Текст книги "Двойной сюрприз для блудного папочки"

Глава тринадцатая. Егор

– Её только что увезла скорая, – встревоженный голос Глеба – очень хорошего человека, которого я на всякий случай оставил у дома Варюшки – стирает к херам улыбку с моего лица.

Я, как кретин, тупо моргаю пару раз, но не потому, что не понимаю слов Глеба. Как раз наоборот, мне нужно несколько секунд, чтобы переварить это и выдавить из себя хриплое:

– Что случилось?

Не глядя, на автомате, чиркаю картой, хватаю со стеклянного прилавка только что красиво упакованное кольцо для моей очаровашки и несусь к выходу. В дверях чуть не сбиваю с ног какого-то мужика, не слышу его гневных слов и почти бегу к машине.

Давно со мной такого не было. Давно я не срался до такой степени, что ноги отнимаются.

Глеб в двух словах пересказывает свой короткий разговор с доктором, говорит что-то про нервный срыв моей малышки, а потом что-то про её неуравновешенного мужика. Дослушиваю я уже в машине, на которой Игорь, водитель, нарушает все возможные правила дорожного движения и несётся к областной больнице.

Я почти уверен: если прямо сейчас не окажусь рядом с Варюшкой и собственными глазами не увижу, что с ней всё в порядке – кто-то пострадает. Я даже знаю одного такого Пашу, он ещё днём в желающие записался.

Игорь делает невозможное и доставляет нас за какие-то десять минут. Я выпрыгиваю из машины раньше, чем она успевает окончательно остановиться. Почти лечу вверх по лестнице, проношусь через коридоры и пост что-то закричавшего дежурного врача, снова на лестницу и через полупустой коридор четвёртого этажа.

– Егор, – Витя управляет данным медицинским учреждением, а по совместительству ещё и является моим бывшим одноклассником. Я позвонил ему по дороге и успешно договорился о том, чтобы мою малышку Гримов посмотрел сам.

– Где она? – Врезаюсь в него, проскочив мимо Глеба и ещё каких-то людей на диванчике у стены. – Вить, будешь молчать, я тебе врежу и найду её сам.

Сейчас я не в том состоянии, чтобы шутить. Максимум, на который меня сейчас хватит – это придушить кого-нибудь.

– Успокойся, – велит старый друг и с силой сжимает моё плечо. – У девочки всё хорошо. Просто перенервничала. Мы вкололи ей пару витаминок, отлежится у нас ночь и утром будет полной сил. Ты зря переживаешь, Егор.

Его слова просто пролетают мимо моих ушей. Срать мне на две его докторские степени и на все оконченные медицинские институты – пока не увижу Варьку собственными глазами, ни за что не успокоюсь.

А потом повидаюсь с этим уёбком Пашей – сомнений в том, кто является причиной Вариного нервного срыва, у меня нет никаких.

– Где она? – Мне приходится постараться, чтобы взять себя в руки и успокоиться хотя бы внешне.

Руки повыдираю этому уроду и в задницу засуну. Не Вите, конечно.

Сам врач неодобрительно качает головой, но без слов кивает мне на одну из дверей за своей спиной. Убирает руку, отступает в сторону и хочет что-то сказать, но попросту не успевает.

– Так это ты Егор? – Слышу за спиной чьё-то сопливое мычание.

И с таким трудом притянутое за уши спокойствие с грохотом разбивается о понимание: Паша.

Приходится оборачиваться медленно, чтобы не вмазать ему вот прямо сразу.

Паша в принципе такой, каким я его себе и представлял: не очень высокий, хотя определённо выше моей Варюшки, щупленький и на вид говнистый. Не спасает даже костюм с красным галстуком и зализанные лаком волосы.

Что же ты, Варюшка, в нём нашла?

– Паша? – Уточняю вот просто на всякий случай.

Вижу презрение на ебале и характерный для людей его комплекции «эффект широкой спины».

И бью прямо в челюсть – коротко, без замаха, с силой.

Этот урод отшатывается, но не падает. Зажимает рукой лицо, смотрит на меня с яростью и упрямо прёт обратно. Не знаю, на что он рассчитывает, но получает по морде ещё раз, посильнее и в этот раз целенаправленно в нос.

И на ногах он всё же не держится, заваливается на плитку пола, которую тут же заливает хлынувшей из носа кровью.

Я тот ещё урод, потому что мне совершенно насрать на этого кретина. Пусть хоть сдохнет прямо здесь, мне вообще по хрену.

Хочу уйти к Варюшке прямо сейчас, но понимаю, что до этого морального урода дошло не до конца. И вместо того, чтобы идти в палату, я приближаюсь к пачкающему пол Паше, приседаю рядом с ним на корточки и так, чтобы услышал только он, говорю:

– Ещё раз увижу тебя рядом с Варей, увезу в лес. Поверь, тебя не найдут. И даже криков твоих не услышат, хотя кричать ты будешь громко. Мы друг друга поняли?

Он что-то там шипит, сплёвывет прямо на пол и не отвечает ничего вразумительного.

Я не люблю, когда обижают дорогих мне людей. И если человек не понимает русских слов, значит, человеку нужно наглядно показать, что бывает с уродами вроде него.

– Глеб, – выпрямляюсь я, больше не глядя на урода Пашу. Говорю спокойно, словно каждый день отдаю подобные распоряжения. – Позвони ребятам, скажи, что надо одному кретину устроить незабываемую экскурсию по областным лесам.

Глеб понимающе хмыкает, достаёт телефон и кому-то звонит. Конечно, в лес никто никого не повезёт… ну, по крайней мере, закапывать точно не будут. Во всяком случае надолго.

Это не то, о чём я сейчас хочу думать.

Разворачиваюсь и иду мимо неодобрительно качающего головой Вити прямо в палату к моей малышке.

Варька спит, но распахивает глаза, едва я появляюсь на пороге. Смотрит со страхом, вся бледная и напряжённая.

И успокаивается, лишь когда понимает, кто именно к ней пришёл.

Хочу развернуться, выйти и добить того гада, что довёл Варюшку до такого состояния. Она вся чуть ли не дрожит, сжимает руками край белого, натянутого до самого подбородка одеяла и не сводит с меня пристального взгляда.

Сам от себя не ожидал, но не могу спокойно смотреть на неё… вот такую. Перепуганную, бледную, готовую закричать, стоит сделать совсем маленький неверный шаг.

Хочется стянуть её с койки прямо с одеялом и утащить туда, где не найдёт никто и никогда. Где не будет тех, кто может обидеть мою очаровашку.

– Всё хорошо, малыш, – в голове крутится много слов, которые следовало бы ей сказать, но я произношу именно это – весело и уверенно.

И подхожу к ней лишь после тихого судорожного выдоха.

Видеть Варю на больничной койке странно и дико, и не покидает ощущение, что произошло что-то непоправимое. Но я вижу её слабую улыбку, которую она пытается мне подарить. Вижу всё так же сильно выпирающий живот и немного успокаиваюсь.

Немного: желание придушить Пашу всё ещё жжётся изнутри.

– Вот и оставляй тебя одну, – укоризненно качаю головой, игнорирую стул и пристраиваюсь к малышке на койку.

Она немного возится и кое-как отодвигается в сторону, освобождая мне больше места. Хороший знак.

– Обычно со мной такого не происходит, – слабо шутит она в ответ тихим хриплым голосом.

И глаза красные, когда как кожа, наоборот, вся бледная. Кто-то явно ревел. Судя по сиплому голосу, ещё и кричал.

– Расскажешь, что случилось? – Спрашиваю у неё нарочито бодро, отчаянно делая вид, что не произошло вот вообще ничего плохого.

И тут же сжимаю кулак – тот, что Варя не видит. Незачем пугать её, она сегодня и так натерпелась.

Моя малышка не хочет ничего рассказывать, я вижу это по её глазам. Но всё равно судорожно вздыхает, отводит взгляд и начинает тихо говорить.

Про маму и Пашу, которого она подсунула «порченной» дочери. Про этого урода, что прямым текстом говорил моей впечатлительной девочке: «Ты со мной только потому, что твой отец отваливает мне неплохие деньги». Про отца Варя тоже говорит – он какой-то забугорный бизнесмен, что выставкам немецких художников уделяет больше внимания, чем родной беременной дочери.

Она говорит – тихий поток слов просто выливается из неё, а я сижу и слушаю. И понимаю то, чего она не сказала и вряд ли скажет: я единственный, кто её слушает. Пару раз она поднимает взгляд, видит моё внимание и тут же смущенно отворачивается, понижает голос и пытается свернуть рассказ на нет. И тогда я начинаю задавать вопросы. И спрашиваю до тех пор, пока Варя сама вновь не начинает рассказывать.

Кажется, она говорит мне всё. Совершенно всё, что было у неё на душе.

Про обиду на родителей.

Про страх передо мной, но ещё больший перед Пашей, тем более сейчас.

Про его угрозу с ножницами.

Теперь я понимаю, как чувствуют себя главари преступных организаций – сейчас я ощущаю себя одним из них.

Нет никаких мук совести или чего-то похожего.

Есть просто дополнительный пункт в плане на день: уничтожить человека.

Глава четырнадцатая. Варя

Я не понимаю, зачем рассказываю Егору всё это. Но в конце, не видя на его лице осуждения и даже скуки, чувствую себя спокойно. И защищённо.

И даже засыпаю, ощущая свою ладонь в его руках.

Когда я просыпаюсь, Егор всё ещё со мной. Только теперь он сидит на стуле возле моей койки. Пиджака нет, рукава белой рубашки закатаны до локтей, на коленях бесшумно работает ноутбук, свет которого оставляет на лице Минина причудливые тени, особенно глубокие под глазами. Это – единственное освещение в тёмной палате.

– Доброй ночи, – Егор, как оказалось, заметил моё пробуждение, и теперь сидит и со слабой улыбкой на губах смотрит на меня.

Он выглядит уставшим. Мне немного неловко и даже стыдно думать, что посреди ночи такой занятой человек, как Егор Минин, сидит неизвестно где, а не спит в своей постели, только по моей вине. Конечно, я не заставляла его приезжать – я, честно говоря, до сих пор плохо понимаю, как он вообще узнал о произошедшем и нашёл меня, но я уверена в том, что он переживает за наших детей. И за меня.

От последней мысли мне становится тепло на душе, будто туда светит солнышко.

– А… что ты тут делаешь? – Звучит, наверно, глупо и даже грубо, но ничего иного в голову мне не идёт.

– Слежу за твоим восстановлением, – авторитетно заявляет Минин с самодовольным видом.

И в подтверждение своих слов откладывает ноутбук, поднимается, подходит ко мне и прикладывается губами к моему лбу, проверяя температуру.

Если бы ко мне был подключён аппарат, что следит за пульсом, я бы сгорела со стыда. Потому что после своеобразного поцелуя Егора моё сердце начинает биться с невероятной скоростью, лихо колотясь о рёбра.

– Ммм, – не подозревая ни о чём, тянет мужчина со знанием дела, отстраняется и сверху вниз заглядывает мне в глаза. – Кажется, температура в порядке. Как чувствуешь себя?

Не хочу, чтобы он уходил. Это не то, что можно ответить на вопрос о самочувствии. Сейчас мне просто спокойно. У Егора удивительная способность испускать невидимые волны уверенности и невозмутимости, что пробираются под кожу и надолго поселяются внутри.

Кажется, зайди сейчас Паша в палату, мне всё равно не будет страшно.

– Я рада, что ты здесь, – говорю, не подумав, то, что на самом деле чувствую. И тут же торопливо добавляю, видя, как Егор удовлетворенно щурится, словно довольный кот: – Но мне не нравится, что я отвлекаю тебя от важных дел. Наверно, тебе нужно спать?

Последнее произношу совершенно неуверенно и отворачиваюсь, не выдержав прямого насмешливого взгляда.

– Единственное действительно важное для меня дело умудрилось попасть в больницу, – выпаливает Минин в лоб, не волнуясь о том, как неловко мне становится от его слов. Готова поспорить, он получает удовольствие, видя, как краснеют мои щеки и уши.

У меня сводит скулы от желания улыбаться после его слов.

И, конечно же, Егор без труда замечает это. И лукаво улыбается мне в ответ.

– Приходил дядя доктор, сказал, что тебе лучше поспать до утра, – говорит он с намёком, играет бровями и возвращается на свой стул.

Снова кладёт ноутбук на колени и выразительно смотрит на меня уже оттуда.

– Дядя доктор, – мне смешно от того, как Егор назвал его, – только это сказал?

Я не слышала, чтобы кто-то заходил. Признаться, я вообще ничего не слышала и не чувствовала. Такой спокойный сон был у меня уже довольно давно.

И эту странность я без зазрения совести спихиваю на действие лекарств.

Егор улыбается мне как-то по-хулигански, от чего на его щеках появляются небольшие, совершенно безумные ямочки, чуть щурится, будто точно знает, как это действует на окружающих, и насмешливо отвечает:

– Он пытался меня выгнать, даже охрану вызвал.

Мне вдруг становится страшно настолько, что дыхание сбивается. Зажав рот рукой, я испуганно смотрю на Минина, а он в ответ только головой укоризненно качает.

– Варь, – зовёт недовольно, – нельзя быть настолько пугливой. Я же сижу здесь, значит, меня не выгнали.

Я это и без его слов вижу, но от вопроса удержаться не могу:

– Почему? – Звучит по-детски наивно, но это цепляет только меня.

Егор снова дарит ослепительную улыбку и совершенно наглый ответ:

– У меня охраны больше.

Пару секунд я глупо хлопаю глазами, пока до меня доходит смысл сказанных Мининым слов. А потом к собственному удивлению тихо облегчённо смеюсь.

И окончательно понимаю: мне спокойнее, когда он рядом.

Следом за этой появляется ещё одна мысль. Она колючая, как кактус, и неприятно липкая, словно кто-то облил её смолой. Эта мысль прогоняет всё моё хорошее настроение, и я не могу проглотить её молча.

Поэтому опускаю взгляд на свои руки и тихо спрашиваю:

– Больше ко мне никто не приходил?

Это не тот вопрос, что я собираюсь задать, но начинать издалека немного спокойнее, чем с размаху лепить вопрос прямо в лоб.

Вот только у Егора на этот счёт иное мнение.

– Да, был какой-то придурок. Его к тебе не пустили, так что он уехал кататься с моими ребятами. – Минин изображает святую невинность, а потом немного смущается, ерошит волосы рукой и с виноватыми нотками в голосе добавляет: – А ещё я, кажется, поругался с твоей мамой.

Глава пятнадцатая. Егор

Не понимаю, на что конкретно реагирует Варя, но после моих слов она заметно бледнеет. Её очаровательные глазки распахиваются, длинные реснички испуганно дрожат, а рот приоткрывается и с губ слетает тихий выдох.

Согласен, вот так сразу выпаливать это все было несколько… неосмотрительно с моей стороны. Но лучше Варюшка узнает всё от меня, а не от этой истеричной особы.

К тому же, откуда я мог знать, что нечто визжащее и готовое выцарапать мне когтями глаза – мама моей очаровашки? Да они даже внешне не похожи, раз уж на то пошло! Варюша милая, красивая и нежная, как хрупкий цветочек, когда как её матушка похожа на ядовитые силки.

Хотя, наверно, каждая мать превращается в ядовитые силки, если её дети попадают в неприятности.

Итог у нашего короткого знакомства был закономерным: мы друг другу не понравились. Эта женщина пообещала мне большие неприятности и ушла, так и не попав к Варюшке. Признаю, я слегка перегнул, не пустив к моей девочке родную мать, но давайте подумаем головой: зачем ей такой стресс в виде орущей матери? Тем более что обеспокоенной или хотя бы встревоженной она не выглядела. Скорее просто злой и недовольной.

Если бы какой-то мужик не пускал меня к моей дочери, я бы элементарно всю больницу на уши поднял. И уж точно не ушёл бы просто так.

Я не люблю играть вслепую, поэтому закрываюсь в Вариной палате и снова связываюсь с Мишей. А пока тот в час ночи спешно подгоняет всех своих людей и ищет для меня всю возможную информацию на окружение Вари, я беру в руки зелёную папку с её эскизами.

Варюшка приходила с ней в издательство, а потом забыла в моей машине. Я бы всё равно увидел её работы, если бы она не испугалась и не сбежала с нашего фактического собеседования.

Через пару минут, обложившись листами, я понимаю: если бы она не сбежала, эта работа была бы её. Не потому, что она моя будущая жена и мать наших детей, и не потому, что у меня к ней особое отношение.

Причина в работах. Здесь есть короткие схематичные зарисовки и полноценные цветные работы красками на плотных листах. Есть небольшие комиксы и есть «живые» герои с мимикой, жестами и в разной одежде.

Но самое главное: все они милые и добрые даже на вид, будто кто-то сделал всех этих заек, лисичек и просто людей из сладкой ваты и сочной клубники летним вечером.

Я уверен на девяносто восемь процентов: такие герои понравятся не только детям, но и родителям, а это важно, если помнить, что детскую литературу покупают именно взрослые.

Решение принять Варю на работу кажется мне правильным, но сомнения предательски грызут изнутри. Не потому, что я в ней сомневаюсь, а по той причине, что не хочу её грузить.

Но этот вопрос приходится отложить, потому что во втором часу я, наконец, получаю желанную информацию. Бегло просматриваю подробные досье на десять человек и перехожу сразу к главному: к Паше.

У него своя фирма. Небольшая и неинтересная, какие-то «Системные решения», хотя у самого Павла экономическое образование, но всё это не имеет значения, потому что я делаю пару звонков, слышу в свой адрес пожелания сдохнуть и не будить людей среди ночи и успокаиваюсь, когда ребята из налоговой обещают сделать подарок к Новому году и к утру прикрыть лавочку Аксёнова Павла Константиновича. Со всеми штрафами и опечаткой имущества.

Хорошо, когда в твоём окружении «правильные» люди. Щедрые подарки к Новому году, отмеченные в календаре Дни рождения и именные приглашения на глобальные городские тусовки – залог хороших отношений с кем угодно.

Я собираюсь проверить ещё и папочку моей Варюшки, но не успеваю: она тихо возится, громко сопит и сладко потягивается.

А теперь, услышав про Пашу и маму, смотрит на меня так, будто я только что признался в страшном массовом убийстве.

Мне не нравится её страх. Полгода назад, когда мы познакомились в том кафе, Варюшка не была такой пугливой и впечатлительной. Можно было бы спихнуть всё на беременность, но я почему-то уверен: это не дети, это просто кто-то старательно прочистил ей мозги.

Помня о причинах, по которым моя малышка оказалась здесь, я точно знаю, кто это был.

А ещё я знаю, что он к моей девочке больше не приблизится.

Кстати говоря:

– Паша твой жених? – Спрашиваю деланно безразлично.

Это не проблема, просто хочу засунуть его кольцо, если оно, конечно, было, ему же в задницу.

Но это из ряда неосуществимого, потому что Варя сначала слабо кивает, а потом отрицательно мотает головой. И сбивчиво щебечет:

– Родители хотели, чтобы мы поженились летом, Паша даже предложения не делал…

Это очень хорошо. Значит, не придётся заниматься вопросом расторжения чужой помолвки.

Я не поднимаю вопрос «Почему ты не ушла?», здесь, к сожалению, и так всё ясно. Некуда моей девочке было идти.

Это было проблемой ровно до сегодняшнего дня. Утром, уже совсем скоро, мы дождёмся осмотра Вити и я заберу очаровашку с собой. Не будет больше нервотрёпки с говнюком-недоженихом и горе-матерью. По крайне мере, у Вари не будет – я просто не позволю всем этим неуравновешенным личностям приблизиться к моей малышке.

Остаётся лишь один самый важный вопрос.

Вопрос, из-за которого я закрываю и откладываю ноут, а затем под подозрительным взглядом Вари опускаюсь на колено, достаю из кармана коробочку и раньше, чем она успевает воскликнуть испуганное «Нет!», выпаливаю:

– Ты станешь моей женой?

Варюшка едва ли обращает внимание на кольцо перед собой. Впервые вижу девушку, которую не заинтересовал бы бриллиант в розовом золоте. С одной стороны обидно, что прогадал с выбором, а с другой ржать тянет.

Надо же было найти самую непредсказуемую очаровашку из всех.

– Егор, – Варя елозит ногами под одеялом и отодвигается от меня на край койки.

– Если ты скажешь нет, – перебиваю её решительно, – то я спрошу тебя ещё раз через час. И ещё раз. И ещё. Я буду спрашивать тебя до тех пор, пока не услышу твоё «да». Так что предлагаю сэкономить время и просто сразу согласиться.

Варюшка выгибает брови, поджимает губы и смотрит на меня с откровенным сомнением, читающимся на лице. Не спешит с ответом, о чём-то старательно думает, а в итоге чуть наклоняет голову к правому плечу и предлагает:

– Спроси у меня завтра.

Это лучше категоричного «нет». Это, в принципе, уже почти «да».

Мне приходится прятать лицо в одеяле, иначе малышка увидит мою широченную довольную лыбу, испугается и передумает. С неё станется.

Мысли несутся вскачь, образ гуляющей по нашему дому Варюшки вновь оживает и наполняется красками. Я вижу её в гольфах в нашей квартире, в тёплых шерстяных носках и под пледом перед камином в нашем загородном доме, вижу её знакомство с моими родителями.

И тут же мысленно торможу. Мама обрадуется долгожданной невестке и внукам, сразу двум, отец может прицепиться со всякими глупостями, бабушке Варя не понравится – гарантирую. Бабушке в принципе никто не нравится.

Но об этом я буду думать потом.

Я только собираюсь поднять голову и сказать Варе какую-нибудь улыбательную глупость, как чувствую её холодные пальчики в своих волосах. Она касается осторожно и боязливо, едва ощутимо и совершенно несмело, но у меня от этих совершенно невинных прикосновений сводит поясницу.

Хочу податься к ней поближе, прижаться к холодной ладошке, но приходится тормозить самого себя. Сейчас спугнуть её проще простого.

Доверие – вот, что ей нужно. Доверие, а не озабоченный мужик.