Текст книги "Убойная стрела Амура"

2

На приглашение в гости к Рожковым надеяться не стоило. Но свою компанию мы им навязали – Лия же отметила, что нам все равно по пути. Наташка рекомендовала Святославу не торопиться и не делать резких движений и по этому поводу разъединила дела с внучкой. Молодость непонятлива – «и жить торопятся, и чувствовать спешат». Мне было велено показать образец профилактического вышагивания. Я с готовностью подхватила художника под руку. С «профилактическим вышагиванием» не получалось, я скорее ковыляла, нежели шла. Несколько раз подворачивались каблуки, и Рожков с риском для собственного здоровья проявлял себя в качестве твердой опоры. А вокруг завораживающе щелкали и заливались трелями соловьи.

После пары дежурных вопросов о творческих планах на будущее, которые, надо думать, набили художнику оскомину, он с радостью окунулся в прошлое. Не стоило большого труда подвести его к вопросу о картине с изображением несчастной Полины.

– У меня не возникает сомнений, что эта работа написана в первой половине XVIII века, – забыв про свой радикулит, рассказывал художник. – Что же касается автора… Если бы я был уверен, что Владимир Лукич Боровиковский в свое время имел возможность заглянуть в этот глухой уголок, счел бы портрет Полины делом его талантливейших рук. Но он до 1788 года проживал в Миргороде – на Украине. И только потом переехал в Петербург. Это не его полотно. К тому времени героиня портрета выглядела бы старушкой. Вы, вообще, знакомы с его работами?

Я была вынуждена признаться, что нет. Слава богу, в темноте не была заметна краска стыда.

– Ну что вы! Третий по степени мастерства и известности среди художников-портретистов восемнадцатого столетия. После Рокотова и Левицкого. А вот я просто уверен – вы видели его картины. Только не запомнили фамилии мастера. Я напомню: знаменитое полотно, на котором изображена Екатерина вторая на прогулке в Царском парке…

– А, это там, где она в полный рост, только не как императрица, а как простая пожилая женщина в простом голубом пальто…

– Скажем, не пальто, а платье…

– Ну да. И с тростью. Ей, наверное, уже тяжело было ходить. А рядом собака, преданно заглядывающая ей в лицо. Такая, как бы это сказать… домашняя картина.

– Правильно. Этот портрет императрицы был написан незадолго до ее смерти. Значит, бывали в Третьяковской галерее. Ну так побывайте еще, полюбуйтесь работами Боровиковского.

– А почему вы решили, что портрет Полины мог быть написан его рукой? Если бы не весомые доказательства от противного.

– Ну, это требует целой лекции о манере письма Боровиковского. Давайте остановимся хотя бы на самой героине. У вас не создалось впечатления, что она бездушный манекен?

– Нет, что вы… Полина выглядит, как живая… То есть не совсем так, но… Словом, когда смотришь на нее, чувствуешь, что этот человек реально жил, реально мыслил, реально страдал, что в определенный момент и было подмечено. Все эти чувства, свойственные живому человеку, она перенесла через века…

– Вы почти ответили на мой вопрос. Искусству Боровиковского чужда парадность и манерность. Герои его портретов и в самом деле живут. Не надо бояться этого слова. Ничего мистического в нем нет. А как мастерски он строил композицию! При случае приглядитесь и вы увидите, что Владимир Лукич большую роль отводил пейзажу. Это не просто фон, а настроение. Прекрасное дополнение к чувствам тех людей, которых он писал. Кстати, а вы не усмотрели во взгляде Полины некую тайну? Такое впечатление, что она хотела о чем-то поведать. То, о чем искренне сожалела…

– Я простая дилетантка. Да и картину видела мельком.

– Есть еще один момент, но он выглядит явным диссонансом. Впрочем, не буду забивать вам голову. Кажется, мы уже пришли. – Святослав Валерьевич так резко оборвал свой рассказ, что я не посмела настаивать на продолжении. – Благодарю вас за приятный вечер, – и быстренько освободился от моей руки. – Лия, ты скоро?

– Сей момент! – ответила за нее Наташка. – Ваша внученция так меня заговорила, что я рада хоть пару слов вставить. Успела забыть, как звучит мой неповторимый голос. У Лиечки не голова, а прямо кладезь мудрости. Меня еще никто так не учил жить.

– Меня тоже, но я привык, – засмеялся художник. – Под ее болтовню и засыпаю. Идем, Лия. Мне завтра рано вставать. Это ты до двенадцати дрыхнешь.

После стандартных добрых пожеланий на ночь, мы разошлись. Художник с внучкой отправился в другой конец здания. Значит, проживали они там же, где и часть отдыхающих, не желающих быть пугаными привидениями, состоящими в штате у директрисы. Перед тем как открыть дверь флигеля, я не удержалась и погладила рукой куст сирени. Он был прохладным и на ощупь шелковистым.

Директриса вместе с Лилианой Сергеевной из Копенгагена сидела за круглым стеклянным столом, они поминали душу новопреставленного раба Божьего Вениамина. Не знаю, есть ли такое имя в святцах. Смерть Потапова изменила Ольгино намерение торчать на общем празднике до конца, мероприятием руководили ее коллеги. Судя по тому, что Вениамин характеризовался обеими исключительно с положительной стороны, поминали его не первой рюмкой коньяка. С нашим прибытием обстановка оживилась, Лянка радостно предложила выпить за здоровье присутствующих.

– Ирина и я его изрядно подпортили за сегодняшний день, – проворчала Наташка, вспомнив, что мы с ней и не обедали, и не ужинали. А завтрак был вполне в духе знаменитой картины «Завтрак аристократа».

Ольга сразу вскочила, засуетилась и принялась носиться на кухню и обратно. Лянка тоже попробовала вскочить, но у нее не получилось. Прямо-таки приросла к стулу. Не дожидаясь окончательной сервировки стола, мы принялись хватать все подряд. Потом Наташка опомнилась и с набитым ртом промычала, что неплохо бы помыть руки.

Когда вернулись, Ольга все еще продолжала бегать. Свободного места на столе уже не было, две салатницы Лянка держала в руках, навесу. Обе подозрительно покачивались. В смысле, и Ольга, и Лянка с салатницами. Попробовали остановить безумный бег расточительницы, но как бы не так!

– Безумству пьяных поем мы песню… – вздохнула я. – Это ж сколько отдыхающих сегодня обделили?

– Обижаешь! – угрожающе качнула салатницей в мою сторону Ляна. – Все это… – салатница опасно накренилась, – … из Ольгиного кармана.

– Фига себе! – восхитилась Наташка. – К-какой он у нее объемный и непромокаемый! Остановить бы ее с забегами. Ир, скажи что-нибудь весомое, величиной с камень преткновения.

– Запросто! Ольга Леонтьевна, где вы находились минувшей ночью?

Из кухни донесся звон разбитой посуды, стало тихо.

– Задание выполнено! – бодро отрапортовала я Наташке. – Марафон остановлен. Сейчас наша красавица начнет трезветь.

– Надо же «напоминаться» до такой степени, чтобы забыть свою собственную спальню, – удивилась Наташка. – Простой вопрос, а столько шумных и мучительных воспоминаний.

– Просто Ольга ищет подходящий вариант ответа. Забери из рук своей родственницы салатницы. Сидит, как памятник торговле и общепиту. То в одну, то в другую сторону перевешивает. И садись, поужинаем.

Ольга приплелась из кухни, благодаря уговорам Ляны. Обе сидели на диване, находя опору друг в друге, при этом Ляна ворчала, что до момента нашего прибытия у них было прекрасное настроение, которые мы в короткий срок ухитрились испортить своими нелепыми подозрениями.

– Зато у нас настроение было плохое, а теперь прямолинейно улучшилось, – заявила Наташка. – Все поровну. – И покосилась на меня, силясь угадать, как я ухитрилась отыскать такой неподъемный «камень преткновения». – Так где была твоя подруга детства этой ночью? – поинтересовалась она у Ляны. Подозреваю, с единственной целью – пресечь в корне все претензии к нам. Но промахнулась.

– Где, где! Ясное дело, на своем рабочем месте… То есть я хотела сказать в своей кровати… Ох, господи! Не поймите превратно. Ольга была там, где и положено, – в своем служебно-домашнем помещении!

– Неправда ваша, – миролюбиво возразила я, обретя состояние полного благодушия. – Ольга Леонтьевна сама жаловалась, что минувшей ночью практически не спала. А вы, Лилиана Сергеевна, в свою очередь жаловались на то, что ваша подруга детства дрыхнет без задних ног и не слышит ваших неоднократных звонков.

– Оль, так это ты шлялась в потемках по своему дворцу, когда мы приехали? – обрадовалась Наташка. – Надо же так удачно загримироваться! Ну вылитая Полина.

– Нет!!!

Это Ольгино восклицание прозвучало так истерично, что я (такая жалость!) выронила изо рта конфету с ликером. А при попытке ее поднять, нечаянно раздавила ногой. Сразу же возникло два неприятных ощущения – одно во рту, другое на ступне. Ох, не следовало скидывать туфли. Наташка подскочила на стуле и добавила третье неприятное ощущение. Ложка с салатом, которым она намеревалась закончить трапезу, с испугу взметнулась вверх и со снайперской точностью выстрелила содержанием мне в волосы. Устраивать себе головомойку в мои планы на поздний вечер не входило, и я очень расстроилась.

– Да шляйся ты, Ольга Леонтьевна, по ночам, где хочешь! – ругалась Наташка, сгребая салфеткой с моей головы салат. – Не нагулялась в XVIII веке, гуляй в XXI. Только зачем же так орать?! Ир, вставай, напяливай свои туфли, и идем отсюда. В гости пригласили, называется… Теперь пусть сами моют посуду.

Ольга слетела с дивана и встала в дверях:

– Вы с ума сошли! Наташка, что ты мелешь?! Не надо так уходить. С таким настроением. Ну извините меня, если… Нервы сдают. Ляна! Включи чайник. Я его только что выключила. Хорошо, я скажу, где была той ночью… Нет, не могу. Это не только моя тайна. Ляна! Да включи же, наконец, чайник!

Голос у Ольги сник, сама она обмякла и почти повисла на ручке двери.

– Честное слово, я клянусь вам, мое отсутствие не имеет никакого отношения к…

– О как! Никогда еще не отдыхала в сумасшедшем доме, – тихо поделилась со мной Наташка. – Впрочем, ты тоже. Но для разнообразия… Лянка, ты чайник включила?

Зря подруга этим интересовалась. Достаточно было хоть краем глаза взглянуть на Ляну, чтобы понять – она вообще с места не сдвинулась. Сидела, напружинившись, и испепеляла Ольгу таким злым взглядом, от которого даже мне, не являвшейся объектом столь пристального внимания, стало страшно.

– Спасибо за гостеприимство, все было очень вкусно, жаль набранных на ночь килограммов, но это пустяки. Пойдем, Ирина Санна. Нам надо успеть к себе, пока привидения не разгулялись. А может, они нас и проводят? Ирка, держи свои туфли.

– Я лучше босиком. У меня шоколадная лепешка на ноге прилипла. Надеюсь, не сочтут воровством – на черный день. Да. Пойду босиком. Туфли жалко.

– Воровать нехорошо. Немедленно верни лепешку хозяйке, и отчаливаем. Нам завтра рано вставать. На… этюды. Нас Святослав Валерьевич приглашал.

Припадая на пятку, я прошлепала в ванную, включила воду и, не долго думая, сунула под струю проблемную левую ногу прямо в колготках. Двойной положительный эффект. Жаль, что одновременно нельзя окунуть и проблемную голову. А к моменту моего возвращения мир в компании был уже восстановлен. Все трое рыдали горючими слезами. «Ага!» – глубокомысленно сказала я сама себе, вернулась в ванную и, не торопясь, помыла голову. Тройной положительный эффект. Шампунь у Ольги был замечательный. Что не удивительно, подруга детства – косметолог.

Домой мы с Наташкой возвращались под соловьиные песни в компании двух симпатичных «привидений» – Черного монаха и Бедной Насти. Оба считали, что сегодняшний спектакль ни к чему. Народ, взбудораженный вечером знакомств, успел озвереть настолько, что «привидения» серьезно опасались за свою форму одежды – разорвут, приглашая на посиделки с выпивкой.

– А вы закройтесь в подвале и не вылезайте. Выть да стонать можно и оттуда, – посоветовала Наташка.

Я была такого же мнения:

– Поизгаляетесь положенное время и отчалите. Вот только как незаметно проникнуть во дворец?

– Да у нас своя дорога – через черный ход, – пояснил Иван. – Двери закрыты, но у нас есть свои ключи. Правда, вам затем придется пройти наверх по парадной лестнице через холл. Второй и третий этажи запасной лестницы Ольга Леонтьевна посчитала нецелесообразным открывать сегодняшней ночью.

– Из-за Полины? – наивно поинтересовалась я.

– И вы туда же! – укоризненно покачал головой Иван, поигрывая ключами от двери черного хода. – Полина – миф. Легенда о верной и чистой любви, поставленная на коммерческую основу. Не вздумайте обсуждать эту тему с Ольгой Леонтьевной. Она и так натерпелась. Кто-то методично над ней издевается. Я имею в виду историю с перемещением портрета женщины, которую мы называем Полиной.

Он открыл входную дверь, вежливо пропуская нас вперед, мы шагнули в уже знакомый с ночи коридор и оказались в полной темноте…

Дальнейшее запечатлелось, как один единый кошмар. Иван попытался нашарить выключатель, но мы ему невольно помешали. Из подвала донесся такой жуткий вопль, что даже я изменила своей привычке застыть и не сходить с места в ожидании лучшего времени. Кубарем мы выкатились на улицу. Разумеется, прихватив Ивана. Может, он этого и не желал, да кто ж его спрашивал. Ему единственному удалось устоять на ногах.

– Ах ты мразь болотная! – заорал он и в припадке храбрости, основанной на неверии в существование потусторонних сил, кинулся обратно.

Наташка завопила и потребовала сообщить, с какой именно стороны следует обежать дворец, чтобы попасть на еще не закончившийся праздник жизни. Бедная Настя охнула и, задрав подол своей хламиды, резво рванула следом за своим «легендарным» и одновременно официальным любимым. В коридоре слабым мерцающим светом зажглись настенные светильники, было слышно, как Черный монах почем зря кроет электриков, не проверивших исправность ламп дневного света. Следом донеслось его обращение к Анастасии:

– Держи ключи, откроешь женщинам дверь в холл. Я в подвал…

– Подожди меня, я быстро… Дурацкий ключ! Все время заедает. О! Нормалек, – раздался голос Насти.

И в это время из подвала донеслось пьяное пение:

– «Ккак жжинну ччужжууую-у… ччерт! А-абнималл беррезку!»

– В XVIII веке этого еще не пели, – воспряла я духом.

– Как туда попал этот придурок? – удивилась Настя. – При закрытых дверях…

– Чего спьяну не сделаешь… – заметила Наташка. – А вы у этого запевалы спросите. Если он помнит.

– Морду бы ему набить, – прорычал Иван. – Все равно не поймет – кто, а до утра вообще обо всем забудет.

Он начал спускаться вниз.

– Стой! – крикнула Настенька. – Нам нельзя спускаться одним. Мы же в спецшмотках. Еще окочурится со страха, потом отвечай за него.

Настя помялась, не зная, как к нам обращаться. Женщины? Как-то неудобно…

– Она – Наталья, я – Ирина. И мы готовы демонстрировать свою живительную силу в вашем подвале. Если, конечно, он освещается.

– Да там светло, как днем! – обрадовался Иван. – Непонятно, как этот пьяный шут туда затесался, но он явно не знал, где включается свет. Настасья, закрой пока обе двери. Вытащим этого охломона, тогда и откроем. Достаточно выкинуть его в холл.

Иван не соврал. Подвал был качественно освещен лампами дневного цвета. «Люминесцент!» – отметила довольная Наташка. Помимо них, горели еще настенные светильники в виде все тех же факелов. На полу, в пяти шагах от лестницы, свернувшись калачиком, мирно храпел директор антикварного магазина.

Добудились Вадима с трудом. Зря Настя беспокоилась за свои «призрачные» одежды. Он упорно отбрыкивался и обещал всех немедленно уволить. Почему-то к «чертовой матери». Потом порывался спеть хором, и Иван слегка шлепнул его по щекам, пытаясь настроить на процесс пусть замедленного, но мышления.

– Ты хто такой? – последовал строгий вопрос антикварщика.

Тут на передний план выскочила разъяренная Наташка, но с обвинительным заключением ей пришлось повременить. Началось лирическое отступление:

– О-о-о… – взвыл Вадим, – «Я помню чудное мгновенье»…

– Перед тобой два!.. Привидения, – укоризненно заметила я, надеясь, что пьяный лежебока проявит желание вскочить на ноги самостоятельно.

– Да? – игриво переспросил он. – Я вам очень рад…

– Дадим ему пинка под зад! – сурово оборвала Наташка лирическую нить. – Чтоб, вылетая с ускореньем, забыл про «чудное мгновенье!» Пока ты тут прохлаждаешься, твой магазин обокрали!

Вадим тщетно старался понять, что вокруг него происходит. Это отняло у бедняги последние силы, он безропотно позволил вытащить себя «в свет». Мы оставили его прямо у входа в холл, рекомендовав дежурному дворецкому не трогать отдыхающего до момента включения у него сознания.

Поднимаясь по парадной лестнице, я невольно отметила все висевшие на стене полотна. Картины, героиней которой являлась Полина, там не было. Да и не могло быть. Она сразу бросилась нам в глаза, едва мы вошли в свою комнату и включили свет, поскольку висела на самом видном месте – том самом, над камином, где ранее красовался гобелен на тему счастливой пастушьей доли. Ох, уж эти «дела давно минувших дней…». И дней сегодняшних – прямо за дверью маскировался небольшой холодильник, открыть который мы не решились. Не хотелось очередного сюрприза.

3

Я бы не сказала, что мы обрадовались смене декораций. Но и паники, как таковой, не испытали. Тот или та, кто вынашивал намерения нас перепугать, просчитался. День выдался насыщенным, восприятие притупилось, количество неприятностей уже не имело значения. Одной больше, одной меньше… Я даже попыталась отыскать в факте передислокации картины положительный момент:

– Надо же, как повезло! Отличный сервис! Не надо взламывать кладовую. Портрет с доставкой на дом. Мы ведь толком его не рассмотрели. Рожков обнаружил в лице Полины какую-то тайну. Интересно, какие впечатления возникнут у нас?

– Меня больше другое волнует – куда девать это произведение чужого искусства после подведения итогов наших впечатлений. Честно говоря, у меня нет желания оставлять ее в комнате на ночь. Смотри, она выглядит как живая. А у нас только две кровати. Мама дорогая! Язык мой – враг мой. Да и твой тоже. Честно говоря, мне не нравится на ночь смотреть этой картине в лицо. И уж тем более, сознавать, что она наблюдает за нами. А так спать хочется! – Наташка со вкусом зевнула и потрясла головой, отгоняя сон. – Знаешь, давай завернем Полину в большое полотенце и до утра спрячем в ванной. Думаю, просто выставлять ее в коридор нельзя. Как-никак антиквариат, наверное, больших денег стоит. И почему Ольга ее не продаст?

– Портрет Полины – вещественное доказательство правдивости легенды. – Я зевнула так, что чуть не вывихнула челюсть. – Этот запах… Корень валерианы, мята лимонная и еще что?

– Да не все ли равно… Просто травяной сбор для улучшения сна. Подержи стул, я сниму картину. Нет, давай-ка наоборот. Ты снимешь, а я тебя подстрахую. Только переоденься, весь вечер мотаешься в длинном платье…

Картина оказалась не очень тяжелой. Снимая, я старалась на нее не смотреть. Страха по-прежнему не было, но неприятное чувство все же царапало душу. Держать в руках прошлое, пусть короткое, но реальное мгновение чужой жизни, чужих переживаний, причем ночью, когда обостряются все чувства, не всегда приятно.

Картина переместилась в ванную комнату, мы окончательно успокоились, но тут в коридоре послышался легкий шум. Разбредалась по номерам вечерняя тусовка. Но не нагло. Люди пытались осторожничать. Было слышно, как они уговаривают друг друга не шуметь.

– Если так будет продолжаться еженощно, «привидениям» безработица обеспечена, – заметила Наташка.

– Просто сегодня первый день отдыха. Ничего, они пару раз спугнут припозднившихся, и порядок восстановится. Сколько времени?

– Почти двенадцать.

– А не проведать ли нам нашу ясновидящую?

– Слишком поздно.

– А вдруг она не спит и ей нужна помощь? И надо предупредить даму, что ее методы работы устарели. Постоим у дверей, послушаем. Если телевизор работает, смело можно стучаться.

– Интересно, почему у нас телевизора нет?

– Мне кажется, эту комнату вообще заселять не собирались.

Наташка очередной раз зевнула.

– Завтра с этим разберемся. Хотелось бы мне взглянуть в лицо горничной. Гораздо больше, чем в лицо Полины. Заберем у нее ключи от нашей комнаты, пусть попробует похулиганить с произведением искусства…

Откуда прозвучал тихий смех, было непонятно. Он напоминал звук маленького валдайского колокольчика, подаренного мне друзьями в качестве сувенира. Не веря собственным ушам, мы уставились в разные стороны: мне показалось, что приглушенный смех раздался из ванной комнаты, Наташка показывала указательным пальцем в сторону коридора.

– Скорее всего, это плановые глюки, – заявила я, не решаясь заглянуть в ванную.

– Не туда смотришь, – понизила голос до шепота подруга. – Картина ржать не обучена. А в ванной рядом с унитазом ей тем более не до смеха. – Она поманила меня рукой, на цыпочках приблизилась к ванной и рывком распахнула дверь. Свет включился автоматически. Никаких изменений не было. Довольная Наташка предложила мне прочистить уши вантузом и подбоченилась. – Ну, теперь твоя очередь доказывать мою правоту. Ты первая выходишь в коридор. Комната Мухатской, если помнишь, напротив и чуток наискосок. Нашу светлицу лучше закрыть. Я сама это сделаю. А может, не закрывать? – Подруга явно советовалась сама с собой. – Да, пожалуй, не стоит. Мы только на минутку.

Для начала я просто выглянула в коридор. Он был хорошо освещен, пуст и очень неуютен.

– Ну, и кто тут обхихикался? – шепотом обратилась я к пустому пространству и тут же вжала голову в плечи – мне ответило эхо, оно же парализовало намерение Наташки съехидничать, выдать что-нибудь на тему, что источник смеха так нас тут и дожидается. Не сговариваясь, мы стянули тапочки и отправились к Таисии босиком. Рановато сегодня включили акустический агрегат. А может, время слишком быстротечно.

За дверью комнаты Мухатской было тихо. Мы постояли, переглянулись, развели руками и уже собрались возвращаться, когда услышали отдаленный звонок телефона. Ясновидящая не пользовалась мелодиями. Странно, но эхо этот звонок не подхватило. То ли слишком слабый, то ли акустика работала с перебоями.

Наташка, прижавшись ухом к двери, поэтапно и без вмешательства акустической системы комментировала процесс подслушивания:

– Жива… Не спит, говорит, много работы… Ох, и ду-ура! – Она обернулась ко мне и красноречиво покрутила пальцем у виска. – Просит сынулю не водить в дом неприличных девочек и обещает при первой возможности прислать ему денежки. Завтра я ей покажу, кто здесь настоящая ясновидящая! Ну, стучим?

Я кивнула и поежилась, боясь, что Наташкин стук обернется громом небесным. Не обернулся. Из-за двери донесся настороженный вопрос:

– Кто?…

– Мы! – промычала в замочную скважину Наташка. – Летучий отряд спасателей – Ирина и Наталья.

– И зачем прилетели?

– Нам что, всему коридору рассказывать? Глупый вопрос для ясновидящей. Не могу шипеть, как змея, я родом не из семьи пресмыкающихся.

Сначала за дверью раздалось недовольное ворчание на тему: «Носит тут вас, на ночь глядя», потом несколько характерных щелчков и дверь открылась, мы прошествовали мимо закутанной в теплый халат Таисии Михайловны. Похоже, у нее была небольшая температура. Ее слегка познабливало. В комнатах, к нашему удивлению их оказалось две, было довольно душно – настенный кондиционер работал в режиме теплоотдачи.

Наташка обеспокоилась:

– Слушайте, да вас прямо колотит и трясет. Вам надо немедленно в постель! Градусник есть? Нет? Как можно собираться в дорогу без градусника? Пожалуй, стоит вызвать врача. Это последствия проверки головой камня на прочность.

– Да подождите вы трещать, – сморщилась Мухатская, как от боли. – Голова тут ни при чем. Я просто немного простудилась. Выпила аспирин, сейчас оклемаюсь. Чаю хотите?

– Благодарим, уже откушали.

– Я так понимаю, с расспросами пришли?

Мы не возразили.

– Пару минут подождите, я ноутбук выключу. Садитесь на диван, там вам будет удобнее.

Пока Таисия возилась с техникой на своем рабочем столе, мы с Наташкой тихо отметили, что определенный сдвиг по фазе у ясновидящей все же произошел. К счастью, в лучшую сторону. Она стала проще в общении. Стены комнаты украшали канделябры с настоящими свечами – под старину. Свечи в многочисленных подсвечниках стояли и на столе. Я насчитала двенадцать штук. Протирая стол, Мухатская сдвинула их в одну сторону. А вот иконы не потревожила. Ноутбук и кучу бумаг сунула в выдвижной ящик стола.

– Таисия, ты и в самом деле ясновидящая? – Наталья перешла на «ты», решив продолжить процесс развития простоты в общении.

– А вы сомневаетесь? Тогда вспомните мое предсказание аварии, вызвавшей пробку на Московской кольцевой.

– Да брось ты, Таечка, – ловко вписалась я в заданный тон беседы. – Твое предсказание родилось из предварительно полученного сообщения по Авторадио. Или из другого источника вещания. Прямо в последние минуты перед выходом из дома. Готовишься к завтрашнему приему?

– Готовлюсь.

– Ты же еще в машине изучала биографии отдыхающих.

– «Повторение – мать учения», – вздохнула Мухатская. – Кроме того, неожиданно произошла смена их состава. Незначительная, но, как выяснилось, трое записались на завтрашний прием. Мне ничего не удалось узнать о господине Дятлове, кроме того, что он является владельцем крупного антикварного магазина, женат в третий раз и третья жена закрывает глаза на его многочисленные хождения «налево».

– Значит, это ей выгодно, – отметила Наташка. – В его отсутствие она со своими «закрытыми» глазами наощупь гуляет «направо». Во сколько ему назначен сеанс ясновидения?

– На три часа. – Мухатская вздохнула, осторожно потрогала на голове марлевую нашлепку и опять сморщилась: – Больно.

– В следующий раз умнее будешь. Не все можно бодать головой. Трудная у тебя работа – с риском для жизни добывать необходимые сведения и, соответственно, хлеб насущный. На ночь салфетку снимешь. Быстрее заживет. Ранка там пустяковая. А некоторые интересные моменты из жизни антиквара мы тебе завтра подкинем. Правда, Иришка.

– Один можем подкинуть и сегодня, – пожала я плечами. – Обрадуй его тем, что поздним вечером он попал в лапы довлеющей над ним нечистой силы и она увлекла его в темное подземелье, из которого его вытащили ангелы небесные. Мы и вправду обнаружили его, вдрызг пьяного, в подвале. Вытащили благодаря Черному монаху Ивану и его супруге и соратнице Анастасии. Кое-какие обрывки воспоминаний у него останутся – надорванный рукав пиджака, левый… нет, правый, и ряд пуговиц.

Таисия оживилась:

– А как он попал в подвал?

– Я же говорю – черти унесли! Все выходы на запасную лестницу были закрыты. Мистика какая-то. Кстати, Таисия, минувшей ночью ты так уверенно отправилась на ночевку в пустой дворец… Ольга Леонтьевна назвала тебе конкретный номер комнаты? Во флигель не звала?

– Разумеется, свой конкретный номер я знала. Вас, естественно, поселили рядом. Еще не хватало мне одной в пустом здании ночевать! Рассчитывала-то, что приедем утром. Что касается флигеля, он мне совсем ни к чему. Я должна жить здесь, а не рядом с косметическим салоном и массажным кабинетом. Это в интересах работы. Кречетникова учла мои пожелания, хотя мы с ней немного поссорились. Я просила выделить мне отдельную машину. У меня много багажа – определенные атрибуты профессии. Поездом все это везти очень неудобно. Договорились, что Лилиана Сергеевна после прилета за мной заедет… Довольно вредная личность. Высказала мне столько претензий! По-моему, она злоупотребляет дружеским расположением Ольги. Хотя, надо отдать должное, Лилиана с толком использовала все связи и знакомства мужа-художника, чтобы помочь приятельнице построить этот дворец и завершить его отделку.

– Тая, а тебя не удивила личность встретившей нас здесь девушки?

– Не удивила. Это воплощение задумки Ольги Леонтьевны… – Ясновидящая немного помолчала и вдруг брякнула: – Бабоньки, а ведь я в тот момент струхнула! Уж очень она была похожа на настоящее привидение. Только благодаря вам удержалась и не рванула назад в машину. Да она и сама, наверное, растерялась. Дебют все-таки. Помните? Назвалась Полиной, а не плановым именем Анастасия. А как рвалась ко мне в комнату?! Жуть! Девушка явно переигрывает. Не знаю, кто подсказал Ольге эту безумную идею с привидениями несчастных влюбленных… Хорошо, хоть громкость динамиков убавили. И из записей кое-что лишнее удалили. Людям вообще было бы невозможно спать. Слава богу, теперь «привидения» должны пугать только загулявших отдыхающих да тех, кто этого желает. Кстати, насчет поведения Черного монаха Ивана ничего не могу сказать, а вот его жена Анастасия ведет себя крайне неприлично. Я случайно кое-что слышала. Завтра Ольге Леонтьевне так и доложу. И зачем она отпустила ее встречать туристов в Великие Луки еще с вечера! Никому не известно, где она этот вечер провела. Не вернулась ли во дворец…

– Ну и ладно, – отмахнулась Наташка. – А ты действительно не видела Вениамина Потапова на берегу озера? Ну, перед смертью. Или кого-нибудь еще?

Наташка невольно привстала с дивана, но тут же плюхнулась обратно.

– Нет больше у Ольги Леонтьевны правой руки… Второй, я имею в виду. Осталась только своя, собственная. Вениамин не дожил до момента торжественного открытия дворца. Говорили, он был отъявленным ловеласом. Сердце не выдержало напряженной борьбы рассудка с безрассудством и отказало. Умер, даже не успев захлебнуться.

В следующую секунду с Таисией стало твориться что-то невообразимое. На пару секунд она сосредоточилась, брови нахмурились, а затем лицо исказилось гримасой ужаса. Недоверчиво отмахиваясь от нас обеими руками, она попятилась, уперлась в боковинку кресла, и не успели мы охнуть, как она кувыркнулась через нее на сидение. Так и зависла, сверкая устремленными вверх обнаженными «по самое некуда» ногами. Неудобство положения вернуло ее к суровой действительности, она попыталась приподняться на локтях, но это ей не удавалось.

– Чего это она? Эк ее приподняло да шлепнуло! – ошалело спросила у меня Наташка и быстро оглянулась по сторонам. – Кроме нас никого нет.

– Воистину, мы сообщили ей сногсшибательную новость, – пролепетала я, не будучи уверенной в том, что ясновидящая не сбрендила и неизвестно как воспримет желание ей помочь, но, к счастью, ошиблась.

– Помогите мне встать, – прохрипела с кресла Таисия. – Кажется, я потревожила рану…

Мы мигом пришли на помощь, обрадовав Таисию и порадовавшись сами тому, что на голове у нее ничего нового не добавилось. А вот в голове… То, что она творила и что несла, было похоже на бред человека, впавшего в состояние временного помешательств. Лихорадочно хватая нас за одежду, руки, ноги – за все, что попадалось ей в результате наших уверток, страшным голосом настоящей прорицательницы вещала: