Текст книги "1941. Уманский котел. Выводы и уроки"

Рухнувшая граница

В 3 часа 30 минут 22 июня тысячи германских орудий и минометов открыли огонь по заставам, штабам, узлам связи в районе расположения частей Киевского особого военного округа в приграничной зане. Одновременно вражеская авиация нанесла удары по военным аэродромам, затем подвергла бомбардировке Ровно, Львов, Житомир, Киев и многие другие города.

Первый удар врага, как и следовало ожидать, приняли пограничники. В полосе округа находилось восемь пограничных отрядов. Каждый состоял из 4–5 комендатур, имевших 3–4 пограничные заставы по 30–40 бойцов. Начальником войск Украинского пограничного округа был генерал-майор В.А. Хоменко. Однако в связи с нарушением управления частями и подразделениями пограничных войск практически в самом начале войны речь о согласованных действиях отрядов и застав конечно же не велась. Каждая застава сражалась в одиночку, и только в отдельных случаях наблюдался бой пограничных отрядов.

Особенно отличился 90‐й пограничный отряд под командованием майора М.С. Бычковского. От немецкого солдата, перешедшего на советскую сторону вечером 21 июня, командир отряда узнал примерное время вторжения фашистских войск и своим решением привел в боевую готовность все подчиненные ему 16 застав. Затем доложил о перебежчике командующему 5‐й армией генерал-майору М.И. Потапову и поставил в известность командиров 41‐й танковой и 87‐й стрелковой дивизий. Правда, другими документами и свидетельствами это не было подтверждено.

В 4 часа утра 22 июня заставы 90‐го пограничного отряда приняли бой в полосе 45 километров от села Корытница до Крыстынополя. Пограничники на ряде направлений успешно отразили первые атаки противника, но в 6 часов фашисты ввели в бой свежие силы и прорвали границу. 6‐я застава вела бой до 24 июня.

На ковельском направлении стойкое сопротивление врагу оказали 8‐я и 9‐я заставы 98‐го пограничного отряда (командир полковник Г.Г. Сурженко). Они дали врагу бой при его переправе через реку Западный Буг и уничтожили несколько сотен солдат и офицеров противника.

Одиннадцать дней и ночей у села Скоморохи защищала границу 13‐я застава лейтенанта А.В. Лопатина. Напряженный бой разгорелся за Перемышль, где сооружения укрепленного района оборонялись пограничниками и бойцами 99‐й стрелковой дивизии. Были и другие примеры героической обороны советской границы. Но это были слишком слабые силы, для решения оборонной задачи в начале начавшейся большой войны. Требовалось организованное вступление в сражение основных сил армий прикрытия государственной границы, по крайней мере, дивизий и корпусов первого эшелона. Но, как известно, именно командиры и штабы этих соединений к войне конкретно не были подготовлены и четко своих задач не знали. Поэтому каждый из них в первые часы действовал на свой страх и риск.

Только к 10 часам утра 22 июня штабу Киевского особого военного округа, превратившегося с началом войны в передовой пункт управления Юго-Западного фронта, удалось наладить связь с управлениями 12‐й и 26‐й армий, но что происходило в полосе 5‐й и 6‐й армий, никто не знал. Первое донесение из 5‐й армии в штаб фронта по радио прибыло в 10.30 утра: «Сокаль и Тартакув в огне. 124‐я стрелковая дивизия к границе пробиться не смогла и заняла оборону севернее Струмиловского укрепленного района» (Баграмян И.Х. Так начиналась война. С. 90).

Около 10 часов утра на пункт управления Юго-Западным фронтом пришла директива из Москвы, извещавшая о начале войны. В то время уже многие части и соединения армий прикрытия вели бой с противником, но командиры этих формирований все еще втайне надеялись, что это не война, а небольшой локальный конфликт, и поэтому действовали подчеркнуто осторожно. Только около 10.30 утра генерал М.П. Кирпонос решился передать в войска приказ о вскрытии пакетов особой важности. Но, вследствие отсутствия связи, в некоторые объединения и соединения этот сигнал пришлось передавать при помощи специальных курьеров самолетами связи. Нередко, в условиях господства противника в воздухе, эти самолеты сбивались, и соответствующие команды либо поступали в войска с большим опозданием, либо не поступали вовсе.

Известие о начале войны как бы развязывало руки командованию Киевского особого военного округа, который с данного момента превращался в Юго-Западный фронт, но управлять войсками вновь образованного фронта оказалось очень непросто. В 15 часов Юго-Западный фронт должен был послать в Москву свое первое донесение. Но никакой конкретной информации из войск приграничных армий на то время не было, и пришлось отписываться общими фразами.

Командующие армиями прикрытия государственной границы в первый день войны также в большинстве своем остались также без связи с подчиненными соединениями. Было нарушено управление во многих корпусах и дивизиях. Командиры дивизий и полков были вынуждены действовать на свой страх и риск.

Совершенно внезапным был удар главных сил противника по левому флангу 5‐й армии и встык этой армии с 6‐й армией. В то же время в полосе 12‐й и 26‐й армий противник действовал ограниченными силами. Из десяти соединений первого эшелона 5, 6 и 26‐й армий только три (62, 87 и 99‐я) стрелковые дивизии сумели занять рубежи по плану прикрытия. Остальные вынуждены были перейти к обороне на путях выдвижения под воздействием противника на совершенно необорудованной местности. Между соединениями и частями существовали большие разрывы. Так, между 87‐й и 124‐й стрелковыми дивизиями возник разрыв в 20 км, между 124‐й стрелковой и 3‐й кавалерийской дивизиями – 15 км.

Шло время, а штаб Юго-Западного фронта все не мог собрать необходимые сведения для оценки обстановки во всей его полосе. Командующий сильно нервничал, постоянно давил на начальника штаба, а тот в свою очередь на начальника оперативного отдела и начальника разведки. Но те только беспомощно разводили руками. Выход был найден в том, что в 11 часов 22 июня штаб Юго-Западного фронта доложил начальнику Генерального штаба о том, что войска ведут бой с противником на занимаемых ими рубежах, не указав точного начертания этих рубежей. Получалось, что войсками этого фронта в точности выполняется первый этап Плана прикрытия государственной границы. На самом же деле это было совсем не так.

И вскоре начали поступать сведения о вклинении противника в оборону советских войск на стыке 5‐й с 6‐й армией (участок до 100 км), где противник наносил свой главный удар силами шести пехотных и одной танковой дивизий. Там он нанес поражение 87‐й и 124‐й стрелковым дивизиям и вклинился на советскую территорию на глубину до 30 км.

В полосе 26‐й армии день 22 июня прошел в оборонительных боях по рубежу реки Сан войск 8‐го стрелкового корпуса. В полосе 12‐й армии на всех направлениях атаки незначительных сил противника также были отражены.

Тяжелой была и воздушная обстановка. Авиация противника практически полностью захватила господство в воздухе. Авиация Юго-Западного фронта (четыре авиационные дивизии) в этот день совершила всего 100 самолето-вылетов, прикрывая район второстепенного значения (Шепетовка, Тернополь), армейская авиация практически бездействовала, приводя себя в порядок после первых внезапных налетов вражеской авиации на ее аэродромы. Только по официальным данным, потери авиации Юго-Западного фронта в первый день войны достигли 180 боевых машин, но, вероятно, они были значительно большими.

В результате непонимания истинного положения дел между войсками, терпящими поражение на фронте вблизи границы, и вышестоящими штабами, пока не знавшими об этом, вскоре возникли нервозные отношения, вплоть до непонимания и угроз, что также не способствовало качественному управлению операциями фронта и армий. Действия командующего и штаба Юго-Западного фронта 22 июня 1941 года настолько обеспокоили И.В. Сталина и С.К. Тимошенко, что вечером этого дня было принято решение в срочном порядке направить туда начальника Генерального штаба Г.К. Жукова.

О том, какая атмосфера царила в штабе Юго-Западного фронта во второй половине дня 23 июня 1941 года, пишет В.А. Новобранец в «Записках военного разведчика», которые в 2004 году были опубликованы в ряде номеров альманаха «Военно-исторический архив». В частности, он пишет:

«В первой же половине дня мы прибыли в Тарнополь, где каждый из нас пошел по своим служебным делам. Я направился в штаб Юго-Западного фронта. Он располагался в городском парке…

Разыскал я Разведотдел штаба фронта и явился «по начальству». Начальником Разведотдела штаба фронта оказался мой старый знакомый полковник Бондарев…

После первого обмена приветствиями и вопросами: что, как и почему, он развернул передо мной карту, и мы стали анализировать положение дел на фронте. Мне с первого взгляда на карту стало ясно, что положение наших войск на Западном и Юго-Западном фронтах катастрофическое…

Наши войска вели тяжелые оборонительные бои. На правом крыле фронта танковая армия Клейста прорвала нашу оборону и углубилась на 50–60 км. Немцы нанесли здесь главный удар на Ровно – Житомир – Киев… В первый же день войны фашисты нанесли сокрушительный удар по нашим аэродромам и уничтожили почти все находившиеся там самолеты. Разрушены были также узлы связи, и тем самым было дезорганизовано управление войсками.

Полковник Бондарев сказал, что у него нет связи ни с одной армией. Что сейчас творится на фронте – он не знает».

То же самое подтвердил В.А. Новобранцу при встрече и начальник оперативного отдела штаба фронта полковник И.Х. Баграмян, которого он хорошо знал по совместной учебе в Военной академии имени М.В. Фрунзе и Высшей военной академии РККА.

– Первое и главное – война развертывается совсем не так, как нас учили в академиях, – сказал Баграмян. – Нас учили, что в начале войны неизбежно образуется сплошной фронт, и боевые действия начнутся с прорыва, а сплошного фронта нет. Противник уже прорвался в глубину нашего расположения. Только второй день войны, а мы уже не имеем связи ни с одной армией. Нет связи даже с собственными резервами. Технические средства связи почти все уничтожены. Вынуждены прибегать к средствам связи времен Наполеона и Кутузова – к живой связи. Послали несколько человек, но пока никто не вернулся. Где наши войска, где противник – неизвестно. Не исключено, что скоро немцы появятся около штаба фронта… Вот оно как!

Данные воспоминания офицера-выпускника Высшей военной академии (в дальнейшем – Академия Генерального штаба РККА) достаточно красноречиво говорят о том, что уже на вторые сутки противнику удалось прорвать оборону в полосе 5‐й армии Юго-Западного фронта и выйти на оперативный простор. Следовательно, План прикрытия государственной границы силами армий первого эшелона, на который так рассчитывал Генеральный штаб и его начальник генерал армии Г.К. Жуков, потерпел полное фиаско.

Известно, что Г.К. Жуков прибыл на Юго-Западный фронт 23 июня 1941 года и пробыл там до 26 июня. Ничего конкретного за это время он не сделал. В это время наступление войск противника на направлении главного удара продолжалось, его резервы еще не были введены в сражение, а в воздухе полностью господствовала фашистская авиация. В этих условиях оставалось только перейти к обороне и постараться остановить противника на тыловых рубежах. Но Георгий Константинович не был сторонником оборонительных действий.

В.А. Новобранец в своих воспоминаниях пишет, что уже 24 июня штаб 6‐й армии, куда он был назначен начальником разведывательного отдела, активно готовился к проведению контрудара. При этом состояние войск армии было очень тяжелым, а ее штаб по ряду причин недостаточно владел обстановкой. Так, он пишет:

«В штабе армии к моему приезду еще не было начальника штаба. За несколько дней до начала войны начальника штаба арестовали как «врага народа». Офицеры штаба утверждали, что арестовали его за то, что он осмелился докладывать Сталину и наркому обороны о неизбежности войны с Германией и требовал приведения армии в боевую готовность.

Обязанности начальника штаба армии выполнял по совместительству начальник оперативного отдела полковник Веялко… В составе оперативного отдела, помню, работали зам. начальника оперативного отдела полковник Андриенко, только что прибывший в штаб после окончания Академии Генштаба; помощник начальника отдела подполковник Скумский, мой однокашник по военному училищу (Школе червонных старшин); подполковник Шишкин (шифровальщик) и другие. При отходе на рубеж старой границы полковник Веялко был убит. Недели через две на место Веялко прибыл полковник Меандров».

Следовательно, о четкости работы штаба армии, в котором не было начальника, а должности начальника оперативного и разведывательного отделов занимали только что прибывшие офицеры, говорить не приходится.

25 июня положение дел в полосе обороны 6‐й армии практически нисколько не улучшилось. В.А. Новобранец пишет:

«Противник, перегруппировав свои силы, с утра 25 июня возобновил наступление. Ему удалось потеснить 159‐ю стрелковую дивизию. Разрыв между 41‐й и 159‐й дивизиями увеличился до 45 км. Создалось очень опасное положение для всей армии и особенно для Рава-Русского укрепрайона, попавшего в окружение. Однако гарнизоны укрепрайона продолжали героически обороняться. Они бились до конца июня. Когда боеприпасы кончились, гарнизоны взорвали ДОТы и себя вместе с атакующими немцами. Героическая защита Рава-Русского укрепрайона еще ждет своего исследователя. Необходимо указать еще на одну особенность начального периода войны.

Сплошного фронта в первые дни войны нигде не было. Зачастую противник находился в нашем тылу, а наши отдельные части и соединения действовали в тылу противника. Поэтому часто было трудно разобраться в истинном положении дел на фронте».

В этих условиях Ставка и штаб фронта, не разобравшись в обстановке, стремились не только активно управлять войсками с целью организации оборонительной операции, но и стремились размахивать перед лицом противника своими бронированными «кулаками», практически тем самым делая невозможным планомерное использование механизированных корпусов. Например, в течение первых четырех дней войны 4‐й механизированный корпус 6‐й армии (командир генерал-майор А.А. Власов) получил ряд несовместимых между собой команд. Так:

– 22 июня 4‐й мехкорпус по приказу наркома обороны должен был участвовать в контрударе для восстановления положения между 5‐й и 6‐й армиями;

– 23 июня 4‐й мехкорпус по приказу наркома обороны должен был выступить на Люблин и к исходу 24.6 овладеть Люблиным (это уже 2‐е, совершенно другое направление);

– 23 июня 4‐й мехкорпус по приказу Юго-Западного фронта должен был контратаковать в направлении Радехов – Соколь (это уже 3‐е направление);

– 24 июня 4‐й мехкорпус по приказу командующего 6‐й армией должен был контратаковать в направлении на Немиров (это уже 4‐е направление!);

– 25 июня 4‐й мехкорпус по приказу Юго-Западного фронта должен был оборонять Львов (это уже пятое направление!!!).

Эти суматошные приказы свидетельствовали только о том, что в верхах царила паника и сумятица, что нами командовали невежды в военном деле.

Утром 26 июня соединения 1‐й танковой группы противника захватили Дубно и начали продвижение на Острог, глубоко охватывая фланги 5‐й и 6‐й армий. Многим советским военачальникам, в том числе и Г.К. Жукову, становилось ясно, что План прикрытия государственной границы силами армий первого эшелона терпит крах. Нужно было принимать новое стратегическое решение. Григорий Константинович отдает приказ командующему Юго-Западным фронтом отложить на некоторое время проведение фронтового контрудара, а сам убывает в Москву.

К тому времени в полосе войск Юго-Западного фронта противник, осуществляя давление на войска всех армий, направление главного удара с полосы 5‐й армии постепенно начинает переносить на юг, стремясь оторвать от 5‐й армии 6‐ю армию и выйти во фланг и тыл 6‐й армии. Соединениям 5‐й армии также грозит окружение. Тяжелой остается обстановка и на южном крыле фронта: штаб фронта практически потерял управление находящейся там 12‐й армией.

Прибывший в Москву Г.К. Жуков в докладе И.В. Сталину и С.К. Тимошенко всячески выгораживает командующего Юго-Западным фронтом, докладывая об упорной обороне его войск на неподготовленных рубежах. Он доказывает необходимость отхода на новые рубежи с целью выравнивания фронта и использования условий местности. В результате этого в конце 26 июня в Генеральном штабе принимается два важных решения. Первое – начать с наступлением темноты отвод армий Юго-Западного фронта на рубеж рек Стоход, Стырь, городов Кременец, Золочов, Стрий, Долина, Вышкув и перенести пункт управления фронта с Тернополя в Новоград-Волынский, а воздушный пункт управления – в Проскуров. Второе – о передаче 12‐й армии из состава Юго-Западного фронта в состав вновь сформированного Южного фронта.

Но и это не позволило стабилизировать фронт обороны советских войск. Наступление противника продолжалось. На командном пункте Юго-Западного фронта преобладало пессимистическое настроение. Основные отделы ввиду отсутствия достоверной информации из войск не могли качественно разрабатывать необходимые боевые документы. Поэтому начальники этих отделов были вынуждены загружать подчиненных офицеров второстепенной работой, в результате которой разрабатывалось множество никому не нужных документов. Обстановку нагнетал и тот факт, что именно в этот день (28 июня) покончил жизнь самоубийством член Военного совета фронта корпусной комиссар Н.Н. Вашугин. Причина этой трагедии так и осталась неизвестной, но сам факт отрицательно повлиял на складывающуюся обстановку.

На исходе 29 июня штаб Юго-Западного фронта был вынужден констатировать, что 5‐я армия, понеся большие потери, отошла за реку Стырь и заняла оборону по ее западный берег силами всех соединений. 6‐я армия отошла на рубеж Каменка-Струмилова, Жолкев, Грудек-Ягелонский, а противник в течение 28 июня усиленно обстреливал артиллерийским огнем и бомбил Львов. 8‐й механизированный корпус своими дивизиями ведет бой в районе Дубно, Суходол. 15‐й механизированный корпус ведет бой на фронте Станиславчик, Лопатынь, Полонична. 5‐й кавалерийский корпус обороняется в районе Кременец. 26‐я армия занимает рубеж Грудек-Ягелонский – Урож.

К тому времени уже было ясно, что фронтовой контрудар силами четырех механизированных корпусов ожидаемого успеха не принес. 8‐й механизированный корпус, растянувшись почти на 70 километров, был прижат превосходящими силами противника к непроходимой для танков реке Иква и уничтожен. Вырваться удалось только двум тысячам пеших бойцов с десятью орудиями и пятью танками. 5‐я армия отходила, 6‐я армия 30 июня оставила Львов. Последнее обстоятельство вынудило советское командование начать отвод на восток войск 26‐й армии.

Таким образом, приграничные сражения войск Юго-Западного фронта закончились 30 июня 1941 года в целом неудачно. К тому времени его войска понесли большие потери и отошли от государственной границы на львовско-киевском направлении на 100–200 километров. Были оставлены такие важные железнодорожные узлы, как Ковель, Здолбунов, город Львов и Дрогобичский нефтеносный район. Общее положение войск фронта характеризовалось наличием увеличивающегося разрыва между войсками 5‐й и 6‐й армий в районе Ровно, Здолбунов, Острог, что создавало реальную угрозу охвата и обхода главных сил фронта (6‐й и 26‐й армий), скованных боями с фронта. Тяжелым было положение и в полосах 12‐й и 18‐й армий. По данным книги «Гриф секретности снят», на 6 июля потери войск Юго-Западного фронта и 18‐й армии Южного фронта составили 241,6 тысячи человек, в том числе безвозвратными 172,3 тысячи человек. Также было потеряно 4381 танк, 5806 орудий и минометов, 1218 самолетов.

О поведении И.В. Сталина в первый день войны Н.С. Хрущев позже писал: «Я часто вспоминаю рассказ Берии о поведении Сталина с начала войны. Сначала он не хотел в это поверить и цеплялся за надежду, что это провокация, приказывал даже не открывать огня, надеялся на чудо, пытался спрятаться за собственные иллюзии. Затем ему стали докладывать о победоносном продвижении гитлеровских войск. Тут-то открыто проявилось то, что он скрывал от всех, – его панический страх перед Гитлером. Сталин выглядел старым, пришибленным, растерянным. Членам Политбюро, собравшимся вечером 30 июня у него в кабинете, он сказал: «Все, чего добился Ленин и что он нам оставил, мы безвозвратно потеряли. Все погибло». И, ничего не добавив, вышел из кабинета, уехал к себе на дачу.

Берия рассказывал, что все остались в растерянности. Но потом решили наметить некоторые практические мероприятия. Ведь шла война, надо было действовать. Обсудив дела, они решили сами поехать к Сталину. Сталин принял их, и они начали убеждать его, что еще не все потеряно, что у нас большая страна, мы можем собраться с силами и дать отпор врагу, убеждали его вернуться к руководству и возглавить оборону страны. Сталин согласился, вернулся в Кремль и опять приступил к работе».

Лично я не верю ни в какую растерянность И.В. Сталина. По-моему, было совсем другое – Иосиф Виссарионович накануне войны неоднократно по совету ближайших сторонников перетасовывал командные кадры, подбирая на ответственные должности, по его мнению, наиболее грамотных людей. Но эти «грамотеи», умевшие показать себя в мирное время и при ведении ограниченных (локальных) военных действий, оказались совершенно не подготовленными для руководства крупными войсковыми формированиями в условиях начавшейся большой войны. К.Е. Ворошилов, С.М. Буденный, С.К. Тимошенко, К.К. Жуков, К.А. Мерецков, Ф.И. Кузнецов, Д.Г. Павлов, М.П. Кирпонос, Я.Т. Черевиченко – никто из них не проявил в начале войны не только полководческого таланта, но и самых обычных качеств крупного военачальника. Эффективно управлять войсками было некому, а И.В. Сталин никак не ожидал этого. Растерялся не И.В. Сталин. Буксовала система военного управления, и нужно было время, чтобы наладить ее.

И Сталин сделал это. В начале июля 1941 года он выключил из системы военного управления такое звено, как аппарат наркома обороны, непосредственно замкнув на себя Генеральный штаб. Теперь Жукову, получив сводку с фронта, не нужно было докладывать ее Тимошенко и ждать, пока тот сообщит о ней Сталину. Начальник Генерального штаба получил возможность лично общаться с Верховным главнокомандующим и немедленно реагировать на его указания. Возросла оперативность управления войсками, снизился уровень военной бюрократии в штабах. Но это был только первый шаг на пути к тому, чтобы Красная армия стала единым механизмом, способным четко выполнять полученные приказы.