Электронная библиотека » Валентин Варенников » » онлайн чтение - страница 5


  • Текст добавлен: 25 апреля 2014, 22:11


Автор книги: Валентин Варенников


Жанр: Биографии и Мемуары, Публицистика


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Шрифт:
- 100% +

Раньше, в условиях царской армии, офицер пользовался уважением подчиненных благодаря своей принадлежности к высшему сословию. Хотя бывали и исключения. Теперь он тоже может завоевать высокий авторитет, но уже в силу своих знаний, мастерства, умения преподать эти знания подчиненным. Что еще ценится в офицере? Человечность, исключительное благородство побуждений, честность, чуткость к солдатским запросам. И вместе с тем неколебимая твердость, а порой и жестокость, если она – в интересах дела.

И еще об офицерских качествах…

Если солдаты убедились, что офицер видит в каждом из них личность, а не оловянного солдатика, видит мыслящего человека, бойца, готового в любой момент грудью защитить Родину, то его влияние на подчиненных велико и благотворно, и за таким командиром солдаты пойдут в огонь и в воду.

Воспитывая стремление к высокому поступку, нельзя оставлять место тщеславию. Но у каждого военного человека, независимо от его положения, должно быть и самолюбие. Офицер обязан щадить самолюбие солдата, он должен понимать естественное стремление подчиненных выделиться, обратить на себя внимание, совершить поступок.

По своему опыту знаю: подчиненные ценят волевого командира, однако решительность, твердая воля офицера должны базироваться на логичном, разумном решении, которое покорит солдат своей глубиной и проницательностью. Воля есть характер, но характер умного человека. Без воли, характера и инициативы современный офицер фактически ничто. На инициативу же способен только волевой, с характером человек, а безвольный, бесхребетный – нет. В бою безволие равносильно погибели.

Поэтому, воспитывая подчиненных, офицер должен воспитывать прежде всего самого себя. Его должна отличать верность – не только клятве, военной присяге (приняв ее однажды, не «перевертываться»), но и своему слову. Измена слову, тем более клятве, – омерзительная низость. Верность клятве воспитывается с детства, в армии примером верности слову, присяге является командир, офицер.

Офицеру надо много знать, быть высокоэрудированным человеком. Тогда он способен логично мыслить, предвидеть развитие событий, принимать обоснованные решения.

Офицер должен быть человеком чести. Честь – святыня, постоянная спутница, награда и утешение. Если честь замарана, офицер должен расстаться с военной службой. Когда сам он того не делает, ему должен помочь старший начальник или офицерское собрание: не смог возвыситься до истинного понимания чести – уходи, не порочь офицерский корпус.

Офицер обязан являть собою пример четкости, исполнительности, дисциплинированности. Его долг – постоянно выкладываться в деле; терпеливо и убедительно разъяснять подчиненным, зачем нужны воинская дисциплина, воинский порядок, взаимная субординация – все, на чем базируется стройность армейской жизни.

И если офицер обладает всеми перечисленными качествами, вокруг него невольно возникает ореол благородства, добра, высокой нравственности. Его авторитет, как в кругу военных, так и в обществе, высок. Нельзя забывать: через офицерский корпус ежегодно проходят сотни тысяч юношей; с годами – это миллионы, десятки миллионов человек самого активного, жизнедеятельного возраста. Легко себе представить влияние офицерского корпуса на народ, на строительство нашего государства.

Горе стране, если, отслужив свой срок в Вооруженных силах, солдат уходит, не получив положенного заряда обучения и воспитания, если уносит с собой отвращение к воинской службе, считая это время бесполезно пропавшим для жизни. Больше того, порой вспоминает о нем с ужасом (когда в части процветала дедовщина). И тут правомерно предъявить офицерам счет, потребовать объяснений: почему из армии возвращаются уроды, а не богатыри, как прежде? Да, можно спросить! Но одновременно надо спросить и с Президента Российской Федерации – почему над офицерским корпусом страны на протяжении последних десяти – пятнадцати лет глумятся? Почему офицер с семьей скитается, словно бомж, месяцами (до 2000 года) не получая денежного содержания? Почему его вынуждают стреляться, увольняться или идти к новым русским на заработки – ночным сторожем, грузчиком, посыльным?

Разве способен нынче офицер полностью отдавать себя тому благородному, необходимому стране и народу делу, о котором говорилось выше? Разве способен он думать о высоких материях, когда сам влачит нищенское существование, угнетен, унижен, незаслуженно опозорен? Можно ли рассчитывать в этих условиях, что офицер будет плодотворно трудиться, выполняя свой долг по обучению и воспитанию солдат? Право, даже неловко задавать сегодня подобные вопросы. Мне, старому солдату, больно и горько за нашу армию…

Насильственно разломали Советский Союз. Насильственно, с кровью, разорвали Советскую армию. А ведь она была на самом деле непобедимая и легендарная, о чем не только в песне пелось… В стране существовала уникальная система подготовки, оснащения, мобилизационного развертывания главных сил, надежного управления ими.

Когда началась Великая Отечественная война, все это сработало незамедлительно! Армия, ее руководство действовали с первых минут. Правда, одни лучше, как Одесский военный округ и Черноморский флот, другие – хуже. А в 1994 году в Чечне российские войска оцепенели. Да и вообще, как вышло, что у нас стала совсем не та армия? А получилось так потому, что после августа 1991-го ее все больше и больше угнетали, травили, разваливали, вели по ложному пути. Чечня стала «моментом истины» на этом пути.

Померкла наша слава в 90-х годах XX века. Говорить об этом тяжело, но правды не скроешь. Одна половина армии гибла в бездарной войне в Чечне, а другая – истощала себя в борьбе с внутренними врагами, перекрывшими все каналы финансирования, материально-технического снабжения. Попросту говоря, Вооруженные силы страны бросили на грань выживания. Пытаясь сохранить себя, они одновременно старались уберечь Россию, ее суверенитет, удержать оборону страны на должном уровне. А вместе с тем армия избавлялась от полицейских функций, которые ей навязал президент Ельцин. Она твердо знает: у нее одно вечное предназначение – защита Отечества от врага внешнего.

Бесконечные гонения на Вооруженные силы продолжались вплоть до 2000 года. И председатель правительства, и президент Ельцин – он же Верховный Главнокомандующий – делали грозный вид: в армии и на флоте реформы должны идти и мы будем их проводить… А финансирование? А образовавшаяся задолженность? Ответа на эти вопросы нет, и все разговоры о «реформах» повисали в воздухе.

И как бы ни был предан своему делу министр обороны – если нет денег, пульс в Вооруженных силах не забьется. К такому вот состоянию привели нашу армию псевдодемократы. Печально гляжу я на все то, что произошло в Вооруженных силах. И если дело, начатое В. В. Путиным и С. Б. Ивановым по спасению наших Вооруженных сил, не найдет продолжения, то нет сомнения, что грянет полный крах. Если только не будут приняты именно решительные меры, а не полумеры (типа увеличить денежное содержание на несколько процентов, жилье выдавать по сертификатам и тому подобное) уже сейчас, в новых условиях, то будет беда. Она коснется всей страны. Случится беда с армией – рухнет и суверенитет России.

Часто армию сравнивают с огромным деревом, которое защищает землю от бурь и ненастья. Корни его протянулись по всей стране, питаясь земными соками. Это дерево живет интересами своего народа, оберегает его. Народ и армия подобны земле и дереву – первая питает армию, второе – прикрывает народ.

В то же время сама армия должна быть и чистилищем, и источником духовного, нравственного обогащения молодых, приходящих в ее ряды. Вполне понятно, что в этих условиях именно офицеры должны быть главными наставниками нового поколения. Каждый из них должен проникнуться патриотической идеей, стать духовным учителем молодежи. В определенной степени это общественные деятели, поскольку играют значительную роль в воспитании масс. Так что слово и понятие «офицер» должно звучать гордо!

Волей судьбы наш народ стал народом-воином. Он постоянно защищал свое Отечество от нашествий с востока, запада, юга. Ему просто необходимо было переродиться в армию, где около двух лет служат в кадровом составе, а все остальное время пребывают в кадровом запасе, лишь периодически приходя на сборы – для восполнения забытых навыков или изучения новой техники, участия в учениях, уточнения своего места на случай войны (последнее сегодня – тоже очень актуально).

Что бы ни было, какие бы катаклизмы ни происходили со страной, армия остается ее важнейшим институтом. Она всегда должна быть на страже, начеку. А для этого все ее подразделения обязаны находиться в боевой готовности.

Поэтому, что бы ни было, офицеры всегда на переднем крае. Именно от них в большой степени зависят обороноспособность нашей страны, судьба нашей Родины.

Хочу, чтобы все знали: офицеры обязаны не только обучать и воспитывать новобранцев, поддерживать боеготовность своей воинской части, но и влиять на народ, и особенно на ту его часть, которая приходит на сборы из запаса. Главная сила армии на случай войны – в мобилизационном резерве.

И еще одни, очень важные грани деятельности офицера. Наше государство многонациональное. Кроме того, в армию приходят люди разных верований, племен, убеждений, взглядов, характеров, с различной нравственностью, а теперь – и идеологией. Представляете, как это сложно, но это надо офицеру учитывать.

Ближайшая задача офицера (это всегда было и остается) – добиться доверия, а на этой основе – и откровенности подчиненного. Если это случится – можно гарантировать успех дальнейшей воспитательной работы, обучения. Заняв же позицию «казенного» службиста, идя по пути формальных требований устава, офицер оттолкнет подчиненных от себя. Они не станут своими, близкими. Какой же может быть разговор о военной семье?

Вера в офицера – сказано в прямом и переносном смысле – залог больших и малых побед. И тут надо использовать все средства. Особенно важно проявлять заботу, участие в солдатских нуждах, просьбах. Все должно делаться искренне, от души, без фальши и лжи. А солдатская любовь завоевывается только в общении. Наш солдат любит, когда с ним разговаривают, в отличие от немцев – те привыкли лишь к командам; скандинавы вообще любят молчать – даже настроение передают взглядом.

Военная служба тяжелая. Она не может идти в сравнение с какой-то другой службой. Военное дело очень сложное. А жизнь офицерская всегда связана с постоянными опасностями и с большими лишениями. Но армия крайне необходима государству и обществу. Поэтому внимание народа, президента и правительства к Вооруженным силам, к офицерскому корпусу должно быть особым и повседневным.

Наверное, я слишком подробно говорил о том, что собою представляет офицер и каким должен быть офицер. Но, отдав жизнь военной службе, пройдя путь от курсанта и лейтенанта до генерала армии, я усвоил полезную и давно известную истину: генералами не рождаются. Очень хочу, чтобы те безусые пареньки, что ежегодно приходят в воинские части, училища, понимали это. Скажу по своему опыту: несомненно, на меня огромное влияние оказали мои первые военные наставники – взводный и ротный командиры училища. Лейтенант Архипов и старший лейтенант Захаров.

Я, как и другие курсанты, верил в них, глубоко уважал, да просто молился на них. Это были мои кумиры. Слушая их, старался не пропустить ни слова (даже сказанного между прочим), ни жеста. Старался им подражать во всем. Попадая в переплеты, бесконечно спрашивал себя: что в этом случае сделал бы мой командир? Правильно ли я поступаю? Именно этим командирам я обязан своим начальным становлением, знаниями. Это был тот крепкий фундамент, на котором можно было строить все, что потом состоялось с годами, и в первую очередь – самостоятельность!

В училище занятия по тактике проводились на горе Уктус. Она находилась в трех-четырех километрах. Выдвигались туда, как правило, марш-броском. Всего полчаса – и мы в районе занятий. Лейтенант Архипов, тоже пробежавший с нами это расстояние, как ни в чем не бывало вводит в обстановку: где и какой «противник», какие действия предпринимает, затем говорит о своих войсках – состав, какие перед нами стоят задачи, в чем конкретная цель нашего отделения, взвода или роты (в зависимости от роли, в которой выступаем). Но самое интересное – пробежав с нами эти километры, командир как огурчик. Он дает команду: «Заправиться!» – поскольку мы все, как говорится, «в мыле». Ведь выкладка в сорок килограммов что-то значит. Тяжко! Особенно с непривычки.

Командир делает вид, что мы смотримся нормально. Конечно, это подкупало. Однако, помню, все ворчал курсант Дымерец. Родом он был из Одессы, а призывался в Армавире. То у него одышка, то в боку колет, то растер ногу. Впрочем, прошло полгода, и все пришло в норму. Исчезли жалобы, хотя и потом на занятия и с занятий – только бегом. Теперь все стали как огурчики. Но главное, готовы были пробежать еще столько же.

Особенно нас поражала выносливость старшего лейтенанта Захарова. Он «возникал» в казарме за час-полчаса до подъема. Объявлял тревогу, приводил роту в полную боевую готовность с выдачей комплекта боеприпасов, учебных гранат. Затем мы совершали марш-бросок вначале на пять, потом на десять километров. Вместе с нами во главе роты бежал он, ротный. И еще насвистывал любимую мелодию из «Цыганского барона». Мы таращились на него: как может человек бежать и одновременно насвистывать?

В цирке таких виртуозов не увидишь. После пробежки рота валится с ног, а он идет к турнику и выкидывает такое, что все как завороженные – смотрят и не дышат. Каждый наверняка думает: «Ведь я и сотой доли не могу из того, что вижу». А он, разгадыватель наших мыслей, говорит: «Вы со временем сможете все это выполнять, надо только работать над собой, стараться…» И мы верили, старались. Кое-что получалось и у нас. Например, легко стали переносить марш-броски.

Но командиры нагрузку постоянно увеличивали, и броски мы вскоре стали совершать в противогазах. Кое-кто стал «мудрить»: в дыхательный клапан противогаза вставляли спичку, чтобы он был постоянно открыт для вдоха-выдоха; вдох фактически шел не через коробку противогаза, а напрямую. Некоторые вообще открывали клапан. Первый, кто попался на этом «подвиге», был все тот же Дымерец. Видно, его засек ротный во время марш-броска, но сам разоблачать хитреца не стал – поручил это старшине роты Афонину.

И вот очередной марш-бросок… Метров за триста до военного городка нас ожидал старшина. Когда рота с ним поравнялась, старший лейтенант Захаров дал команду: «Стой, снять противогазы». Потом добавил: «Старшина Афонин, командуйте». А сам отправился в военный городок. Старшина скомандовал: «Противогазы к осмотру». Затем объявил, что осмотр станет делать выборочно. Так вот: первым был курсант Дымерец. Оказывается, он вообще оторвал клапан. Что тут было!..

Беднягу вывели из строя. Объявили роте, что это злостный нарушитель дисциплины. Оказалось, он нанес еще и материальный ущерб. А главное – обманывает своих командиров и товарищей… Дымерец стоял белый и мокрый. Мы сильно переживали за него.

Весь день прошел под впечатлением случившегося, развязка наступила вечером – после ужина. В роту пришел Захаров. Был вызван Дымерец. Его подвели к «Военной присяге» – текст ее в рамке, под стеклом, был на самом видном месте. Все притихли. Ротный делал вид, что все происходящее касается только их двоих. Но понятно же, что рассчитывал на общее внимание. А у нас, конечно, ушки на макушке. Между ними произошел такой диалог.

Ротный. Курсант Дымерец, вы принимали военную присягу?

Дымерец. Так точно, принимал.

Ротный. Вы расписывались под этой клятвой нашему народу?

Дымерец. Так точно.

Ротный. Вы помните слова, которые произносили в тот торжественный и очень ответственный для вас момент?

Дымерец. Так точно.

Ротный. Теперь зачитаем всю присягу, разберем каждое предложение… Посмотрим, как вы выполняете присягу.

Мы – не дышали. Дымерец вынул носовой платок и вытер лицо. Почему-то все время поправлял на гимнастерке затянутый до предела ремень.

Ротный. Читайте.

Дымерец. Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооруженных сил, принимаю присягу и торжественно клянусь….

Ротный (перебивает). Вы чувствуете глубину этих слов? Торжественно клянусь! Клянетесь перед лицом своих товарищей всему нашему советскому народу. Курсант Дымерец, вы чувствуете? Продолжайте, послушаем, в чем же вы клянетесь.

Дымерец. Клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином, строго хранить военную, государственную тайну, беспрекословно выполнять все воинские уставы и приказы командиров и начальников….

Ротный. Разве ваши действия, курсант Дымерец, соответствуют этим высоким словам? Вы же поступили бесчестно! Вся рота бежала в противогазах, приобретая необходимый навык, а вы всех обманули и фактически бежали без противогаза – маска была надета, но клапана не было. Этот поступок говорит о вашем моральном облике. Вы проявили недисциплинированность, не выполнили приказ командира – бежать в противогазе. Даже такой приказ не можете выполнить! А как будете выполнять приказы в бою? Это же значительно тяжелее – сейчас война.

Дымерец молчал.

Ротный. Продолжайте читать слова присяги.

Дымерец. Я клянусь добросовестно изучать военное дело….

Ротный (обрывает). Вы клянетесь добросовестно изучать военное дело, до-бро-со-ве-стно, вы понимаете? Вы добросовестно изучаете военное дело?

Дымерец (подавленно). Нет.

Ротный. Продолжайте.

Дымерец. Я клянусь всемерно беречь военное и народное имущество….

Ротный. «Всемерно беречь…» А вы? Вы его портите, умышленно наносите ущерб. О какой преданности можно тут говорить? Продолжайте читать дальше.

Дымерец. Я клянусь всемерно беречь военное и народное имущество и до последнего дыхания быть преданным своему народу, своей Советской Родине, Советскому правительству…

Ротный. Как вы смотрите на свою преданность?

Дымерец молчал.

Ротный. Продолжайте.

Дымерец. Я всегда готов по приказу Советского правительства выступить на защиту своей Родины – СССР…

Ротный. Как вы можете быть готовы, когда даже в несложной обстановке проявляете недисциплинированность? Какой из вас защитник? Продолжайте.

Дымерец (уже угасающим голосом). И как воин Вооруженных сил я клянусь защищать ее мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни….

Ротный. Где же ваша честь, если вы обманываете? Кто на вас может положиться? На каждом шагу – одни сомнения… Что же нам делать?

Дымерец. Не знаю.

Ротный молчал ровно столько, сколько требовалось, чтобы Дымерец и вся рота «прониклись». Потом добавил: «Зачитайте заключительную часть военной присяги». Тот читал медленно. Казалось, иссякли все силы.

Дымерец. Если же я нарушу эту мою торжественную присягу, то пусть меня постигнет суровая кара советского закона, всеобщая ненависть и презрение трудящихся….

Чтение закончено.

В казарме гробовая тишина. Ротный молчал, Дымерец – тоже. Мы все от сопереживания взмокли. И вот дрожащим, едва слышным голосом Дымерец сказал: «Я виноват, очень виноват, вы меня простите, товарищ старший лейтенант». Что-то в нем заклокотало. Наверное, плакал. После небольшой паузы ротный сказал: «Я учитываю ваше раскаяние, курсант Дымерец. Считаю, вы поступили необдуманно, а сейчас правильно оценили свой проступок… Надеюсь, ничего подобного не повторится. Хочу верить, что вы станете примерным курсантом. Инцидент исчерпан. Понятно?» Дымерец закивал головой. Ротный пошел к выходу. Несколько человек подошли к «пострадавшему». Подбадривали его тихо, неуверенно. Всем было понятно, что ротный «растер» парня, даже не объявив ему взыскания (если бы объявил, наверное, было бы легче). «Выстрел в десятку!» – так подумал я о том, что мы наблюдали.

Не было в роте равнодушных к этому событию. Подавляющее большинство, уже обсуждая, высказывалось в пользу ротного. А те, кто отмалчивался, уверен, сами что-то предпринимали подобное с противогазом и сейчас благодарили Бога, что не оказались на месте того парня.

Если подходить к рассказанному с позиции современности, т. е. до конца 90-х годов, то ротному и в голову бы не пришло создавать проблему вокруг этого случая.

Есть посерьезнее! О каких высоких материях, например, можно говорить недоедающему курсанту? Или полуголодному солдату? К тому же: разве смог бы ротный командир провести «воспитательный час», будь у него военная присяга нового образца, утвержденная Законом РФ «О воинской обязанности и воинской службе» от 11 февраля 1993-го? Ведь в ней всего три фразы: «Я (ф.и.о.) торжественно присягаю на верность своей родине – РФ. Клянусь свято соблюдать ее Конституцию и законы, строго выполнять требования воинских уставов, приказы командиров и начальников. Клянусь достойно выполнять воинский долг, мужественно защищать свободу и независимость, конституционный строй России, народа и Отечества».

Конечно, эти фразы что-то в себе несут. Но далеко не ту ответственность, которая была заложена в военной присяге советского времени. Сегодняшний юноша, прожив последние десять-пятнадцать лет в условиях псевдодемократии, лжи, мракобесия, коррупции, грабежа народа, обобщенно называемого «диким капитализмом», где деньги добываются любой ценой и являются целью жизни, – такой юноша перерождается, деградирует. Делает это прежде всего яд «их» культуры. Его уже изуродовали нынешней «свободой», которая обернулась вседозволенностью и полным отсутствием каких-либо нравственных ограничений. Он точно знает: сейчас человек человеку – волк. И это порождает уродливую мораль, открытый цинизм, наглое хамство в отношениях. Все это юнец уже вкусил. Будут ли услышаны им речи об ответственности, долге, чести, совести, морально-боевом духе? Вряд ли.

Но ведь во всем том, что сегодня происходит с нашей молодежью, виновато государство.

Конечно, найдутся и исключения, но мы не найдем единодушного отклика в сердцах молодых. А те, кто с молоком матери впитал высокую духовность и моральные заповеди, и те, кто всего этого был лишен, но не потерян для нормального общества, составляют меньшинство. В подобных условиях воспитывать личный состав Вооруженных сил неимоверно сложнее, нежели прежде, в особенности в то время, когда я, недавний выпускник средней школы, постигал азы военной науки.

…В училище часто говорили об обороне Ленинграда, Москвы, Брестской крепости. А после контрнаступления под Москвой наш батальон собрали в клубе. Помню, выступил командир батальона подполковник Ким. Он рассказал, что в битве под Москвой полностью развеян миф о непобедимости гитлеровского вермахта, что немецкие фашисты обломали зубы об СССР и были вынуждены отказаться от стратегии блицкрига – молниеносной войны. С радостью слушали мы о том, что наконец-то начался период отмщения агрессору. Сталинские слова «будет и на нашей улице праздник», конечно, действовали окрыляюще. Мы уже поговаривали: пока будем учиться, фашистов разобьют и мы окажемся обделенными – на нас войны не хватит. Впрочем, эти опасения испарились к лету 1942 года. Немцы нанесли по нашим войскам удар на Южном стратегическом направлении. И снова тревога за судьбу Родины, сжималось сердце. Мы осаждали лейтенанта Архипова вопросами: что, как, почему, когда? А он сам переживал.

Наверное, чтобы нас успокоить, говорил, что это последние потуги Гитлера. Только мы, вчерашние мальчишки, не заблуждались – в немцах еще чувствовалась сила. Горечь поражений Красной армии обжигала наши души. Успешные итоги битвы за Москву не были закреплены.

Занятия в училище шли ритмично, без потрясений, но – напряженно. Месяца через два-три мы привыкли к насыщенному распорядку и не испытывали усталости, к тому же питание было хорошее.

Большинство ребят нашего взвода, да и роты, учились на «пятерки» и «четверки». У нас появились виртуозы артиллерийской стрельбы с закрытых огневых позиций; имелись мастера быстрой оценки обстановки, управления подразделением; у многих была блестящая физическая подготовка… И все это лишь за десять месяцев учебы. Правда, очень напряженной учебы. Плюс отличный подбор офицеров – без преувеличения, их труд внес свой вклад в разгром врага.

Несмотря на военное время, жизнь в училище была интересной и разнообразной. У нас, например, была своя художественная самодеятельность – успевали и здесь. Как-то состоялся ее смотр. От нашего взвода участвовали двое: мой друг Борис Щитов, он пел, а Николай Головко аккомпанировал ему. Мы за них, конечно, здорово переживали. И вот на сцену вынесли стул, на нем угнездился с баяном верзила Головко, Борис Щитов стоял рядом. У него был не сильный, но очень приятный баритон, исполнял старинные русские романсы, и репертуар его был довольно богат.

В предвкушении приятных минут зал замер. Борис объявил: «Сейчас я спою романс «Гори, гори, моя звезда». Боря кивнул Николаю, тот потянул мехи… Мы сразу почувствовали неладное: музыкант выводил что-то похожее, но ноты брал не те. Боря все-таки запел – красиво, ровно. Но чем дальше, тем тяжелее было слушать: Борис пел свое, а Николай – тянул другое, совершенно непонятное. Щитов, однако, не сдавался, пел, очевидно, в надежде… Разве кто-то знал, на что надеялся Щитов? В зале начались смешки, потом громко хохотнули. И вот – развязка: Борис протянул: «Умру ли я, и над могилою…», затем остановился, повернулся к Головко, который тоже умолк, и говорит: «Твою… дивизию, Коля, что ты играешь? Спятил? Продолжай сам!» И ушел.

Зал раскалялся от хохота и аплодисментов. Головко встал, забрал стул и пошел, пятясь задом и кланяясь, пока не упал. Зал умирал от хохота. Когда все кончилось, только и говорили об этом номере. Допытывались у Головко, что такое с ним приключилось. Он уверял, что и сам не понимает, что же с ним произошло. Видно, от чрезвычайного волнения явно не «в ту степь» пошел. А Борис утверждал, что Головко умышленно сорвал номер, и дал ему затрещину, сильно рискуя, кстати сказать, если вспомнить о внушительных возможностях Николая. Но тот вместо адекватной реакции тихо произнес: «Боря, прости, я действительно растерялся».

Старшина Афонин долго еще, приходя в казарму, говорил: «Как вы тут, певчие птички? Армия – не эстрада!»

Случалось и мне лично попадать в различные переделки. Через два месяца учебы курсантов понемногу начали отпускать в город. Давали увольнительную с расчетом – за час до вечерней поверки должен быть на месте. Накануне Нового, 1942 года мы решили: надо кого-то откомандировать в город за покупками. Собственно, речь шла о конфетах. Сошлись на том, что с задачей справятся сержант Варенников и курсант Довбня. Мы заявили старшине свою просьбу об увольнительной. А тот, доложив командиру взвода и командиру роты, получил «добро». И вот наконец после тщательного инструктажа старшины мы с Довбней отправились в город.

Добирались почти два часа. Мы обратили внимание, что окна в домах были оклеены бумажными лентами – крест-накрест. Однако с наступлением темноты улицы освещались, в домах тоже горел свет. Публика на улицах озабоченно суетилась, но выглядела вполне прилично. Очевидно, контрнаступление под Москвой подняло дух у людей, подумалось мне тогда. Пока мы бродили из магазина в магазин, нас четыре раза «захватывал» военный патруль. И каждый раз дотошно проверял документы, задавал глупые, как нам казалось, вопросы… Убедившись, что мы не диверсанты, минут через десять-пятнадцать отпускали.

Времени оставалось в обрез, пришлось поторопиться. Мы искали самые дешевые конфеты – «подушечки» и медовые пряники. Наконец взяли по шесть килограммов того и другого, это приблизительно по двести граммов «на нос», для чего пришлось преодолевать еще одно препятствие – в одни руки больше пятисот граммов не давали. Надо было вставать к разным продавцам или просить о такой услуге кого-то из покупателей.

Наконец, «отоварившись», отправились к трамваю. Пока ждали его, пока он плелся к нашей остановке, время вышло. А нам еще от остановки добрых полчаса. Сошли с трамвая, а напротив – патруль, и направляется к нам. В голове мелькают все наивозможные варианты действий. А ноги уже бегут! Сами! Иначе – нельзя. Патруль точно потянет в комендатуру, а тогда – вообще пиши пропало. Короче, мы рванули и летели, как олени. И сразу к лесу, за которым училище. Патруль – за нами. Минуты через три выскакиваем на набитую тропу, она тоже ведет к лесу, хотя и по диагонали. Уже виден, совсем рядом КПП (контрольно-пропускной пункт), а это – спасение. Добавили скорости – стали отрываться от преследования. Наконец долгожданный двухметровый забор училища – перемахнули его, будто детский штакетник, а через минуту – в казарме. На часах – без трех минут 22.00.

Сдали дневальному увольнительные. Появился дежурный по роте. Довбня ему этак небрежно говорит: «Учти, мы уже давно прибыли. Доложи старшине и дежурному по училищу». Тот доложил старшине роты, отнес увольнительные дежурному по училищу. Теперь полный порядок.

Мы раздали покупки – ребята были довольны. До Нового года оставалось два дня. Но назавтра при построении на обед вдруг появился командир роты. Старшина доложил: «Рота построена!» Комроты прошелся вдоль развернутого строя, многозначительно посмотрел мне в глаза, затем – Довбне и дал команду продолжать движение. После обеда Довбня прибежал, говорит: «Он так на меня посмотрел, что затряслись колени». Я ответил: «Ты слишком мнительный». На этом, казалось бы, все закончилось.

Но накануне Дня Красной армии старшина говорит мне, что я мог бы пойти в увольнение. Я отказался. Он подумал и добавил: «Ротный предлагает увольнительную именно тебе». Я объяснил, что мне идти некуда. Старшина пожал плечами и ушел, а через неделю, уже после праздника, говорит: «Знаешь, что сказал ротный? Передай Варенникову: он перед Новым годом поступил правильно».

Я понял, что старший лейтенант Захаров знает все подробности; он также понимает, что если бы мы связались с патрулем, то наверняка опоздали бы, да и бросили тень на училище.

Сознаюсь, мне польстило, что командир роты оценил ситуацию так же, как и мы с Довбней. Конечно, нельзя было допустить, чтобы на роту легло пятно – курсанты опоздали из увольнения. Как-то спрашиваю Довбню: «А ты чего в город не ходишь?» «До окончания училища не пойду». Подумав, сказал ему: «Я – тоже».

Понимаете, даже в мелочах мы старались не подвести коллектив, быть на высоте. Мы боролись с малейшим отступлением от норм, от писаных и неписаных правил. Советская молодежь ощущала свою высокую ответственность за всю страну. Это истинная правда. Так нас воспитывали, такими мы были. Отсюда общая подтянутость не только военных, а всего народа. Естественно, были и с отклонениями, но в целом – то, что надо.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации