Текст книги "Операции на окружение. Уроки и выводы"

Начальник Генерального штаба ничем не мог помочь, и только посоветовал «бомбить переправы и плацдарм на северном берегу Днепра в районе Кременчуга и восточнее» (Грецов М. Д. На Юго-Западном направлении (июнь – ноябрь 1941 г.). С. 232).

Вечером 13 сентября в оперативной сводке Генерального штаба сухопутных войск вермахта указывается, что «на южном участке фронта 2-я и 1-я танковые группы вышли на оперативный простор. Кольцо вокруг противника в междуречье Десны и Днепра практически замкнуто».

14 сентября с 3 часа 25 минут начальник штаба Юго-Западного фронта генерал-майор В. И. Тупиков по собственной инициативе обратился с телеграммой к начальнику Генерального штаба и начальнику штаба главкома Юго-Западного стратегического направления. В ней он в очередной раз охарактеризовал тяжелое положение войск Юго-Западного фронта, а закончил ее словами: «Начало понятной вам катастрофы – дело пары дней».

Но начальник Генерального штаба, получив эту телеграмму, разразился негодованием в адрес штаба Юго-Западного фронта. В ответной телеграмме он писал: «Генерал-майор Тупиков представил в Генштаб паническое донесение. Обстановка, наоборот, требует сохранения исключительного хладнокровия и выдержки командиров всех степеней. Необходимо не поддаваться панике, а принять все меры к тому, чтобы удержать занимаемое положение и особенно прочно удерживать фланги. Надо заставить Кузнецова и Потапова (21-я и 5-я армии. – Авт.) прекратить отход. Надо внушить всему составу фронта необходимость упорно драться, не оглядываться назад. Необходимо выполнять указания товарища Сталина, данные вам 11 сентября» (Грецов М. Д. На Юго-Западном направлении (июнь – ноябрь 1941 г.). С. 235).

Но обстановка с каждым часом становилась все напряженнее. 15 сентября в 4 часа штаб Юго-Западного фронта направил в Москву телеграмму следующего содержания: «Обстановка требует немедленного вывода войск из Киевского укрепленного района… Противник стремиться отрезать Киев с востока. Резерва для парирования этого удара нет».

По поводу этой телеграммы в 17 часов 40 минут состоялись телефонные переговоры Б. М. Шапошникова и С. К. Тимошенко. Командующий Юго-Западным стратегическим направлением не стал защищать своего непосредственного подчиненного. «Кирпонос не совсем представляет себе задачу, – сказал он. – Из его действий не видно решительных мероприятий, выраженных в перегруппировке с задачей удара по противнику в районе Ромны, где неприятель, в сравнении с южной группировкой, на сегодняшний день слабее».

Шапошников согласился с ним. «Я тоже считаю, что мираж окружения охватывает, прежде всего, Военный совет Юго-Западного фронта, – сказал он. – Выдвижение двух дивизий в район Пирятино я расцениваю, как занятие позиций для пассивного сопротивления, вместо того, чтобы наносить удары по роменской или хорольской группе противника» (Грецов М. Д. На Юго-Западном направлении (июнь – ноябрь 1941 г.). С. 236).

В этот день войска 1-й танковой группы немцев, развивая наступление в северном направлении, соединились в районе Лохвицы с 3-й танковой дивизией 2-й танковой группы, наступавшей с севера от Ромны. Киевская группировка войск Юго-Западного фронта в составе 5-й, 37-й, 26-й армий и части сил 21-й и 38-й армий вместе со штабом фронта оказались в оперативном окружении в обширном районе восточнее Киева.

Только теперь Генеральный штаб РККА и штаб Юго-Западного стратегического направления в полной мере осознали происходящее в районе Киева. 16 сентября С. К. Тимошенко через начальника оперативного отдела Юго-Западного фронта полковника И. Х. Баграмяна, который в то время находился в штабе Юго-Западного стратегического направления в Ахтырке, направляет в штаб Юго-Западного фронта в Прилуки приказ следующего содержания: «Главными силами фронта немедленно начать отход на тыловой оборонительный рубеж по реке Псел».

Баграмян на самолете привез этот документ в штаб Юго-Западного фронта. Но ввиду того, что данные указания радикально отличались от тех, которые поступали до этого из Ставки и штаба Юго-Западного направления, М. П. Кирпонос усомнился в их подлинности и начал просить Ставку о подтверждении. Ставка молчала более суток, и драгоценное время было упущено (Баграмян И. Х. Город-воин на Днепре. М., 1965. С. 145–152).

Только в конце дня 17 сентября, наконец, в штабы командующим Юго-Западного фронта и 37-й армии поступила директива Ставки ВГК, предписывавшая оставить Киев и отойти на восточный берег Днепра. При этом в ней содержалось требование «при отходе снять и эвакуировать все вооружение укрепрайона, а что по обстановке невозможно вывезти – уничтожить, все мосты через Днепр и другие военные объекты взорвать» (ЦАМО РФ. Ф. 48«а». Оп. 3408. Д. 225. Л. 1–2).

Ф. Гальдер в своем дневнике в этот день отмечает: «Соединения противника в кольце восточнее Киева безрезультатно пытаются прорвать окружение… Воздействие противника на внешнем фронте окружения не наблюдается».

Последующие несколько дней окруженные войска Юго-Западного фронта разрозненными силами предпринимали попытки выйти вырваться из котла, внутренний фронт которого становился все сильнее. Предпринимаются слабые попытки деблокировать окруженные войска ударами извне, которые успеха не имеют.

Происходившие там события можно достаточно четко отслеживать по Военному дневнику начальника Генерального штаба сухопутных войск вермахта Ф. Гальдера. Предлагаю отдельные отрывки из этого исторического документа:

18 сентября. «В районе южнее Днепра наши части успешно продвигаются на восток… У противника большая неразбериха. Наблюдаются лишь разрозненные попытки прорваться в северо-восточном направлении. Русские по нескольким дорогам подводят свои войска от Харькова на Ромны. Первые атаки противника с востока у Ромны отражены».

19 сентября. «Операция на южном крыле фронта развивается вполне успешно. Восточнее Киева создано три котла, которые блокированы нашими крупными силами».

20 сентября. «В кольце окружения начинается кризис…»

21 сентября. «Наши войска занимают господствующее положение на фронте окружения под Киевом; все атаки противника отражены. В северном котле взято большое количество пленных» (Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 3. Кн. 1. С. 360–362, 363, 366).

На этом существенные записи в дневнике Ф. Гальдера о событиях в районе Киева ввиду их фактического завершения прекращаются. Самая крупная в истории войн операция на окружение была завершена.

О характере потерь сторон в ходе этой операции до сих пор точных сведений не имеется. Известно, что в ходе всей Киевской стратегической оборонительной операции общие людские потери советских войск составили 621,3 тысячи человек, 411 танков, 18 368 орудий и минометов, 343 самолета. Правда, некоторые советские источники дают другие цифры.

Так, в книге «Киевский Краснознаменный» указано, что «это не соответствует действительности. Перед началом Киевской операции в составе войск фронта насчитывалось 677 085 человек. К концу операции только в соединениях фронта, которые не попали в окружение (38-я и 40-я армии, многие фронтовые части, значительная часть тылов фронта, армий и другие) насчитывалось 150 541 человек. Если учесть, что в ходе ожесточенных боев, длившихся весь сентябрь, войска фронта понесли большие потери, а значительная часть вырвалась из кольца окружения, многие перешли к партизанским действиям, то станет ясным, что число пленных составляет менее одной трети первоначального состава войск, попавших в окружение» (Киевский Краснознаменный. С. 267).

В определенной мере это соответствует действительности. Многие окруженные группировки более недели продолжали сопротивление, очень многие воины погибли, другие были пленены противником. Из киевского окружения вырвалось всего около 20 тысяч человек.

Несравнимо меньшими были потери противника. По имеющимся данным 6-я, 17-я полевые армии, 1-я и 2-я танковые группы в Киевской операции потеряли убитыми, ранеными и пропавшими без вести менее 100 тысяч человек.

Трагедия, случившаяся под Киевом в сентябре 1941 года, в официальной советской истории долгое время «стыдливо» замалчивалась. Вместо этого активно освещалась героическая оборона Киева, в память которой даже была учреждена специальная медаль. Погибший в Киевском котле командующий Юго-Западным фронтом генерал М. П. Кирпонос после войны был торжественно перезахоронен в столице советской Украины.

Но с точки зрения военного искусства окружение под Киевом стало прямым следствием управленческих ошибок со стороны Ставки ВГК, главкома Юго-Западного стратегического направления и, конечно же, командующего и штаба Юго-Западного фронта.

Нужно признать, что стратегическое руководство (Ставка ВГК, Генеральный штаб, штаб главкома Юго-Западного стратегического направления) не выполнили своей главной функции – предвидение развития событий на одном из важнейших участков советско-германского фронта. Также они недооценили силы и не разгадали планы противника, но при этом явно переоценивались силы и способности к сопротивлению войск Юго-Западного фронта, управленческие способности его командующего и штаба.

Большие претензии к оперативной разведке, которая ограничивалась пассивным наблюдением за маневрами войск противника. В результате этого немецкие ударные группировки появлялись внезапно и наносили удары по самым слабым местам в обороне советских войск. Командующие, командиры и штабы сведения о противнике получали отрывочные и с большим опозданием, что не позволяло своевременно реагировать на складывающуюся обстановку.

Не на высоком уровне оказался и командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник М. П. Кирпонос, который практически ограничил свою деятельность точным выполнением указаний Ставки ВГК, не стремясь проявлять собственную инициативу в руководстве подчиненными ему войсками. К тому же в ходе операции по техническим причинам управление войсками Юго-Западного фронта неоднократно терялось, что также не способствовало эффективному управлению войсками в условиях окружения.

Практически не проводилась в масштабе Юго-Западного фронта операция по выводу войск из окружения. Разрозненные соединения и части без знаний общей обстановки, не имея общего плана, в большинстве случаев были вынуждены действовать на свой страх и риск. В связи с этим подавляющее большинство попыток прорыва закончились неудачно.

* * *

Объяснительная записка полковника Владимирского А. В. об обстоятельствах окружения 5-й армии Юго-Западного фронта в сентябре 1941 года и его выходе из окружения

Справка

Владимирский Алексей Викторович (1904–1988). В РККА с 1920 г. Участвовал в боях с басмачами в Туркестане. В 1925 г. окончил Самарскую пехотную школу, в 1934 г. – Военную академию имени М. В. Фрунзе. Службу проходил на штабных должностях. В октябре 1937 года уволен в запас, но в мае 1939 г. восстановлен в кадрах РККА и назначен помощником начальника 1-го отдела штаба 15-го стрелкового корпуса (г. Коростень). Участвовал в освободительном походе Красной армии, советско-финляндской войне. С ноября 1940 г. – начальник 1-го отделения оперативного отдела штаба 5-й армии КОВО. Участник приграничных сражений, обороны Киева в июне – сентябре 1941 г., смог выйти из киевского котла. В последующем заместитель начальника штаба и начальник штаба армии. После окончания войны – на штабных должностях, с 1955 г. – начальник штаба Прибалтийского военного округа. С 1960 г. – старший преподаватель кафедры стратегии Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова. С 1964 г. в запасе. Автор книги «На киевском направлении. По опыту ведения боевых действий войсками 5-й армии Юго-Западного фронта в июне – сентябре 1941 г.»

«Начало войны застало меня в должности начальника 1-го отделения оперативного отдела штаба 5-й армии ЮЗФ.

5 армия, действовавшая на правом крыле ЮЗФ, после неудачного приграничного сражения на р. БУГ, с боями отходила в направлении ЛУЦК, САРНЫ, КОРОСТЕНЬ, ЧЕРНОБЫЛЬ, ЧЕРНИГОВ, последовательно задерживаясь на рубежах и нанося контрудары по флангу группировки противника, наступавшего на Киев.

В районе ЧЕРНИГОВ 5 армия понесла тяжелое поражение: противник, прорвавшийся с севера, со стороны Белорусского фронта из района ГОМЕЛЬ – РЕПКИ отрезал большую часть сил 5-й армии на зап. берегу р. ДЕСНА и форсировав ее в р-не ЧЕРНИГОВ, стал теснить остатки 5-й А к югу. К середине сентября 1941 г. (числа 16 или 18.9) стало известно, что немецкое кольцо окружения замкнулось далеко в тылу нас, где-то на линии КОНОТОП, РОМНЫ, ЛУБНЫ. К этому времени в дивизиях уже оставалось по несколько сот штыков, артиллерия отсутствовала.

Теснимая превосходящими силами противника, 5 А стала отходить на ПРИЛУКИ, ПИРЯТИН. После переправы через реку УДАЙ у ПИРЯТИН, 5 А как боевая единица перестала существовать, так как остатки ее войск, средства управления и даже батальон охраны штаба армии были отрезаны и окружены противником на зап. берегу реки УДАЙ. Переправиться по единственному мосту успел лишь штаб армии. Дальнейшее движение уже совершалось походным порядком. Попытка пробиться к востоку была отбита противником и штаб армии в составе около 100…120 человек, главным образом командного и политического состава, возглавляемый Военным советом армии, повернул на ГОРОДИЩЕ. Утром 20.9 достигли ГОРОДИЩЕ. Там застали штаб ЮЗФ во главе с генералом Кирпоносом, остатки 27 СК во главе с генерал-майором Калининым и отряд пограничников в числе 100–120 человек. Командование над всеми этими войсками принял генерал Кирпонос.

Вначале, как мне помнится, было принято решение пробиваться на ЛУБНЫ, на соединение с действовавшей якобы на помощь к нам с востока конно-мехгруппой. Но противник, удерживая южный берег УДАЙ и СУЛА, преградил пути движения на юг. Поэтому было решено пробиваться к северо-востоку.

С наступлением темноты 20.9.41 по приказу генерала Кирпоноса весь наличный состав был построен и двинулся походным порядком на ЛОХВИЦУ, БЕЛОГОРИЛКУ. Впереди, в качестве головной заставы двигались пограничники, с ними шел и я. За ними Военный совет фронта и 5 армии и за ними весь остальной состав. Ночью переправились у ВОРОНЬКИ через приток УДАЯ, но как только по мосту прошел штаб фронта и штаб армии, переправа была отрезана противником и 27 СК, который должен был следовать за нами, повернул к северу, не стремясь на соединение с нами.

Часам к 8.00 21.9.41 колонна достигла небольшого леса у деревни ДРЮКОВЩИНА (5 км юго-западнее ЛОХВИЦА), где и остановилась до наступления темноты, так как видно было, что в стороне от нашего маршрута по дорогам курсировали немецкие автомашины и мотоциклисты. По опушке леса заняли оборону.

Мне поручили командовать группой человек 25, состоявшей из офицеров и связистов нашего штаба и одного отделения пограничников. Все были вооружены главным образом пистолетами, красноармейцы – винтовками, автоматов было всего два.

Часов в 11–12.00 со стороны СЕНЧА появилась мотопехота противника с танками и орудиями на прицепах, и, выгрузившись в 500–600 метрах восточнее леса, перешла в наступление. При поддержке сильного артминогня и танков пехота противника несколько раз приближалась к лесу, но нашим огнем была отбита (даже удалось поджечь один немецкий танк). От артмин и пулеметного огня противника, который он сосредоточил по небольшому лесу, у нас много было убитых и раненых (убит НАШТАРМ 5 генерал-майор Писаревский; нач. политотдела армии Кальченко, комиссар штаба и много других командиров). Вскоре – (часам к 13–14.00) появилась еще мотопехота, и стала чувствоваться растерянность. Остался один не занятый выход из леса, по оврагу к северо-востоку.

Мне передал приказание зам. начштарма подполковник Давыдов от генерал-майора Потапова – удерживать со своим отрядом, (от которого осталось человек десять) опушку леса и прикрыть выход Военного совета ЮЗФ и 5 А из этого леса.

Военный совет фронта и 5А с пограничниками и остальными офицерами направился по оврагу к северу и с этой минуты я их больше нигде не встречал (имею сведения, что они разбились на мелкие группы и частью погибли, частью попали в плен).

Выполняя приказ я продолжал со своей группой оборонять юго-восточную опушку леса, обращенную к дороге, по которой противник подтягивает свою мотопехоту и танки. В лесу осталась лишь моя группа и свыше 100 человек убитых и раненых. Вскоре лес был полностью окружен, и пехота противника окопалась кольцом вокруг него, продолжая непрерывно обстреливать его всеми видами оружия.

Ночью, собрав всех способных драться, я шесть раз пытался прорваться из леса в разных направлениях, но каждый раз нарывался на автоматный и пулеметный огонь противника и к половине ночи почти полностью растерял свою группу убитыми, ранеными, а частью разбежавшимися по лесу.

В последнюю седьмую попытку со мной осталось всего три человека, но из этого числа один вернулся назад, заявив, что он предпочитает дождаться помощи в лесу, чем идти на верную гибель. На этот раз удалось выползти из леса и пробраться через расположение противника, окружавшего лес.

В течение 7 суток, обходя населенные пункты, занятые немцами и избегая больших дорог, главным образом ночью, я шел на восток. Мой спутник командир взвода батальона охраны штаба ЮЗФ (фамилии не помню) по национальности украинец в первой деревне переоделся и вскоре от меня исчез. По дороге попадались группы военнослужащих, без оружия и переодетые в гражданское платье. Они шарахались от меня в сторону. Вооруженных групп или наших партизан я ни разу нигде не встречал. Пройдя около 130 км, я 27.9.41 г добрался до леса юго-западнее КАМЕННОЕ (на р. ПСЕЛ). Фронт к тому времени проходил по реке ПСЕЛ и по западному берегу него немцы заняли оборону.

В ночь на 28.9.41 я пробрался к берегу и так как лодки мне не попалось, переплыл ПСЕЛ на бревне южнее КАМЕННОЕ. Когда я переправлялся через реку, немцы осветили этот участок ракетой и обстреляли меня с берега. Я бросился в растущий на воде кустарник и провалился с головой в воду и когда выбрался из него, то впопыхах утерял фуражку, в которой я хранил кандидатскую карточку и орденскую книжку.

29.9.41 г я добрался до АХТЫРКИ и явился к коменданту города, сохранив форму, оружие, орден и удостоверение личности. Комендант города майор Дорофеев, узнав, что я штабной офицер, направил меня в штаб 21 армии, где я некоторое время был прикомандирован к оперативному отделу. Проработав некоторое время там, я заболел воспалением легких, а так как к этому времени из окружения возвратился штаб 21 армии во главе с генералом Кузнецовым и Гордовым и весь оперативный отдел, то вакансии в штабе были заполнены и меня направили в резерв фронта, сначала в ПОВОРИНО, а потом в ВОРОНЕЖ. В декабре 1941 г. я получил назначение начальником оперативного отдела 5 армии, в каковой должности нахожусь и теперь.

В качестве свидетелей трагедии, разыгравшейся в ДРЮКОВЩИНСКОМ ЛЕСУ и моего личного поведения там, могу привести следующих лиц:

1. Бывший мой помощник по штабу 5 армии – капитан Сергеев – ныне нач. 1-го отделения 235 СД оставшийся тогда в ДРЮКОВЩИНСКОМ лесу тяжело раненым, попавшим затем в плен и в последствии убежавшим из плена.

2. Бывший нач. ПВО 5 армии полковник Красавин, вышедший после меня из окружения (в настоящее время не знаю его место пребывания).

3. Бывший нач. ОБП 5 армии майор Шестаков, так же оставшийся тяжело раненым в этом лесу и сейчас по слухам находящийся в резерве БФ.

4. Бывший нач. политуправления ЮЗФ Михайлов (его место пребывания в настоящее время не знаю).

В качестве свидетелей, в каком виде и состоянии я вышел из окружения, я могу привести следующих лиц:

1. Комендант г. АХТЫРКА майор Дорофеев (ставший впоследствии командиром 397 СД).

2. Нач. ветслужбы 21 А военветврач 1 ранга Пенионшко (с которым я был на одной квартире, после того, когда я вышел из окружения).

3. Бывший Член Военного совета 21 армии Сердюк и весь коллектив оперативного отдела 21 армии того времени.

В заключении считаю нужным добавить, что оставаясь с горсткой людей в ДРЮКОВЩИНСКОМ лесу, что бы прикрыть выход из него Военного света ЮЗФ и 5 армии, я выполнил свой долг честно и до конца. Свой долг я выполнил и, выйдя из окружения в очень тяжелых условиях.

Бывший начальник 1-го отделения оперативного отдела 5-й армии ЮЗФ, ныне начальник оперативного отдела 3-й армии – полковник (Владимирский)

9.2.1944 года

ВЕРНО: Начальник 1 отделения ОК

Капитан ИС (Павлов)

9 февраля 1944 года».

(Опубликована в журнале «Кавалер». 2002. № 5).