Текст книги "Битва за Маньчжурию. 1900—1945 гг."

На сопках Маньчжурии

Насколько государь император не ожидал разрыва с Японией, видно из того, что в сентябре месяце он уехал в Дармштадт и вернулся в Петербург поздней осенью. Когда император Вильгельм предупреждал его в Дармштадте, что японцы энергично готовятся к войне, его величество отвечал, что войны не будет, потому что он воевать не хочет.

Из мемуаров С.Ю. Витте

Настроение среди призываемых запасных и их приехавших родственников унылое. Женщины, неся мешки и узлы за своими мужьями, заливаются слезами. Мужья стараются утешить своих жен тем, что их не на войну «погонят», а куда-нибудь в город заменять солдат, находящихся на действительной службе.

Болховские письма // Орловский вестник. 1904. 19 дек. № 232. С. 3

Население желает скорого прекращения войны, которая, по его словам, ведется неизвестно из-за чего и требует от народа огромных жертв. М. Сурин приводит также следующие высказывания крестьян: «Война во всем вызвала застой, жить трудно и даже невыносимо. Душевное настроение соответствует ходу войны. Война нам принесла много бедствий и много слез. Положение очень плачевное: сбыт и заработок плох, а жить нужно. Всюду тихо: ни разгула, ни песен».

Сурин М. Война и деревня. М., 1907. С. 15—17

Наш крестьянин в возрасте свыше 35 лет часто тяжелеет, становится, как говорят, сырым, обрастает бородой, теряет солдатский вид, труднее молодежи переносит тяжести походной жизни. Необходимо также принять во внимание, что сельские жители в возрасте свыше 35 лет уже являлись домохозяевами, часто многосемейными. Все их интересы и помыслы, даже по прибытии в Маньчжурию, были дома. Эти заботы отнимали у них веселость, бодрость, необходимые для солдата. А тут еще сама война казалась непонятной, а с родины вместо призыва к подвигу присылались прокламации, подговаривавшие не сражаться с японцами, а бить своих офицеров.

Куропаткин А.Н. Русско-японская война 1904–1905: итоги войны. СПб., 2002. С. 242—243

Усиление позиций России в Маньчжурии после окончания войны в Китае не устраивало не только Японию, но и ряд западноевропейских государств, а также США. В январе 1902 года был подписан англо-японский договор, по которому стороны признавали право друг друга вмешиваться в дела Кореи и Китая и обязывались соблюдать нейтралитет, если одна из них начнет с ними войну. При этом прежде всего подразумевалась война между Японией и Россией.

Особенно усердствовали в этом деле США, которые стремились захватить ключевые стратегические позиции в Тихоокеанском регионе. Для этого нужно было добиться максимального ослабления России и Японии, почему они всячески подталкивая эти страны к войне друг с другом. При этом США экономически помогали Японии – ей был предоставлен специальный заем на военные расходы в размере 500 миллионов долларов. Кроме того, президент Т. Рузвельт предупредил правительства Франции и Германии, что, если они окажут какую-либо помощь России, его страна выступит на стороне Японии. Он заявил: «Я буду в высшей мере доволен победой Японии, ибо Япония ведет нашу игру».

Япония, используя благоприятные политико-экономические условия, целеустремленно наращивала свою боевую мощь, готовясь к войне с Россией. За период с 1896 по 1903 год она израсходовала на военные цели 773 миллионов иен и всю конрибуцию, полученную с Китая по Симоносекскому договору 1895 года. В результате к 1904 году ей удалось создать армию общей численностью свыше 375 тысяч человек, на вооружении которой имелось 1140 орудий и 147 пулеметов. Японский флот состоял из 80 боевых кораблей.

В это же время и в Японии резко усилилось влияние кругов, считавших страну подготовленной к схватке с Россией, а войну – самым эффективным способом захвата Маньчжурии, которая, по их мнению, должна была превратиться в «подлинный источник богатства и силы Японии». При этом, под предлогом заботы о безопасности оккупированной ею Кореи Страна восходящего солнца требовала вывода русских войск из Маньчжурии, предусмотренного договором от 26 марта 1902 года. В телеграмме от 28 июля 1903 года японский министр иностранных дел писал:

«Японское правительство сохраняло положение наблюдательной сдержанности до тех пор, пока были основания надеяться, что Россия исполнит свои обязательства к Китаю и свои уверения, дававшиеся другим державам относительно очищения Маньчжурии.

Предъявив в Пекине новые требования, Россия стала скорее укреплять, нежели ослаблять свой захват Маньчжурии, и тем заставляет верить, что она оставила свое намерение удалиться из Маньчжурии.

Усиление же ее деятельности вдоль корейской границы таково, что возбуждает сомнение относительно пределов ее домогательств.

Невозбранное, постоянное занятие Маньчжурии Россией создало бы положение дел, вредное для безопасности и интересов Японии.

Но еще более серьезным является для японского правительства то, что Россия, утвердившись на флангах Кореи, явилась бы постоянной угрозой независимому существованию этой империи и, во всяком случае, стала бы преобладающей в Корее силой, ибо Корея есть важный передовой пост линии обороны Японии и, вследствие этого, Япония считает независимость Кореи безусловно необходимой для своего спокойствия и безопасности».

В это время Россия продолжала экономическую экспансию в Маньчжурии и Корее. В 1903 году статс-секретарь императора А.М. Безобразов, управляющий делами Особого комитета Дальнего Востока вице-адмирал А.М. Абаза и некоторые другие высокопоставленные чиновники приобрели концессию на эксплуатацию лесов Северной Кореи. Половина акций концессии принадлежала членам правящего дома Романовых, которые также были не прочь «срубить» легкие деньги за счет государства. Вполне понятно, что, прикрывая свои коммерческие интересы, эти люди повсюду говорили об интересах государственных и ратовали за укрепление военной мощи России в том регионе. Но осуществить это на практике ввиду низкой степени заселенности края и отсутствии развитой сети коммуникаций было невозможно.

Против милитаристского курса дальневосточной политики А.М. Безобразова выступал министр финансов и шеф Отдельного корпуса пограничной стражи С.Ю. Витте. Он постоянно информировал царя о соотношении сил на Дальнем Востоке и предлагал добиваться политических целей мирным путем. Но царственная родня и их сторонники оказались сильнее, и в августе 1903 года Витте был вынужден подать в отставку. Новым министром финансов был назначен Э.Д. Плеске, который до того был управляющим Государственным банком Российской империи и, судя по воспоминания современников, не обладал «широким полетом мысли». Поэтому он достаточно быстро стал сторонником позиций А.М. Безобразова и царской родни.

Сторонником войны с Японией был и министр внутренних дел России В.К. Плеве, считал ее наиболее действенным средством против растущего революционного движения. При этом он искренне верил в то, что такая война обязательно будет победоносной, краткосрочной и позволит «вскрыть многие язвы, от которых страдает российское общество».

Также постоянно и всеми возможными средствами подталкивал Николая II к войне с Японией германский император Вильгельм, который обещал ему в случае победы огромные экономические выгоды.

Против войны с Японией выступал военный министр генерал от инфантерии А.Н. Куропаткин. В письменной форме и устно он неоднократно предупреждал Николая II о возможных тяжелых для России последствиях отхода от мирного курса урегулирования дальневосточной проблемы, о сложностях развертывания и всестороннего обеспечения крупной войсковой группировки на Дальнем Востоке. Но император, который в то время находился под влиянием других людей, оставался практически глухим к доводам военного министра.

Таким образом, Русско-японская война стала следствием экспансионистских устремлений как России, так и Японии в Маньчжурию и Корею. А конец июля 1903 года можно условно назвать переходным периодом, когда был окончательно выбран силовой путь решения военно-политического кризиса. Начало войны стало лишь вопросом времени.

В плане организации Россия решила упредить противника, и в середине июня 1903 года для повышения оперативности управления ее делами на Дальнем Востоке было учреждено особое наместничество. В его состав вошли Приамурское генерал-губернаторство, Квантунская область, а также российские войска и учреждения, располагавшиеся на территории Маньчжурии. Наместником, подчиненным непосредственно императору, был назначен адмирал Е.И. Алексеев – 60-летний внебрачный сын Александра II. К тому времени он уже около пяти лет провел на Дальнем Востоке, где начинал командующим Тихоокеанским флотом. Затем, став одновременно и командующим войсками Квантунской области, принял участие в войне в Китае.

Для войны к 1904 году на Дальнем Востоке была развернута группировка войск общей численностью 98 тысяч человек, а также части Отдельного корпуса охранной стражи численностью 25 тысяч человек. На вооружении у этих войск имелось 148 орудий и 8 пулеметов. Российский флот на Тихом океане состоял из 63 боевых кораблей. Таким образом, к началу войны Япония превосходила Россию на Дальнем Востоке по численности войск в 3 раза, артиллерии – в 8 раз, пулеметам – в 18 раз, кораблям – в 1,3 раза.

Куропаткин доказывал императору, что начинать военные действия при таком соотношении сил крайне рискованно. Но царедворцы и родственники успокаивали тем, что большое количество войск находилось еще в европейской части России, и за счет этих сил можно было нарастить дальневосточную группировку. Правда, для их переброски на Дальний Восток при слаборазвитой дорожной сети требовалось несколько месяцев, но Николай II не хотел утруждать себя такими подсчетами. Он был целиком заражен идеей быстротечной победоносной войны, которую тайком уже вынашивал давно.

Нужно сказать, что это имело определенные основания. Планированием действий российских войск в случае войны с Японией Генеральный штаб занимался с конца 1901 года. Тогда были разработаны «Общие основания плана стратегического развертывания войск Приамурского округа и ожидаемых подкреплений в случае столкновения с Японией», которые Николай II рассмотрел и одобрил. На основании этого документа в мае 1903 года штаб Приамурского округа разработал свой мобилизационный план, который утвердил военный министр А.Н. Куропаткин. Основной расчет в нем делался на то, что главный удар японское командование нанесет в Южной Маньчжурии и, следовательно, туда потребуется перебросить большие массы войск с дальневосточной территории России. Для этого, с учетом низкой пропускной способности КВЖД, не превышавшей 5 пар поездов в сутки, данную операцию планировалось завершить за 74 суток.

Но для того, чтобы ее начать вовремя, требовалось с большой точностью знать планы и действия противника. Но, к сожалению, агентурная разведка вооруженных сил Японии российским Генеральным штабом в то время была организована крайне слабо.

С 1898 по 1903 год военным агентом в Японии был сын отставного военного министра полковник Б.П. Ванновский. Имея прекрасное общее европейское образование и специальное в Николаевской академии Генерального штаба, он оказался совершенно не готовым к работе в Стране восходящего солнца. При этом честность и порядочность не позволяли этому офицеру заниматься приписками и фантазиями, чем нередко грешили другие агенты. Поэтому он откровенно писал в своих докладах, что по ряду важных моментов «достоверных сведений не имею».

Скудость разведывательной информации нервировала российский Генеральный штаб. Это привело к тому, что Б.П. Ванновский был сменен полковником В.К. Самойловым. Но и тот оказался честным. 24 мая 1903 года он сообщил в Петербург, что «все, что касается численного состава армии в Японии, составляет большой секрет, и достать какие-либо сведения можно только случайно. Сведения же, сообщенные мне иностранными военными агентами, хотя и разнятся от наших, не могут считаться достоверными».

Пришлось планы строить на сведениях, полученных из других источников. В период подготовки к войне одним из лучших тайных агентов России в Японии был французский журналист Бале. Прекрасно зная язык, культуру и быт этой страны, он доставлял русскому командованию весьма ценную информацию. Кроме того, в тесном контакте с русской разведкой работал французский военный атташе в Японии барон Корвизар. Его помощь была настолько существенной, что летом 1903 года, по ходатайству полковника В.К. Самойлова, Корвизар получил орден Святого Станислава 2-й степени. Но информации, получаемой от этих людей, для полной картины происходивших в Японии военных приготовлений было явно недостаточно.

Даже в условиях большой скудости информации разведывательная работа в условиях приготовления к войне была поставлена в России крайне плохо. Главный штаб о полученных данных не информировал военный и пограничный округа, а те в свою очередь не спешили с докладами в вышестоящую инстанцию и между собой. Кроме того, в мирное время военные и пограничные округа не имели специальных разведывательных отделов или даже отделений. Сказывался финансовый и кадровый голод. Офицеры, занимавшиеся агентурной разведкой, не получали никакой специальной подготовки. Курс тайной разведки был введен в программу Николаевской академии Генерального штаба только в 1906 году.

Таким образом, до начала войны российское командование фактически не располагало сведениями о противнике и замыслах его действий. Стратегические планы строились в большинстве своем на домыслах, под которые не были подведены достоверные сведения и математические расчеты. В войсках, развернутых на Дальнем Востоке, не было должного количества управленцев оперативно-тактического звена, знакомых с особенностями театра военных действий, организацией и военным искусством противника.

В то же время нужно сказать, что японская агентура в Маньчжурии и на русском Дальнем Востоке действовала более успешно. Разветвленная сеть агентов была заблаговременно создана из китайцев и корейцев. В Иноку и Цзиньчжоу существовали разведывательные школы для подготовки тайных агентов из китайцев. Кроме того, японское правительство не жалело денег, и многие китайские, да и российские чиновники, работавшие на КВЖД и в других государственных структурах, стали его платными агентами. Такими же агентами являлись практически все купцы и владельцы частных лавок, а также чайных домиков и борделей, которые постоянно посещались российскими офицерами.

И, как назло, вплоть до начала ХХ века в Российской империи отсутствовала четкая организация контрразведки. Для борьбы с агентами на Дальнем Востоке пришлось делать первые шаги в этом направлении. Правда, из-за отсутствия специалистов дело ограничилось введением полицейского надзора за китайскими и корейскими торговцами, который велся бессистемно и эпизодически. Результаты такой «работы» были крайне неудовлетворительными. Так, в Маньчжурии на период боевых действий было решено миссионеров, купцов и других китайских подданных, служивших на КВЖД, отселить в тыл. Но так как сил для этого было недостаточно, то позже принимается решение многих из них оставить в Маньчжурии под личную ответственность управляющего КВЖД полковника Хорвата. Он же, в свою очередь, перепоручил организацию контрразведки начальнику транспортов действующей армии генерал-майору Н.А. Ухач-Огоровичу, который совершенно не знал этого дела и не уделял ему внимания. Поэтому контрразведка велась вяло и почти без результатов.

Между тем обстановка на Дальнем Востоке стремительно накалялась. 24 января 1904 года Япония разорвала дипломатические отношения с Россией. Спустя три дня японский флот внезапно атаковал русскую эскадру на внешнем рейде Порт-Артура, а крейсер «Варяг» и канонерскую лодку «Кореец» – в порту Чемульпо.

Российские власти решили действовать адекватно. 27 января 1904 года в штабы войск Дальнего Востока была разослана телеграмма за подписью адмирала Алексеева, которая гласила: «Высочайшим повелением перевести на военное положение войска наместничества Приморского, Квантунскую область и остров Сахалин по мобилизационному предписанию Приамурского округа № 8 и Квантунской области № 2, для чего призвать из района наместничества офицерских и нижних чинов запаса армии и флота и приобрести от населения потребное для войск число лошадей. Первым днем мобилизации считать 28 января».

В тот же день командующий войсками Заамурского пограничного округа генерал-лейтенант Н.М. Чичагов телеграфировал подчиненным ему войскам: «Война объявлена. Японская эскадра в десяти милях от Порт-Артура. Объявить о сем всем частям. Отслужить молебны. Поздравить от меня моих лихих заамурцев с походом. Выражаю уверенность, что заамурцы до последней капли крови постоят за святое русское дело на Дальнем Востоке и тем докажут свою безграничную преданность обожаемому Монарху и дорогой Родине».

28 января 1904 года японское правительство официально объявило войну России.

3 февраля командующий Заамурским округом Отдельного корпуса пограничной стражи в очередной раз сформулировал задачу, стоявшую перед пограничными войсками в случае начала войны. В телеграмме генерал Чичагов указывал: «Его Императорское Величество через министра финансов… возложил на чинов вверенного мне Заамурского округа бдительно охранять дорогу. Потрудимся же все от мала до велика оправдать доверие нашего Верховного Вождя…»

Особое внимание уделялось охране железнодорожных мостов. Они оборудовались окопами и землянками, где размещались постоянные караулы. В помощь пограничникам были выделены офицеры-саперы. Для взаимного оповещения постов установили специальные сигнальные шесты с промасленной соломой на конце, которые в случае опасности поджигались.

Принятые меры дали положительные результаты. В подавляющем большинстве случаев диверсантов противника на подходах к мостам пограничники встречали огнем. Так, в ночь на 9 июня 1904 года один из мостов, расположенных южнее Мукдена, подвергся нападению отряда из 200 хунхузов, возглавляемого японским офицером. Нападавшие были встречены огнем девяти стражников, которыми командовал унтер-офицер Ткаченко. В течение двух часов горстка храбрецов вела неравный бой с превосходящими силами противника и смогла удержать охраняемый объект до прибытия подкрепления. Диверсанты отступили, оставив на поле боя 26 трупов. Среди оборонявшихся было 2 убитых и 6 раненых. Все защитники моста за проявленные героизм и мужество были отмечены знаком Военного ордена 4-й степени.

С началом войны агентурные сведения о японской армии в штаб наместника Е.А. Алексеева поступали от военных агентов, работавших в Корее и Китае. Но зачастую они там и «зависали» не доходя до войск. Причиной этого были плохие личные отношениями между Алексеевым и командующим Маньчжурской армией генералом А.Н. Куропаткиным. Только после назначения последнего в октябре 1904 года главнокомандующим сведения стали поступать непосредственно в его штаб. Но трудность оставалась в том, что чиновники МИДа, Министерства финансов и военные агенты из европейских стран добытые разведывательные сведения направляли своему начальству в Петербург, и они нередко не доходили не только до штаба действующей армии, но и до Военного министерства.

В самой Маньчжурской армии разведкой ведал полковник Генерального штаба А.Д. Нечволодов, который в 1904 году был назначен военным агентом в Корею, но не успел доехать к месту службы. В конце апреля того года он командировал в Японию трех тайных агентов из числа иностранцев – Шаффанжона, Барбье и Мейера, которые посылали в штаб армии информацию кружным путем через Европу. Она, как правило, устаревала.

С конца июня 1904 года организация агентурной разведки была поручена генерал-майору Генерального штаба В.А. Косаговскому, которому был подчинен и Нечволодов. Но на организацию разведки была выделена мизерная сумма в 50 тысяч рублей. Кроме того, на пути плодотворной работы этих людей также стоял субъективный фактор – вражда к Касаговскому генерал-квартирмейстера Маньчжурской армии генерала В.И. Харкевича. По этому поводу начальник разведки писал в своем дневнике: «Владимир Иванович Харкевич боялся, как бы я не стал ему поперек дороги, и употребил все от него зависящее, чтобы затормозить мне это дело. И, увы, он благополучным образом достиг этой гнуснейшей цели на пагубу русскому делу. Харкевич не только не дал мне ни одного способного офицера Генштаба, но еще и подставлял всюду ножку, подрывая мой престиж и восстанавливая против меня Куропаткина, Сахарова и вообще весь штаб».

Японцы действовали более удачно. После сражения под Мукденом в начале 1905 года им удалось захватить часть штабных обозов с делами разведывательного отделения русской армии. В результате этого практически все русские агенты, работавшие в Японии, оказались под угрозой провала. Многих из них пришлось отозвать, в том числе и журналиста Бале. Источники информации пресеклись.

Непосредственно в армии разведка работала неэффективно и исключительно в интересах главного командования. До 26 октября 1904 года штабы корпусов и дивизий от вышестоящих инстанций не получали никакой информации о противнике. Затем, после разделения армии на три оперативных объединения, каждое из них обзавелось своим разведывательным отделением, взаимодействие между которыми также не было налажено. Школа по подготовке агентов из китайцев была создана только в мае 1905 года, но возглавивший ее редактор одной из местных газет в деле разведки был полным профаном. Поэтому эта школа не оправдала возлагавшихся на нее надежд и через два месяца была закрыта.

По мере продвижения японских войск по территории Маньчжурии на Север российским командованием в начале лета 1905 года была предпринята попытка организации партизанских действий на флангах и в тылу противника. С этой целью с разрешения главнокомандующего купцом Тифонтаем при участии китайского полковника Чжан-Чжен-юаня был сформирован специальный отряд «Пинтуй». В его состав вошли 500 китайцев, навербованных из бывших солдат, милиционеров и даже хунхузов. Русскую сторону представляли офицер (вначале штабс-капитан Блонский, а затем поручик Суслов), 10 казаков и два фельдшера.

По итогам организации и ведения партизанских действий отмечалось, что их низкая эффективность обуславливалась, прежде всего, отсутствием специальной подготовки и слабым знанием военной организации противника. Для боевых же действий армейского характера «они не были подготовлены и представляли из себя слишком слабые силы».

В поисках новых форм воздействия на противника японское правительство не ограничилось ведением активной разведывательной, контрразведывательной и чисто военной деятельности на театре войны и в прилегавших к нему районах. Японцы одними из первых при подготовке и особенно в ходе войны применили такой вид противоборства, как ослабление правительственной власти в стране за счет активизации оппозиционного (революционного) движения. При этом ставка была сделана на финляндскую и грузинскую националистические оппозиции.

При разработке планов будущей войны японцы учитывали возможный рост революционного движения в России. Уже в середине 1903 года в одном из документов японского Генерального штаба указывалось, что российское социалистическое движение (особенно Бунд) следует рассматривать как возможного союзника при проведении подрывных операций. Вместе с тем до начала войны японский Генштаб не имел ясного представления об организации таких операций. Такое представление появилось лишь после начала сотрудничества их агентов с лидерами оппозиционных партий России.

В июне 1906 года в Петербурге в издательстве А.С. Суворина вышла в свет брошюра «Изнанка революции. Вооруженное восстание в России на японские средства». В ней были воспроизведены фотокопии писем, которыми в первой половине 1905 года обменивался бывший военный атташе Японии в России полковник Мотодзиро Акаси с организаторами и руководителями Финляндской партии активного сопротивления К. Циллиакусом и Грузинской партии социалистов-федералистов-революционеров Г.Г. Деканозовым. Опубликованная переписка касалась главным образом закупки и нелегальной отправки в Россию большой партии оружия для революционных организаций.

Акаси занимал пост японского военного атташе в России в 1902–1904 гг. Безусловно, в то время он был под наблюдением русской полиции, но ничего предосудительного за офицером замечено не было. Но после переезда японского дипломатического представительства из Петербурга в Стокгольм в связи с началом войны связи Акаси с лидерами оппозиционных националистических партий активизировались.

Весной 1905 года русскому правительству становится известно, что Циллиакус закупил в Гамбурге 6 тысяч «маузерных пистолетов» и намерен купить яхту для доставки оружия в Россию. «Циллиакус находится в сношениях с японцами и доставляет большие суммы денег финляндским и польским революционерам», – сообщает российский агент.

Зимой и весной 1904 года японская агентура активизировала работу среди руководства Польской социалистической партии (ППС). В марте 1904 года член Центрального революционного комитета ППС В. Иодко даже представил японцам план антироссийского вооруженного восстания. Но в Токио к такой перспективе отнеслись с недоверием. Зато Ю. Пилсудский на разведывательную работу, диверсии в тылу русской армии и пропаганду среди польских солдат получил 20 тысяч фунтов стерлингов (200 тысяч рублей).

Сотрудничество Акаси с Деканозовым началось с июня 1904 года после их встречи в Париже. Там грузинскому националисту удалось убедить японского резидента начать с ним активное сотрудничество, обещая получение быстрых результатов.

Следствием деятельности японцев среди российских антиправительственных организаций стали решения Парижской (1904 г.) и Женевской (1905 г.) конференций социал-демократических партий России, наметивших курс на вооруженное восстание.

В феврале 1905 года Циллиакус, обещая к лету «разжечь в России большое движение», запросил у Японии на это 450 тысяч иен. Уже в середине марта военное ведомство Японии приняло решение ассигновать на нужды вооруженного восстания в России миллион иен, которое к концу месяца было одобрено правительством.

В конце марта – начале апреля 1905 года в эмиграции развернулась работа по закупке оружия, которой руководили Циллиакус и Деканозов. В июне в Гамбурге Циллиакус приобрел 2,5–3 тысячи револьверов «Веблей» с патронами. Затем в Швейцарии Деканозов закупил около 25 тысяч снятых с вооружения винтовок и 4 миллиона патронов. Треть винтовок и чуть больше четверти боеприпасов предполагалось направить в Россию через Черное море и Кавказ, остальные – через Балтику и Финляндию. Для их доставки были закуплены две паровые яхты и 315-тонный пароход «Джон Графтон». На нем в начале сентября часть оружия и боеприпасов были доставлены в Финляндию, но большинство груза погибло вместе с пароходом на каменной отмели вблизи Якобстадта. Так неудачно завершилась попытка вооружения финляндских революционеров японцами.

Для доставки оружия на Кавказ был куплен 597-тонный пароход «Сириус». Он вышел из Амстердама 22 сентября 1905 года, имея на борту 8500 винтовок «Веттерлей» и около 2 миллионов патронов. Через два месяца груз был перегружен на четыре баркаса неподалеку от Поти, которые устремились в заранее намеченные места побережья. Один из них ночью в потийском порту был внезапно атакован местными пограничниками, но, несмотря на это, в город удалось переправить свыше 600 винтовок и 10 тысяч патронов. Второй баркас был задержан пограничниками в море вблизи местечка Анаклия. С него властями было снято 1200 винтовок и 220 тысяч патронов. Однако часть оружия и боеприпасов команде еще ранее удалось выгрузить в районе Редут-Кале. Судьба оружия, разгруженного с третьего баркаса в окрестностях Гагр, до конца не известна. Известно лишь, что часть груза (900 винтовок) была спрятана в имении князя Инал-Ипа, а другая перевезена в Сухуми. Оружие с четвертого баркаса было выгружено неподалеку от Батуми и переправлено в ряд населенных пунктов Кутаисской губернии. В итоге большая часть груза парохода «Сириус» попала по назначению.

Таким образом, во время Русско-японской войны японское правительство применило новую форму борьбы в виде специальной операции, целью которой была активизация антиправительственных выступлений, в том числе и вооруженных восстаний, на территории противника. Средством проведения этой операции были выбраны оппозиционные революционные партии, прежде всего националистического уклона. На их деятельность за годы войны было передано около миллиона иен (по современному курсу 35 миллионов долларов)

Неудачи преследовали русскую армию. 20 декабря 1904 г. (2 января 1905 г.) капитулировал гарнизон Порт-Артура. За время героической обороны крепости русские войска потеряли 10 634 человека убитыми и умершими от ран, 24 146 ранеными, что составляло более 60 процентов от общей численности гарнизона. При этом потери японцев составили около 110 тыс. человек убитыми и ранеными. Попытка вернуть стратегическую инициативу в сражении у Сандепу в середине января 1905 года успеха не имела. В феврале русская армия потерпела тяжелое поражение в Мукденском сражении и отступила на Сыпингайские позиции. В мае у острова Цусима японский флот разгромил российскую эскадру вице-адмирала З.П. Рожественского, что окончательно утвердило господство противника на Тихом океане.

Военные неудачи на суше и море вынудили российское правительство искать другие пути урегулирования военного конфликта. 24 июля (6 августа) 1905 года в американском городе Портсмуте начались мирные переговоры. С российской стороны их вел председатель комитета министров С.Ю. Витте.

Переговоры шли трудно. Условия, первоначально выдвинутые японцами, предусматривали передачу им Сахалина, Камчатки, Уссурийского края, Приморской области, Квантунского правительства со всеми его сооружениями и выплату Россией контрибуции в размере 3 млрд руб. С.Ю. Витте счел эти требования неприемлемыми. Начались дипломатические «торги», которые продолжались в течение месяца. Наконец, 23 августа (5 сентября) мирный договор был подписан. Россия признала за Японией преобладание ее интересов в Корее, уступила ей право на аренду Квантунского п-ва с Порт-Артуром и Дальним, передала без оплаты Южную ветку КВЖД от Харбина до Порт-Артура со всем имуществом и южную часть Сахалина. Прямой материальный ущерб, понесенный Россией в ходе войны, составил 2294,9 млн руб. Людские потери русской армии и флота достигли 270 тыс. человек.