Текст книги "Новый горизонт"

– Осталось два сезона, – сообщил пилот с той же интонацией, что прародитель отвечал на его любимые детские вопросы о сезоне роста.

– Как быстро пролетело время, – улыбнулся старец, поправляя сползшие очки, чтобы лучше видеть внука.

Час отбытия неумолимо приближался. Обсуждая предстоящее и вспоминая прошлое, они пересекли пару куполов, занятых садами. Управляемое пультом кресло плавно, но уверенно, направлялось к выходу.

– Хотел бы прогуляться. Ощутить прохладу ветра. Не поможешь? – отложив баллончик, старец скрыл лицо под маской. – Всего несколько минут.

Пилот помог ему в преодолении воздушной камеры, и они выбрались из купола. Коляска тихо ехала по ухоженной тропе. Пилот придерживал её, ступая рядом.

– Слышал, что после недавнего землетрясения на опыте прибавилось расколов, – со вздохом поделился долгожитель.

– Он не разрушился за все тысячелетия, – напомнил внук. – Не стоит волноваться.

Отчётливые контуры тропы постепенно размывались, пока та вовсе не слилась с густой травой. Мужчины оказались на краю холма, откуда открывался вид на старый город. Долгожитель с интересом наблюдал, как пыль плывёт по каменной волне и поглощает приграничные руины. Он поднял руки к маске, но вместо того, чтобы поправить, снял её.

– Не делай этого, – пилот сразу попытался помешать ему, на что услышал возражение.

– Близок мой последний вдох, пусть он окажется свободным, – положив маску на колени, долгожитель продолжил оглядывать рубеж. – Иногда сюда приходит девочка без маски, – вдруг вспомнил он и посмотрел по сторонам, будто разыскивая ту, кого упомянул. – На сделанное мною замечание она ответила, что в маске неудобно. Сложно с ней не согласиться.

– Под куполами маска не нужна, – заметил внук, пытаясь убедить его вернуться в защищённые сады. – Должно быть, тебе нравится в оранжереях с прекрасным чистым воздухом?

– Пожалуй, – согласился долгожитель. – Вот только мир уменьшился, – он окинул взглядом полусферы, заменившие ему простор.

Что-то вдруг неуловимо изменилось в выражении его лица, придав особенно серьёзный вид.

– Столько лет, – проговорил он. – Я прожил столько лет, но закат жизни сплёл их в единый мимолётный проблеск, который теперь неумолимо угасает в этой монолитной темноте. Так и не позволив разглядеть его.

– Кого? – почти шёпотом спросил пилот.

– Этот свет.

Долгожитель пристально и даже с удивлением рассматривал морщинистые пальцы и ладони, будто видел их впервые. Он не мог долго удерживать руки на весу, поэтому вскоре опустил на плед и продолжил наблюдать за переливающимся валом, поглотившим улицы.

– Я посвящал всё время монолиту. Изучал. Но мне кажется, я что-то упустил, – он задумчиво взглянул на свою маску.

– Узнать всё невозможно, – пилот осознавал, что не найдёт слов утешения.

– Возможно, – протянул старейший житель.

И в его неуловимой интонации потерялась суть ответа. Согласился ли он с внуком или же, напротив, отрицал невозможность абсолютного познания.

– Ты отправляешься в огромный мир. И я рад, что ты сумел осуществить свою мечту, – долгожитель снова улыбнулся, но в голосе появились печальные оттенки. – Как жаль, что я слишком стар для подобных путешествий.

– Но всё же ты бывал в пустыне и видел открытый горизонт, – в попытке подбодрить его напомнил внук.

– Но так и не познал того простора, что откроется тебе.

Пилот видел в его взгляде понимание, что он может не успеть узнать о будущих свершениях первопроходцев. Но старец не хотел говорить внуку эти печальные слова и нашёл другие, произнеся их с искренней улыбкой:

– Тебя ждёт интересный путь.

– А тебя ждут оранжереи с чистым воздухом, – заботливо проговорил пилот, понимая, что долгое отсутствие защитной маски отнимает жизненное время прародителя. – Ты часто повторял, не может быть лучшего места, чем долина, – вспомнил внук.

– Я всегда обращал твоё внимание на то, что рядом, ведь понимал – однажды ты неизбежно покинешь эти земли. Хотел, чтобы ты получше их узнал, навсегда запомнил каждую тропу и каждый холм, прежде чем отправишься в пустыню, – старец сделал небольшую паузу, готовясь к важному напутствию. – Делая последние шаги по краю монолита, не забудь взглянуть на мир.

Он закрыл глаза и не спешил делиться тем, куда направились его мечтания. И только лёгкая улыбка отражала их светлые мотивы. Наконец-то умиротворённый взгляд обратился к блеску куполов, и с глубоким вдохом старец пожелал вернуться в чистые сады.

Его слова напомнили пилоту то, что он сам недавно сказал девочке, встреченной возле рудника. Но, в отличие от той, сегодня его время здесь закончилось.

Они прошли сквозь шлюз, и вместе с ними в комплекс прорвалась далёкая сирена, давшая понять, что на вершине начат сбор. Приятное волнение от предстоящего пути боролось со страхом неизвестности и грустью последнего прощания. С тяжестью на сердце пилот покинул прародителя, понимая, что едва ли они увидятся когда-нибудь ещё.

Солнце поднималось над долиной, стирая с холмов тени монолитных стен. Сирена стихла, что осталось незамеченным в скором поезде, устремлённом на восток.

Доставив винтокрылую машину на борт одного из сухопутных кораблей, пилот оставил свой багаж в кабине и, преодолевая металлические лестницы, бегом спустился на каменную гладь. Он спешил к краю монолита, боясь, что не успеет. Но вырвавшись из рядов стоянки, увидел, что вдоль пропасти уже выстроились в линию сотни или даже тысячи людей, желающих в последний раз взглянуть на дом. Найдя место между незнакомцев, пилот неожиданно подумал, что, вероятно, их пути больше никогда не пересекутся, и сегодня он видит их в первый и последний раз. А сколько незнакомых лиц осталось там, внизу. Он был убеждён: взгляды всех жителей долины сейчас прикованы к пределу. И он смотрел в ответ всему маленькому миру.

На одной из высочайших скал востока в ожидании прощального сигнала замер хрупкий силуэт. Девочка, мечтающая о далёком путешествии, сквозь бинокль глядела на границу в надежде рассмотреть хотя бы крохотные точки на краю.

Пилот не сразу обратил внимание, что вершину поглотила тишина. Прекратились разговоры и волнения. Люди молча смотрели на зелёный островок, зная, что больше не увидят блеска изумрудных водоёмов и не услышат шелеста листвы. В немом прощании долина размывалась пеленой, всё больше напоминая сновидение.

Вскоре вершину пробудил длительный гудок, и живая цепь распалась на бесчисленные звенья одиноких странников, отступающих от пропасти. Пилот закрыл глаза и отвернулся, что стоило немалого усилия. Словно вырвавшись из сонного тумана, он отдалялся от края монолита и впервые в полной мере осознал, насколько это тяжело. Но в нём не осталось сожаления. Казалось, проще покинуть дом сейчас и на протяжении последующих лет жить с мыслью, что этот мир всё ещё существует на обратной стороне планеты, нежели проститься с ним в его последние минуты. И когда настанет этот день, он уже давно будет лишь воспоминанием, что сделает его утрату менее мучительной.

Подскочив от тяжёлого гудка, спустившегося с неба, девочка взмахнула дрогнувшей рукой, будто веря, что её увидят с высоты. Она знала, что однажды неизбежно преодолеет этот путь, но пока ей предстояло познать земли маленького мира, который всё ещё казался огромным неизведанным простором.

После возвращения на борт пилот направился в каюту. Эта крохотная комнатка стала его временным жилищем на ближайшие полгода. В предстоящем путешествии он был лишь пассажиром и надеялся, что обойдётся без событий, где могла бы пригодиться помощь авиации.

Прощальный хор сотен оглушительных сигналов разносился над долиной, оповещая об отбытии колонны. Машины тяжело сдвигались с места и, неторопливо набирая скорость, выстраивались в несколько рядов. Начинался долгий и нелёгкий путь на обратную сторону планеты.

* * *

Непрерывно возрастающая длина рельсовой дороги ещё долго не давала осознать отдалённость от Кальдеры. Поначалу на пути встречались белые гибридные машины, способные ехать по поверхности и рельсам с помощью дополнительных выдвижных колёс. Над монолитом расплывался гул, вызванный не только движением тяжёлых кораблей. Началось бурение убежищ для гибридов, чтобы в будущем их экипажи, следящие за исправностью дороги, могли пережидать в них бури. Приветственные и одновременно прощальные сигналы разносились над пустыней, пока укладчики не остались позади.

День за днём менялось небо, но пустошь замерла в единстве своих мрачных пейзажей. Поражённые величием простора, первооткрыватели подолгу глядели на каменную гладь с открытых площадок кораблей. Лишь отблески рассветов и закатов оживляли немую черноту, пока вдали не появилось узкое ущелье несущейся навстречу темноводной Нити. Оно было столь глубоким, что гул не доносился до поверхности. Истоки этой удивительной реки начинались в величайшем водоёме Монолита. Изливаясь из далёкого Северного моря, Нить насквозь пронизывала глыбу и заполняла подземные пещеры. С этого момента разлом сопровождал первопроходцев, то рассекая блистающую гладь, то петлями уходя за горизонт.

С продвижением к древнейшим кольцам трещины становились гуще, пока не сменились огромными провалами. Туманные озёра, заполненные тонкими каменными пиками, и пропасти, бурлящие чёрными волнами, своим ошеломляющим масштабом словно стремились поглотить первопроходцев и зарождали смутную тревогу, что планета насквозь пронизана головокружительными безднами.

Карта помогала выбрать курс, но на ней по-прежнему оставалось немало белых пятен, не позволяющих расстаться с чувством неизвестности. Маршрут делался более извилистым и небезопасным для тяжёлых неповоротливых машин, поэтому перед прохождением колонны велась сейсморазведка. Разведчики искали наиболее надёжный путь и после выполненной миссии неслись обратно, чтобы не встретиться со штормом. На картах появлялось всё больше опасных красных зон. Однако у рискованных поездок была ещё одна задача. Откалывая от поверхности мелкие осколки, странники усердно собирали новый каменный архив, в котором бы объединились частицы всех колец.

Преодолевая узкие пути меж пропастей и сотрясая твердь гудением, ряды машин постепенно растянулись на десятки километров, чтобы в случае обвалов и аварий оставалось пространство для манёвров. В тумане и мгле песчаных бурь обитатели каждого из кораблей проникались пугающей иллюзией, будто бы их борт один во всей пустыне.

Из кают-компании открывался уже привычный мрачный пейзаж. Подобно чёрным тропам перед огромными машинами плыли их собственные тени. В просторном светлом зале, где собралось не меньше полсотни человек, оказалось на удивление спокойно. После ужина одни уединились в чтении электронных книг, другие, сидя у иллюминаторов, обсуждали планы и насущные вопросы. К то-то пытался посмотреть новости Кальдеры, но те постоянно прерывались мерцанием помех. Каждый день пилот с тревогой слушал новый выпуск, опасаясь одного неизбежного известия. И однажды на экране появился печальный заголовок: «Последний путь старейшего жителя планеты».

Пока сменялись фотографии и фрагменты видео, диктор неспешно говорил:

– …В непростых условиях Кальдеры он был единственным, кто смог прожить столь длительную жизнь и стать связующим звеном между нашим временем и минувшим огненным сезоном. На сто одиннадцатом году ушёл последний свидетель пробуждения.

Пилот молча слушал трагическую весть, чувствуя, будто в этот миг покинутые земли отдаляются быстрее, чем движется колонна.

Вскоре связь оборвалась, оставив странников наедине с бескрайней пустошью. Будто между ними и далёким домом исчезла призрачная нить. Из динамиков послышался голос капитана:

– С этого момента есть только мы и горизонт.

Простор

Вечером густые облака в безветрии застыли над долиной, но растаявшее солнце выдавал размытый тусклый свет. В неподвижной серой дымке слились небо, стены и пустые северо– западные улицы. Лишь одно из зданий безжизненной окраинной земли всё ещё не было заброшено. И сегодня оно объединило многих жителей Кальдеры. Мрачный вид монументального строения дополнился десятками машин. Вскоре они покинули стоянку и свернули к широкому проспекту, ведущему к границе.

С преодолением каждого квартала вид становился более гнетущим. Многоэтажные дома встречали тёмными оконными проёмами и тусклым сверканием осколков. За годы запустения ветер сорвал с петель незапертые двери, а те, что ещё держались на местах, скрипели при каждом дуновении. Над застывшей мглой проявился огромный каркас оранжереи, почти лишённой стёкол. Наиболее короткий путь в объезд руин пролегал под куполом, и машинам пришлось преодолеть завесу из мельчайшего песка, струящегося сквозь пустые секции. Пылевые шлейфы ещё долго плыли следом.

Вокруг шумели осенние деревья. Красный листопад сопровождал колонну, пока дорога тёмной улицы не окончилась подъёмом на застывшую волну. Длинный мост тянулся меж выгоревших зданий, объятых каменной лавиной, высота которой с каждой сотней метров приближалась к верхним этажам. Вскоре крыши остались далеко внизу, но высота волны продолжала увеличиваться. Наконец дорога завершилась у огромной площади, вдалеке плавно восходящей к северо-западной стене.

Окутанную неподвижной мглой границу устилало бессчётное количество с виду монолитных блоков. Небольшие тёмные бруски держались на тонких низких рамах, закреплённых на каменной поверхности. Самые дальние ряды давно исчезли в слоях пыли, и уже никто бы не решился их тревожить.

Бывшие ученики старейшего жителя планеты оставили машины и направились к мрачным пронумерованным рядам. В прощальной церемонии один из прибывших, чьё лицо наполовину было скрыто тёмно– синей маской, неторопливо поднёс брусок из дерева к свободной раме. Участники прощания собрались вокруг в почтительном безмолвии. У стены, ставшей для них гранью мира, завершался жизненный путь каждого обитателя Кальдеры.

Вернувшись в этот край, ветер прогонял облачный покров, открывая вечереющее небо. Вскоре над границей зазвучали голоса и негромкие шаги. На пути к машине мужчина в синей маске заметил яркую фигуру, затаившуюся неподалёку от колонны. Сидя на небольшом электроцикле, ребёнок в золотом комбинезоне наблюдал за церемонией прощания. На его лице не оказалось респиратора, лишь защитные очки. Вместо того чтобы сесть в машину, мужчина направился к нему.

– Тебя не учили, что нельзя гулять без маски? – в недоумении спросил литолог. – Особенно перед границей.

– У меня есть шарф, – отозвалась растерянная девочка, глянув на него сквозь стекло очков большими светло-серыми глазами.

Поправив лёгкий шарф, она надела капюшон в ожидании скучных правил безопасности, но вместо этого получила приглашение.

– Завтра ты можешь побывать на лекции по литологии. Буду ждать тебя к первому занятию в Каменном холме, – предложил литолог. – Этот курс для учеников постарше, но тебе будет полезно и даже интересно.

Девочка пробормотала в шарф что-то неразборчивое, но, похоже, утвердительное. Её взгляд сосредоточился на тёмном облаке, плывущем над мрачными рядами. Она явно хотела о чём-то расспросить, но не могла найти подходящие слова и для начала даже попросила разрешения задать вопрос. Получив согласие, она ещё некоторое время размышляла.

– При жизни мы вдыхаем крупицы монолита, что делает их частью нас, – наконец заговорила девочка, взмахом рук развеяв пыль, – а потом мы сами становимся его частицей, – она указала на бруски, ожидающие поглощения огненной волной. – Но что будет на обратной стороне? Где мы завершим свой путь? Ведь на Землях Начала нет огня.

Задумавшись, литолог наблюдал, как она отряхивает то капюшон комбинезона, то лёгкие перчатки. Переведя взгляд на пылевое облако, вновь ожившее в порыве ветра, он осторожно произнёс:

– Ветер. Развеянные ветром, мы сольёмся с пылевым туманом Монолита.

– Ветер, – повторила девочка, провожая взглядом пыль, мерцающую в свете фар.

Машины поочерёдно покидали площадь, и литолог, глянув на темнеющее небо, предложил:

– Подвезти? Или справишься сама?

– Сама, я хорошо знаю дорогу, – уверила маленькая странница, взявшись за руль электроцикла.

Напомнив о предстоящей лекции, литолог оставил её наедине с границей. Пока колонна спускалась с каменного вала, девочка ещё некоторое время задумчиво оглядывала мрачный край, то считая ряды блоков, то всматриваясь в темноту стены. Как только поднятый машинами пылевой туман развеялся, электроцикл сорвался с места и направился на юг.

По обыкновению, в Каменном холме собралось немало посетителей. Литолог, в прошлом с интересом слушавший истории о чёрном камне, теперь сам проводил лекции. Сегодня он внимательно рассматривал учеников, среди которых надеялся заметить девочку, не желающую пользоваться маской. Лектор смутно помнил её внешность, но был уверен, что не ошибётся.

Вскоре он приметил невысокую фигуру в золотом комбинезоне, лавирующую между старшеклассниками. Короткие густые пряди пепельных волос неряшливо торчали во все стороны. Похоже, что, сняв шапку, она забыла расчесаться, или же это была её обычная причёска.

Не глядя на собравшихся, девочка протиснулась к стеклу. При каждом визите к Основанию она с непроходящим любопытством рассматривала оболочку, надеясь, что застанет пробуждение. Неспешно шагая вдоль барьера и порою обращая взгляд на снимки, сопровождающие лекцию, она прислушивалась к голосу.

Лектор уделил внимание не только монолиту, но и острой пыли. Повествуя об опасности чёрного тумана, он надеялся, что девочка, сосредоточенно считающая линии на опыте, всё же слушает его.

Лекция завершилась обсуждением. В обрывках диалогов девочка разобрала вопрос о происхождении первого кольца и, прослушав половину длинного ответа, всё же уловила – в прошлом полагали, что чёрная глыба – часть планеты. Но эксперимент с осколком показал, что, вероятно, монолит когда-то также взял начало в одном из множества миров или же ведёт свой путь от истоков времени.

– И мы лишь одно из звеньев в его межзвёздном странствии, – завершил литолог.

После лекции в Каменном холме остались только одиночные фигуры, не спеша гуляющие между стеллажей. Невзирая на неповторимость форм, чёрные крупицы своим бессчётным множеством всё же создавали видимость однообразия и быстро утомляли. Но девочка присматривалась к датам. С осколками, которым не исполнилось и века, соседствовали камни, просуществовавшие не одну эпоху. И это навевало размышления о мимолётности всех жизней, затерявшихся в эре монолита. Задумавшись, девочка не сразу обратила внимание на голос, прозвучавший за спиной.

– Тебе понравилось? – пытался узнать лектор.

– Да. Но я многое прослушала, – честно ответила она и тут же отыскала оправдание. – Думала о времени.

Оценив ответ одобрительной улыбкой, литолог всё же задал и другой вопрос:

– Опять без маски?

Девочка схватилась за рюкзак, висящий на одном плече, и продемонстрировала лежащую в нём маску. Но внимательный учитель сразу усмотрел неладное.

– На ней нет фильтра, – вздохнул он, хмурясь в попытке показаться строгим, что вышло не слишком хорошо.

Снова заглянув в рюкзак, девочка отыскала предмет спора и приделала на место.

– Вот, – невозмутимо ответила она.

– Похоже, по дороге к острову маска так и пролежала в рюкзаке? – качая головой, предположил литолог.

Выражение лица юной собеседницы дало понять, что она не намерена оправдываться.

– Что об этом думают твои родители? – не сдавался лектор, наблюдая, как она неспешно отступает к Основанию.

Что-то вдруг неуловимо изменилось в спокойном взоре девочки, и, остановившись перед ограждением, она произнесла:

– Они попали в пылевую бурю, когда я была маленькой.

Не дожидаясь нового вопроса, она сбивчиво поведала:

– Они работали в порту и могли ходить в походы далеко от края, – вновь взглянув на собеседника, девочка сделалась ещё серьёзнее. – Во время бури маски не спасли, старые фильтры быстро засорились. А шарфов у них не оказалось.

Она тяжело вздохнула и, застегнув рюкзак, завершила свою печальную историю:

– Они заболели. Я плохо помню папу, а мама болеет до сих пор. Ей тяжело дышать. Поэтому мы переехали под купол.

Неожиданный рассказ заставил придержать нравоучения, и литолог продолжил осторожнее:

– Мне жаль. Ты думаешь, маска бесполезна? Но в долине нет подобных бурь, и фильтры сохраняются намного дольше. Их защита надёжней твоего шарфа, – пытался убедить он.

– Возможно, но она мешает. Я редко надеваю маску. Шарф удобней, – объяснила девочка.

Литолог понял, что переучить ребёнка будет нелегко, но продолжал искать пути.

– А родители когда– нибудь брали тебя на прогулки по вершине?

– Нет. Но они пообещали, что однажды возьмут меня с собой, и мы уедем на земли первого сезона. Это было так давно, – вздохнула девочка, вновь прильнув к стеклу и пытаясь сосчитать кольца оболочки, будто ожидая, что их количество незаметно изменилось.

Но со счёту сбила россыпь бликов, расплывшихся по стёклам. Мерцающие точки оказались отражением созвездий, изображённых на живописной фотографии. Проектор всё ещё работал, и звёздный пейзаж надолго приковал печальный взор. Заметив интерес юной собеседницы, литолог сразу же решил продемонстрировать что-нибудь из старинного собрания. Он подыскивал нечто вдохновляющее и способное утешить загрустившего ребёнка.

Вскоре на экране развернулись яркие картины, повествующие о далёких временах. Мрачный зал окрасился цветными отблесками, отражёнными стеклом прозрачных стен и стеллажей.

– Весь этот архив – труды многих поколений. Возможно, ты слышала о нём?

Видя любопытство в глазах девочки, литолог принялся рассказывать:

– В начале прошлого столетия картины сменились фотоснимками, а позже к ним добавились и фильмы. Можешь посмотреть, – он замолчал на полуслове из-за неожиданной идеи и расплылся в загадочной улыбке. – Подожди, сейчас вернусь.

Проводив его нетерпеливым взглядом, девочка выбрала альбом с изображением удивительного зверя, чью голову украшали ветвистые рога. Она увлечённо листала цифровые репродукции картин со множеством существ, исчезнувших задолго до того, как появилась фотография. Во втором альбоме её привлёк изящный парусник, затерявшийся в безбрежном океане. Старинное собрание дало возможность путешествия по миру, чьи огромные просторы сохранились только на полотнах, созданных во времена, когда стены ещё не поглотили горизонт. Красочные пейзажи так увлекли девочку, что она даже не заметила возвращения литолога.

– Ты можешь не просто изучать архивы, но и принимать участие в создании, – он показал ей небольшую потёртую видеокамеру. – Я научу тебя пользоваться этим.

Девочка с восторгом потянулась к нежданному подарку, но литолог поднял тот над головой и сдержанно продолжил:

– А ты пообещай, что будешь носить маску.

Девочка обошла его кругом, будто бы обдумывая равноценность сделки, и наконец-то согласилась:

– Хорошо. Я постараюсь.

– Не расходуй плёнку зря, – предупредил литолог, протянув ей заветную вещицу. – С этого момента ты хранительница ценнейшего архива.

* * *

Плывущая с востока мгла окутала пустыню, поглотив последний проблеск. Сквозь густую пелену длинной вереницей протянулись лучи прожекторов. Монотонное гудение машин вскоре заглушил протяжный гул, донёсшийся из-за горизонта.

Прервав ужин и прильнув к иллюминаторам, странники встревоженно выискивали вероятные провалы в каменной поверхности, освещённой светом фар. Но корабли продолжали следовать выбранному курсу.

– Это гром, – заверил сонный голос.

Потирая уставшие глаза, задремавший на диване в углу зала навигатор убеждал собравшихся, что колонна движется по безопасному пути.

– На подходе буря, – объяснил он, пробравшись к ближайшему окну.

– Так это лишь начало? – обеспокоенно спросил стоящий поблизости механик. – Что же будет ночью?

– Пора уже привыкнуть, – проговорил пилот, устремивший взгляд в рокочущую мглу, где зажглись размеренные точки фар.

Ослепительная вспышка на мгновенье осветила группу роверов. Разведка спешила к кораблю, чтобы переждать стихию. Под запоздалый гулкий рокот машины поднялись на борт по трапу и исчезли в транспортном отсеке.

Всю ночь густую темноту пронзали молнии. Сон в маленькой каюте прерывался белым светом, и в не успевшем пробудиться разуме тягучий гром порою отзывался образами рушащихся глыб. Пилот опять глядел в окно, пытаясь рассмотреть поверхность и удостовериться, что она цела. И старался подавить тревогу, когда проблески высвечивали огромные булыжники, легко перемещаемые ветром. Лишь когда окно закрыл тяжёлый щит из толстого металла, он наконец-то смог уснуть.

Утро встретило необъятной пылевой волной, не позволившей рассвету коснуться монолита. После беспокойной ночи пилот проводил ранние часы в небольшом спортзале, заменившем прежние походы по Кальдере. Он начал с беговой дорожки, установленной перед окном. Из-за отражения на бронированном стекле он будто бы бежал себе навстречу. Гром не умолкал и временами даже заглушал играющую музыку. Прежде путники не попадали в штормы такой силы. Вероятно, только тем, кто не вернулся из прошлых экспедиций, довелось познать истинную мощь пустынных бурь.

Чёрная волна разбилась о стекло, и пилот отпрянул в опасении, что оно не выдержит. Но, гремя по борту острыми осколками, град оставлял лишь мелкие царапины. Буря оказалась не в силах навредить огромным кораблям. Вернувшись на дорожку, он бежал навстречу мгле и вскоре с облегчением увидел проблески светлеющего неба. Вырываясь из чёрного тумана, машины быстро набирали скорость.

Вскоре каменный простор сменился ослепительным мерцанием. Узкий путь лежал меж двух морей. Прежде никому не доводилось видеть столь огромных водоёмов, уходящих далеко за горизонт. В порывах слабеющего ветра брызги, словно ливень, осыпали застланные пылью корабли, и металл расчерчивали грязные разводы. С наступлением затишья тёмная вода начала казаться продолжением каменной пустыни. Лишь изредка лёгкое волнение нарушало блистающую гладь, создавая видимость, что движется поверхность монолита, и не давая позабыть, что за мнимой твердью скрыта бездна.

День за днём солнце будто восходило из морских глубин и, перекатившись через пустошь, на закате таяло в волнах, забирая последние огненные отблески. Но вскоре красота морских рассветов сменилась не менее поражающим пейзажем. Моря остались позади, и над застывшей гладью показались далёкие горные вершины. И за ними, разрезая небо, словно вырастали чёрные хребты, в сравнении с которыми вершины гор казались лишь холмами. Тени исполинских скал, подобно чёрным пропастям, распарывали монолитную равнину, отражающую золото утреннего солнца. Острая кайма доисторического кратера, оставленного астероидом, была свидетельством того, что эти кольца навсегда остыли, и монолит не смог загладить сокрушительную рану.

Странникам, желающим выбраться на крыши и полюбоваться устрашающими скалами, пришлось впервые надеть тёплую одежду. Застёгивая куртку, пилот уверенно отметил, что ощутил такой мороз лишь однажды в юности. Но вскоре понял, что прохлада тех далёких дней не сравнилась бы со жгучим холодом, что плыл с Земель Начала.

В тени острых глыб затаились чёрные барханы, оставленные бурей. Слабый ветер подхватывал мелкие крупицы и окутывал простор едва заметной пеленой. Непрерывно содрогаясь от гула кораблей, пыль наполняла воздух притягательным свечением.

Потревожив облако плавным взмахом рук, пилот ощутил лёгкое покалывание. Но оно стремительно угасло, и на ладонях остался только блеск. Это оказалось так созвучно его переживаниям – в пути рассеялась острая тревога неизвестности, оставив приятное волнение, что вспыхивало с новой силой каждый раз при взгляде на далёкий горизонт. Ведь в этом рейсе было нечто удивительное и даже идущее вразрез с привычным мироощущением. Они ехали вперёд на протяжении длительного времени, но миру не было конца. И в созерцании простора страннику порою удавалось уловить проблески необыкновенных чувств, заставляющих поверить, что так и должно быть. Ему хотелось, чтобы эта странная погоня за недостижимым горизонтом никогда не прекращалась, и жизнь проходила в вечном путешествии. Если бы ещё немая чернота была не столь однообразна. А ведь когда-то вместо тверди этот край мог быть речной равниной или же блистать морской водой. Теперь осталось лишь воссоздавать поглощённый мир в мечтах.

К закату тени глыб, словно стрелки огромных солнечных часов, очертили круг над пустошью и следовали за колонной, пока не растворились в темноте.

На рассвете скорость снизилась. Расстояние между кораблями постепенно сокращалось, и вскоре они выстроились в несколько рядов. Далеко в слепящих солнечных лучах виднелись очертания разведчиков, неподвижно замерших возле своих роверов. Путь прервался пропастью, ознаменовавшей достижение обратной стороны.

Корабли остановились в отдалении от бездны. Высадка сопровождалась продолжительным затишьем. Первооткрыватели стояли перед величайшим из каньонов, где тонкие скалы каменного леса распарывали волнистый облачный покров. И в недрах этой пропасти таилось начало монолита, миллиарды лет назад порождённое огнём первого сезона. Просветы открывали холодный блеск реки, и, судя по огромной ширине ущелья, поток прошлого имел сокрушительную мощь. Но его эпоха завершилась задолго до того, как первый наблюдатель пробудился в этом мире. Под бесчисленными чёрными обломками проглядывали серые клочки иссушенного грунта. Начатое временем предстояло завершить первопроходцам – расчистить от останков чёрных скал небольшую часть каньона, которой было бы достаточно для безопасной жизни новых поселений.

Как и в день прощания с Кальдерой, пилот оказался на краю. Но здесь ему открылся иной вид, настолько не похожий на долину, будто где-то в пустоши странники незаметно для себя пересекли грань двух миров, объединённых монолитом. В напоминание о прежнем доме из-за этой мнимой грани пробивалась давняя тоска. Она не развеялась в преодолении пустыни и теперь только разгорелась с новой силой в обжигающе холодном ветре неизведанной земли.

Проведя ладонью по каменной поверхности, пилот соприкоснулся с прошлым, в котором на протяжении эпох часть глыбы неизменно пребывала в состоянии покоя. И здесь он ощутил себя иначе, нежели на обратной стороне, где скала просуществовала меньше века. Неведомое прежде чувство зародилось посреди пустынного простора, где единый монолит разделяла пропасть времени. И в сравнении с той пропастью полугодовое путешествие вдруг показалось мимолётной вспышкой. Странник ощутил, будто только отвернулся от долины, но в это же мгновенье перед ним предстала безжизненная серая земля. Очертания миров, столь непохожих и далёких друг от друга, слились воедино, отчего бесследно стёрлось ощущение продолжительной дороги. Но, не оставив слов и образов, хрупкая иллюзия развеялась в прокатившемся над пропастью шквале тысяч восхищённых голосов.