Текст книги "Духовная жизнь. Первая ступень: Воцерковление"

Горячее сердце и просвещенный разум

Военная служба, если мы продолжаем сравнивать ее с христианством, предполагает некие тяготы и лишения.

Война у нас одна, и каждый сидит в своем окопе. Наша война не против плоти и крови, но против дьявола, то есть властей тьмы века сего, мироправителей, миродержателей, как пишет апостол Павел в Послании к Ефесянам[52]52
  См.: Еф. 6:12.


[Закрыть]. Это война с собой, пропитанным грехом, и с тем, как на тебя действует лукавый (а через тебя – на окружающий мир).

И еще у нас есть общие задачи, например, приходские, общецерковные. Возникла некая общецерковная беда или Церковь, допустим, возвысила свой голос в борьбе с абортами. Значит, твоя позиция не такова, что «меня это не касается, потому что я аборты не делала», или, как мужчина может сказать: «Я вообще аборт не могу сделать, при чем здесь я?» Нет, тут фронт общецерковной борьбы, некое общее движение. Мы будем деньги собирать, к примеру, на открытие христианского радио, или на развитие погибающих от буквальной бедности дальних приходов в каком-то регионе, или на развитие духовного попечения в тюрьмах.

Для членов Церкви это некий общий труд (хотя каждый имеет и свою личную задачу, свой «фронт работ» – себя, свою семью).

Для одного верующего общецерковный фронт великоват, но каждый солдат обязан знать, что общий фронт есть.

Солдат не обязан читать все штабные карты, вникать в детали наступления или обороны, но какую-то общую картину фронта он должен представлять. Нужно понимать, с кем вообще идет война и где, в какой точке фронта ты сам сейчас находишься. Мы, верующие, должны определять общие угрозы, враждебные христианству, общие тенденции жизни, что называется, «понять свое время».

Ведь если, например, человек захочет повторить подвиги того же Симеона Столпника в большом современном городе – Екатеринбурге, или Харькове, или Нью-Йорке, – его нужно будет удержать. Он ничего не понял. Он не знает ни себя, ни времени. С его стороны это будет некое самоубийственное или очень опасное, грозящее духовными увечьями упражнение. Такого человека надо остановить, потому что он не занял место в строю, он не знает, где мы воюем. Или другой пример: прочитал книжку о XVI–XVII веках и думает, что нужно бороться с никонианами, возрождать старый обряд. И вот часто так бывает, что в зависимости от полученной информации человек избирает себе некую духовную практику. Сам сочиняет свое мировоззрение.

Я говорю о духовных людях, тех, которые уверовали в Господа Иисуса Христа, пытаются жить церковной жизнью, как они ее понимают, и стараются приносить плод – жить целостно, полноценно, активно. Они знают, что Христос – Господь, что Он воскрес и что враг наш – дьявол. Помнят слова Господа: «В мире будете иметь скорбь; но мужайтесь: Я победил мир»[53]53
  Ин. 16: 33.


[Закрыть]. И они решаются дерзать. Однако в силу разных причин: атомизации общества, отрыва от корней, недостатка духовного руководства, информационных атак, отсутствия базового образования, духовного развития – они сочиняют себе свое мировоззрение. Например, кто-то находит идеал в допетровской Руси, пытается возрождать старые обряды, видит для себя в этом смысл жизни и, по большому счету, смысл христианства и Православия. Другой хочет спасаться личными усилиями, смотрит на веру как на частное дело человека, осуществляемое в суете большого города. Он намеренно держится за конкретный приход, близкую ему группу людей, духовенства, ограничивает свою территорию свободы чтением определенных акафистов, совершением паломничеств, даже совершением Иисусовой молитвы – словом, пытается спасаться в своей «личной пустыне». Другие, еще более церковные, могут, например, вести жаркие споры о Типиконе, правильном Уставе богослужения, его продолжительности и понятности языка, частоте Причащения и других аспектах церковной жизни.

Это все дает большую пестроту, ее пугаться не надо. Ведь иногда пестрота естественна, как пестрота разнотравья, но иногда она – лишь свидетельство того, что главное не найдено. Частично подобного рода духовные поиски объясняются у Георгия Флоровского[54]54
  Георгий Васильевич Флоровский (1893–1979) – православный священник, протоиерей, религиозный мыслитель, богослов, философ и историк.


[Закрыть] в «Путях русского богословия». В последней главе он пишет, что, когда исчезают твердые ориентиры, люди их ищут сами. Например, он обсуждает тему раскола XVII века в Русской Церкви. Ведь не старопечатные книги и не обряд как таковой, не хождение посолонь и двоеперстие определили его. Речь шла не более не менее как об антихристе – думали, обряд сменим и антихриста примем. Антихрист – главная тема раскола.

И во многих других ситуациях, уже в наше время (тема штрих-кодов, например), опять важной становится эта же тема. Люди пытаются понять ее своим умом, осмыслить свое время в связи с вопросами эсхатологии. Но поскольку это сверхзадача, то, конечно, возникают недоразумения и крайние суждения. Вплоть до бытовых рекомендаций: это не ешь, это не одевай, туда не ходи, с этими не дружи, продай квартиру, брось институт, купи корову и езжай в деревню. Рождается целая практика, и она выглядит вполне аскетично.

Под эту практику даже можно подвести целую теоретическую базу со ссылками на духовную литературу. Но если говорить о конце света, то никто, даже ангелы, не знают, когда он наступит[55]55
  См.: Мф. 24:36.


[Закрыть]. Ты решил для себя, допустим, что конец близок, но вот проходит время, конец медлит и никак не настает. А на последнем запале долго жить нельзя.

Вот аналогия: человеку поставили смертельный диагноз, и он спешит раздать все свое имущество. Повторный анализ диагноз не подтвердил. Что делать дальше? Собирать обратно то, что уже раздал? Будет глупо, если человек начнет говорить: «Отдайте мне чемодан с вещами, потому что я умирать пока не буду!»

Можно сделать что-то яркое, когда на тебя смотрит смерть (или когда ты уверил себя, что смерть на тебя смотрит). Но вдруг она не смотрит? Или ты потерял в этом уверенность? Еще пример: человек порвал паспорт и выкинул, затем начал странничать. Но ожидаемый конец света так и не пришел, и, получается, надо странничать до смерти. Год постранничать еще кое-как можно, а всю жизнь?

Таким образом, решительные действия требуют очень трезвой головы, очень холодного, просвещенного разума.

Горячего сердца, но просвещенного разума.

Запретить себе столпничество

Как разум просветить, как не запутаться в этом множестве путей и идей? Надо быть сыном или дочерью Церкви. Церковь редко призывает к крайностям, но если уж говорит что-то, то вполне определенно.

Все духовные упражнения, все усилия должны быть направлены внутрь человека

Нужно сдерживать свои поспешные движения и прислушиваться к пульсу времени. Источник знаний – Священное Писание и Предание Церкви, включая и церковную историю. Ведь знания о том, как обманулись спешившие до тебя, – немаловажные знания.

Не нужно, чтобы у нас на приходах плодились самочинные подвижники. Бывает, появится такой самочинник, «гремящий веригами», и начинает проповедовать: «Вера ненастоящая, поп лицемерный, люди маловерные, потому что печать антихриста приняли!» Или так: «Антихрист близко, бросайте все, замуж не выходите, жениться не надо!» Встречаются такие крайности, рожденные вроде бы из доброго зерна, когда человеку могут сказать: «Ты парикмахером работаешь? Не знаешь, что нельзя вообще на таких работах работать? Ты всю жизнь дьяволу служишь, бросай скорее работу!» – «А чем я буду семью кормить?» – «Как – чем будешь кормить семью? Пусть муж кормит семью». – «А меня муж не поймет, он вообще в церковь не ходит». – «Ах, у тебя еще муж неверующий? Бросай быстро мужа, а то он тебя в ад утащит вместе с собой!» Кто-то может решить, что это очень верные слова, а на самом деле они могут так усложнить человеку жизнь, что он ввергнется в пучину больших неприятностей. И это все будет выглядеть весьма «аскетично».

Плоды настоящего аскетизма – это правильное поведение в критической ситуации

Поэтому все духовные упражнения, все усилия должны быть направлены внутрь человека. Они должны быть растворены знанием о себе, даже, если можно так сказать, запретом себе на столпничество. Каждый день нужно совершать посильный труд над собой и держаться за корабль Церкви, который продолжает плыть. А корабль Церкви все-таки плывет, он не утонул, хотя море бурное. Аскеза должна быть направлена на то, чтобы смягчилось сердце, ожила совесть, просветлел разум, чтобы мысль предшествовала действию, а импульс гнева или похоти, например, сдерживался внутри молящимся умом. Это плоды аскезы, доступные каждому человеку.

Начальник, например, хочет наорать на подчиненного. Зовет его к себе. Пока подчиненный идет, начальник уже сочиняет страшную речь. Но тем временем приходит в разум, считает до десяти или как-то еще успокаивается. А какой-нибудь верующий даже молится: «Господи, дай силы. Господи, помилуй!» Подчиненный приходит к руководителю, он говорит: «Ну что ж ты, милый, весь квартал завалил?» Тот ни жив ни мертв отвечает: «Простите, я исправлюсь». – «Ну, иди, давай исправляйся быстрее. Нельзя же так, ты ж коллектив подводишь!» Все, совершилось. Хотя могло быть совсем по-другому.

Это маленькая победа, это плоды настоящего аскетизма – правильное поведение в критической ситуации, которая не настолько критическая, чтобы кровь проливать. Подобное может случиться в магазине, в транспорте, при разговоре за праздничным столом с родственниками, знакомыми, если они расходятся с тобой во взглядах. Это и есть аскетизм – умение правильно пользоваться языком. Следует знать, о чем и в какой компании можно говорить, а о чем и с кем говорить не нужно. А может быть, в какую-то компанию и вообще не стоит входить.

Борьба со страстями в быту

Понятие аскетизма предполагает огромное количество аспектов. В обычном быту иногда идет настоящая борьба со страстями, хотя такое словосочетание кажется чисто монашеским. Часто бывает, что мои желания расходятся с необходимостью что-то делать. Я хочу, допустим, пойти на футбольный матч, а надо поехать к маме. Или нам всем нужно идти в магазин какой-то, или, наоборот, нанести визит вежливости нашим хорошим знакомым, у которых какая-то важная дата, они нас ждут. Мы оба, муж и жена, не хотим почему-то туда идти – то ли кто-то из нас устал, то ли кто-то приболел. Возникает дилемма, как поступить. И мы должны принять решение, не поссорившись, не наговорив глупостей друг другу. Потому что иногда должна жена подчиниться мужу, а иногда – муж жене, в зависимости от ситуации. Может быть, голосом жены говорит истина в данном случае. И от одной стороны требуется смириться, а от второй – не раздражиться. Это настоящая нравственная задача, реальная задача по борьбе со страстями, которая требует от верующих людей и сдержанности, и смирения.

То же самое – в решении детских вопросов в семье. Дети, например, плохо учатся, и родителей вызывают в школу. Родителю опять стыдно за своего сына или дочь. Можно повести себя одним образом, а можно – другим. Одни защищают своих детей перед учителем, что совершенно неправильно. Другие, наоборот, поддакивают каждому слову педагога, а дома «снимают шкуру» с детей. Тоже неверная позиция. А нужно что-то третье. Найти правильное поведение в данном случае – это серьезная нравственная задача, требующая рассуждения.

Это все – аскетические задачи. Но они мало обсуждались в духовной литературе. Никто не смотрит на них как на столкновение эгоизмов, как на возникновение соблазна, как на то место, где дьявол может целую комедию раскрутить.

Если бы святые отцы написали для мирян хотя бы половину того, что написано для монашествующих! Вот, допустим, провести ночь на молитве – насколько это касается мирян? В каких-то семьях способны к такому подвигу. Большинство же, конечно, этим не может заниматься. Для большинства ночь – это просто ночь. Но бывает и так, что один из супругов ночью может молиться, а другой хочет спать или разделить ложе со своей второй половиной. Вот об этом никто никогда не писал. У Тертуллиана[56]56
  Квинт Септимий Флоренс Тертуллиан (сер. II – пер. пол. III в.) – раннехристианский писатель, теолог и апологет, автор множества трактатов.


[Закрыть] только есть нечто на эту тему. Он обращается к жене-христианке и говорит: «Как твой муж тебя ночью отпустит на всенощные бдения, если он не будет верующим?» (В то время всенощные бдения действительно длились всю ночь.) Иными словами, если муж верующий, вы пойдете молиться вместе, а если он неверующий, то куда он тебя ночью отпустит? Больше я ничего не читал на эту тему, кроме этой краткой реплики Тертуллиана о женах. А на самом деле тема интересная. Или вопрос супружеского воздержания. Как поступать? Даже если оба супруга верующие, у них тоже может быть разный темперамент, разные потребности. Возникают сложности, как раз связанные с аскетикой. Что принципиально важнее? Чем можно, а чем нельзя жертвовать и ради чего? Жертвовать воздержанием ради любви к супругу или жертвовать близостью ради Бога? Жертвовать плотским единением ради святых среды и пятницы или, наоборот, жертвовать соблюдением постов ради семейной теплоты? На самом деле, это очень важный вопрос. И в его решении человек предоставлен сам себе.

Этот вопрос касается пары. Но если у одного из пары есть духовник, то получается два на одного – духовник с одним против третьего. Тогда этот не имеющий духовника супруг чувствует себя каким-то брошенным, как будто ему изменили: решается что-то без его участия. «А мне духовник сказал не нарушать Рождественского поста», – говорит, например, жена мужу. Возникает вопрос: чье слово тебе важнее – мужа или духовника? И какие именно вопросы решает духовник, а какие – муж? Это серьезнейший вопрос и борьбы со страстями, и правильной церковности: какие вопросы решаются с участием духовника, а в какие он погружаться не может. И в какой степени духовник должен прислушиваться к голосу того мужа, которого он здесь перед собой не видит. Он решает вопрос, например, с женой, дает советы ей, но он должен интересоваться: «А муж ваш что скажет об этом? Я ему посоветовал бы работу сменить, но что он скажет?»

Таких вопросов множество, они вполне аскетические, потому что здесь присутствует борьба с эгоизмом. Здесь есть самоволие или покорение своей воли: «Да будет воля Твоя».

А если уж говорить не про семью, а про работу, то там уж сплошной аскетизм! Ведь в большинстве случаев мы работаем в коллективах, которые не выбираем. Бывает, что находим работу по душе, но многим даже этого не дано, и они работают не там, где выбрали, и вообще не по специальности, а так-сяк, лишь бы было чем за квартиру заплатить. И вот тут сплошное терпение. Как человеку не озлобиться, где найти отдушину? Как понять, почему и что именно у него болит: голова, после того как он за компьютером просидел целый день, или душа, от того, что он слушает на своем рабочем месте разговор, который слушать не хочет?

Мы все читали в патериках, например, как святой монах молится, а бесы мешают ему молиться. Кругом слышится собачий лай, бесы ругаются, говорят ему: «Гадкий старик, перестань читать свои безумные псалмы!» Нам это понятно, мы видим реальное нападение на человека, сопротивление молитве. И другая ситуация: человек дома пытается помолиться, но в одной комнате орет телевизор, в другой дети включили игровую приставку. Кроме того, и стены панельные – слышно, как за стенкой работает радио.

Почему мы не можем хотя бы отдаленно сравнить того старца, которому бесы ругались в уши, с этим бедным человеком, не имеющим сегодня места помолиться? Это ведь похожая ситуация.

Аскетизм не нужно усматривать лишь в одевании вериг

Мы в ней не ощущаем той святой таинственности: все-таки не старец и не в пустыне, все-таки не бесы – просто инженер в семиэтажке и включенный телевизор. Суть же одинаковая.

Похожая ситуация с работой. Ты, как проданный раб, попадаешь в коллектив, в котором тебе едва-едва с кем можно нормально пообщаться, но погружаешься в разговоры, вообще тебе неинтересные и неприятные. Коллеги могут хулить что-то святое, насмехаться – не для того, чтобы тебя уязвить, просто разговор такой! Как с этим поступать? Терпеть, не терпеть, менять место работы или спорить с ними, одергивать или изображать глухого, продолжая заниматься своей работой? В принятии тех или иных решений по этим вопросам – аскетизм.

По существу, все проблемы, которые решает современный человек, – это аскетические проблемы. Аскетизм не нужно усматривать только в одевании вериг. Если мы увидим бухгалтера в веригах, надо понимать, что это сумасшедший человек, тем более если он в обеденный перерыв поднимается на крышу и там стоит, «столпничает».

Есть внешний человек и внутренний человек. Аскетизм как смирение плоти направлен на ослабление внешнего человека на пользу внутреннего. Если внешний человек слаб – например, болен – или у него сломана нога, то какой подвиг ему еще нужен? Никакой. Он и так лежит в кровати на вытяжке. Внутренний человек в таком случае свободен. Остается терпеть свою скорбь, благодарить Бога, молиться, как умеешь, потому что внешнего человека уже смирил Господь. Нужно ли поститься, лежа на вытяжке?

Жить с верой в условиях постоянного труда – это и есть аскеза

Твой пост – это пролежать в гипсе положенное время, без ропота это вытерпеть.

Почему в мире много скорбей? Может быть, потому, что мы сами не очень хотим поститься, смиряться, бить поклоны, ночью вставать на молитву? Мы холим и лелеем внешнего человека, а его не по нашей воле подкашивают разные болезни, неприятности, испытания. То гиподинамия, то, наоборот, перегрузка и напряжение: в 4 утра встал, чтобы успеть на электричку, в 10 вечера вернулся, в 12 ночи заснул, назавтра опять в 4 встал, и весь день как сомнамбула ходишь. Если угодно – ты подвижник.

Но если бы каждый человек из толпы людей, бегущих на электричку, читал по дороге на свое рабочее место Иисусову молитву, или утреннее правило, или Псалтирь, то у нас была бы страна аскетов. Внешних подвигов не нужно было бы, потому что вся жизнь – подвиг и труд. А жить с верой в условиях постоянного труда – это и есть аскеза.

Пост: не есть колбасу и не смотреть телевизор

Скажем и о конкретном виде аскетического подвига – о посте. Сложно или просто сегодня поститься при таком разнообразии меню?

Поститься сложно, конечно. И духовная сторона поста важна. Разумеется, лучше в пост ограничить себя и телесно, и душевно: и колбасу не есть, и телевизор не смотреть. Но если выбирать одно из двух – либо не есть колбасу и смотреть телевизор, либо не смотреть телевизор и есть колбасу, то, мне кажется, все-таки лучше второе: есть колбасу и не смотреть телевизор. Лучше защитить внутреннего человека от растлевающего, развлекающего воздействия на ум и сердце, нежели немножко смирить внешнего человека и отдать внутреннего на разграбление.

Поститься в подлинном смысле этого слова – это значит вообще не есть и не пить

Если говорить о телесной стороне поста, то вообще хорошо бы ощутить вкус неядения. Ведь поститься в подлинном смысле этого слова – это значит вообще не есть и не пить. Надо разделить понятия «говение» и «пост». Говение – это воздержание от каких-то видов пищи. Допустим, я не ем сейчас яичницу, но ем жареный или маринованный шпинат. Значит, я говею. Не ем ничего – я пощусь.

Получается, что у нас постов практически нет. А надо бы, чтоб они вернулись. Была такая аскетическая практика – не вкушать пищу до девятого часа (по современному счету это 3–4 часа дня). А потом уже, когда солнце проходит высшую точку и начинает катиться к закату, тогда можно чего-нибудь поесть. Или можно есть чуть-чуть, когда стемнеет, а тяготу дня проводить без еды и питья. Еще можно в какие-то дни только пить, но не есть. Вот это уже пост.

Это то, что духовники могут рекомендовать здоровым людям с крепкой психикой и нормальной верой. Сейчас такое возможно в частном порядке. Когда-нибудь в будущем такой пост может станет нормой. Тогда, например, Святейший Патриарх (или митрополит, или епископ) скажет своей пастве: «Братья и сестры! Первую неделю Великого поста благословляю всем, кто здоров, – исключая кормящих женщин, стариков, малых детей – не есть до семи часов вечера. С Богом!» Ничего изуверского в этом нет. Пусть каждый, кто может сделать это, – сделает, а кто не может, пусть сделает, сколько сможет.

Стоит прожить правильно один Великий пост, и человеку захочется повторять этот опыт

Это касается, конечно, только верующих, только православных христиан – тех, кто поминает на ектениях Святейшего Патриарха, своего местного епископа, кто включен в Евхаристию. Для них, я уверен, это слово прозвучит, и это будет хорошо. Или можно телевизор всем выключить, например, на первой неделе Великого поста. В этом нет никакого фанатизма, но духовники сейчас дают такую рекомендацию лишь на ухо во время исповеди. Значит, нормальный аскетизм является сейчас частным делом.

Думаю, смело можно не есть в первый и второй дни Великого поста. Некоторым можно воздерживаться от еды по пятницам или есть только после какого-то установленного срока в течение суток. Это все вполне может снова стать некой церковной нормой.

В любом случае Великий пост должен быть эталоном, мерилом всего остального. И надо говорить и о посте внутреннего человека, и о посте внешнего человека.

Если бы мы ели то, что всю жизнь ел Сам Спаситель, Иисус Христос, то, без сомнения, стали бы великими постниками. Пища евреев того времени была до крайности скудна: маслины, зелень, ячменный хлеб, рыба, сыр, творог– все самое простое. Непроцеженное вино, которое они пили, мы, наверное, и пить отказались бы – оно показалось бы нам кислятиной. Мясо употребляли очень редко. Словом, кулинария жителей Палестины начала нашей эры была настолько проста и скудна по сравнению с нашими разносолами, что мы против них – какие-то гаргантюа и и пантагрюэли[57]57
  «Гаргантюа и Пантагрюэль» – сатирический роман французского писателя XVI в. Франсуа Рабле в пяти книгах о двух добрых великанах-обжорах, отце и сыне.


[Закрыть]. Один из товарищей меня спросил однажды: «Интересно, мы так плохо живем, потому что так хорошо едим, или мы так хорошо едим в утешение за то, что так плохо живем?» Наверное, есть в этом какая-то правда.

Для того чтобы понять ценность поста, нужно прежде всего самым серьезным образом отнестись к Великому посту (особенно сегодня – во времена, которые можно назвать эпохой чревоугодия). Как Пасха – мать всех воскресных дней, так Великий пост – мать всех остальных постов.

С него нужно начинать, и он должен быть возвеличен как долговременное упражнение в воздержании.

Кроме того, нужно разделить говение и пост, сокращение количества пищи, изменение ее качества и полное неядение. Надо узнать пользу от неядения, некую слабость и сухость в теле, а с ней – и некое дерзновение в молитве. Меньше спать, больше молиться, воздерживаться от пустой болтовни – все это тоже в определенной мере требуется постящемуся.

Пост очень много может дать человеку. Пост дает как слабость телесную, так и, наоборот, избыточную бодрость на некоторое время. Правильно постящийся может ощутить удивительную и незнакомую до того концентрацию ума и бодрость мысли – чего обычно не бывает, потому что мы все, как чревоугодники, с одной стороны, вялы, с другой – очень рассеянны. Если прожить правильно один Великий пост, то захочется повторять этот опыт в других многодневных постах и даже в масштабах среды и пятницы.