Текст книги "Новый год со спецэффектами"

– Мы не на пути к коммунизму, где каждому по потребностям, – решительно пресекала я попытки подруги обойти меня сбоку по свободным протоптанным следам. – И за нами никто не гонится с намерением экспроприировать экспроприированное. Потому как нечего отбирать.

– А чего тогда несемся? Нет! Не отвечай. Несемся и несемся. Вылезем на накатанную дорогу, где бежать легче, там и расскажешь. – Наташка с трудом перевела дух. – Хотя я и сама уже догадалась – в заброшенном доме ты увидела два трупа с ножами в спине. Соединение алкоголя с анестезирующим средством дало гремучую смесь, действием которой Рената сдуло с реанимационного ложа, и он, ненормальный, теперь ищет жертв. Катерина с его любовницей просто оказались ближе нас всех.

К моменту завершения этой трудной для Натальиного языка речи, сопряженной со значительными физическими усилиями, мы с ней благополучно выкатились на дорогу. Я заставила себя посмотреть в сторону убогого и явно не жилого дома, сделав нелестное для себя заключение: у меня серьезные нелады с психикой.

Наташка скакала на одной ноге, пытаясь вытряхнуть из сапога снег. Это ей плохо удавалось, пока она не прибегла к моей помощи. В лесу что-то треснуло, щелкнуло, и этот звук так саданул по моим обнаженным, не хуже Наташкиной ноги без носка, нервам, что я невольно взвизгнула и чуть-чуть присела, закрыв уши руками. Пытаясь обрести равновесие, Наташка нелепо взмахнула сапогом и носком. Сбив с меня шапку, припала ко мне, как к калитке в заборе, заставив выпрямиться и попятиться назад. Высказаться она не успела – непонятно откуда донесся протяжный вой, и мы, не сговариваясь, рванули к дому Гусевых, я – без шапки, подруга – в одном сапоге.

Бегать так быстро мне еще ни разу не доводилось, но гордости от этого достижения я не испытывала. Лихорадочно рванув ручку двери на себя, поняла – дверь закрыта изнутри, и со всей силы в нее затарабанила. Через пару минут стало ясно – открывать нам никто не торопится. Хотя даже с крыльца было слышно, как наверху надрывается лаем прикованная к батарее Денька, а внизу во всю силу своих возможностей заходится телевизор. Прищуривая время от времени глаза, в окно за нами с громадным интересом наблюдал Бармалей.

– Отойди. Дай я попробую… – Используя сапог не по назначению, Наташка принялась лупить им по двери. Потом додумалась натянуть его на ногу и снова начала колотить. – Если после тридцатого удара не откроют, разнесу к чертовой матери окно вместе с этим котярой!

Угроза подействовала на счете «двадцать». Дверь распахнулась – перед нами, потряхивая мокрыми руками, стояла очень удивленная… Катерина.

Часть вторая
КОЛДОВСКИЕ ЗАМОРОЧКИ

1

Ночь наступила сразу – без всякой предварительной подготовки. Я ухнула в темноту, как в колодец, успев почувствовать только кратковременный приступ тошноты и звон в ушах. Потом началось просветление, больше похожее на сумерки. И где-то над ухом звучал Наташкин голос, сетующий на мою плохую физическую подготовку. Небольшая пробежка – и с копыт долой. До меня стало доходить, что я лежу в тепле при мягком свете настенных светильников и прихожу в сознание. Этот процесс ускорился под воздействием воспоминаний о средствах терапии, обычно применяемых подругой в таких случаях – как даст по щекам! Если уже не надавала – не помню. С трудом прошелестела:

– Только без рук!

– Я бы даже сказала – ошибаешься! И без ног тоже, – обрадовалась Наташка. – Главное, голова цела! Открывай глаза, не бойся. Ты на этом свете, в тепле и заботе окружающих. Катерина, будь добра, принеси водички.

При упоминании имени Катерины мне снова захотелось потерять сознание. Либо у меня настоящие глюки, либо… здесь какое-то проклятое место. Ни то, ни другое не нравилось.

– У нас все дома? – шепотом спросила я подругу.

– Все и даже больше, видишь, Катюша пришла. Ей удалось спровадить Викторию в Москву. Помнишь, что сама отмочила?

– Ничего. В смысле, ничего не помню.

– Едва Катерина распахнула дверь, ты такое «па» выдала! Развернулась на сто восемьдесят градусов, искусно заехав одной ногой за другую, и всей своей массой с мычанием рухнула на бедняжку. Тебе повезло – у нее отличная реакция. Пикнуть, правда, она не успела, но мигом отшвырнула чашку кофею в одну сторону, бутерброд – в другую. Он как раз кота с подоконника сшиб. Ну а свободными руками тебя подхватила.

– За шею? – слабо пискнула я, пытаясь шевельнуть головой. Шея определенно болела.

– Под подмышки! На шее у тебя шарф затянулся, когда мы тебя на диванчик переносили. Папа Карло на один его конец наступил. Ну маленько придушили… Сначала тебя, потом папу Карло. Одним и тем же шарфом. Только ты быстрее оклемалась. Папа Карло раскаялся, но под гнетом вины за содеянное куда-то улизнул в суматохе, скорее всего, в свою комнату, и до сих пор не показывается. А Василиса Прекрасная его утешает… А что это за пойло? – спросила она Катерину, появившуюся с чашкой в руках.

– Зеленый чай с лимоном. Ирочка, выпей, пожалуйста, полегчает.

В голосе Катерины звучала искренняя забота.

Я с трудом заставила себя принять от нее чашку, взглянув при этом ей прямо в глаза. Пусть знает, что считаю себя в своем уме! И кое о чем догадываюсь. Но ответный взгляд женщины поколебал мою уверенность. Он был добрым и открытым. А лицо так и светилось искренним сочувствием. Ну ничего от ведьмы! Хотя, как ни странно, приходилось признать, что они на белом свете существуют.

– Надо ее раздеть и разуть, – заявила подруга и решительно стянула с меня сапог, поколебав поверхность чая с лимоном так, что часть его выплеснулась на мою куртку. Вместе с сапогом на пол, покрытый старым паласом, вывалилась кучка снега. – Надо же, еще и не растаял, как у меня на второй ноге! – удивилась Наташка и удвоила его количество за счет второго сапога. – Катерина, тащи совок!

Я рывком села на диване, на короткое время ощутив легкое головокружение.

– Слушай, откуда она здесь взялась? – кивнула я в сторону ушедшей на кухню женщины.

– Из дома, вестимо… Пока тебя… в тебя приводили, успела рассказать про ночную прогулку домой. А сегодня выпроводила Викторию и пришла сообщить эту радостную новость Машке. Та вместе с Алькой еще спит…

– Вечным сном… – пробормотала я.

Наташка так и взвилась:

– Типун тебе на язык! Просто снотворное выпили. Василиса Прекрасная полчаса назад к ним заходила. Обе дрыхнут сном праведниц. И отнюдь не вечным. Машка даже во сне уговаривает Рената подумать о дочери. Василиса настоятельно просила им не мешать… Ну, ты, я вижу, окончательно пришла в себя. Тогда хватит притворяться. Давай помогу тебе куртку стянуть.

Я покорно приняла помощь. Вернулась Катерина с совком, одним махом смела с паласа подтаявший снег. Выпрямившись, хотела что-то сказать, но отрешенно взглянув в окно, подоконник которого чуть раньше занимал Бармалей, вдруг умолкла на полуслове. Совок наклонился, снежная кучка вновь оказалась на паласе, а в следующую секунду сам совок, выпав из рук Катерины, эту кучку и накрыл.

– Мама дорогая! – удивленно проронила Наташка, мы с ней как по команде обернулись к окну. Никого за ним не было. Дорога да зимний лес, и только.

– Мне, пожалуй, пора, – заторопилась Катерина, забыв про совок, снег, а заодно и веник, с которым она и пошла одеваться.

– Чего это она? – хлопая глазами, спросила у меня подруга. – С места – в карьер! И без совка… – Она легонько пнула совок ногой, убеждаясь в его материальности.

– Иерихонская труба зовет, – чувствуя, как от страха леденеет и покрывается холодным потом левая нога, выдавила я.

– Какая-какая труба? Ты ногу из месива вытащи.

Я тупо посмотрела вниз, вытащила левую ногу из мокрого снега, стряхнула с шерстяного носка капли воды и сразу воодушевилась:

– Труба – иерихонская! По названию древнего города Иерихон, в переводе – «Лунный город». Есть такая библейская легенда – неприступные стены Иерихона рухнули от звуков труб завоевателей. Тогда это казалось чудом. Теперь – научно обосновано. Мне Димка рассказывал, что при раскопках города археологи обнаружили в стенах множество круглых отверстий. Было доказано, что их просверлили во время осады. Во время штурма Иерихона завоеватели орали во все глотки, да еще от души трубили в трубы. Та еще какофония была! От нее-то в одночасье и рухнули стены. Для всего существует определенный горизонт звука.

– Ир, что-то я не слышала никакой иерихонской трубы для Катерины. По-моему, все у нас было тихо.

– Так это еще хуже. Говорю же – у каждого свой порог тишины. Димка рассказывал, что при частоте звуковых колебаний в семь герц, может наступить полный дисбаланс в живом организме – начинают вибрировать внутренние органы, могут даже разорваться кровеносные сосуды.

Совок, подхваченный подругой с пола, вдруг затрясся в ее руке. Будучи не в силах разжать руку, она со страхом следила за вибрацией. Я поняла, что зашла слишком далеко, и твердо заявила:

– Совок никогда не был твоим внутренним органом!

Она немедленно кивнула в знак согласия и разжала руку.

– Спасибо вам за приют, до свидания. – Одетая на выход Катерина возникла перед нами незаметно. – Мне еще надо собраться… Завтра на работу.

– Подожди, куда ж ты пойдешь? По темноте, в нетопленную избу, – размазывая ногой подтаявшую лужицу по паласу, сказала я. – Да и постель у тебя, прямо скажем, не очень. Хотя у каждого свои понятия об удобствах.

Наташка осторожно наступила мне на сапог, валявшийся у ног. Ошиблась немножко, я вовремя отдернула от голенища ногу. Катерина смутилась, прощание получилось скомканным. В том плане, что мы не успели пожелать ей счастливого пути в ответ на ее торопливое «спокойной ночи» и «до свидания». Я встала, охнув и свесив голову набок. Шея болела, как при остеохондрозе. Еще по этому поводу гуляет в народе термин: «продуло». Закрыв дверь и для надежности потолкавшись в нее всем телом, я предложила Наташке пройти в каминный зал, где по-прежнему работал телевизор, она меня опередила, а зря. Никто к ее встрече не подготовился. На столе обнаружились остатки сырокопченой колбасы, живописно разбросанные по большой тарелке, и Бармалей, давившийся карбонадом под развеселые песни Надежды Бабкиной. Елка, которую следователь Храпов ночью вернул в нормальное положение, снова завалилась в угол, хотя остальные последствия ночного погрома были ликвидированы.

Сидеть в обществе котяры не хотелось, а поэтому, выключив телевизор, мы двинулись на кухню и, наплевав на калории и хозяев дома, доели торт, убеждая друг друга, что делаем это исключительно в порядке моральной компенсации за испорченный праздник. Настроение улучшилось. Чтобы закрепить сей эффект, подчистили кое-что из салатниц и, окончательно довольные собой, отправились в свою комнату наверху, намереваясь в спокойной обстановке обсудить ответы на взаимные вопросы по поводу происходящих событий. Я не удержалась и отметила общую железную выдержку:

– Во как закаляется сталь нашего любопытства!

Медленно поднявшись на площадку второго этажа, на ней и застряли, решив передохнуть и заодно обдумать – а не проведать ли все-таки нам Машуню? Первый этап восхождения показался трудноватым. И только я решила покаяться в том, что мы с Наташкой мало чем отличаемся от обжоры Бармалея, как внизу возникло какое-то движение. Тихий шорох невольно заставил присесть на ступеньку и затаиться, вглядываясь в доступную глазам часть холла. Мелькнул хорошо знакомый цветастый байковый халат Василисы Михайловны, потом показалась она сама. Женщина, крадучись, подошла к стулу, оглянулась, заставив нас затаить дыхание, и, подхватив его, направилась к двери. Как мы ни старались понять, что она там делала, так и не смогли. До слуха дважды долетел только ворчливый скрип стула. Назад она вернулась так же с соблюдением осторожности. Долго вглядывалась в темнеющее окно, потом, погрозив пальцем кому-то невидимому, вернулась к себе. Это было настолько непонятно и страшно, что я на какой-то момент ощутила явную передозировку ужаса. Помните сказку о храбром зайчишке? Та же реакция – надоело бояться. И я тут же решила спуститься вниз. Наташка не пускала, шипя не хуже Бармалея. Но мне не терпелось посмотреть результат тайной прогулки Василисы Михайловны в обществе стула.

– Ща как заору!!! – выдвинула подруга решающий аргумент. Пришлось смириться. Выясню позже, вся ночь впереди.

– Тогда пойдем к Машуне и Альке. Взглянем одним глазком и, если спят, тут же ретируемся.

– Чьим глазком взглянем? – потребовала уточнить подруга.

– Одним твоим, одним моим, – начиная злиться, коротко ответила я и скинула Наташкину руку со своего плеча. Это ж надо так вцепиться! Теперь свитер кособокий будет.

Дверь в комнату Машуни была закрыта. Интересное дело! Каким макаром туда могла попасть Василиса Премудрая? Я вопросительно взглянула на Наташку. Она скроила удивленную мину, пожала плечами и шепнула:

– Я-то тут при чем? Наверное, сначала дверь была нараспашку. Машка, заметив заботу матери, проснулась, да и закрыла комнату, чтобы не шлялись все, кому не лень, а потом опять уснула.

Приложив ухо к двери, я прислушалась. Из комнаты не доносилось ни звука. В очередном приступе накатившей храбрости, я решила заглянуть в соседние. Одну из них освободила Наталья, в другой пару часов минувшей ночи спали Аленка с Алькой, перебравшейся к ней из мансарды. Теперь девочка переселилась в третий по счету раз – к матери. Обе комнаты также были закрыты. Мелькнула и тут же погасла мысль переехать поближе к Машуне, подальше от привидений. Нет, пожалуй, все же безопаснее держаться подальше именно от членов этой семейки со всеми ее тайнами. А то, что их хватает, сомневаться не приходится.

Вытянув рукав свитера так, что он скрыл кисть руки, и все равно обжигаясь, я вывернула из настенного двухрожкового светильника лампочку – пригодится, здесь вполне хватит одной. А у нас будет запасная – не ровен час, в коридоре перегорит. Ни о чем не спрашивая, подруга мои действия одобрила, подняв большой палец. Испытывая гордость от продуманности своего поступка, я для удобства перехватила лампочку другой рукой и едва не разбила – она все еще была горячей. Какое-то время мы вместе пытались ее поймать, в результате чего она утратила свое целевое назначение – стряхнулась. Не долго думая, Наташка ввернула ее назад, в три приема вывернув другую. Мы немного подождали, пока она остынет, после чего лампочка безболезненно перекочевала в Наташкин карман. Угрызений совести не испытывали. Пробивающегося из холла света и тактильной памяти хозяевам дома должно хватить с лихвой для того, чтобы безболезненно подняться и спуститься с лестницы.

Похоже, в свою комнату нам суждено было попасть только ближе к ночи. Едва мы собрались продолжить восхождение, как услышали щелчок дверного замка. Входная дверь со скрипом и открылась. Порывом ветра всколыхнуло занавески на окнах, но они тут же вернулись на место – дверь закрылась. Кто-то, прислушиваясь, застыл у порога.

2

Казалось, прошло довольно много времени, пока загадочная личность решила, что оснований быть узнанной нет. Да и кто бы сразу опознал Василису Михайловну, с головы до пят закамуфлированную в шапку-ушанку, телогрейку, безумные штаны-галифе защитного цвета и серые валенки? Ведь вначале лица у личности не было. Его надежно скрывала натянутая на лоб шапка и шарф, в котором утонула нижняя часть физиономии. Мы невольно переглянулись, удивляясь тому, что прозевали момент выхода женщины на улицу. Василиса Михайловна замерла, немного постояла, прислушиваясь, затем быстро стянула с себя шарф, а следом и шапку. Достав вороватым жестом из кармана телогрейки завернутый в тряпку предмет, сунула его под диван, на котором я не так давно приходила в себя. Затем заглянула в комнату, именуемую местом происшествия, и бесшумно направилась к лестнице.

Мне тут же вздумалось выйти из себя снова. Я даже успела почувствовать подступающую дурноту – предвестницу потери сознания. Наташка не разрешила. Ткнув меня в бок, быстро привела в чувство. Затем, дернув за основательно растянутый рукав свитера, пригласила следовать за собой. А чтобы особо не мешкала, сразу же подала пример – метнулась к лестнице и на четвереньках полезла на третий этаж. Ступеньки под ней даже не вякнули, зато я прошелестела спиной по стене в надежде добраться наверх своим способом – боком. Уловив этот звук, Василиса Михайловна мгновенно втянула голову в плечи, метнулась к дивану и, вытащив сверток, спряталась за лестницей. Я вынужденно переняла положительный опыт подруги и легко одолела оставшиеся ступеньки. Коридор мансарды встретил темнотой, и Наташка тихо ругнулась на некоторых господ, одержимых манией экономить электроэнергию за счет гостей. Не очень дорогих, между прочим – прибыли со своими запасами.

Не рискуя включать освещение в коридоре и держась за руки, мы пробрались к своей комнате, откуда через неплотно прикрытую дверь слышалось Денькино радостное поскуливание и пробивался слабый свет. Не помню, чтобы мы его включали, не было необходимости. Когда выходили, на улице еще вовсю светило солнце.

Появления привидения я не боялась. Убедила себя, что ему сейчас некогда отвлекаться на нас, а тем более любоваться электричеством. Проникнув в комнату, отмахнулась от приветствий собаки, переадресовав их хозяйке, и, убедившись, что в помещении никого, кроме Деньки, нет, вернулась обратно, плотно закрыла входную дверь с лестницы и только тогда щелкнула в коридоре выключателем, тихонько скомандовав: «Да будет свет! А фиг нам, не будет…» – невольно пробормотала себе под нос через пару секунд, еще несколько раз безрезультатно поработав выключателем. Наташка, выскочившая из комнаты, сунулась в светильник и, чертыхнувшись, отметила:

– Похоже, тут все на досуге друг у друга лампочки воруют. Эх, жаль, нет дверного засова! А еще – пулемета. Видала Василису-разбойницу?! Ир, предлагаю ввернуть в коридоре украденную на втором этаже лампочку и установить ночное дежурство.

– До ночи еще далеко.

– Боишься, патронов не хватит? Так у нас и пулемета нет. Ладно, обойдемся пока без света в коридоре. Денька, сидеть! Выгуливаться будем позже… Главное, здесь нет привидений, а семейные разборки не должны нас затрагивать. Сейчас отдохнем малек и пойдем в баню. Знаешь, где это заведение? Не знаешь. На участке! Прямо за домом. Баню долго топить, но видела бы ты, как папа Карло этой баней гордится! Жаль, наши мужички не попарились…

– Наталья! Не знаю даже, стоит ли тебе говорить…

– Фига себе! Не следовало вообще говорить, стоит ли мне говорить, если сомневаешься, стоит или не стоит. И уж если начала говорить…

Я прижала палец к губам и включила телевизор. Ни звука, ни видимости!

– Антенна отвалилась. Не видишь, провод со штекером на полу валяется? Сейчас мы быстренько его подключим. Надеюсь, током не шарахнет…

Следовало заранее убавить звук, что я забыла сделать. Мне показалось, весь дом вздрогнул от голоса спортивного телекомментатора. Перепуганная Наташка дернула за провод, оборвав пламенную речь диктора и, приложив руку к сердцу, заявила:

– Уж лучше бы током. Блин, уши заложило.

– Уши у нормальных людей в другом месте, – на всякий случай сказала я и ободряюще улыбнулась, что почему-то особенно разозлило подругу.

– Некоторые, еще более нормальные люди, такие, как я, помимо ушей и сердцем слышат. Ой… Как подскочило, как ухнуло вниз! Через пятки… в котельную. Сейчас, наверное, наши спящие красавицы Мария и Алька глаза продерут и заявятся. Куда там всяким принцам и царевичам с их поцелуями против этого ящика! Мертвого поднимет. Как хочешь, а я не могу убавить звук у невключенного телевизора, а включать его очередной раз и сама не буду, и тебе не дам. А что такого в конце концов произошло? Почему нам надо соблюдать правила строгой конспирации? И не строгой – тоже. Следователь не дурак, через пару дней разберется, что ты и на самом деле спала и ничего не видела…

Не выпуская антенного провода из рук, Наташка села в старое кресло и уставилась на меня:

– Ирка-а-а… Ты что-то видела…

Выражением своего лица я заставила подругу умолкнуть. Затем на цыпочках прошла к выходу и, выглянув из комнаты, чуть не выскочила душой из телесной оболочки. Как всегда – беззвучно. Коридорная дверь на глазах приоткрылась. Дальше я просто закрыла глаза, не желая быть единственным зрителем продолжающегося спектакля ужасов. Что-то твердое весьма болезненно садануло меня по выпирающей на ступне косточке. Я сразу вспомнила ее название по медицинской терминологии – «капут», с ударением на первом слоге, а следом, когда невидимый мной киллер решил сгладить боль от удара прикосновением чего-то мягкого и пушистого, то, что «капут» является составной частью «головки».

Не знаю, что вспомнила Наташка, заорала она громче телевизора. Факт! Только очень короткий. Подруга быстро ухитрилась зажать себе рот руками, памятуя, что мстить хозяевам за загубленное праздничное застолье такими воплями, от которых они могут и не проснуться, померев со страху прямо во сне, нельзя! Хорошо еще, если сон приятный, а если кошмарный?

Именно Наташкин крик заставил меня открыть глаза и обернуться. Я решила, что ей гораздо хуже, чем мне. Судя по тому, что она торчала на середине кровати, оседлав ветхий пуфик от туалетного столика, ее сборы туда были не долги. Прихватила с собой, что успела. Хорошо, не шкаф. С трудом отлепив одну ладонь от губ, подруга промычала:

– Посмотри на эту серую сволочь! – И отлепив вторую ладонь, внятно произнесла: – Что творит… злой разбойник Бармалей. Вот скотина! Одно радует – сердце из котельной вернулось проторенным путем на место. Тахикардия, блин! Денька! Вылезай из-под кровати. Никто тебя не укусит.

Собака ответила виноватым поскуливанием, но показываться не торопилась. Скорее всего, прячась под кроватью, сгорала со стыда за свое трусливое поведение. В углу комнаты, вонзив зубы в мышь, по наивности попавшуюся на бесплатный сыр в мышеловке, сидел ощетинившийся Бармалей, всем своим видом демонстрируя решимость отстоять добычу во что бы то ни стало. Именно он шарахнул меня по ноге мышеловкой.

– Пошел вон, истребитель! Мало тебе нашего гуся! Да кому твоя серая мышь нужна, придурок лохматый! – изгалялась с пуфика Наташка.

Бармалей грозно зарычал. В коридоре послышались размеренные шаги, и я мигом отскочила от двери, подруга, в свою очередь, слетела с кровати вместе с пуфиком, удачно двинув им меня под коленки. Садиться в мои планы не входило, но кто ж меня об этом спрашивал? Наташка, непроизвольно притормозила за моей спиной и выпрямилась, уцепившись за многострадальное вытянутое плечо моего свитера. Замерев в ожидании, мы вдвоем были похожи на старую фотографию девятнадцатого века.

В полуоткрытую дверь постучали, и мы разом откликнулись:

– Входите!

Сначала, постукивая концом длинной ручки по полу, «вошла» швабра, за ней показался взъерошенный папа Карло. Бармалей взвыл с такими яростными переливами, как будто был не породистым котом, а ягуаром.

– Добрый вечер! С Новым годом! Извините, девушки, я только кота поймаю – мышеловку отбить надо, – ловко орудуя шваброй, заявил охотник.

Предполагаемая добыча выгнулась дугой и по-крабьи, боком, стала отступать к кровати. Денька неуверенно гавкнула и зарычала, напомнив, что все места под ней забронированы.

– Взял моду таскать мышей вместе с ловушками! Брось, говорю! Десятую штуку спер.

– Да не съест же он вашу мышеловку! – боясь последствий стыковки двух противоборствующих сторон под кроватью, вмешалась я, хватая швабру за другой конец. – Либо выплюнет, либо подавится. Тогда спокойненько и заберете.

– Отдайте палку! Бармалей дичь из мышеловок не жрет. Он ее подкладывает в такие места!.. Вам лучше не знать. К-куда, паршивец?!

Так он папе Карло и сказал! Вырванная из моих рук швабра легко смела с тумбочки настольную лампу, врезалась в шкаф и переломилась. Я ахнула, представив на месте шкафа Бармалея. Но его уже и след простыл. Сердитый Карл Иванович угрюмо посоветовал быть предельно осторожными, не ходить босиком и, ворча на всех сразу, отправился вниз.

– Слушай, это не святое семейство! Слышала? Даже кот в любой момент может «свинью» подложить. Прямо затаренную, в оригинальной упаковке. – Наташка плотно прикрыла дверь в комнату и накинула на нее крючок. – Хоть вниз не спускайся. Зря Деньку раньше не выгуляли. Ну и ладно. Соберемся с духом, выгуляем около крыльца. – Подруга со всего маху шлепнулась на кровать. – Замечательный пружинный матрасик…

Я подождала, пока Наталья и кровать успокоятся, и, немного помявшись, попросила:

– Наталья, сосредоточься, пожалуйста. Я так понимаю, что днем в поисках Катерины мы с тобой зашли не туда, куда надо. Ты ошиблась. Она остановилась совсем в другом доме.

– Я никогда не ошибаюсь! Все выяснила, пока ты в бесчувственном состоянии на диване валялась и зря время теряла. Значит, так: минувшей ночью мы всей ватагой проводили Катерину вместе с Викторией как раз до того места дороги, от которого сегодня днем прокладывали с тобой тропу к пустой фазенде. Оказывается, Семеновне просто в туалет приспичило. Вот она второпях и решила свернуть, рассчитывая, что наша компания, посчитав проводы законченными, вернется домой. Спасибо, мол, вам большое, мы уже прибыли. А мужики оказались полными… джентльменами – идите, говорят, девушки, спокойно. Мы тут постоим и подождем, пока вы благополучно до дома не доберетесь. Вот и пришлось бедняжкам тащиться по снегу первопроходцами. Вроде как домой. Боря еще удивился, какая нелегкая принесла Катерину на такую дачу зимой? Решил, что она не иначе как с мужем поссорилась. И пожалел, что обе дамы у Гусевых не остались. Сегодня нам с тобой, по неведению, пришлось повторять их героический снежный поход. Ну а тогда, ночью, мы постояли, постояли да дальше отправились. Возвращаться домой не хотелось. Надо было дать время Ренату на примирение с Машуней. Не знаю, как насчет примирения, но даже перемирия не получилось – одна из сторон скопытилась. Кто ж знал, что Ренат выйдет из игры таким способом? Кстати, ты вчера, по пути сюда, развилку, наверное, не заметила, не до того было. Там, где дорога в разные стороны раздваивается. Как язык у змеи. По одной мы сюда прибыли, а вторая в деревню ведет. Мы по ней не гуляли. Обратно прошлепали проторенным машинами путем. Кстати говоря, гусевский дом в этой стороне не последний. Просто он на холме, как на высотке. Сразу за домом – небольшой овраг. Там летом ручеек протекает. А дальше, в низине, еще три или четыре дома…

– Подожди, не все сразу, так где Катерина живет? Я имею в виду, куда она сейчас отправилась?

– А я откуда знаю? Наверное, неподалеку. Она сама смеялась, рассказывая, как после нашего ухода назад тащились. Хорошая баба – луч света в этом темном царстве Гусевых – Сапрыкиных. И девушку Вику, которая, покидая Рената, от злости плакала, сумела в себя привести. Как ловко она ее успокоила. Правда, всю дорогу уговаривала. Мы специально ушли немного вперед, чтобы не мешать.

– Почему ты не выяснила, где Катерина живет?

Что-то в моем тоне Наташке не понравилось, и она вспылила:

– Да ты хуже господина Храпова! А на фига мне это надо? В гости меня не приглашали.

Показавшаяся из-под кровати Денька мигом уползла обратно.

Если бы Наташка не огрызнулась, я бы и не разоткровенничалась. Во всяком случае, именно в этот момент. Как-нибудь потом, в теплой обстановке родного дома поделилась бы своими видениями, подав их под соусом из юмора. Увы, подруга огрызнулась… Мой рассказ про увиденное в старой развалюхе сегодня среди бела дня сработал, как мышеловка. Оказавшись в капкане страха, Наташка была настолько ошеломлена, что, подтянув под себя ноги, долго не решалась покинуть кровать. И, не переставая, крестилась. Осмысленное выражение вернулось к ней только после того, как я с минуту, не меньше, болтала перед ее глазами новогодним подарком в праздничном пакете.

– Сама такая… – непонятно к чему выдала Наташка и с силой двинула рукой по пакету, но я вовремя его отдернула. Подругу заинтересовала эта игра, и она потянулась к подарку, как одно упрямое домашнее животное за морковкой в намерении повторить свое действо – упертая! Я оставалась начеку. Очередной раз промахнувшись, Наташка слетела на пол, где попала в обработку выползшей-таки из-под кровати собаки. Это окончательно привело ее в чувство.

– Сидеть, – тихо сказала она Деньке. Та сделала вид, что не услышала. – Ир, это плохая шутка. И тем не менее, ха-ха-ха, – раздельно произнесла подруга. – Я что, дура? Зачем Катерине пить чай в нетопленой развалюшке, непринудительно, то бишь, по доброй воле, развалившись в эксгумированном гробу? Впрочем, ты говоришь, она стояла рядом? Ты мне киваешь или это у тебя голова от страха трясется?

– Киваю. На нервной почве.

– Слушай! Никаких ведьм не бывает. Остались только колдуньи, да и те аферистки. С привидениями, конечно, дело обстоит хуже. Потому что я в них не то чтобы очень верю, но до жути боюсь. А ты, кажется, об одном из них поминала… Да и Алька от кого-то в шкафу пряталась… Хорошая мысль!

Наташка рывком поднялась и шагнула к шкафу. Распахнув все три створки, одну из них сразу закрыла, заметив, что ночевать на полках с бельем ей не нравится – не сможет разложиться на три равные части. А вот пустое пространство с четырьмя пластмассовыми вешалками для одежды ее вполне устраивает. Не долго думая, она залезла внутрь и пригласила меня к себе. Чтобы не расстраивать Наташку по пустякам, я покорно полезла следом. Денька, свесив голову набок и высунув язык, подрагивающий от частого дыхания, пыталась своим собачьим умом понять, зачем нам эта тесная конура на двоих? А затем! Надо же было привести в чувство ее хозяйку. Посидит немного в изоляции и оценит волю. Мешали ноги. Пришлось переменить положение. Мы уселись друг напротив друга и подтянули коленки к себе. Нормально! Удалось даже спокойно прикрыть за собой дверцы. Не очень плотно – ручек-то с внутренней стороны у них не имелось.

Осторожный стук в дверь заставил нас судорожно задергаться. Денька заворчала. Мы запутались ногами. Оставалось либо выкатиться из шкафа клубком, либо затаиться и переждать. Решили переждать, поскольку нормального объяснения своему поведению не нашли. Стук повторился, Денька гавкнула и с недовольным ворчанием снова полезла под кровать. За дверью явно прислушивались. Медлили и входить не торопились. Затем дверь все-таки открылась. Кого именно принесло, не было видно. Зато мы полюбовались секундным пролетом мимо нашей щели Наташкиного пакета с подарком, подхваченного и запущенного с кресла недоброй рукой. Кажется, он полетел в тот угол, где недавно держал оборону Бармалей. Потом настала очередь Наташкиной сумки. Ее содержимое под чей-то яростный шепот взлетало вверх и в зависимости от массы и силы земного притяжения падало куда попало. Я различила только пару слов: «сгиньте» и «пропадите пропадом».