Текст книги "Смотрим кино, понимаем жизнь: 19 социологических очерков"

Освобождение от либидозных стремлений

Портит подобную компанию, по убеждению ее участников, и присутствие женщин. Серьезное дело видится как мужское дело, не терпящее суеты. Женщины в картинах не входят в число основных героев и появляются в виде нарочито карикатурных персонажей. Среди них завлекательные и бессловесные доярки, врачиха, падающая в обморок при виде ранения, финская женщина, которую на трое суток запирают в сарае, – всех их объединяет то, что они не встраиваются в общий ход событий, не годятся для «серьезных дел».

Освобождение от либидозных стремлений, сублимация этих стремлений, похоже, превращаются в еще одну не до конца осознаваемую цель. Остаточные порывы в виде устремления к женщине еще проявляются, но все они не настойчивы и кончаются безрезультатно. Прокурор закрывает женщину в сарае, а затем забывает, где ее оставил. Сережа (Сергей Русскин) лезет за привидевшейся спьяну (или реальной?) русалкой в трансформаторную будку, и его бьет током. Поездка друзей к дояркам заканчивается ничем. И каждый раз наши герои возвращаются к главному – совместному мужскому переживанию.

Женщина в их глазах склонна к суете, она сбивает нужный настрой. Поехать к женщинам по минутному порыву (на милицейском газике), в принципе, можно, но брать их в свою компанию уже нежелательно. Чистая («высокая») компания остается исключительно мужской.

Одна из заявленных в фильме претензий к женщинам заключается в том, что они много говорят, ибо у них общение построено через слова. А вот мужчинам есть о чем поговорить и без слов. Для них вербальная коммуникация не главное. Генерал говорит об этом так: мужчина в принципе может быть немым, а для женщины немота – трагедия. «У них все общение на словах построено. Ну, а мы, мужчины, можем и без слов друг друга понять. У нас есть о чем поговорить. О своем, о мужском». И поговорить преимущественно молча.

Непременное нарушение формальных правил

В ходе историй мы наблюдает практически полное пренебрежение всякими формальными правилами – нарушение всяческих инструкций и приказов, неоднократное пересечение государственной границы, использование военной техники для бытовых нужд. Здесь почти полностью отсутствуют дисциплина и само понятие дисциплины, хотя заметим, что многие основные участники событий – из режимных силовых учреждений (армия, милиция, прокуратура). И почему-то потеря табельного оружия милиционером Семеновым (Сергей Гусинский) никого особенно не смущает. Тот же милиционер немедленно отказывается от заполнения требуемого по закону протокола, когда перед ним появляется наполненный стакан. И ясно, что перед нами не проявление алкоголизма, – компромисс с законом или отказ от буквы закона становится платой за прием в компанию, который рассматривается как непреложная ценность.

Все стремятся к «настоящему отдыху», это называется «отдохнуть душой по-культурному». А такой настоящий отдых должен быть непременно связан с приключениями, которые понимаются прежде всего как нарушение установленного порядка вещей, причем нарушение сознательное. То есть особое удовольствие достигается не просто через освобождение от формальных правил, а нередко через прямое нарушение формального порядка. Это, например, охота без лицензии или рыбалка с использованием военной техники, пересечение государственной границы или попытки глушить рыбу динамитом. С этой точки зрения, кстати, объяснима известная тяга многих к быстрой езде («Какой русский не любит быстрой езды…») – ведь удовольствие получается не только от скорости и связанного с ней контролируемого риска, но и от самого нарушения правил, сопряженного со сладостным чувством вседозволенности.

Наши герои задействуют в своих авантюрах немалые ресурсные возможности. Причем привлекаются самые нетрадиционные ресурсы – военный бомбардировщик используется для перевозки коровы, ракетоносец и подводная лодка задействуются для поездки за водкой, а воздушный шар – для охоты на глухарей. Все это становится возможным благодаря дружбе с силовиками.

Единство силовиков и народа

Попутно и ненавязчиво наши фильмы демонстрируют своего рода единство народа и силовых структур (моряков, летчиков, милиционеров). Более того, народ и силовые структуры, по сути, сливаются. Помимо «народного милиционера» Семенова, наигрывающего блюз на балалайке, тот же Соловейчик, напомним, – майор убойного отдела. Егерь Кузьмич – тоже человек при погонах и оружии. А ключевая роль исполняется армейским генералом.

Генерал во всех этих историях играет важную интегрирующую роль. Он не просто вояка с высоким чином. Несмотря на внешнюю простоту, Генерал является постоянным источником исторических знаний (раздает исторические справки), это культурный человек (играет на рояле) и эстет (курит непременные сигары). Его тосты, которые он продолжает произносить даже во сне, служат камертоном, помогающим всем остальным настроиться на одну волну сопереживания и соучастия. К Генералу уважительно и трогательно обращаются «Михалыч».

Генерал в данной истории не источник военных команд. Здесь каждый сам себе отдает команды на исполнение (так поступает, например, Соловейчик). Генерал выступает источником тех самых нетрадиционных ресурсов, появляющихся в результате поддержки силовых структур. Это «крыша», позволяющая нарушать правила безнаказанно, зная, что, если что-то нештатное случится, их есть кому прикрыть («С нами генерал»). Интересно смотреть, как выразитель интересов страны и закона (несомненно, искренний) становится одновременно средством защиты от закона. Вспомним, например, как Соловейчик был задержан, когда на воздушном шаре с оружием (пусть и невольно) пересек государственную границу. Чем закончился этот полет? Как заведено, по звонку, его спасли, отогрели, накормили и доставили обратно.

Забавно, что принадлежность к силовым структурам рассматривается как своего рода охранная грамота при творении безобразий. Вовлечение силовых структур, призванных формально следить за порядком, на деле освобождает от этого самого порядка, помогая потенциальным и реальным нарушителям избавиться (хотя бы на время) от давящего формализма.

По мере накопления совместных переживаний в нашей компании происходит постепенное преодоление формальной иерархии, и все становятся примерно равными. Хотя некоторые основы иерархии сохраняются – например, в виде неоспоримого авторитета Генерала. Но его авторитет базируется не на одном лишь звании, он уже не приказывает, а, скорее, дает общие установки. Обычно в социологии принято говорить о рутинизации харизмы[12]12
  Вебер М. Хозяйство и общество… С. 283–291.


[Закрыть], когда яркий лидер обретает начальственную должность. Здесь происходит нечто обратное – формальный начальник превращается в харизматического лидера. Возникает своего рода харизматизация рутины.

В отличие от явных симпатий к «народным силовикам», здесь демонстрируется неизменное презрение к чиновникам – они всячески уничижаются, как в случае прокурора с портфелем или асексуального инспектора Ольги Валерьевны (Ирина Основина), которая оказывается чужой вдвойне: она женщина и чиновник. Чужих «обламывают» и «обтесывают», встраивая в общий порядок и заставляя принять правила игры этой компании, но они все равно не становятся своими. Их принимают на время, чтобы не мешали.

Неумолимая тяга к высокому

В действиях и настроениях участников событий постоянно ощущается тяга к чему-то несиюминутному и высокому. При этом у них не наблюдается явной религиозности, как, впрочем, и откровенного атеизма. На замену приходит некое подобие протоправославного язычничества – со стрельбой и фейерверками. Все собравшиеся, по всей видимости, православные (кроме финна), но не обременены соблюдением ритуалов. По этой причине, кстати, увлечение восточной эзотерикой не встречает психологических и культурных препятствий. К тому же какое-то приобщение к высоким началам все же требуется, чтобы посиделки не выглядели как простая пьянка.

У наших героев постоянно проявляется склонность к квазифилософским сентенциям, носящим отвлеченный, т. е. не имеющий прямого отношения к жизни характер. Эти размышления представляют собой причудливую смесь патриотизма, традиции, обращения к истории в примитивном виде, разного рода имитаций.

Все участники происходящих событий – несомненные российские патриоты. Даже бессловесные доярки, заслышав немецкую речь, выплескивают на пришедших ведро воды. Но важно, что речь идет о неагрессивном патриотизме, который проявляется в некоем снисходительном отношении к инородцам. Скажем, финны рисуются как чудаки, полукомические персонажи, которых каким-то образом угораздило родиться финнами. И, например, финн Райво все время спрашивает, когда же наконец начнется охота (он, видимо, воспринимает сказанное буквально). Но это не злобные карикатуры, и не случайно финна, несмотря на все особенности и культурные барьеры, принимают в свою компанию.

Заметим, что наблюдаемое нами подчеркнуто праздное времяпрепровождение в виде охоты или рыбалки, да еще когда добыча не служит главной целью, является явной имитацией былых аристократических обычаев и престижного потребления прошлого, пусть и в сильно упрощенном, «демократизированном» виде. Не случайно показываются сцены из былой помещичьей охоты. Как тут не вспомнить Торстейна Веблена с его «Праздным классом»[13]13
  Веблен Т. Теория праздного класса. М.: Прогресс, 1984.


[Закрыть]. Это способ одновременного приобщения и к высокому стилю, и к историческим российским корням. И то, и другое, несомненно, утрачено и воспроизводится лишь поверхностно, на уровне отдельных внешних форм. Но даже такая имитация не лишена культурно наполненного смысла – через нее совершается символическая попытка восстановления распавшейся связи времен.

«Полное отторжение от бреда нашего»

Не раз приходилось задаваться вопросом: откуда у россиян такая тяга к восточной эзотерике без всякого освоения восточной философии? И вообще вся эта необъяснимая любовь к Востоку и экзотике? Возьмем для примера глубоко русского егеря Кузьмича – зачем ему японская беседка, фураке (японская деревянная ванна), бесконечные фото с африканскими животными? И Кузьмич, конечно, не один такой. В одном из фильмов рассказывают про некоего участкового Кирюхина, который завел коалу и высаживает на приусадебном участке эвкалипты для ее кормления. Как замечает по этому поводу один из героев: «Необузданная фантазия у людей пошла. Особенно вдали от культурных центров».

Многих влечет тяга к восточному созерцанию. При этом она явно отличается от восточной медитации, которая связана с погружением в себя – настолько глубоким, что помогает преодолевать рассудочное и логические построения, переходя к чистой мысли и далее к более высокому духовному состоянию блаженства (нирваны), когда мысль превращается в пустоту, в ничто. Это продукт внутренней концентрации, и потому для медитации выбирается конкретный объект – предмет, точка на стене. В российской жизни эта созерцательная практика организуется иначе и используется, скорее, для отказа от размышления и глубоких переживаний. Цель проста: «полное отторжение от бреда нашего».

Этим же объясняется и маниакальная тяга россиян к выездам на природу. Природа становится объектом этого бездумного созерцания. В ней ничто не наталкивает на рассудочные мысли. Вместо усиленной концентрации на чем-то взгляд свободно скользит, не задерживаясь на отдельных предметах. Природа выступает как нечто, максимально деструктурированное. Иногда, впрочем, для наблюдения могут использоваться конкретные предметы – дерево или камень, но чаще наблюдается размытая картинка, покойный образ, где взгляд спокойно переходит с предмета на предмет. Отсутствие строгой симметрии в природе позволяет на время забыть о формальном порядке и повседневных заботах. Созерцая природу, ты освобождаешься от рутинного порядка, а заодно и от всякой логической мысли, т. е. «отдыхаешь», «облегчаешься», в то время как сидящие в городах люди облегчения не получают, накапливая злость в своих душах.

Переход от реальности к забытью и обратно совершается удивительно легко, без всякого видимого напряжения и подготовки. Вспомним, как Кузьмич моментально «вырубается», когда ведет катер (якобы он «весь на нервы изошел»), или как он мгновенно выходит из медитации с приездом гостей. Здесь медитация сопрягается не с фокусированием, а, наоборот, с нарочитой расконцентрацией. Наши герои легко отключаются прямо посреди квазифилософских размышлений и действий, а приходя в себя, сразу же начинают рассуждать и действовать.

А была ли стратегия?

Советское и раннее постсоветское время были эпохами анекдотов. Сейчас эти времена уходят. Вместо них пришла явная анекдотичность самой повседневной жизни, в которой дезорганизация (бардак) становится органичной формой существования. И когда мы видим радикальное отсутствие буквально всех основных элементов, из которых складывается Стратегия, вполне естественно задать вопрос: означает ли это полное отсутствие всяких стратегических действий? Может, никаких стратегий в российских условиях нет и быть не может? Кто-то добавит, что здесь отсутствует сама институциональная среда для появления и реализации стратегий, и даже нет никакого смысла рассуждать об этом.

На первый взгляд ответ кажется очевидным, но не будем с ним торопиться. Действительно, стратегий в строгом и формальном смысле мы не видим, или они принимают весьма причудливые формы. Но в действиях наших героев все же есть какая-то своя логика и малопонятный смысл. То, что на словах организуется как стратегическое действие, на деле пониманию стратегии никак не соответствует и заменяется чем-то иным. Чем оно заменяется? Сводить все объяснения к тривиальному пьянству было бы слишком поверхностно.

На наш взгляд, стратегическое начало в этом хаосе и беспорядке все же сохраняется – в виде общей рамки, задающей первоначальные импульсы к действию. Отсюда и возникают эти устойчивые, каждодневные, почти маниакальные сборы на охоту или рыбалку. Более того, не прекращаются практические попытки заняться этим делом, постоянно прерываемые по причинам общей неорганизованности. И парадоксальным образом, несмотря на откровенную абсурдность совершаемых действий, эти устремления все же достигают каких-то целей – ведь все участники в итоге довольны.

Из социальных наук нам известны две контрастирующие модели поведения человека. Так называемый «экономический человек» устойчиво следует к фиксированной цели. А «социологический человек», напротив, способен переопределять цели и следовать им не вполне последовательно (неустойчиво) в силу смены внутренних побуждений. И, кстати, стратегия в своем исходном понимании не предполагает полуавтоматическое следование одной первоначально выбранной схеме, она предусматривает определенную гибкость – способность переключения с одной схемы действия на другую. Демонстрируемое нам поведение «охотников» и «рыболовов» ближе к социологическому образу, но полностью не вписывается ни в ту, ни в другую модель – здесь раз за разом ставится фиксированная цель, а затем происходит маниакально устойчивое стремление к какой-то другой, недекларируемой и нефиксированной цели.

Но какую фактическую цель преследуют наши герои? Из всего сказанного напрашивается вывод о том, что это устойчивое стремление к определенному душевному состоянию. И сами участники истории отвечают на этот вопрос именно так: «Это не просто спорт или отдых. Это состояние души, отдохновение от забот и тревог житейских».

И наконец, какая во всем этом заключена мораль? Подобие морали предлагается нам в конце сиквела: не истощай душу поисками скрытого смысла, а «открой в себе любовь ко всему, что тебя окружает».

2004 г.

3. Герои нашего времени, 1980-е («Курьер», 1986)

Выпускник школы Иван, дожидаясь призыва в армию, работает курьером в редакции. Окружающие его солидные взрослые люди с трудом приспосабливаются к удивительной способности этого парня любое событие превратить в невероятное происшествие – порой уморительно веселое, а подчас и непоправимо грустное…[14]14
  КиноПоиск. https://www.kinopoisk.ru/film/45028/


[Закрыть]

Как найти героя нашего времени

Начиная трилогию рассказов о героях нашего времени, мы предпринимаем рискованную попытку отразить то, что называется «духом эпохи». Говоря о таком «духе», мы не рассматриваем его как отвлеченное философское понятие или как свод всевозможных общественных характеристик. Мы не собираемся рассуждать об эманации высшей человеческой сущности, абстрактной «человеческой натуре» или ментальности определенного народа. Вместо этого мы последуем за немецким историком и социологом Вернером Зомбартом, который понимал дух как совокупность психических черт исторического субъекта, основные черты человека своего времени, определяемые сложной констелляцией факторов – вещественных условий и нравственных сил, формирующего влияния государства, массовых переселений, технических усовершенствований. Таким образом, речь пойдет о характеристике общества через описание человека, психические (или душевные, по Зомбарту) свойства которого укладываются на конкретную историческую и социологическую почву[15]15
  Зомбарт В. Буржуа. Этюды по истории духовного развития современного экономического человека. М.: Наука, 1994.


[Закрыть].

Другой немецкий классик Макс Вебер тоже активно использовал это понятие, рассуждая о духе капитализма. Он исходил из принципиальной историчности этого духа, который представляет собой совокупность устойчивых черт, присущих человеку в данном сообществе на определенной стадии его развития. По его словам, дух – это «исторический индивидуум»[16]16
  Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Вебер М. Избр. произв. М.: Прогресс, 1990. С. 61–272.


[Закрыть].

Следуя этой классической традиции, мы нарисуем образы людей, живших в разные исторические периоды в нашей стране. А поскольку в последнее время Россия переживала серьезные и очень быстрые по историческим меркам перемены, эти образы будут радикально меняться с каждым новым десятилетием.

Как обнаружить Героя того или иного периода, выражающего особый дух эпохи? В решении этой непростой задачи мы исходим из нескольких оснований. Во-первых, мы не ищем героя в некоем романтическом смысле, для нас это не светлый образ, не образец для подражания и не тот, кого все считают героем. Во-вторых, мы понимаем, что подобный герой не должен быть универсальным, походить на всех или быть типичным представителем всего общества (подобные абстракции нежизнеспособны). Героем своего времени, на наш взгляд, оказывается тот, кто схватывает изломы этого времени, демонстрирует что-то важное, знаковое, специфичное. При этом он представляет далеко не всех, а лишь какую-то определенную группу. Поэтому в каждую эпоху закономерно могут сосуществовать несколько таких героев, и дух эпохи складывается из нескольких типов. Кстати, в классическом варианте у Вернера Зомбарта дух капиталистической эпохи выражал себя в противоречивом единстве двух идеальных типов – Предпринимателя и Мещанина. А по Максу Веберу, новый капиталистический дух формировался в сочетании двух не менее противоречивых фигур – Предпринимателя и Бюрократа. В итоге для эпохи нарождавшегося капитализма мы получаем не менее трех «одухотворяющих» его идеальных типов[17]17
  Подробнее об этих идеальных типах см.: Радаев В.В. Экономическая социология. М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2008 (2005). Гл. 9.


[Закрыть].

Наши амбиции более умеренные, и для каждого десятилетия мы ограничимся одной характерной фигурой Героя своего времени. Но в каждом случае для нас эта фигура призвана выразить внутреннее напряжение, которое присуще данному историческому периоду, вынести на свет ключевые противоречия той или иной эпохи, которые при этом подаются не через описание крупных социальных структур, а через раскрытие архетипических свойств отдельного человека, т. е. через определенный антропологический тип.

Далее мы последовательно обратимся к героям восьмидесятых, девяностых и двухтысячных годов на материале разных кинофильмов. Между этими фильмами нет ничего общего, кроме того что все они относятся к категории качественного кино. И между их главными героями тоже будет мало общего, за исключением одного – во всех трех фильмах герои носят одно имя Иван. Но так вышло случайно, обычная мистика. Начнем же мы с фильма Карена Шахназарова «Курьер».

Как найти актера на роль героя нашего времени

Несколько слов о самом фильме. Он снят по одноименной повести самого режиссера Карена Шахназарова, напечатанной в журнале «Юность» (1982). Сначала ее пытался экранизировать другой режиссер – Андрей Эшпай. Эту попытку зарубили на Киностудии Горького за «несоциалистичность» сценария. По мнению худсовета, главный герой Иван Мирошников не соответствовал высоким социалистическим идеалам (что было истинной правдой). В 1985 г. за дело взялся уже сам Шахназаров, и сценарий был утвержден на «Мосфильме». Хотя и в этот раз будущих создателей фильма «песочили» на специальном заседании парткома за безыдейность главного персонажа. «В отместку» через год Карен Шахназаров стал директором этой киностудии.

Известно, что режиссер долго искал и не мог найти подходящего актера на главную роль. В итоге, отчаявшись, взял по подсказке одной из актрис Федора Дунаевского, непрофессионала без всякой актерской техники. Вдобавок найденный парень был не без странностей, и его трудно было назвать типичным представителем молодежи, достаточно сказать, что его выгоняли из школы. Не случайно весь худсовет говорил, что он профессионально непригоден. И в самом деле, Дунаевский, по сути, ничего и никого не играл, проявляя максимальную естественность. И именно это стало залогом успеха всей картины.

В этом фильме Шахназаров, на наш взгляд, вывел новый, очень непривычный для советского зрителя тип героя, представив его совсем не как героический персонаж, но его образ показался очень правдивым и знаковым для своего времени. Это был период позднего социализма, накануне горбачевской перестройки, когда внешне вокруг еще ничего вроде бы не изменилось, но что-то уже витало в воздухе. Внутренняя эрозия в обществе зашла уже слишком далеко, все больше и больше разъедая его основы, и стала необратимой. Вряд ли режиссер в процессе съемок понимал суть происходящих и тем более предстоящих событий на рациональном уровне. Но у него явно возникло какое-то интуитивное понимание. Он искал объяснения того, что в то время еще не подлежало объяснению.

Фильм получил должный положительный резонанс и фестивальные премии. Например, он занял второе место на Московском международном кинофестивале, пропустив вперед картину Федерико Феллини (что совсем не позорно). Говорят, что лично Роберт де Ниро, председатель жюри, поразился игре Федора Дунаевского. Одновременно «Курьер» стал лидером годового советского проката, и показы в обычных кинозалах нередко завершались аплодисментами, притом что по внешней атрибутике фильм совсем не броский. Видимо, у многих он находил живой отклик.

Вскоре разразилась перестройка, и эфир забили новые, более острые социально-политические темы. Общественное внимание переключилось на фильмы типа «Покаяние» Тенгиза Абуладзе и неизбежно отвлеклось от проблем социалистической повседневности, которая начала стремительно откатываться в прошлое. Но «Курьер» пережил свое время, оставшись одним из лучших кинопамятников поздней советской эпохи[18]18
  В подтверждение 26 ноября 2020 г. ремастированная версия «Курьера» выпущена в повторный прокат.


[Закрыть].