Электронная библиотека » Вадим Волобуев » » онлайн чтение - страница 12


  • Текст добавлен: 18 мая 2020, 15:00


Автор книги: Вадим Волобуев


Жанр: История, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 12 (всего у книги 56 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Журнал «Знак», куда Войтыла, как обычно, отнес свое творение, внезапно отверг его, и тогда автор представил сокращенную версию под названием «Размышления об отцовстве»336336
  Kołodziejska A. Op. cit. S. 123.


[Закрыть]
. Получился этакий монолог, обращенный к Богу, напоминающий не то «Исповедь» Августина, не то молитву Иоанна Креста, но уже без богородичного мотива, который присутствовал в полном варианте.

Рокко Буттильоне, написавший книгу о философии Войтылы, предположил, что «Размышления об отцовстве» первоначально являлись частью пьесы «Пред магазином ювелира», но автор убрал ее оттуда, чтобы не нарушать конструкцию произведения. Догадка неверна, но исступленная молитва Адама в «Размышлениях» действительно подошла бы одноименному персонажу предыдущей пьесы: всякий человек – сын Божий, и если он отрекается от Создателя, то тем самым теряет отца и впадает в одиночество. В «Размышлениях об отцовстве» Адам вспоминал свое стремление уподобиться Богу и стать господином природы, с раскаянием отмечая, что путь человека – не в преобразовании мира, а в развитии его собственной личности, которая может проявиться лишь через отношение к другой личности. Таким образом преодолевалось чувство одиночества, которое (тут Войтыла безапелляционен) свойственно всем людям, особенно же атеистам. Человек отчаянно ищет опору в этом мире: одни находят спасение в присоединении к массам (коммунисты), другие – в Боге. Но лишь Христос, сливаясь через любовь с человеческой личностью, в силах избавить человека от извечного одиночества, давая ему возможность стать одновременно отцом и чадом337337
  Buttiglione R. Op. cit. S. 360–362.


[Закрыть]
.

«Разве мог я стать сыном? Не захотел я им быть. Не захотел принять страдания, к которым неминуемо приводит риск любви. Я считал, что не вынесу его. Слишком пристально я всматривался в себя, в свое я, и видел одни лишь возможности. Явился Твой Сын, а я по-прежнему – общий знаменатель внутреннего одиночества человека. Твой Сын решился в него проникнуть. Потому что Он любит. Одиночество противостоит любви. Однако там, где кончается одиночество, любовь проявляет себя в страдании. Твой Сын страдал. Потому что во всех нас сидит общий знаменатель непреобразованного одиночества. Для Тебя, Отче, это одиночество противится тому простому смыслу, который вкладываешь ты в слово „мое“»338338
  Перевод Е. Твердисловой.


[Закрыть]
.

Здесь в зародыше видна та мысль, которая потом оформится в призыв: «Не бойтесь!», ставший одним из лозунгов понтификата Войтылы. Не бойтесь открыться Христу – не страдания Он несет, но любовь. И здесь же, кажется, невольно прорывается скрытая тоска самого Войтылы по заповеданному для него отцовству.

***

За литературными и богословскими занятиями Войтыла не забывал и о польских делах. В мае 1963 года, между первой и второй сессиями собора, он открыл на Вавеле памятную табличку в честь Адама Хмелёвского и Юзефа Калиновского – двух повстанцев, чье участие в восстании столетней давности, по его словам, «явилось этапом на пути к святости». А вернувшись в Рим, подал в Священную конгрегацию обрядов петицию за подписями всех польских епископов с просьбой канонизировать брата Альберта339339
  Weigel G. Świadek… S. 204.


[Закрыть]
. Чуть позже поднял в Ватикане вопрос о канонизации Фаустины Ковальской и королевы Ядвиги – жены Владислава Ягайло.

Эпизод с открытием таблички – один из кусочков большой мозаики настроений, связанных с юбилеем восстания 1863 года. Годовщина явилась поводом для острой полемики в Польше между прагматиками из «Знака» и наследниками романтической традиции в церкви и в партии. В полемике этой, внешне имевшей чисто исторический характер, слышались актуальные политические нотки. В марте 1963 года Станислав Стомма на страницах «Тыгодника повшехного» резко прошелся по восстанию и его зачинщикам, заявив, что все эти восстания – бессмысленное пролитие крови и ничего больше. Каждый, кто читал эти строки, понимал, что депутат клеймит не столько давно почивших бунтарей, сколько тех, кто восторгался подвигом варшавских повстанцев 1944 года. Тем самым Стомма опосредованно защищал линию движения «Знак» с его неукоснительным следованием «реальной политике» и заигрыванием с партией – то, чего не могли простить «новым позитивистам» разного рода враги социалистического строя, особенно в эмиграции. Подобный взгляд на историю, между прочим, отразился в те годы и на польском кино, где Анджей Вайда и Анджей Мунк сняли несколько фильмов, разоблачавших безудержно патриотический взгляд на прошлое («Канал», «Летна», «Пепел», «Эроика», «Шесть превращений Яна Пищика»). По совпадению, схожие мысли проповедовал за рубежом и знаменитый писатель-эмигрант Витольд Гомбрович, высмеивавший штампы польского сознания (например, в «Трансатлантике»). Противоположную позицию занимал Вышиньский, который произнес 27 января 1963 года в варшавском костеле Святого Креста пламенную проповедь в честь борцов за свободу, закончив ее громогласным «Gloria victis!» («Слава побежденным!»). По иронии судьбы единомышленником примаса в этом вопросе оказался идеолог патриотического течения в партии писатель Збигнев Залусский, который годом раньше выпустил громкую книгу «Семь главных польских грехов», где брался защищать национальную традицию от нападок «очернителей». Войтыла, как видим, оказался в этом споре ближе к романтикам, чем к позитивистам340340
  Moskwa J. Op. cit. T. I. S. 257–260.


[Закрыть]
.

***

Второй Ватиканский собор – место возрождения старых связей и завязывания новых знакомств. Именно здесь краковский епископ узнал многих из тех, кого он позже сделает кардиналами или наоборот, подвергнет проверке на ортодоксальность веры. В Риме Войтыла снова встретил своего научного руководителя Гарригу-Лагранжа, который выступал экспертом на соборе – одним из трех десятков, приглашенных папой. Довелось Войтыле пересечься и с товарищем по краковской семинарии Анджеем Дескуром – тот успел сделать солидную карьеру в Ватикане, получив должность в папской комиссии по вопросам СМИ. Но самая удивительная встреча произошла у него, собственно, не в рамках собора, а частным порядком – в Польский институт внезапно позвонил друг детства Ежи Клюгер! Оказалось, он уже восемь лет жил в Риме и занимался доставкой и наладкой транспортных средств. О Войтыле услышал случайно: прочел в газете о некоем епископе из Польши со знакомой фамилией и решил проверить, не тот ли это Войтыла, с которым они ходили по Бескидам. Кроме Клюгера, Войтыла встретил и другого знакомого по гимназии – Здислава Бернася, тоже ветерана битвы при Монте-Кассино, который после войны осел в Эболи, где работал дантистом. Еще один свидетель этой битвы, главный капеллан польской эмиграции Юзеф Гавлина, в ночь перед сражением служивший мессу в палатке-часовне, скончался как раз во время собора, в сентябре 1964 года. Его похороны превратились в настоящий слет польской эмиграции. Прибыли на церемонию прощания и участники собора из Польши. Обряд утверждения в должности сменщика Гавлины Владислава Рубина (еще одного выходца с кресов!) в римской церкви святого Станислава провел Кароль Войтыла – краковские ординарии традиционно считались опекунами этого храма341341
  Weigel G. Świadek… S. 202; Szczypka J. Op. cit. S. 220–222.


[Закрыть]
.

Не забыл Войтыла и отца Пио. Правда, на этот раз обратиться к монаху заставила беда. Уже много лет он дружил с психиатром Вандой Пултавской – бывшей узницей концлагеря Равенсбрюк, которая посвятила жизнь изучению семейной психологии. Как и Войтыла, яростная противница абортов, Пултавская с конца сороковых вращалась в одном с ним кругу: хорошо знала некоторых деятелей «Знака», водила знакомство с профессорами Ингарденом и Свежавским, переписывалась с ксендзом Тадеушем Федоровичем, которого власти рассматривали наравне с Войтылой в преемники краковского архиепископа Базяка. Федорович окормлял приют для слепых под Варшавой, а прежде был священником в одной львовской семинарии, перенесенной в Кальварию Зебжидовскую (он сам происходил из Львова и пережил казахстанскую ссылку, будучи дважды арестован НКВД). Видимо, в Кальварии он и сошелся с Войтылой, которого посоветовал Пултавской в качестве духовного наставника.

Их обоих, Войтылу и Пултавскую, занимал тогда один и тот же вопрос: что такое человек? Войтыла как раз начал вести курсы для молодежи в приходе святого Флориана, и Пултавская легко влилась в Сообщество. Но если прочие члены кружка называли ксендза дядей, то для нее он стал братом. Войтыла состоял в постоянной переписке с Пултавской и ее мужем. «Думаю, что самое потрясающее – это тот „личный“ контакт, который есть у Господа Бога со столькими созданиями, – писал он им по дороге на собор. – Личный – то есть контакт одной личности с другой. В человеческих отношениях это возможно лишь в малой доле, но даже и так человек с трудом извлекает из этого все личное содержание»342342
  Półtawska W. Op. cit. S. 56.


[Закрыть]
. Голос Хуана де ла Круса слышится в этих строках!

Едва открылись заседания, Войтылу настигло страшное известие от «сестры» – у нее острые боли, врачи подозревают рак. Ему первому она призналась в этом (даже муж еще был не в курсе). Новость застала его между первым и вторым выступлениями на соборе, в ноябре 1962 года. Войтыла отправил «сестре» ободряющее письмо, по которому мы, между прочим, можем увидеть, как он совмещал веру в провидение и веру в науку: «Обязанность бороться за жизнь и здоровье ни в чем не противоречит… тому, что мы поручаем себя Господу Богу… Если по воле Божией будут исчерпаны все средства, тогда нам останется лишь молиться, но до того – нет»343343
  Ibid. S. 69.


[Закрыть]
. И сразу же, не откладывая, он написал стигматику-капуцину: «Преподобный отец! Прошу вас помолиться за сорокалетнюю мать четырех дочерей из Кракова в Польше (во время последней войны она пять лет находилась в концентрационном лагере в Германии). Ныне она тяжко больна раком и может потерять жизнь. Пусть же Пресвятая Дева ходатайствует за нее пред Богом, дабы Он проявил милосердие к ней и ее семье». Уже на следующий день сотрудник государственного секретариата Ватикана доставил это письмо адресату и по просьбе самого монаха зачитал его вслух. Отец Пио якобы промолвил: «Ему нельзя отказать» (об этом поведал сам сотрудник много лет спустя, когда Войтыла стал папой римским).

Такое внимание к письму какого-то поляка не может не удивлять. Неужели апулийский стигматик помнил Войтылу? Тут возможны два ответа. Либо Войтыла уже раньше писал ему, но письма не сохранились (один такой случай известен), либо монаха что-то взволновало именно в данной просьбе. Что же? Известно, что в тот период отец Пио опять оказался на прицеле у ватиканских чиновников: посетившая его в 1961 году комиссия понтифика оставила крайне неблагоприятный отчет о деятельности монаха, вследствие чего были введены ограничения на его корреспонденцию и общение с духовными дочерями. И вдруг – письмо от епископа! Может быть, потому капуцин и велел сохранить эту переписку в Риме, а не оставил при себе?344344
  Augustyn E. Op. cit. S. 37.


[Закрыть]

Двадцать второго ноября, накануне операции, вдруг обнаружилось, что язва Пултавской зарубцевалась. Врачи были поражены. Двадцать восьмого об этом узнал Войтыла, позвонив в Краков, и в тот же день отправил новое письмо отцу Пио: «Преподобный отец! Женщина из Кракова в Польше, мать четырех дочерей, 21 ноября, еще до хирургической операции, неожиданно выздоровела. Благодарение Богу! Также и тебя, преподобный отец, сердечно благодарю от собственного имени, а также от имени ее мужа и всей семьи»345345
  Ibid. S. 33–35; Półtawska W. Op. cit. S. 69–75.


[Закрыть]
.

Чудо? Но что нам точно известно о случившемся? Те, кто имел отношение к событиям, описывали произошедшее спустя несколько десятилетий, а мы уже на примере разговора Войтылы с Василием Сиротенко имели случай убедиться, насколько причудлива наша память. Единственное, что мы знаем наверняка, – это острый приступ некой болезни у Пултавской и два письма Войтылы к отцу Пио (обнаруженные в Риме уже в девяностые годы, когда Иоанн Павел II начал процесс его канонизации). Несомненно одно – внезапное выздоровление «сестры» послужило Войтыле лишним подтверждением святости апулийского монаха.

***

Тем временем в Польше решалось, кто заменит покойного Базяка. Властям совсем не улыбалось получить во главе второй по значимости духовной кафедры воинствующего антикоммуниста. Они тщательно отслеживали все случаи нелояльных заявлений прелатов. Неоспоримым лидером по числу таких высказываний шел примас. За 1962 год, согласно данным Управления по делам вероисповеданий, Вышиньский позволил себе шестьдесят девять «враждебных» выступлений, в то время как шедший на втором месте секретарь епископата Хороманьский – лишь семнадцать346346
  Dudek A., Gryz R. Op. cit. S. 183–184.


[Закрыть]
.

Главной задачей властей в таких обстоятельствах было провести на краковскую кафедру уступчивого иерарха, в идеале – оппонента примаса. Тут как нельзя кстати пришлось предложение депутата Стоммы поставить в Кракове Войтылу – об этом сам Стомма переговорил с Клишко. После того как Клишко дал согласие, дальнейшее оставалось делом техники. Вышиньский для порядка представил трех кандидатов, зная уже наверняка, что преемником Базяка станет Войтыла. Однако бюрократическая машина требовала соблюдать формальности, и даже такой могущественный человек, как Клишко, не мог отмахнуться от нее. Как полагается, правительство запросило мнение Управления по делам вероисповеданий и Административного отдела ЦК.

И там, и там о Войтыле отозвались достаточно холодно. Управление писало: «Его деятельность до сих пор не была в целом отмечена враждебными выступлениями. Он не ведет открытую борьбу с государственными органами. Пытается выглядеть епископом, стремящимся сохранять правильные отношения с государственными властями… Несмотря на это, его деятельность чрезвычайно вредна из‐за продвижения так называемого апостольства мирян, а также из‐за внутренней консолидации и усиления Церкви». Вместе с тем в Управлении отметили, что между Войтылой и Вышиньским имеются расхождения во взглядах: «Позиция открытого католицизма, продвигаемая епископом Войтылой, вызывает недоброжелательное, хотя не лишенное уважения, отношение Вышиньского к его личности»347347
  Moskwa J. Op. cit. T. I. S. 234–235.


[Закрыть]
.

Административный же отдел написал следующее: «Епископ Войтыла без остатка предан делу Церкви. Как хороший организатор и человек очень способный, он один из всех епископов, пожалуй, в состоянии сплотить не только курию и епархиальный клир, но и часть интеллигенции и католической молодежи, в среде которой пользуется большим авторитетом. В отличие от многих других пастырей в епархии, он умеет налаживать отношения с монашескими орденами, которых там множество. Несмотря на видимую покладистость и гибкость в общении с государственными властями, он является чрезвычайно опасным идеологическим противником».

Вообще этот отчет был полон противоречий, проистекавших из отчаянного стремления чиновников угадать желание начальства. С одной стороны, авторы писали, что государство заинтересовано в повышении роли краковской епархии, и что Войтыла как никто подходит для этого, с другой же, предлагалось отвергнуть его кандидатуру. Утверждалось, будто примас не хотел видеть на краковской кафедре человека, имеющего шансы стать кардиналом, и тут же говорилось, что он-то и продвигает Войтылу, на которого именно поэтому смотрит с опаской348348
  Ibid. S. 236–237.


[Закрыть]
. В точности по Стругацким: «Он, научный консультант, не видит особенных причин откладывать рационализацию данного дела, но, с другой стороны, хотел бы оставить за собой право решительно протестовать против таковой»349349
  Стругацкий А., Стругацкий Б. Сказка о Тройке. СПб., 2001. С. 177.


[Закрыть]
.

На всякий случай запросили также мнение краковского отдела по делам вероисповеданий. Заведующий этим отделом Леон Круль в ноябре 1963 года сообщил: «Негативная характеристика кс. еп. Войтылы не превышает реакционной позиции кс. еп. Стробы и кс. Федоровича (двух других претендентов. – В. В.) в отношении государственных властей… Как лояльное властям духовенство, так и члены Каритаса видят в получении краковской ординарии еп. Стробой или кс. Федоровичем серьезную опасность для развития свободной общественно-прогрессивной мысли, реализации государственных предписаний и для взаимоотношений между государственной властью и церковной администрацией. Эти священники утверждают, что на этом участке при руководстве кс. еп. Войтылы нет таких резких мер к данному духовенству либо запутанных распоряжений, чтобы духовенство не могло из них вырваться». По традиции, Круль упирал и на конфликты внутри епископата. Ссылаясь на краковских ксендзов, он утверждал, что «кардинал Вышиньский едва терпит еп. Войтылу. Кардинал не в восторге от его деятельности, особенно от уступок государственным властям и от той самостоятельности, к которой стремится еп. Войтыла».

Для подкрепления этой информации краковский отдел спустя несколько дней отправил наверх донесение, где было сказано, что во время рукоположения одного из епископов в Кракове Войтыла «очень холодно принял кардинала Вышиньского, не поприветствовал его лично и не выказал ему надлежащего уважения». Видимо, чиновники уже поняли, чего хочет руководство, и начали слать угодные ему данные.

Войтыла, очевидно, догадывался, какие страсти бушуют вокруг него. Волновался. 14 декабря 1963 года, выбравшись в перерыве между заседаниями собора в Святую землю, он снова написал отцу Пио, прося молиться за его «скромную особу», оказавшуюся перед лицом больших трудностей в пастырской работе. Кроме того, он попросил капуцина вознести молитвы за здоровье некой парализованной женщины и заодно благодарил стигматика за участие в жизни сына какого-то адвоката из Кракова, который, как и Пултавская, теперь тоже чувствовал себя лучше350350
  Augustyn E. Op. cit. S. 38–39.


[Закрыть]
.

Святую землю Войтыла посетил не в одиночестве – туда отправилась целая делегация из нескольких десятков участников собора, как бы торя путь понтифику, который вскоре должен был последовать за ними (первый в новейшей истории международный визит римского папы). Возрождая исконную простоту церкви, слуги Господни спешили почерпнуть вдохновение в тех местах, где впервые прозвучало слово Мессии. Каир, Вифлеем, Иерусалим, Капернаум, Яффа, гора Фавор – маршрут поездки, напоминающей паломничество. В Наблусе Войтыла наконец-то увидел знаменитый колодец Иакова – место действия своей «Песни о блеске воды».

Спустя год он снова посетил Палестину и написал об этом поэму «Путешествие по Святой земле» – набор едва ритмизованных фраз с очень темным содержанием, напоминающий видения пустынников.

 
Мое паломничество – к подлинности. Не к камням, из которых
Сложен фундамент дома или мостовая, а может, печь.
Бывает подлинность пейзажа. Туда мой путь.
В места святые.
 
 
Гора Фавор: вид подлинности с высоты. Медленно вверх
Поднимается Галилея своими (сколько труда!) полями, каждым
Кибутцем, свечением своим он вечером напомнит о себе. Озноб
Заходящего солнца картину эту дополнит.
 
 
Генисаретские берега. Подлинность, когда находишься
В Капернауме, Вифсаиде иль Магдале. В мелкой прибрежной воде
Несколько камней найдешь, чтоб положить на рабочую руку
Рыбака над Нотецьей.
 
 
В простор войти и выйти из него.
Подлинность отдохновения.
Места единения скорее в нас самих, не на земле 351351
  Перевод Е. Твердисловой.


[Закрыть]
.
 

Девятнадцатого декабря 1963 года правительство Польши выдало санкцию на занятие Войтылой митрополичьей кафедры в Кракове. «Вот вы и получили, кого хотели», – подытожил Вышиньский в беседе со Свежавским, имея в виду польских сторонников церковной реформы352352
  Moskwa J. Op. cit. T. I. S. 248.


[Закрыть]
.

В этой фразе действительно слышится некоторая неприязнь к Войтыле, который своим поведением, скажем прямо, не очень соответствовал образу архиепископа, да еще в такой важной епархии, ведь глава краковской кафедры имел право на дворянский титул как обладатель (пусть и номинальный) Северского княжества. А тут, изволите ли видеть, какой-то сын поручика, даже не благородного происхождения (впервые в истории), простецкий в одежде и общении, поэт, вдобавок приятель своевольных умников из «Знака» – нелепость!

Давали о себе знать и расхождения во взглядах на развитие католицизма. К примеру, Вышиньский и часть епископата холодно отнеслись к «оазисному» движению, инициированному ксендзом Франтишеком Бляхницким, в то время как Войтыла однозначно поддержал его – очевидно, под влиянием воспоминаний о «Живом розарии» Тырановского353353
  Żaryn J. Op. cit. S. 234.


[Закрыть]
.

Бляхницкий являл собой пример ретивого неофита. В молодости атеист, он уверовал после того, как провел несколько месяцев в нацистской тюрьме. Известность к нему пришла благодаря активной кампании по борьбе с пьянством. Он организовал движение под названием «Крестовый поход за трезвость», но власти его запретили, а самого ксендза посадили на четыре месяца в тюрьму за создание «нелегальной организации». Там у Бляхницкого вышел характерный диалог с мелким вором, который в первый день с изумлением спросил священника: «Я-то здесь из‐за водки, потому что украл по пьяной лавочке. А вы здесь из‐за чего?» – «И я из‐за водки, сын мой»354354
  Ibid. S. 193.


[Закрыть]
.

В тот раз епископат решительно вступился за ксендза перед Управлением по делам вероисповеданий. Но вот «оазисное» движение, где приобщали к вере без участия священников, уже не нашло поддержки у примаса. Вышиньский с подозрением отнесся к этой инициативе, поскольку она не контролировалась церковью и слишком уж смахивала на протестантские образцы вербовки членов. Не помогло даже то, что сам Бляхницкий воспринимал ее как средство избавления страны от коммунистов и советского влияния355355
  Strzembosz T. Polacy w PRL: sprzeciw, opozycja, opor (Zachowania opozycyjne w systemie totalitarnym) // Arcana (Kraków). 2000. № 5. S. 137.


[Закрыть]
. Войтыла, однако, всемерно одобрил работу энергичного ксендза, а в 1973 году в резиденции движения зачитал акт его передачи под опеку Непорочной Девы Марии, Матери Церкви356356
  Żaryn J. Op. cit. S. 194.


[Закрыть]
.

Активно поддержал Войтыла и фестиваль религиозной песни sacrosong, инициированный ксендзом Яном Палюсиньским в 1969 году. Первый такой фестиваль прошел в Лодзи, а затем всякий раз менял место проведения. Когда очередь дошла до Кракова, Войтыла взялся лично организовать мероприятие357357
  Lecomte B. Op. cit. S. 240. В сентябре 1978 года, всего за несколько недель до исторического конклава, Войтыла открыл очередной sacrosong в Ченстохове. По совпадению второй приз на этом фестивале взяла песня «Эта слава всей жизни» на стихи Анджея Явеня, сиречь самого Войтылы.


[Закрыть]
.

Его интронизация прошла 8 марта 1964 года. Он сам выбрал этот день – в память о своем знаменитом предшественнике, Винценте Кадлубеке, первом ученом и писателе из Польши, авторе исторической «Хроники», которая задала тон польской литературе на много веков вперед и в немалой степени определила самосознание поляков. По сей день поляки используют крылатые выражения из «Хроники», часто даже не догадываясь об их происхождении. Как раз в 1964 году отмечалось 200-летие канонизации Кадлубека, и перед посвящением Войтыла молился у его гроба в Енджееве, где этот видный представитель христианского гуманизма окончил свои дни 8 марта 1223 года, постригшись в монахи-цистерцианцы.

 
Ecce Sacerdos Magnus
qui in diebus suis placuit Deo 358358
  Вот священник великий, который во дни свои угодил Господу (лат.).


[Закрыть]
 —
 

прогремел антифон из «Литургии часов», когда Войтыла под звон «Сигизмунда» ступил под своды кафедрального собора на Вавеле, одетый в ризу из красного аксамита с ягеллонскими орлами понизу (вклад Анны Ягеллонки – жены Стефана Батория), с посохом времен Яна Собеского – победителя турок в великой битве под Веной в 1683 году. На пальце его тускло отсвечивал золотой перстень епископа XI века Мауруса, найденный археологами еще перед войной в вавельской крипте святого Леонарда – той самой, где Войтыла служил свою первую мессу. Грудь его закрывал драгоценный наперсник – символ могущества краковских архипастырей, одних из четырех ординариев в мире, которые имеют право на этот атрибут священства (кроме них, эту привилегию получили также владыки в Падерборне, Айхштетте и Нанси).

Было четвертое воскресенье Великого поста. «Мы рады тебе, – провозгласил глава капитула. – Кто-нибудь мог бы сказать, будто мы оттого так рады, что знаем твои способности, твой прекрасный ум, глубину твоего учения. Но в наших сердцах говорит больше та великая доброта, сколь неизмеримая, столь и простая, которая открывает сердца и привлекает их к себе». Затем произнес речь куриальный канцлер Миколай Кучковский. Именно ему довелось когда-то проводить клирика Войтылу из его дома в тайную семинарию, оберегая от гитлеровских патрулей. После речи Кучковского зачитали папские буллы и поздравление от Вышиньского. Снаружи Войтылу приветствовали красочно одетые делегаты со всей епархии и профессора из Люблина. Так прошла его интронизация359359
  Szczypka J. Op. cit. S. 215–217.


[Закрыть]
.

***

Третьего июня 1963 года скончался Иоанн XXIII. Спустя три недели кардиналы избрали его преемником миланского архиепископа Джованни Монтини, взявшего имя Павла VI. Новый римский папа продолжил дело предшественника. Открывая вторую сессию вселенского собора, он обратился к другим деноминациям с просьбой о прощении, использовав фразу из Горация: «Veniam petimusque damusque vicissim» («Мы прощаем и сами просим прощения»)360360
  Skrzypczak R. Op. cit. S. 76. Цитата взята из «Науки поэзии» и в переводе М. Гаспарова звучит так: «Сам я беру и даю эту вольность охотно». Собственно, у Горация она значит: «Мы просим разрешения и сами, в свою очередь, даем его» (Дворецкий И. Х. Латинско-русский словарь. М., 1986. С. 821). Однако слово «venia» можно понять и как «снисхождение, прощение» (Там же. С. 810–811). Именно в этом значении его и использовал понтифик.


[Закрыть]
. Эти слова, столь неожиданные в устах главы католического мира, запали в память и сдвинули с мертвой точки дело христианского единства: римский первосвященник и приехавший на собор Константинопольский патриарх наконец-то, спустя почти тысячу лет, сняли друг с друга взаимные анафемы, когда-то вызвавшие раскол церкви на две части – католическую и православную.

Столь изумительный эффект вдохновил поляков на похожее свершение: спустя два года епископат Польши тоже произнес громкие слова Горация. На этот раз – обращаясь к немецким братьям по вере. И теперь уже это послание достигло слуха не только христианских иерархов, но и простых людей.

А начиналось все с церковной программы Великой Новенны, запущенной Вышиньским в 1956 году. Программа была рассчитана на десять лет и увенчивалась грандиозными мероприятиями в честь тысячелетия крещения Польши. Символическим стартом Великой Новенны явилось то самое паломничество к Черной Мадонне 26 августа 1956 года, когда местоблюститель архиепископского престола Михал Клепач зачитывал текст обета Деве Марии, написанный Вышиньским в изоляции.

Примас полагал, что именно в Польше решается судьба коммунизма: «Если Польша охристианится, превратится в большую моральную силу, коммунизм сам падет… Польша покажет всему миру, как управляться с коммунизмом, и весь мир будет ей за это благодарен». Программа Новенны превращалась таким образом в масштабное столкновение католичества с партией и вообще со всем социалистическим лагерем361361
  Czaczkowska E. K. Op. cit. S. 286.


[Закрыть]
.

А тут еще подоспел собор – тоже переломный момент в истории церкви. Случайно ли так совпало – вселенский собор и тысячелетие крещения Польши? У Господа нет ничего случайного!

Собор закрывался в начале декабря 1965 года, а на следующий год как раз выпадал пресловутый юбилей, в честь чего польские иерархи пригласили всех католических епископов поучаствовать в торжествах. Обычный жест вежливости. Но в случае с немцами этот жест превратился в элемент политики. Обращение к ним составил тот самый епископ Коминек, которого не хотели выпускать из страны польские власти, обвиняя в прогерманских настроениях.

Немцы тоже шли на сближение. Хороший контакт установился у Вышиньского с мюнхенским архиепископом Юлиусом Депфнером, не устававшим повторять, что надо налаживать диалог. Именно Депфнер на пару с кельнским архиепископом Фрингсом сделал решающий шаг навстречу, когда в октябре 1963 года предложил полякам совместно выступить за канонизацию Максимилиана Кольбе – францисканского монаха, добровольно принявшего смерть в Аушвице ради спасения чужой жизни. Трудно было отыскать лучшую кандидатуру для символического примирения двух народов, чем этот полунемец-полуполяк, за которого уже давно ратовали францисканцы362362
  Żaryn J. Op. cit. S. 235; Raina P. Kardynał Wyszyński. Orędzie biskupów a reakcja władz. Warszawa, 2005. S. 9–10.


[Закрыть]
.

Главной проблемой во взаимоотношениях двух народов оставался вопрос западной польской границы. Коминеку предстояло решить неподъемную задачу: как составить обращение, чтобы не обидеть ни одну из сторон? Разумеется, польские иерархи осознавали всю щекотливость своего положения. Они могли бы отделаться формальным приглашением, умолчав о расхождениях. Однако примас решил иначе. Когда, если не теперь, залечивать вековые раны, соединяясь в общей молитве? Поступая так, он действовал наперекор традициям польской церкви, которая обычно ставила во главу угла интересы нации, а уж потом евангельские заповеди. Но и времена наступили иные. Собор напомнил епископам, что все они – прежде всего братья во Христе. В эпоху глобальной церкви ютиться в национальных квартирах было уже не с руки. И Вышиньский принял этот вызов.

Составленное Коминеком обращение было выдержано в примирительном тоне. Оно подробно живописало, сколь многим поляки обязаны культурному влиянию немцев, не избегало трагических моментов взаимной истории, и выражало сочувствие тем жителям Германии, кого послевоенное изменение границ согнало с насиженных мест. Коминек вроде бы даже оправдывался перед немецкими пастырями, говоря, что после утраты восточных земель поляки не могут отказаться от новоприобретенных территорий, иначе страна опять скукожится до размеров генерал-губернаторства. Большую смелость надо было иметь, чтобы заявить такое во времена, когда всякое напоминание о кресах влекло подозрение в подрыве польско-советской дружбы, а следовательно – в государственной измене. И все же Коминек, а вслед за ним епископат, пошли на это, чтобы представить немецким епископам картину во всей полноте. Они не хотели спорить с ними, они пытались объяснить!

«И несмотря на все это, – говорилось в обращении, – несмотря на то что все мы обременены прошлым, именно в такой ситуации, достопочтенные Братья, призываем Вас: попытаемся забыть. Хватит полемики, хватит холодной войны! Пусть завяжется диалог, к которому стремятся Собор и папа Павел VI». И уже в самом конце прогремели знаменитые слова, которых никто не ждал: «Исполненные христианского, но вместе с тем человеческого духа, мы протягиваем Вам, сидящим на скамьях этого Собора, наши руки, прощаем Вас и сами просим прощения»363363
  Цит. по: Raina P. Kardynał Wyszyński… S. 23–24.


[Закрыть]
. Так слова древнего поэта, потрясшие католический мир двумя годами раньше, прозвучали вновь, чтобы потушить огонь вражды между двумя народами. И под ними подписались люди, прекрасно помнившие, как «высшая раса» старалась низвести их до положения рабов.

Войтыла был одним из немногих, кого примас допустил к редактуре текста. Более того, именно ему наравне с Коминеком Вышиньский доверил передать «Обращение» представителям немецкого духовенства перед его публикацией. Польские власти не были официально уведомлены о происходящем, что и понятно: контакты внутри церкви их не касались, церковь ведь отделена от государства. И все же, во избежание недоразумений, Коминек опосредованно поставил в известность свое правительство, передав текст «Обращения» римскому корреспонденту газеты «Трыбуна люду». Корреспондент заверил епископа, что у руководства страны нет претензий к иерархам. Но говорил ли он правду? Существует предположение, что амбициозный журналист изобразил дело таким образом, будто документ попал к нему окольным путем и вопреки воле епископата364364
  Dudek A., Gryz R. Op. cit. S. 218–219.


[Закрыть]
.

Это письмо, исполненное евангельского духа, разожгло нешуточные страсти в Польше. Гомулка, ознакомившись с ним, впал в ярость. Как! Его сограждане посмели обратиться к немцам через голову дипломатического ведомства, да еще взялись рассуждать о государственной границе, будто не партия здесь решает, а они! Масла в огонь добавил сдержанный ответ немецкого епископата, в котором не было и речи о признании новых границ (что понятно, ведь иерархи не могли нарушить закон своей страны).


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации