированных кадров, мигрирующих между фирмами, и на общей поддерживающей инфраструктуре[287]287
  Powell UK Inter-Organizational Collaboration in the BioTechnology Industry// Journal of Institutional and Theoretical Economcis. 1996. Vol. 120. No. 1. P. 197–215.


[Закрыть].

Наконец, сетевой подход плодотворно используется при анализе новых гибких форм организации прямых продаж, подобных сетевому маркетингу (direct selling organizations), который отрицает многие каноны построения и рынка, и классической бюрократической организации (подробнее см. в гл. II)[288]288
  Biggprt N. Charismatic Capitalism: Direct Selling Organizations in America. Chicago: University of Chicago Press, 1989.


[Закрыть].

Рынок как институты. Сетевой подход трактует взаимосвязи между участниками рынка как совокупность симметричных и однозначно определенных контактов. Между тем, во-первых, позиции участников чаще всего неравновесны. Существуют серьезные различия в объеме мобилизуемых ими властных ресурсов (способности к организации и проведению своих интересов) и социальных навыков (social skills) (способности побуждать других агентов к сотрудничеству). Во-вторых, сетевые связи имеют разное содержательное наполнение. Они многозначны и могут по-разному интерпретироваться участниками рынка в зависимости от текущей ситуации или культурных контекстов. Сетевые структуры, таким образом, выступают как своего рода «скелет» рынка. А его «плоть» и «кровь» образуют институты. И именно на эту сторону вопроса обращают внимание неоинституционалисты, для которых рынок предстает прежде всего как совокупность институциональных форм.

Важно отметить, что под институтами здесь подразумеваются не абстрактные ценности (идеальные стандарты поведения), институты не выводятся из норм обобщенной морали. И это не просто повторяющиеся типические действия – первичная форма существования социальных норм. В своем исходном определении институты понимаются как правила поведения в повседневной деятельности и способы поддержания этих правил[289]289
  «Институты – это правила, механизмы, обеспечивающие их выполнение, и нормы поведения, которые структурируют повторяющиеся взаимодействия между людьми» (НортД.К. Институты и экономический рост: историческое введение // THESIS. 1993. Т. 1. Вып. 2. С. 73


[Закрыть]. А сами правила определяются как регулятивные принципы, подкрепленные легитимными правовыми или социальными нормами, которые либо разрешают какой-то способ действия как возможный, либо предписывает его как желательный или даже обязательный, либо, наоборот, запрещают данный способ действия как неприемлемый.

Все экономические действия так или иначе укоренены в институтах – этих предустановленных и привычных регулятивных принципах, которые позволяют совершать выбор и предсказывать действия других акторов. Стало также общим местом утверждение о том, что институты одновременно ограничивают и стимулируют повседневные действия хозяйственных агентов.

Заявив о себе в полной мере в конце 1980-х – начале 1990-х гг., новый институционализм в социологии развивается в отчетливо выраженной связи с более ранним течением – новой институциональной экономической теорией, – заимствуя у нее многие термины и концептуальные схемы. Прежде всего речь идет о концепциях прав собственности (property rights) и трансакционных издержек (transaction costs); принимается идея неполной и асимметричной информации, затрудняющей заключение всеобъемлющих контрактов; используется заимствованная у Г. Саймона предпосылка ограниченной рациональности хозяйственных агентов (bounded rationality); указывается на важную роль оппортунизма в их поведении, связанного с обманом и воровством, сокрытием или искажением информации, – говоря словами О. Уильямсона, следованием своему интересу неблаговидными средствами (self-interest seeking with guile). С явной симпатией относятся неоинституционалисты к идее отношенческой контрактации (relational contracting), где контрагенты принимают во внимание идентичность друг друга[290]290
  Уильямсон О. И. Экономические институты капитализма. СПб.: Лениздат, 1996. С. 132.


[Закрыть].

Итак, рынок предстает как институционально оформленное пространство, в котором понятие «структурных позиций» дополняется понятием «организационных полей»[291]291
  DiMaggio P., Powell W. The Iron Cage Revisited: Institutional Isomorphism and Collective Rationality in Organizational Fields // The New Institutionalism in Organizational Analysis / W. Powell, P. DiMaggio (eds.). Chicago: University of Chicago Press, 1991. P. 64–65.


[Закрыть]. Понятие «поля» формировалось под влиянием концепции социального пространства П. Бурдье. Оно обозначает локальные порядки или арены взаимодействия акторов, в которых создаются и воспроизводятся институты. Взаимодействию, таким образом, предпосланы некие исходные правила и способы распределения ресурсов, включающие прежде всего права собственности, структуры управления и правила обмена[292]292
  Fligstein N. The Architecture of Markets: An Economic Sociology of Twenty-First-Century Capitalist Societies. Princeton: Princeton University Press, 2001. P. 32–35; Флигстин Н. Рынки как политика: политико-культурный подход к рыночным институтам // Западная экономическая социология: Хрестоматия современной классики. С. 185–210. См. также: Экономическая социология. 2003. Т. 4. № 1.2003. С. 45–63 (http://www.ecsoc.msses.ru).


[Закрыть].

Все эти правила не возникают из ниоткуда, за ними скрываются отношения власти. Ведущие участники рынка (incumbents) используют свои более мощные властные ресурсы и специфические социальные навыки, чтобы стабилизировать или изменять существующие правила и культурные схемы, позволяющие интерпретировать ситуацию. Они выстраивают статусные иерархии, дающие им возможность воспроизводить свои преимущества на рынке[293]293
  «Операциональное определение рынка состоит в том, что это ситуация, в рамках которой периодически воспроизводится статусная иерархия, и в результате этого – существование ведущих продавцов» (Fligstein N. The Architecture of Markets: An Economic Sociology of Twenty-First-Century Capitalist Societies. P. 31). http://www.ecsocman.edu.rn)).


[Закрыть].

При этом сложившаяся рыночная иерархия может быть расшатана и даже разрушена – вследствие вмешательства (извне или изнутри) более сильных игроков – новых претендентов на доминирующие позиции (challengers)[294]294
  Флигстин Н. Поля, власть и социальные навыки: критический анализ новых институциональных течений // Экономическая социология: новые подходы к институциональному и сетевому анализу. С. 119–156. См. также: Экономическая социология. 2001. Т. 2. № 4. С. 28–55 (http://www.ecsoc.msses.ru).


[Закрыть]. В результате формируются новые организационные поля, и игра продолжается по видоизмененным правилам.

Другой подход к формированию правил участниками рынка представлен экономической теорией конвенций (Л. Болтански, Л. Тевено и др.). Он состоит в том, что взаимосвязи между агентами могут иметь разное содержание и подвергаться различным интерпретациям. Существует множество порядков обоснования ценности (orders of worth), за которыми скрываются свои миры – фундаментальные режимы вовлеченности и связи. Каждому порядку обоснования ценности соответствуют свои способы координации действий. И рыночный способ представляет лишь один из возможных миров, которому противостоят также индустриальный, домашний, гражданский и другие миры[295]295
  Болтански Л., Тевено Л. Социология критической способности//Журнал социологии и социальной антропологии. 2000. Т. 3. № 3. С. 66–83; Тевено Л. Организованная комплексность: нормы координации и структура экономических преобразований // Экономическая социология: новые подходы к институциональному и сетевому анализу. С. 19–46.


[Закрыть].

В мире рынка в качестве основной формы ценности выступает денежная оценка, информация распространяется через цены, ключевым типом отношений является обмен, а квалификация агента оценивается по его/ее покупательной способности или способности продать. Этот рыночный способ координации, регулируемый ценами и краткосрочными калькуляциями, постоянно вступает в противоречие с другими мирами. Среди них выделяется индустриальный мир, основанный на технологиях, инвестициях и перспективном планировании. Здесь применяют категории производительности и рассуждают в терминах технологических цепочек, отношения имеют скорее функциональный характер, а квалификация оценивается по уровню профессиональных знаний. Рыночному порядку противостоит также домашний мир, базирующийся на традиционных и личных взаимосвязях, родстве и локальности, где основной формой ценности является репутация, основным маркером статуса – личный авторитет, информация передается путем изложения накопленного опыта, высока роль взаимного доверия. Наконец, существует логика гражданского мира, построенного на коллективных интересах и соблюдении демократических прав, где ценностью является коллективное благо, все споры и рассуждения ведутся в терминах соответствия/ несоответствия этому общему благу, а информация передается через законодательно закрепленные формальные правила; выстраиваются отношения солидарности, а квалификация агента определяется тем, в какой степени он способен представлять чьи-то интересы.