Текст книги "Притяжение судьбы"

III

В этот день со мной на занятие пошла Крис. После моих рассказов девочкам стало интересно посмотреть на Софи и на всё, что происходит на занятиях. А я впервые увидела, что такое джаз-модерн в её исполнении. Мы пришли к залу на двадцать минут раньше, и дверь была открыта. Когда я это увидела, мир для меня замер – они танцевали под прекрасную музыку. Мы прилипли к дверному проему и стали смотреть. Софи увидела меня и заулыбалась. Её танец на видео был уже просмотрен мною много раз, но вживую это было непередаваемо – какой легкостью и грацией от неё веяло и энергетикой, она будто летала по залу и сливалась с музыкой, она отдавалась танцу, кружилась, теряла равновесие, смеялась. Когда они закончили, я спросила: «Почему такие классные занятия так рано?!» – после рабочего дня я приезжала как раз к их концу, она, ещё запыхавшаяся, радостно-растерянно улыбнулась и сказала: «Не знаю!».

Началась растяжка, которая была для меня той особенной атмосферой, в которую я влюбилась, – прекрасная музыка, её руки…

Тем временем Крис была озадачена целью распознать, как Софи смотрит на меня. Тогда мы не только пытались понять, что же происходит во мне, но и оценить особенности её внимания в мою сторону, которого было для меня удивительно много.

Мы сидели на ковриках и тянули ноги – раскрывали их в стороны и опускались поочередно то к одной, то к другой, а затем в центр. Я была рядом с Софи. Она взяла мою ногу и подтянула к себе, усиливая растяжение. А в середине занятия она снова попросила распределиться всех по парам. Когда я стала искать глазами наиболее удобного мне партнера, София сказала: «Эля, давай со мной». Я была рада этому стечению обстоятельств. Поглощённая эмоциями, я даже стала предполагать, что она заранее это продумала. Я была под впечатлением и сразу не поняла, как нужно сесть, на что Софи нетерпеливо положила мне ноги в правильное положение и подошла сзади давить мне на спину. И она так странно надавливала на меня, прижавшись всем телом к моей спине и как бы скользя снизу вверх, что у меня даже задралась майка. У меня не было в тот момент никаких особенных мыслей и ощущений, но мне было невероятно приятно чувствовать её тело и тепло. Кажется, в ту минуту у меня на спине открылось множество рецепторов, которые улавливали весь её рельеф и прочувствовали каждую деталь для её изучения – она была вся очень мягкая и приятная… и такая маленькая…

Она спросила: «Терпимо?» – Я ответила: «Да, нормально». А после смены пар и ещё нескольких позиций она сказала: «Потяни меня», – и легла в поперечный шпагат. Я не понимала, как её тянуть, если она и так уже на полу. Я положила руки ей на поясницу и спросила: «Куда давить?». Она сказала: «Нет, мне не сюда, мне там», показывая пальцем назад. Я перенесла руки ниже. Рядом девочка спросила: «Софочка, тебя разве надо тянуть?» – Она ответила: «Тут надо, да», – и посмеялась, сказав: «Мне просто коленки мешают». Софи вся была миниатюрная и мягкая на ощупь, смотрела на меня в зеркало и улыбалась.

После занятия Крис начала фантазировать, что Софи любит девушек и смотрит на меня необычно, и между нами есть какая-то искра, что тянула она меня очень сексуально. Я посчитала это абсурдом, но не удивлялась манере Крис всё преувеличивать и заниматься пропагандой. Мне было весело слушать это, но ко всему прочему прозвучало то, что я чувствовала, но не могла понять и уловить, не могла сформулировать: Крис сказала, что Софи особенная тем, что от неё веет женственностью и сексуальностью, в каждом движении, взгляде и ауре – это-то и есть её особенное «дыхание», о котором я говорила Катрин.

А с этого момента начались многочисленные переписки в чате с извращенным юмором на эту тему. Возможно, они и задали направление деформации моего восприятия. Крис выдавала много приукрашенных описаний занятий про двигающиеся бедра, раздвинутые ноги и прочее, что только можно извратить из позиций растяжки, имея определенную фантазию… Катрин тогда написала: «О, Боже…. Я тоже хочу на эти занятия!».

Всё это было очень смешно.

Переписка с девочками почти всегда принимала определенную форму, а мне было это забавно и необычно, а потому интересно. Они нравились мне своим нестандартным и легким юмором.

Но параллельно этим шуткам во мне рождались какие-то очень особенные чувства к Софи.

Когда у тебя есть объект восхищения, идеализированный, который ты видишь в определенном свете, дополняемый только твоими ощущениями, очень страшно испортить это. Вдруг, узнав его ближе, ты разочаруешься. Ты невольно идешь к этому, но пока вы не приблизились, чувства самые вдохновляющие. У меня они были совершенно лишены того окраса, которым пытались наделить его девочки в чате.

Крис: Эль, ответь честно, что ты ощущала, когда лежала на ней в парной растяжке? И как тебе её спина? И всё остальное?

– Я не лежала на ней. И у меня нет детального разбора, мне просто она нравится. И больше всего лицо!

– Ну, тебе же понравилось тянуться с ней.

Я задумалась. Этих прикосновений мне хотелось не для сексуальной направленности, а для дополнения душевного чувства. Когда человек допускает тебя к своему телу, в этом выражается некое доверие и расположенность, что приятно при наличии собственной симпатии.

Я писала Вики:

– В общем, я, похоже, и вправду влюблена!

– Ээээ, с сексуальным уклоном? (весело)

– Не знаю! Но мне действительно нравится, когда она прикасается. Я вчера просто окрыленная была, ехала домой и улыбалась, как дура!

– Может, это фанатская любовь? А думаешь про неё в романтическом смысле?

– Я, конечно, не смотрю на её тело, как Крис, но на лицо я бы смотрела вечно! Стараюсь не смотреть. Не знаю, Вики… я сама себя не понимаю. В физическом плане нет мыслей, а вот в голове стопроцентная влюблённость! Но как тогда объяснить, что мне нравится, когда на растяжке она на меня ложится?

– Я склонна верить, что это отношение как к некому идеалу. У нас есть такое – зафанатеть! И, в общем, это здорово. Наслаждайся.

– Но мне кажется, будь мы с ней в пьяной неформальной обстановке и она бы проявила инициативу, я бы с ней зажгла (смеюсь).

– То ли ещё будет! (смеётся)

Я до конца не понимала, что есть на самом деле, а на что меня склоняет влияние той или иной стороны моего окружения…

Среда

На растяжку ко мне приехала Вики – позаниматься и посмотреть на объект моего воздыхания. Началось занятие – я рядом с Софи, Вики рядом со мной. Я постоянно смотрю на Софи, иногда мы улыбаемся, но Вики очень смешно смотрела на неё абсолютно всё занятие, не отрывая глаз. Софи давала упражнение и по очереди подходила ко всем, поправляла и помогала. Несколько раз подошла ко мне. В тот период я оказалась настолько вовлечена в образ мышления своей компании девочек, что любые детали воспринимала через определенный фильтр, и, несмотря на то что сама всегда спорила с утверждениями о неоднозначности движений Софи, уже и сама стала видеть во всем какой-то уклон.

В конце занятия Софи попросила всех встать на мостик. У меня достаточно гибкая спина, поэтому этот элемент мне давался хорошо. Софи это отметила и начала качать меня вперед-назад, чтобы я выпрямила ноги, а потом стала тянуть в другую сторону и как бы поднимать… В этот момент я не поняла, что она хочет сделать, и упала на коврик. Сверху было её солнечное смеющееся лицо. Оно производило на меня какое-то необъяснимое впечатление, оно завораживало, вызывало всплеск эмоций и оставалось еще долго перед глазами. С каждым разом мне хотелось смотреть на неё всё больше и больше…

Все эти два месяца мы общались на уровне взглядов, жестов, улыбки в отражении зеркала и прикосновений в упражнениях, она каждый раз произносила моё имя, находя причину обратиться ко мне, но у нас не было никакого личного общения. Однако уже тогда мне казалось, что что-то нас связывает.

После занятия я подошла к ней и спросила про джаз-модерн: можно ли прийти новичку. Это было моё первое личное обращение к ней за всё это время – я назвала её по имени, но не могла сказать «ты». Она была для меня какой-то особенной, и мне тяжело было сокращать дистанцию. Она ответила: «Конечно! Мы не только танцуем, ещё и занимаемся техникой. Приходи!». Это был вот такой короткий разговор.

Я стала расспрашивать Вики обо всех деталях, отмеченных ею на занятии. Вики сказала, что Софи очень приятная, женственная и от неё веет спокойствием, что она ко мне тепло относится, по-дружески, постоянно называет по имени. Но также Вики сказала, что не разделяет впечатления Крис о сексуальном уклоне этого внимания.

А в чате снова шутили и смеялись, интерпретируя все подробности занятий в особом направлении. Я по-прежнему пыталась оставаться на своём берегу, но тем не менее считаю, что именно в этом отрицании я и оказалась втянутой в этот поток.

Крис: Подробности! Нам нужны подробности! Как она тебя сегодня трогала?

Я: Она помогала мне с мостиком.

Крис: Она держала тебя за талию? Или за бедра? А за грудь? Это же необходимо при мостике.

Я: Не слышала про такую необходимость.

Ника: Ты что! Когда человек находится в неудобном положении, грех не воспользоваться ситуацией!

Смеялись.

Я: Со мной сегодня была Вики и сказала, что не разделяет выводов о сексуальном уклоне взгляда Софи на меня.

Крис: Вики просто не в теме!

И тут сталкивались две призмы восприятия одной и той же ситуации с абсолютно разными выводами и заключениями. Я оказалась где-то посередине между ними. Тогда оба взгляда казались мне совершенно очевидными и логичными, ведь иногда даже факты оказываются не совсем объективны, если посмотреть на них с разных сторон. Как ни странно, но другие люди действительно искренне видят многие ситуации по-другому. Мы можем не соглашаться, удивляться, спорить, но это не отменяет того, что всё, что нам кажется очевидным, очевидно лишь для нас самих. Конечно, факты есть факты, но даже они могут значить всё, что угодно, и трактоваться каждым в своём ключе. Так почему мы зачастую так уверены в ситуации, или в человеке, или в логичном, по нашему мнению, исходе? А ведь именно это является основой для разрушенных ожиданий и необъяснимости поступков другого человека.

А ещё есть та грань, заходя за которую, ты никогда не вернешься назад. Перенося на бумагу эту историю со всеми этими мыслями, я задумывалась, смогла бы я показать это когда-то самой Софи или вообще кому-то и понимала, что половину описанного и воспринимаемого нами тогда можно было бы списать на извращение и болезненное восприятие. Именно потому, что если бы даже я сама услышала эту историю буквально год назад тем человеком, которым я была, у меня вызвало бы это некоторый шок и, возможно, отторжение. Но погружаясь во что-то, ты настолько поддаешься этому течению, что теряешь нить реальности и становишься частью этого отдельного мира и уже не можешь посмотреть на всё со стороны или другим взглядом. Но с любой стороны взгляд настолько узок, что никогда не воспримет всю картину в полной мере, с множеством невидимых деталей, сформированных временем и особенностями общения, юмора и характеров действующих лиц. Попадая внутрь, тебе уже совсем не кажется всё это странным и ненормальным. Так люди, видимо, и становятся сумасшедшими… Или сумасшествие – это тоже своя жизнь и свой мир? Проблема же, вероятно, только в том, что мы, люди из этих разных миров, не можем чувствовать и понимать друг друга. А которых меньше, выделяют в круг «особенных». Но иногда, если узнать людей во всей их жизни, их сумасшествие станет не таким уж и сумасшествием, а просто особенностью, которая также богата своим смыслом. Я, конечно, не беру клинические случаи шизофрении и прочего, мешающего жить носителю проблемы и окружающим. Я говорю о людях «странных» и со своими скелетами в шкафу. И тут есть только вопрос рамок, которые каждый ставит для себя в жизни. Кто-то уже закончил читать эту книгу на первых страницах, а кто-то прочувствует и поймет всё то, что будет отражено в последней строке. И для этого совсем не нужно принадлежать к определенной категории и иметь определенную ориентацию. Эта история совсем не про это.

В тот период я открыла для себя вторую жизнь и какой-то совершенно новый взгляд на мир. Я в мгновение потеряла эту свою «нормальность» и шагнула во что-то за рамками. И тогда я поняла, что жизнь – она гораздо шире и многограннее, чем я привыкла видеть. Я подумала, что все обычные, типичные, «нормальные» люди идут абсолютно пресной, скучной дорогой, ритмичными шагами правил и стереотипов, шаблонов и штампов; они смотрят на мир через своё узкое окошко и не видят всей его красоты, разнообразия и яркости. Не все и не всё в жизни готовы понять. Хорошо это или плохо, судить сложно, но ведь пока мы не испытаем чего-то, мы не узнаем, нужно ли оно и что это может нам дать. Самое сложное – что решение что-то попробовать зависит от той же широты взглядов.

В течение долгого времени я отвергала и принимала своё отношение к Софи, а также восприятие её внимания ко мне в части сексуального уклона, уже запутавшись, что есть истина – то ли моё привычное ощущение себя и убеждение в своей «здоровой» ориентации не давало мне понять настоящего состава чувств, то ли объем общения с девочками «в теме», которое заполнило моё постоянное окружение, сделал своё дело и убедил меня в подобном интересе; или это общение только способствовало раскрытию данной стороны во мне. Но на тот момент я воспринимала это как шутки и умышленную гиперболизированную интерпретацию происходящего, и мне действительно не был интересен телесный аспект. Все её прикосновения имели для меня огромное значение, но они относились к моим глобальным чувствам, и моё внимание не заострялось на этом отдельно. Мне не были интересны детали тела и физического контакта, я не испытывала какого-то возбуждения или сексуального желания, но моё дыхание замирало и душа улетала в рай от столь конкретного и близкого внимания. Напротив, девочкам с их однозначной ориентацией были интересны именно эти нюансы. И я снова защищала позиции «натурального» берега, а они атаковали со своего:

Я: Ну то, что Софи не испытывает ничего к девушкам, я сама зуб даю!

Ника: На чем ты делаешь такие выводы? В шкафу ещё те скелеты могут водиться.

Тогда мне было интересно, узнаем ли мы в итоге, кто был прав и возможен ли такой скелет. Порой действительно сложно понять основания той или иной позиции взглядов. С чего мы решаем, что знаем, какой перед нами человек? Почему вдруг, придя к обычному преподавателю на обычные занятия, мы вдруг начинаем думать, что она на меня смотрит в ключе наших фантазий? Просто потому, что девочки сами такие и весь мир хотели бы видеть в своём обличии? Так в совершенно любом общении можно найти подобные знаки. Но, с другой стороны, такое действительно бывает, так почему бы этому не быть на расстоянии вытянутой руки от меня, со мной? С чего я могу быть уверена, что никакого такого уклона в этих ситуациях нет? Просто потому что я привыкла к понятию «обычно» и «нормально» и для убеждения в обратном мне нужны более чем очевидные доказательства? Просто все мы всегда смотрим на ситуацию так, как нам привычнее её видеть. А ведь никто бы в зале, а в особенности сама Софи, наверное, ни за что бы не догадались, каким взглядом я смотрю на неё и какие переписки происходят в наших чатах об этих занятиях. Или всё-таки влюбленность видна?

Жека: Знаю я столько девушек, которые с виду «ничего не испытывают к девушкам»…

В прошлом году, когда я стала активно общаться с этими девочками, которые относятся к нетрадиционной ориентации, для меня было поразительное открытие – насколько их много. Раньше мне казалось, что это отдельный маленький вид, редко встречающийся и только в определенных кругах. Нам же всегда кажется, что если не делаем чего-то мы, этого не делает никто. Если мы перестали слушать какую-то музыку, мы думаем, что её уже не слушает никто. Но каково было моё удивление, когда девочки рассказывали, как они знакомились друг с другом на работе, в институте, среди друзей, на улице, в парке и т. д. Мне гораздо тяжелее всегда было встретить мужчину. Тогда я поняла, что их очень много среди нас. Или нас среди них… Сидя рядом с людьми, стоит оглянуться – возможно, половина из них совсем не такие, как нам удобно думать.

Крис: Поверьте, у Софии всё отлично с девушками.

В защиту своего взгляда девочки всегда оперировали тем, что они очень хорошо идентифицируют людей с подобными «скелетами» – что-то вроде того, что рыбак видит рыбака.

Мия – одна из участниц чата, приятнейшей девичьей внешности, совсем не похожая на представительниц однополых отношений, и тем не менее являющаяся ей, очень умная и начитанная, всегда была для меня интересным человеком с независимым мнением, – она тоже увидела в Софи нотку бисексуальности, что подорвало ещё одну мою опору в убеждениях. В тот период я действительно стала поддаваться внушению о взаимном нестандартном уклоне. Мия произнесла это слово, которое абсолютно точно вмещало всё моё состояние и мои чувства, – это была химия – то самое странное явление, которое нельзя описать и объяснить, но оно тянет тебя к человеку с невероятной силой. Это крайне редкое ощущение, которое невозможно ни с чем спутать, а если сказать точнее, с той силой со мной это было второй раз в жизни.

Начало июля. До того самого дня оставалось два месяца.

Наше занятие прошло абсолютно нейтрально. Софи сама почти не делала упражнений, а только показывала и смотрела на нас. Иногда она задумчиво крутила на пальце обручальное кольцо. Она всегда носила два кольца вместе – обручальное и, видимо, помолвочное, с камешком. Для меня это казалось признаком благоприятной ситуации в её семье.

Среда

Я пришла, как обычно, чуть раньше, подошла к залу в надежде снова посмотреть на джаз-модерн. Дверь была открыта, я буквально на пару секунд заглянула туда и отошла, а в этот же момент услышала: «Эля?!».

Я заглянула снова, и Софи спросила: «Почему я ещё не наблюдаю тебя на занятии?!». Не буду описывать восторг, который охватил меня в тот момент. Расплывшись в улыбке, я сказала, что приду в следующий раз. А ведь на прошлой неделе я всего лишь спросила у неё, можно ли прийти. Я снова, прилипнув к дверному проему, смотрела, как она танцует. В танце она улыбалась девочкам, а я думала о том, что смотрела бы на эту улыбку бесконечно. Это рождало во мне невероятные впечатления. После обращения Софи я поставила себе задачу сделать всё, чтобы уходить с работы на час раньше ради этих танцев. Впрочем, ради танцев ли?..

А с этого момента я всё-таки перешла на этап разгадки отношения Софи ко мне. Ведь уже действительно было очень много поводов задуматься о её повышенном внимании в мой адрес. Во всяком случае, так мне казалось. И так меня убеждали подружки. Я стала следить за её общением с другими девочками, с теми, кто приходит впервые, и с теми, кто занимался уже многим больше меня. Некоторые появлялись от случая к случаю, некоторые ходили регулярно на каждое занятие. Она не уделяла столько внимания им. Вот только так, как я, на все её занятия подряд не ходил никто.

В конце растяжки в этот день Софи позвонили, она встревожилась, сказала нам, что у неё ребенок плохо себя чувствует, и попросила отпустить её. Все согласились.

На следующий день в начале занятия Софи спросила:

– Эль, как вы вчера дотянулись?

– Хорошо. Как ребенок? (сопереживая)

– Хорошо. Сегодня здоров.

А минут через пять зашел он сам. Она пару раз уже брала его с собой. Наверное, не с кем оставить. Обычно он бегает по школе, иногда заходит в зал.

Он подошел к ней, и она сказала мне: «Вот он, видишь». Я улыбалась. Что-то трогательное и милое было для меня в этом представлении ребенка. Он провел с нами почти всё занятие.

Мы снова тянулись по парам. Я была с Риммой, а Софи возилась с сыном, кувыркая его. Это было спокойное милое занятие. А я снова специально присматривалась к тому, называет ли она ещё кого-то по имени. Но такие обращения были только ко мне.

Каждый вечер я не могла себя сдержать, чтобы не рассказывать всё в мельчайших подробностях Вики. Мне хотелось описывать ей каждую секунду нашего занятия, каждое сказанное слово, описать каждый взгляд, не упуская ни одной детали. Но в тот период я ещё боялась, что она вот-вот сочтёт, что у меня поехала крыша….

А Вики смеялась надо мной и шутила: «Ты в числе приближенных». В это время она, наверное, тоже не до конца осознавала весь масштаб моего бедствия.