Текст книги "Духовная жизнь. Первая ступень: Воцерковление"

Внутренний и внешний пост

Например, человека мучает блуд. Он молится и постится, а блуд не уходит и не уходит. Уже вроде бы и тело изнурено, и слабость физическая появилась, а все равно блуд не уходит. Значит, проблема духовная. Вероятно, он слишком горд, может быть, осуждает кого-то, и бес смиряет надменного человека по попущению Божиему. А бывает, что тело уже грешить не может по старости, по болезни, по усталости, а душа грешить хочет, и внутренний человек болеет грехом. Есть пример – преподобная Мария Египетская[58]58
  Преподобная Мария Египетская († 522) – христианская святая, пустынница.


[Закрыть]. За год жизни в пустыни ее одежда истлела, тело высохло, она стала скелетом, а с помыслами боролась семнадцать лет. Существует различие между жизнью внешнего человека и увяданием греха во внутреннем человеке.

И есть другая сторона. Скорбь разлуки, например, может убить в человеке какой-то грех гораздо лучше, чем длительное воздержание от еды и питья. Например, у человека рана душевная – обида. Ему будет трудно поститься (часто, когда человек постится, у него еще больше обида разгорается). Но если какое-то новое душевное переживание придет к нему, то он может исцелиться.

Я приведу несколько примеров в отношении одного и другого. Хотя это и монастырские истории, но они вполне применимы к обычной жизни в миру.

Есть в патерике история о некоем молодом монахе, который обращался к старцу с просьбой помолиться за него, ибо бес блуда мучил его сильно. Старец много раз молился, но монах тот все говорил: «Не помогает мне что-то, мучает меня бес блуда». И вот приходит к старцу наконец-то сам бес и сообщает: «Я уже после первой твоей молитвы отошел. Но ученик твой носит в себе болезнь свою из-за невоздержания языка и гортани». Иными словами, монах тот или много болтал языком, или лакомился какой-то пищей, чревоугодничал. Поэтому проблема его была не в блуде, а в другом греховном пристрастии. Бес блуда-то отошел по молитве старца, но болезнь в душе осталась – болезнь внутреннего человека.

Так же, когда человек осуждает кого-то или носит в себе некую гордую мысль, непрощенную обиду. Любой грех может к нему прицепиться. И никакой пост не поможет. Потому что болезнь не в теле, а в душе.

Цель аскетизма – это здоровье души, здоровье внутреннего человека

Есть еще один классический патериковый пример – про мудрого духовника. Один юноша тоже страдал болезнью блуда, пытался вести духовную брань. Жалуется он игумену, что ему плохо, мучает его эта страсть. Тот посылает юношу на послушание в кузницу. И параллельно зовет к себе старшего кузнеца, говоря ему: «Этот монашек будет выполнять работу, какую ты ему дашь. А ты поссорься с ним и ударь его». Так и случается – происходит ссора, кузнец бьет молодого монаха. Побитый прибегает к игумену жаловаться, а тот выгоняет его с криком: «Вон! Что ты жалуешься? Что ты, девочка? Ты монах или не монах? Пошел отсюда!» Монашек уходит к себе и плачет от обиды, не может понять: как же так, что это за отношение? Проходит несколько дней, его никто не видит, даже на обеде, он лежит в келье и плачет. Тогда игумен приходит к нему и спрашивает: «Ну как, блуд тебя мучает?» Тот восклицает: «Какой там блуд! Я еле живой от обиды!»

У пожарников есть такое выражение: «пожар пожаром тушат», то есть встречные пожары пожирают друг друга. Страсти в душе совершают некую борьбу, и одна другую пожирает, одна душевная боль съедает другую боль. Там, где ты еще долго бы трудился, постясь, Господь посылает скорбь, переживание, которое вдруг исцеляет тебя.

Цель аскетизма – это здоровье души, здоровье внутреннего человека. А если цель – только сбросить лишний вес, то надо понимать, что внутри ничего не изменится в лучшую сторону.

Великая цель превращает человека в подвижника. Он не ставит себе задачу быть таковым, он просто хочет добиться цели. А по мере движения к ней превращается в подвижника, и мы его извне оцениваем именно так. Мы говорим: «Вот великий человек! Он бросил все и сделал нечто великое!» А он сам себя не воспринимает как героя. Откуда, собственно, у святых подвижников смирение? Ему говорят люди: «О, отче, ты велик!» – а он удивляется: «Ты меня с кем-то перепутал, наверное. Ничего великого во мне нет». Просто человек движется к цели, и цель поглощает его внимание. Ученый, о котором мы говорили в начале, движется к научным открытиям, апостол Павел – ко Христу: «Бегу вперед, забываю заднее, простираюсь в переднее, спешу, догоню ли Христа, как Он догнал меня однажды»[59]59
  См.: Флп. 3:1-16.


[Закрыть]. И еще говорит: «Для меня смерть – приобретение, а цель – Христос»[60]60
  См.: Флп. 1:21.


[Закрыть]. Апостол Павел знал, что он не абсолютно свят. Из его посланий мы знаем и про жало в плоти, и про немощь: «Чего не хочу, то делаю»[61]61
  См.: Рим. 7:15.


[Закрыть]. Но у апостола была великая цель, и Павел по дороге к этой цели воскрешал мертвых и забывал этим гордиться. Тот же Иммануил Кант, уже упомянутый нами, вовсе не считал себя затворником, хотя по сути им и являлся. Он даже не назвал бы себя философом, но – просто любящим размышлять и писать книги жителем города Кёнигсберга.

Итак, великая цель поглощает человека, и мы оцениваем его подвиг, глядя извне. А как он оценивает его изнутри, как его переживает, для нас загадка. Святые не составляли психологических описаний своей жизни. Может быть, из-за неудобопостигаемости предмета, или потому, что мы бы такого чтения не выдержали, или по причине того, что сам процесс описания помешал бы им свершать труды.

Однако есть и исключения – дневники праведного Иоанна Кронштадтского[62]62
  Праведный Иоанн Кронштадтский (Иван Ильич Сергиев; 1829–1908) – священник Русской Православной Церкви, митрофорный протоиерей, настоятель Андреевского собора в Кронштадте, широко почитаемый святой Русской Православной Церкви.


[Закрыть], где он подробно говорит о себе, о своей духовной жизни. В западной традиции Блаженный Августин[63]63
  Блаженный Аврелий Августин (354–430) – епископ, христианский теолог и философ, проповедник, один из отцов христианской Церкви.


[Закрыть] оставил «Исповедь». Вот именно в западной традиции по большей части есть этот психологизм. «Исповедь» Августина стала источником вдохновения для целого ряда произведений более поздних авторов. Жан-Жака Руссо[64]64
  Жан-Жак Руссо (1712–1778) – французский философ, писатель, мыслитель эпохи Просвещения.


[Закрыть] или Льва Толстого не было бы без Блаженного Августина (хотя ни тот, ни другой не были христианами в настоящем смысле этого слова).

Но если мы возьмем древних отцов, то, допустим, Василий Великий[65]65
  Святитель Василий Великий (ок. 330–379) – архиепископ Кесарии Каппадокийской, церковный писатель и богослов. Один из трех каппадокийских отцов Церкви, наряду с Григорием Нисским и Григорием Богословом.


[Закрыть] дневников не писал. Переписку вел, а дневников – нет. Там примерно так: «Кланяюсь тебе, возлюбленный! Рад письму твоему и спешу сообщить тебе, что ученики твои учатся у меня хорошо, заслуживая имя добрых каппадокийцев. Засим твой, Василий. Моли Бога о мне». И все. А вот у Блаженного Августина по-другому: «И я, Любовь моя, дерзнул дать волю руке своей, потянулся за яблоком в чужом саду, и Ты смотрел на это, а я в то время не думал, что Ты видишь все, и похищал чужое. Теперь, спустя столько лет, я знаю, что и это Ты видел», – и так далее. Это реальная жизнь, литературно изложенная.

Василий Великий не рефлексирует. Мы можем только догадываться, что он в какие-то моменты видел Христа или глубоко переживал действие Духа Святого на свою душу. Но он этого не описывает, целомудренно умалчивает. Может быть, его рука удерживается свыше, а может быть, сама культура, в которой он живет, не предполагает открытых разговоров о глубоко личных переживаниях посещения Господня. Василий Великий говорит: иди туда – и с тобой будет то, что потом не опишешь языком. Мы верим Василию и идем туда. Это восточный путь.

Святые отцы-пустынники – Исаак Сирин, Ефрем Сирин и другие подобные им – были поглощены созерцанием и потому не отвлекались на рефлексию. Там, где наступает состояние созерцания, для человека останавливается время. Рефлексия здесь затруднена – идет не самопознание, а познание иного мира, соприкосновение с иным.

Рефлексия – это реакция на себя, то есть анализ того, что было во мне, когда, например, разорвался снаряд на поле боя. Я упал, не чувствуя страха, а потом понял, что это начался огонь артиллерии противника. И вдруг у меня задрожало то-то, защемило там-то, вспомнилось это, заколотилось сердце, и «Николенька побежал по Бородинскому полю» или поскакал куда-то на лошади[66]66
  Отрывок из романа Л. Н.Толстого «Война и мир», описывающий одного из главных героев – Николая Ростова.


[Закрыть]. Это – рефлексия. А созерцание – это поглощение моего внимания Тем, Кого я люблю. Там я на себя не оборачиваюсь.

Присущая западной культуре рефлексия, вероятно, полезна широким массам, потому что это более понятный путь. Однако он не всегда ведет туда, куда надо.

Полезно чтение дневников Иоанна Кронштадтского. Есть там тексты его личных молитв или сообщения о плодах молитвы: «Хвалю Тебя, Боже, за силу животворящих Твоих Таин! Сегодня после Причащения ожила умиравшая такая-то раба Божья. Слава чуду и Святым Тайнам!» Это дневниковая молитва. А есть записи другого характера: «Сегодня полдня не мог побороть то-то». Это аскетическая рефлексия. А то, что Иоанн Кронштадтский – святой Восточной Церкви, со всеми характерными чертами такого святого, – оставил в то же время дневниковые записи, делает их очень полезными. Ну и, конечно, святитель Николай Японский[67]67
  Святитель Николай Японский (в миру Иван Дмитриевич Касаткин; 1836–1912) – епископ Русской Церкви, миссионер, основатель Православной Церкви в Японии.


[Закрыть] или митрополит Вениамин (Федченков)[68]68
  Митрополит Вениамин (в миру Иван Афанасьевич Федченков; 1880–1961) – епископ Русской Церкви, подвижник, миссионер, духовный писатель.


[Закрыть]и другие известные иерархи, кто составлял записки о своей жизни, нам сейчас очень нужны, потому что долго мы не были знакомы с рефлексией в духовной жизни.

Повергнуть свою боль перед Богом

Мы говорили, что человек не может дать оценку самому себе. Ему нужен взгляд со стороны, и это действительно так. Нельзя понять самому, насколько ты смирен или не смирен, талантлив или не талантлив, силен или слаб. Меру себе определить сам человек не в состоянии. Она определяется Премудрым Богом в процессе жизни через водительство духовное или какими-то особенными обстоятельствами. Но то, что нужно человеку, он способен понять и почувствовать.

Можно почувствовать, что не хватает знаний. Например, ощутить желание разобраться в истории Церкви, потому что я сын своей Церкви и хотел бы понять, что к чему. Конечно, возникает вопрос, где эти знания добывать – заняться самообразованием или где-то учиться? Человек также может понять, что ему не хватает, например, терпения – он нетерпелив в скорбях, поэтому бесплоден. Он может почувствовать, что ему не хватает благодати. Скажем, есть желание, сил нет: «Дай мне, Боже, сил, потому что желание подвизаться у меня есть!» Ему может не хватать человека – наставника, молитвенника, подсказчика. Даже книжки какой-то может недоставать.

Аскеты – это „ученые“, которые исследуют действие страстей в человеке. А монастырь – „лаборатория“

Дать себе отчет в том, что меня тревожит более всего, я могу. Но не всегда я могу увидеть глубинную причину своей тревоги. А это может быть все что угодно. Например, ты очень давно кого-то обидел, и до сих пор обиженный хранит к тебе неприязнь. И это недоброе чувство может тенью ходить за тобой, а ты просто будешь ощущать, что тебя борет уныние и надо с ним разобраться. Но где его корни, не видишь. Вполне возможно, Иоанн Кронштадтский тоже не мог дать себе отчета о причинах каких-то своих внутренних проблем. Тогда он повергал себя перед милостью Божией на литургии и просил: «Сам очисти, Сам просвети! Ты видишь, что с умом у меня творится, Сам видишь больную душу мою!» Он не считал свои язвы и не искал их причин, а обращался к Богу: «Ты врач, я больной, лечи меня, как знаешь!» Каждый человек может так поступать.

Но в этом пути есть и опасность. Нужно знать «классификацию болезней», разбираться в степени их проникновения в организм. Как ветхозаветные священники должны были осматривать прокаженного и определять, насколько глубока язва от проказы, покрыта ли она волосом или гола, мокра или суха, и на основании этого выносить приговор: «Ты можешь жить в обществе» или: «Уходи, ты еще болен!» – так и здесь. Далеко не каждый способен определить степень своей прокаженности.

Иоанн Кронштадтский нам, мне кажется, в таких вопросах ближе всего. Не в том смысле, чтобы мы так же горели, как он горел, но в самом подходе. «Вдруг из меня вылезла неприязнь к такому-то человеку», – пишет он в своих дневниках. Или сетует, что всю службу думал не о Господе, а о митре, которую испачкала копоть от свечки. Ему умирать пора, он старик, у него митр таких больше десятка, а он волнуется о ней, а не об общении с Господом. И мы узнаем душу святого человека, выясняем, что, оказывается, и его тревожит такое. И нам становится легче, ведь получается, это некая общечеловеческая беда.

Так же и святитель Филарет (Дроздов)[69]69
  Святитель Филарет (в миру Василий Михайлович Дроздов; 1867–1821) – архиепископ Московский и Коломенский, ученый, выдающийся богослов и просветитель.


[Закрыть] в своей молитве предавал себя Богу: «Ты любишь меня паче, нежели я умею любить себя. (…) Ты зришь нужды, которых я не знаю. Зри и сотвори по милости Твоей»[70]70
  Слова из ежедневной молитвы святителя Филарета Московского.


[Закрыть]. Это путь каждого человека, если, будучи верующим, он признается себе, что болезни в нем есть, и их много.

Таким образом, аскеты – это «ученые», которые исследуют действие страстей в человеке. А монастырь – это некая «лаборатория». Мы же – учащиеся средней школы. Школьники же не способны постоянно находиться в лаборатории и изучать движение и действие страстей, их классификацию. По этому пути нельзя идти всем.

Оттого мы и говорим, что если душа твоя знает, что она больна, что она вследствие грехопадений и развитых грехов заражена и нуждается в Боге, то эти болезни должны излечиваться молитвой, исполнением заповедей, участием в таинствах. Человеку необходима некая простота, которая позволит ему прийти в храм, повергнуть себя пред лице Божие и выдохнуть: «У меня все болит, плохо мне!» Без уточнения, что это – тоска, или печаль, или страх будущего Суда, или плач о содеянных грехах, а может быть, просто переживание осеннего одиночества. В этом можно разбираться, но я, например, сторонник того, чтобы не разбираться в этом даже для себя самого. Я не хочу разбирать, где здесь печаль стареющего организма, где осенняя или весенняя тоска, а где проявляется скорбь о содеянных грехах или боль еще не заживших обид. Мне кажется, что стать на колени и попытаться излить душу перед Богом и Богородицей – это более целебно.

«Зриши мою беду, зриши мою скорбь, помози ми яко немощну, окорми мя яко странна. Обиду мою веси, разреши ту, яко волиши»[71]71
  Из молитвы Пресвятой Богородице.


[Закрыть]. Вот что близко душе всякого человека, от рабочего до профессора. Профессор и продавщица семечек в разных углах церкви могут с равной степенью душевной открытости стоять на коленях и петь Божией Матери одну и ту же молитву в одно и то же время. И получать исцеление своих ран. А при этом в алтаре у престола может стоять иеромонах, тоже открывать свою душу Богу и просить помощи. И все будут получать по мере своих болезней.

Слушая или читая о подвижниках, понимаешь, что жизнь духовная есть и она красива. То, что ты в ней еще пока не в полной мере, это, может быть, временная печаль.

А может быть, не твоя мера. Но если духовная жизнь и духовный подвиг все-таки есть, то, слава Богу, можно жить дальше. Жить ведь хорошо тогда, когда ты знаешь, что есть люди, которые намного лучше тебя.

Если же возникает потребность идти дальше, искать большего, думаю, что останавливаться не нужно. Но стоит почитать литературу и поискать людей, которые знают больше, чем ты. Выслушав тебя с твоими запросами, они смогут оценить твое состояние и сказать, нужно притормаживать или идти дальше.

Узнавая о подвижниках, понимаешь, что жизнь духовная есть и она красива

Конечно, душить в себе желание большего не стоит. Если тебе мало, например, двух часов всенощной, ты хочешь стоять службу трех-пятичасовую – что же себя сдерживать? Найди монастырь со строгим уставом и молись там. Если ты хочешь чаще причащаться, при этом не творишь смертных грехов, не впадаешь в какие-то крайности, зачем себя удерживать от Чаши? Найди духовника, который позволит тебе приобщаться чаще, или сообщи нынешнему духовнику о своем совершенно здоровом и естественном желании. Кто-то, например, хочет научиться писать иконы. Зачем его останавливать? Пусть идет да учится, с Богом. Не получилось? Ну что ж, ничего страшного, получится что-то другое. Не сдерживать, а развивать духовные желания надо. Это касается и борьбы со страстями.

Однако ко всему подходить нужно разумно. Например, говорит девушка: хочу прочесть монашескую книжку! Давай подумаем, кто ты вообще. Ты замужем? Да. Так зачем тебе монашеские книжки? Чтоб разрушить семейную жизнь? Не надо тебе монашеских книжек, тебе нужны книжки по домоводству. Не замужем? Хорошо, давай думать дальше. Ты хочешь замуж? Хочу. Тогда опять-таки зачем тебе монашеские книжки? Ты сейчас почитаешь их и не захочешь замуж. Но это будет первое желание, оно тебя, может быть, через полгода оставит. И опять ты захочешь замуж, значит, ты потеряешь полгода. Говорит: «Нет, я в принципе замуж не хочу». Ну, тогда читай.

Сдерживать не надо, но подойти с рассуждением – надо.

Страсти и грехи

Начиная читать духовную литературы, вы очень быстро столкнетесь с понятием греха и страсти. Что это такое?

Страсти и грех – это одинаковые и одновременно разные вещи. Грех вырастает из страсти. Страсть – это семена, а грех – это выросшее растение. Страсти носят в себе все люди, а грехи, к счастью, выходят на поверхность и легче узнаются. Грехи – как деревья в лесу, срубить их проще.

А страсти тяжело распознаются и тяжело выкорчевываются, они подобны корням деревьев.

Итак, грехи – это страсти, актуализированные, оформившиеся и пришедшие в действие. Это события жизни внешнего человека. А страсти – это по большей части явление внутренней жизни. Это тайна, изнанка человека. Внутренний человек болеет страстями, и с этой глубиной мало кто пытается разобраться. В мире об этом и разговора серьезного нет. Конечно, можно всю жизнь бороться с грехом, оставляя без внимания страсть. Например, можно всю жизнь бороться с пьянством – пить какие-то таблетки, капать лекарства, – но не понять, почему ты болен. А болен можешь быть потому, что у тебя есть глубокая, неуемная гордыня, от нее – недовольство жизнью и отсюда желание уйти в «параллельный мир». Так и с другими грехами – в их основе всегда что-то застарелое, что-то неисповеданное. Нечто любимое, что душа не хочет отдавать.

Поэтому надо копать вглубь. Все равно жизнь заставит. Ты будешь рубить драконьи головы, а они снова будут вырастать на тех же местах, да еще и умножаться. Рано или поздно ты задашься вопросом: почему? И тогда одно из двух: либо ты устанешь бороться с грехом, опустишь руки, решишь, что неисправим (что бывает часто), либо пойдешь дальше и начнешь искать: что же за страсть рождает мои грехи?

Допустим, я очень раздражительный человек. Раздражительность – это грех, а причина его – страсть. Может быть, страсть гнева, которая, в свою очередь, рождается от нетерпения, гордости, от желания первенства. Такой человек тороплив, вспыльчив, категоричен, упрям, стоит на своем и не слушает противоположную точку зрения, не сдержан на язык, злопамятлив. Он может приписать это свойствам своего характера. На самом деле, это семена страстей, уже оформленных в грехи.

Страсть – это семя, а грех – это выросшее растение

Человек пытается бороться с грехами. Потом на каком-то этапе – благодаря книге, услышанному слову, внутреннему опыту от Духа Святого, подаренному ему когда-то за молитву или за что-то доброе, – вдруг познает, что проблема глубже. И нужно внутри себя разобраться. Тогда он ищет наставника, обращается к аскетической литературе. И тут мы возвращаемся к опыту Иоанна Кронштадтского: человек повергается перед Богом. Само по себе осознание наличия внутренних проблем – великое откровение. Наша цель – здоровье внутреннего человека, больного страстями. Исцеление его происходит в Церкви при помощи молитвы, таинств, исполнения заповедей.

Итак, повергая себя перед Богом, я начинаю понимать, что болен не только тем, что я в себе заметил. Есть страсти, открыто действующие во мне, а есть те, которые пока спят (святые пустынники, например, обнаруживали в себе действия всех страстей). И я начинаю догадываться, что мои внешние проблемы – это проекция моих внутренних болезней. Кроме того, я теперь верю, что у меня еще больше болезней, чем я осознаю. Иными словами, потенциально я еще более грешен, чем на сегодняшний день. И на этом этапе осознания нужно повергаться пред Богом, как Иоанн Кронштадтский.

Христос – Спаситель, Искупитель, Судья, Защитник, часто – Меч карающий. А еще Он – Врач душ и телес. Многие псалмы содержат покаянные воздыхания больной души: например, «исцели душу мою, яко согреших Тебе» в 40-м псалме или «Дух Твой Благий наставит мя на землю праву» в 142-м псалме. Пророк Давид сказал о всем человечестве, о каждом из нас: душа моя больна, исцели душу мою, ибо я согрешил пред Тобою. Вероятно, какие-то гвардейцы из нашей армии христиан пойдут дальше и займутся спецоперациями по части исцеления своих душ, борьбой с тонкими помыслами. Но большинство будет просто повергать себя перед милосердием Божиим, признаваться в своей тотальной немощи – я болен тем, что вижу в себе, но, наверное, болен и еще чем-то серьезным, чего пока не вижу. Болит душа моя, и нет мне покоя, пока я не выздоровею!

А Врач будет говорить: «Приимите, ядите: сие есть Тело Мое, еже за вы ломимое во оставление грехов. Пийте от Нея вси: сия есть Кровь Моя Нового Завета, яже за вы и за многия изливаемая во оставление грехов»[72]72
  Слова евхаристической молитвы. Также см.: Мф. 26:26–29; Мк. 14:22–25; Лк. 22:15–20.


[Закрыть]³. И эти грехи будут с нас сниматься, обнажая один за другим пласт новых скрытых проблем. Христос позовет нас к Себе, пригласит к участию в таинстве, скажет: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные»[73]73
  Мф. 11:28.


[Закрыть]. И это призыв не к шахтерам только и грузчикам, и даже не к учителям. «Труждающиеся и обремененные» – это те, кто познал мучительный труд очищения себя от страстей, мучительную внутреннюю борьбу совести с человеком и человека с совестью.

И на каждом новом этапе те же самые слова Евангелия будут слышаться по-разному. «Труждающиеся и обремененные» будут поняты как такие же измученные, как я, уставшие бороться с собой. А Христос дальше говорит: «Я успокою вас»[74]74
  Мф. 11: 28.


[Закрыть]. И разные другие слова: «Симон Нонин, любишь ли ты Меня?»[75]75
  Ин. 21:15.


[Закрыть], или «в мире будете иметь скорбь»[76]76
  Ин. 16: 33.


[Закрыть], или «заповедь новую даю вам, да любите друг друга»[77]77
  Ин. 13: 34.


[Закрыть], или «Женщина! где твои обвинители? Никто не осудил тебя?» – «Никто, Господи». – «И Я не осуждаю тебя; иди и впредь не греши»[78]78
  См.: Ин. 8: 10–11.


[Закрыть]. Эти слова приобретут личное звучание для человека.

Евангелие должно ожить, это очень важно. Это должно случиться внутри Евхаристии или вместе с Евхаристией. Посмотрите на слова молитв к Причастию. Много раз там упоминается, например, блудница: «Приими мя приходяща и прикасающася Тебе, яко блудницу»; она только ноги Твои удержала и получила оставление грехов, а я «все Твое Тело, окаянный, дерзаю восприять»[79]79
  Из молитвы 10-й святого Иоанна Дамаскина перед причащением Святых Христовых Таин.


[Закрыть]. Если прочесть приготовительные к Причастию молитвы сквозь призму аскетизма и обращенности к себе евангельских слов и образов, то получится, что всех упоминаемых там грешных и больных – прокаженных, кровоточивых, скрюченных, блудного сына, разбойника – мы соотносим с собой. Когда увидим это, они станут живыми персонажами, похожими на меня ношением скверных риз, болезнью, проказой и блудом. И я, это все ощутив, начну приближаться к Христу в Причастии так, как каждый из них приходил к Нему. Одна Ему ноги омыла слезами и своими волосами утерла, другая прикоснулась к краю ризы и исцелилась, третий на дерево влез, чтобы Его увидеть, четвертый Его к себе домой пригласил, пятый – на Кресте Его узнал. А я буду познавать Его в Причастии. Это все как бы совмещается во мне.

Кающемуся грешнику Евангелие представляется книгой о нем самом, а приход к Христу для него – Евхаристия. Таково, собственно, живое Божие слово.

И грех погибает внутри этого священного «бермудского» треугольника: ожившее Евангелие, Святая Евхаристия и человек – кающийся грешник, которому Евангелие нужно как зеркало, а не только как книга об Иисусе.

«Приими убо и мене, Человеколюбие Господи, якоже блудницу, яко разбойника, яко мытаря и яко блуднаго»[80]80
  Из молитвы 1-й святого Василия Великого перед причащением Святых Христовых Таин.


[Закрыть]. Блудница, разбойник, мытарь, блудный сын олицетворяют на самом деле господствующие страсти: блуд, разбой (то есть насилие ради наживы) и воровство (то есть обман ради наживы, в том числе и взятки). Вот тебе блудница, разбойник и мытарь – три господствующих вида грешников. В ком-то преобладает разврат, в ком-то – стяжательство с хитростью, в ком-то – стяжательство силой. И человек узнает себя и начинает плакать перед Богом: «Прими меня, как их!» Это голос кающегося человека.

Слова этих молитв можно читать очень долго и в какой-то момент вдруг понять, что я не просто «яко мытарь», а я в точности такой же. Не отдаленно, не аллегорически, а именно – мытарь.

Господь пришел призвать не праведников, но грешников на покаяние[81]81
  См.: Мф. 9: 13.


[Закрыть]. А в молитве Иоанна Златоуста перед Причащением читаем примерно следующее: «Ты с небес сошел на землю – сойди ко мне, пожалуйста, тоже! Ты в вертепе родился, возлег в яслях, – войди в ясли моей души, в пещеру моего сердца. Ты к прокаженным пришел – будь со мной, я тоже прокаженный. Ты блудницу не отогнал, не отгоняй меня, потому что мои уста не лучше ее уст»[82]82
  Ср. 2-ю молитву Иоанна Златоуста из последования ко Святому Причащению.


[Закрыть]. По сути – это прочтение Евангелия сквозь призму покаяния и желания приобщиться Святых Христовых Таин. Здесь три вещи: я каюсь, прочитываю в покаянном духе Евангелие, слова которого впрямую относятся ко мне, и иду к Чаше.

То же самое находим в молитве Симеона Метафраста (это третья молитва из последования ко Святому Причащению). Здесь вся евангельская история прочитывается сквозь желание приобщиться Святых Таин. Молящийся просит Господа Иисуса Христа, Который принял «Животворящая и Спасительная Страдания: крест, гвоздия, копие, смерть», убить страсти его души орудием Его страданий: «…умертви моя душетленная страсти телесныя».

Ты был погребен и Своим погребением пленил адово царство – похорони, погреби мои помыслы лукавые, помыслы неблагие. Тридневным воскресением Ты восставил от падения праотца Адама – подними и меня, потому что через грех я упал и лежу на земле. Как восстал Адам в Тебе, так и я восстану! Вознесением Ты обожйл «плотское восприятие» (то есть телесную природу, которую воспринял), – и меня Причащением удостой получить мою часть среди спасаемых[83]83
  Ср. 3-ю молитву Симеона Метафраста из последования ко Святому Причащению.


[Закрыть]. Таким образом, здесь присутствуют все главные евангельские события в связи с покаянием и желанием причаститься «неосужденно»: не в суд себе.

Дальше тот же Иоанн Златоуст предостерегает христианина от наглости. Ведь грешник, приходящий за милостью, может быть и наглецом. Но я не наглец, я прихожу с дерзновением («дерзая, приступаю»), как бы говоря: «Ты не прогнал покаявшегося разбойника и принял мытаря, блудниц Ты не отгонял от Себя, значит, и меня не прогонишь! Потому я дерзаю». Если бы не было евангельской истории, я бы себя чувствовал наглецом. Но Евангелие говорит: дерзай, вера твоя спасла тебя[84]84
  См.: Мф. 9: 22.


[Закрыть]. Иди смелей.

И это все нужно мне обязательно перед Евхаристией, потому что – куда мне еще идти? Я не могу «дерзать», оставаясь в комнате у себя дома. Нет, я иду в храм и дерзаю приступить к Чаше. По сути, у человека возникает еще одна задача – прочесть евангельскую историю глазами кающегося грешника. И наложить ее на молитвослов. Чтение Молитвослова – это попытка научиться смотреть на мир сквозь призму Евангелия.

Для того чтобы принять таинство Причастия, нужны вера и страх Божий. «Со страхом Божиим и верою приступите»[85]85
  На литургии непосредственно перед Причастием верующих священник берет Чашу с престола, бережно передает ее диакону. Вынося Чашу, диакон возглашает: «Со страхом Божиим и верою приступите!»


[Закрыть]. Но и то, и другое – плоды аскетизма. Это дары Господа, но – умноженные твоим личным трудом.

Вообще мне кажется, что все вопросы о необходимости аскезы исчезают, когда человек начинает себя ощущать и блудницей, и мытарем, и нуждающимся в исцелении больным. Ведь всякое покаянное движение требует некого усилия и дерзания, преодоления страха или стыда. Закхей лезет на дерево, не обращая внимания на реакцию толпы. Больной просит четырех друзей, чтобы его принесли ко Христу и, разобрав крышу дома, спустили туда, где Он находится. Блудница, преодолевая страх, идет в место общественного собрания и, сгорая от стыда, плачет, распускает волосы и вытирает Христу ноги своими волосами. Хананеянка, боясь, что узнают о ее языческом происхождении, издалека кричит: «Помилуй меня, Иисус, сын Давидов!»[86]86
  См.: Мф. 15: 22.


[Закрыть]

Кровоточивая дерзает нарушить закон и пролезает между людьми, чтобы только прикоснуться к Нему. Это, собственно, и есть аскеза.

Если жить так, будто завтра причащаешься, ты и будешь подвижник сегодня.

И такой подвиг посилен для живущих в миру, не только для монахов. Не нужно бросать мужа, оставлять работу или учебу в институте, не нужно даже кардинально менять свой дресс-код, полностью закутываясь в черное. Все, что необходимо, постепенно придет само. Внешнее будет подтягиваться к внутреннему, второстепенное – следовать за главным. И тогда ты не станешь «монашествовать» в миру, еще не понимая ничего толком.

Нужно руководствоваться открытым, проверенным учением Церкви, а это: Евхаристия, Евангелие, молитвослов и ты. И ты, каясь и участвуя в таинстве Причащения Святых Христовых Таин, потихоньку будешь превращаться в аскета.

А все, что будет дальше, уже от Бога зависит. Он посмотрит на степень твоей искренности, на твои силы, на меру твоего духовного и телесного здоровья и твои нравственные возможности. И либо позовет тебя дальше на большие труды, либо скажет: «Храни, что имеешь, пока приду». И Господь Сам даст тебе об этом знать.