Текст книги "Женщина с зонтиком и перспективами"

Осторожно поднявшись, дабы не потревожить дрыхнущего академика (будущего академика, если уж строго, но иного прозвища для Темы я просто не видела), я отправилась в ванную, а когда организм мой был умыт, причесан и даже слегка накрашен, – на кухню, где в порыве чувств приготовила роскошный омлет с грибами. Вот до чего стресс довел! Так, глядишь, и до пылесоса руки доберутся!

После еды страшно захотелось простого человеческого общения. Заглянув в комнату, я обнаружила, что Темка переполз на подушки и продолжает сопеть в обе дырочки. Значит, не судьба. Да и все темы, относительно которых мне бы хотелось узнать его мнение, вроде как исчерпаны. Остается Машка. Тем более что с этой подругой мы не общались уже безумно долгий срок – целый месяц. Наметив таким образом свой дальнейший маршрут, я быстренько оделась и уже через десять минут катила на трамвае в сторону ее Черемушек.

Про Машку следует сказать особо. Во-первых, нас объединяло то, что мы знали друг друга практически с пеленок, поскольку ходили в одну и ту же ясельную, а потом и детсадовскую группу. И учтите – мы были с ней не-разлей-вода, а это много значит. Если кто-то, даже из старших групп, обижал одну из нас, то потом очень горько об этом жалел, а воспитательницы в очередной раз промывали мозги нашим родителям, что их дочери растут бандитками и хулиганками. Но затем дороги наши разошлись – Машкины родители получили квартиру и съехали из своей коммуналки, не оставив новых координат. Я горько ревела почти неделю, а потом пошла в школу, и там мне стало, как вы понимаете, не до того.

Второй раз наши с Машкой пути пересеклись в университете. Машка училась в параллельном потоке на юридическом, а я, соответственно, на экономическом. Опознали мы друг друга моментально, и могу сказать совершенно честно и откровенно, что несмотря на десятилетнюю разлуку, отношения наши нисколько не охладели. Правда выяснилось, что с момента выхода на свободу из застенок детсада подруга моя все же слегка изменилась. И прежде всего это касалось ее общения с мужской половиной человечества.

В отношении мужчин Машку отличало два состояния. Первое – полная и абсолютная самодостаточность. В такие моменты Машка была спокойна как удав, рассудительна как главный бухгалтер и холодна, как кубик льда в контейнере. Она занималась йогой и у-шу, писала этюды акварелью и посещала Большой зал консерватории, где услаждала свой слух фугами и скрипичными сонатами. Вторая Машкина ипостась – безудержное коллекционирование особей мужского пола, чьими фотографиями, как трофеями, были увешаны стены ее туалета. Машка объясняла это тем, что ей нравится быть окруженной красивыми лицами в самые интимные моменты своей жизни.

Чтобы не шокировать друзей и не ставить себя и их в глупое положение, Машка никого не знакомила со своими мальчиками. Привыкнуть друг к другу они не могли успеть по определению, так зачем забивать себе голову лишней информацией?

Периоды самодостаточности и гонки за трофеями чередовались у Машки с определенной закономерностью, которую она сама, правда, категорически отрицала. Но я давно вычислила, что Машка слетает с катушек а) по весне, б) по осени, в) по жаркой погоде. То есть ее охотничий сезон за незначительными перерывами фактически длился с апреля по октябрь (перерывы обычно приходились на похолодания и сезон дождей). Теоретически можно было предположить, что если услать Машку к эскимосам, там бы она превратилась в образец чистоты и непорочности. Главное – не менять температурный режим.

У моей подруги было одно неоспоримое качество: если дело не касалось лично ее (этакий сапожник без сапог), Машка отличалась нечеловеческой логикой и была самым настоящим экспертом межличностных отношений. Она как семечки щелкала любые каверзные вопросы психологии и просчитывала действия и той и другой стороны на три пункта вперед. Поэтому, как только я чувствовала, что меня занесло в тупик, а шестеренки мозга клинятся друг за друга и плавятся от непосильной работы, я ехала к Машке, и та быстро прибивала мою съехавшую крышу на место, за что и схлопотала дружеское прозвище Кровельщица.

По дороге к Машке я успела порадовать себя бутылочкой пива, поэтому к ее двери подлетала уже на полусогнутых, мечтая побыстрее оказаться в заведении, обычно обозначаемом на картах и схемах двумя нолями. Наскоро поздоровавшись с подругой и скинув обувь, я опрометью бросилась в вожделенный уголок.

Когда на душе полегчало, я сообразила: что-то здесь не то. Либо у меня глюки на почве переутомления, либо это не Машкина квартира. Ее туалет разом лишился всей своей знаменитой портретной галереи, и лишь одинокий обрывок скотча под потолком свидетельствовал, что здесь что-то все-таки висело. Я привела себя в порядок, покинула место уединенных размышлений и кинулась в атаку:

– Машка, колись, куда скальпы дела?

Машка подняла на меня кристально ясные глаза и проникновенно ответила:

– Вове это очень не нравится. Он настоятельно попросил меня избавить его от этого зрелища.

Интересно девки пляшут! Когда это Машку волновало мнение какого-то там Вовы?! Белены она, что ли, объелась? Ведь еще месяц назад никаким Вовой здесь и не пахло!

– Машка, ау? Кто есть Вова и куда мне его при встрече послать?

– Вова – это мой будущий муж.

В растерянности я плюхнулась прямо на пол, отдавив хвост Машкиному персидскому коту. Он, впрочем, как истинный перс, отличался безмерно флегматичным нравом, поэтому удар когтями с его стороны мне не грозил. Бедное животное робко мявкнуло, намекнув, что неплохо бы мне убрать свою тушу с его персоны, но мне было не до того.

– Где ты обнаружила это ископаемое?

– В спортзале. Он – наш сменный тренер. Учит правильной медитации и дыханию.

– А до этого ты дышать не умела, что ли?

Машка улыбнулась мне кроткой всепрощающей улыбкой Мадонны. В глазах ее сквозила тень безумия, как у блаженных и жертв религиозных сект.

– Ну, колись: на что он тебя подловил? Он – гигант секса? Его папа – владелец акций Де Бирс? У него тело Аполлона и душа ангела?

Кот сделал еще одну попытку освободить из-под меня свой хвост. Безуспешно. Машка продолжала улыбаться все той же бессмысленной улыбкой дебилки. Я решила зайти с другой стороны:

– Слушай, а ты уверена, что готова к такому серьезному шагу, как замужество? Может, вам стоит пожить вместе годик-другой, узнать друг друга получше, а только потом уже решать, стоит ли вешать себе на шею брачный хомут?

– Мы уверены в наших чувствах. Он – самый лучший из всех мужчин на свете.

Мы с котом в унисон вздохнули и посмотрели друг на друга.

– Покажи хоть своего супермена. Познакомь, так сказать, заочно. Я хочу видеть того человека, который за считанные дни превратил тебя в послушного робота.

Машка укоряюще улыбнулась мне, как мамаша напроказившему дитяте, и отправилась в комнату. Вернулась она с фотографией, на которой был запечатлен… Сейчас попробую описать. Если скрестить плечи Шварцнеггера с мордой питбуля, а потом облачить полученного Франкенштейна в спортивный костюм, то вот вам полный типаж Вовы.

– Мамочки святы! Машка, ты у окулиста давно проверялась? Я молчу про мозги, но где были твои глаза, когда ты на этого урода смотрела? У него же классический череп неандертальца и, скорее всего, замашки «конкретного братка»!

– Лиза, я прошу тебя уважать мой выбор. Вова – лучший кандидат на роль мужа, и мы решили, что незачем терять время, расходуя его на внебрачные отношения без обязательств. Я слишком долго вела аморальный образ жизни, и не хочу, чтобы это обстоятельство испортило мое будущее. С Вовой я становлюсь настоящей женщиной, ответственной и послушной. И это его очень радует. А я не хочу его огорчать. Вова показал мне, что значит истинная забота…

Пока Машка толкала свою пафосную речь, я лихорадочно вспоминала, что применяют к больным с бредом и неадекватным восприятием действительности. Кроме электрошока и трепанации черепа ничего на ум не приходило. Очнулась я, когда услышала:

– Он хочет, чтобы я взяла его фамилию.

– Надеюсь, не Иванов? – беззубо поколола я подругу, продолжая копаться в своих скудных познаниях на тему шизофренических и прочих расстройств личности.

– Нет, его фамилия Дрочко, – с достоинством поведала Маша. Меня аж перекорежило:

– И ты согласна сменить свою гордую дворянскую фамилию Лисянская на эту вульгарную кличку? Маша, тебе не кажется, что Дрочко – звучит несколько, как бы это сказать, непристойно. Машка, но если тебе себя не жалко, подумай о детях! Каково им придется! Черт побери, а если бы он был Залуповым? Или Хуетолщередькиным? Ты бы все равно покорно согласилась на эту авантюру?

Меня несло, но я уже не могла остановиться. Кот согласно подвывал мне в голос. И в этот момент раздался звонок в дверь.

– Это он, – снова улыбнулась Машка и пошла открывать. Честное слово, я уже начинаю ненавидеть ее улыбку перекурившего хиппи.

Когда в проеме двери показалось это, мне откровенно поплохело. Оказалось, что фотография не обманула – у Машкиного избранника действительно плечи Шварцнеггера. Но в паре с пузом профессионального борца сумо. Живот Вовы нависал широкой складкой над поясом джинсов, а его коротко стриженный затылок, я была готова поклясться, морщился складками, как загривок у шарпея. Если бы не острота момента, ей Богу покрутила бы пальцем у виска.

– Вова, знакомься, это моя подруга Лиза. Лиза, это Владимир.

– Вы замужем? – забыв буркнуть даже стандартное «очень приятно», сразу же спросил меня этот экспонат, пытаясь просверлить во мне дырки своими глазками-буравчиками.

– Я – свободная женщина, – как можно более гордо ответствовала я, глядя на эту тушу снизу вверх.

– Не поймите меня неправильно, но мне бы очень не хотелось, чтобы Мария общалась с незамужними подругами. Наша семья приветствует спокойное и дружеское общение исключительно со сложившимися парами. Холостяки разрушают чужие семьи.

– Этому вас йога учит?

– Это мудрость поколений, девушка. И почему-то мне кажется, что в отношении вас она более чем оправдана.

– Что это вы имеете в виду? – прищурилась я. – Вы считаете, что я отобью вас у Машки? В таком случае можете расслабиться: на вас я не позарюсь даже в коматозе.

Все, мосты сожжены, точки над Ё расставлены, отступать некуда. Мы с Вовой теперь непримиримые враги, и оба это прекрасно поняли.

– Я имею в виду, – начал Вова, наливаясь кровью, как бык перед тореадором, – что вы дурно влияете на Марию. Ваши замашки уличной девки, ваша невоспитанность и хамство…

– А у вас молоко сбежало! – брякнула я первое, что пришло в голову. Вова поперхнулся и оборвал свою обвинительную речь. Потом сообразил, что над ним просто жестоко стебутся, подошел к двери и красноречиво ее распахнул настежь, дав мне понять, что высочайшая аудиенция окончена. Машка уже не улыбалась, но было ясно, что помощи с ее стороны мне ждать не приходится. Что возьмешь с зомби!

Я встала с пола, одернула джинсы, собираясь покинуть негостеприимного инструктора по дыханию, как раздался радостный мяв наконец освободившегося кота. Вова еще суровее насупился и развернул свой корпус в сторону Машки. Почему-то в этот момент у меня он ассоциировался с башней танка. Еще бы знать, чем заряжен: холостыми или боевыми?

– Мария, я уже неоднократно ставил тебе на вид, что у меня аллергия на кошек. Ты обещала решить эту проблему, но так ничего и не сделала. Извини, мне остается лишь одно!

С этим театральным вступлением кот был взят за шиворот и отправлен на лестничную клетку. Через три секунды за ним последовала я. Слава Богу, самостоятельно, без дружеской помощи Машкиного Франкенштейна. Дверь за нами захлопнулась. Мы с котом, в одночасье став изгнанниками, грустно переглянулись. Судя по тишине в квартире, Машка даже не осмелилась протестовать против глобального попрания всех ее прав и свобод. Чертовщина какая-то!

* * *

К Темке я вернулась, прижимая к груди Машкиного кота. Самое смешное, я совершенно не помнила, как его зовут. Впрочем, несчастное животное откликалось на любое прозвище и вело себя более чем примерно. Перспективы превратиться в кошачьего бомжа его явно не радовали.

Темка при виде мехового шарика как-то странно скукожился, потом опрометью бросился в ванную, где разразился громким и неоднократным апчхи. Что это с ним?

Пока Темка приводил себя в порядок, я насыпала депортированному персу кошачьего корма (пришлось специально заехать в зоомагазин за всем кошачьим приданным) и налила воды. Животное благодарно взглянуло на меня и принялось за уничтожение пищи.

Появился Тема с раскрасневшимся лицом и зажатым в руке полотенцем.

– Что это с тобой?

– Не знаю, но похоже, что аллергия. Апчхи! На кошек. Апчхи!

– Будь здоров. Что это она у тебя так быстро проявилась? Так не бывает.

– Я не знаю, как это бывает или не бывает. У меня это впервые. Апчхи!

– Перезаряжай. Слушай, но это полная фигня: у тебя ж есть детский снимок, где ты с какой-то кошкой в обнимку сидишь. Выходит, в детстве у тебя никакой аллергией не пахло.

– Я не знаю, чем у меня там пахло в детстве, но сейчас мне хреново. И это началось, когда ты приволокла в дом кошку. Где ты ее взяла, кстати?

– У Машки. И это кот.

– Что в лоб, что по лбу. В смысле никакой разницы. Апчхи.

– Коты не рожают. В смысле – котят ты от него не дождешься. Только если приведешь ему подругу и дождешься, когда она разродится. Так что разница огромная. И вообще: кошачья проблема – ничто по сравнению с Машкиной.

– А что у Машки? – послушно принял подачу Тема. Я тем временем перерыла его домашнюю аптечку и обнаружила супрастин. Не супер, конечно, как в рекламе кричат, но от аллергии помогает, это факт.

– Машку зомбировали. Подавили чувство воли, промыли мозги, отравили существование. И собираются на ней жениться. Без вариантов.

– Она протестует?

– Нет, я ж говорю тебе: полный зомби! Какие там протесты…

– Может, она счастлива? Когда люди счастливы, со стороны они иногда выглядят полными придурками.

Я так посмотрела на Тему, что он моментально понял, что если кто и выглядит сейчас полным придурком, так это он.

– Машку надо спасать и немедленно! Иначе пропадет ни за грош. Если будущий муж даже ее любимого кота не пожалел – на улицу выкинул на ее глазах, то Машке точно грозят большие неприятности, если она с ним останется.

– Слушай, может, не все так криминально, как ты расписываешь? Пусть девушка сама разберется, чего хочет.

– Чтоб разбираться, нужны мозги. А они у Машки сейчас отсутствуют. По факту.

– Ну да, ты говорила. Промыли, прополоскали и сушиться повесили. А ты не думала, что если она у тебя скрытая мазохистка? Может, она тащится от того, как с ней обходятся?

– Ага, никогда не тащилась, а тут вдруг на тебе: привет от маркиза де Сада! Ты Машку не знаешь! Она скорее сама кому-нибудь жару задаст, чем позволит над собой глумиться. А тут такое! Я в шоке!

Кот мявкнул, подтвердив серьезность ситуации, и снова принялся грызть свои сухари.

– И что ты предлагаешь? Пристрелить ее жениха?

– Это было бы лучшим выходом. Только потом с милицией хлопот не оберешься. Вот если бы он сам на себя руки наложил…

Я размечталась, представляя себе мертвую тушку Вовы, потом задумалась, а как он в гробу поместится? Придется, наверное, на заказ делать. Блин, одни лишние траты с этим уродом!

Тема недипломатично щелкнул пальцами у меня перед носом и вернул обратно.

– Лизка, тормози! Ты со своей работой окончательно потеряла чувство реальности. Это у вас человека грохнуть – делать нечего, а в жизни все значительно сложнее. Так что и думать забудь про яды-пистолеты. Есть ведь и гуманные методы разрешения подобных конфликтов.

– Просто съездить ему битой по черепу? Знаешь, я уже думала об этом, но у меня нет ни одного знакомого, кто бы мог выстоять против этого жиртреста…

– Лизка!!! Ты неисправима!!! Когда я говорю «гуманные», я и имею в виду гуманные. В смысле – цивилизованные. Например, поговорить с этим парнем. Поговорить с твоей Машкой. Зачем сразу битой по башке? Тем более биты у нас не популярны.

– А чем лучше? Монтировкой?

– ЛИЗКА!!!

– Все, молчу, молчу. Уже и спросить нельзя.

* * *

На следующий день мы с котом отправились на дачу к моему деду. За последние сутки мы с животным практически породнились – беженцы как никак. Обоих выставили с родной жилплощади без надежды на скорый возврат. Навязывать Темке еще и кошачье общество помимо собственного было бы высшей степенью наглости. Особенно с учетом его внезапно обнаружившейся аллергии. Кстати, готова поспорить, что у Вовы с аллергией как раз полный порядок. Просто ему персы не нравятся. Ему, наверное, добермана подавай. Как раз в его стиле песик будет. Хотя нет: доберман все же чересчур аристократичен для Вовы. Лучше уж боксер или питбуль. По крайней мере, с хозяином на одно лицо.

Деда я обнаружила в гамаке за домом. Судя по всему, в сотый раз перечитывал любимый роман Стивена Кинга. Странно, временами я была готова поклясться, что дедовский маразм не более чем игра, позволяющая дедуле избавляться от назойливого внимания окружающих. Кому охота общаться с умалишенным? Но иногда он умудрялся достать даже меня, и тогда я разве что не рычала, поскольку наши разговоры напоминали общение немого со слепым. Но могу сказать совершенно точно: деда я обожала. Даже когда его маразм зашкаливал за все мыслимые показатели. В детстве он всегда стоял за меня горой и прикрывал перед родителями мои мелкие шалости. Он же (а не мама, хоть она и уверяет обратное) научил меня читать, и первой самостоятельно и с интересом прочитанной книгой для меня стала «Занимательная физика» Перельмана. Он не отговаривал родителей, когда матушке с отцом приспичило делать карьеру в Штатах, рассудив, что каждый имеет право на собственные ошибки, если ему так хочется. Зато решительно принял мою сторону, когда я воспротивилась отъезду, и отстоял меня, как видите.

– Привет, деда! Как дела?

– Спасибо, Лизонька, все в порядке. Жаль только, поговорить не с кем с тех пор, как умерла Элейн. Ничего не поделаешь: собственное долголетие это и дар, и проклятие.

Понятно. Сегодня он опять в роли Пола Эджкомба, а дача – дом престарелых. Любимая сказка, черт побери. И кто меня надоумил подсадить дедулю на Стивена Кинга? И кто кричал, что «старшее поколение не поймет и не примет его книг»? Вон, наглядный пример в гамаке покачивается.

– Я тебе собеседника привезла. Как зовут – не знаю, так что придумай ему имя сам. Еда и всякие миски в сумке. Если не сложно – расчесывай его хоть иногда, а то у бедолаги шерсть мигом сваляется, потом стричь придется.

Я посадила кота к деду на руки. Дед робко погладил его между ушей, на что котяра разразился таким благодарным урчанием, что ему бы позавидовал колхозный трактор. Дед улыбнулся как ребенок, на голову которого свалился такой подарок, о котором он и думать не смел, и вот теперь он спрашивает: это точно его? Ошибки нет? Правда? От умиления у меня противно защипало в носу. А еще говорят, что циников похлеще сценаристов поискать надо.

Дабы не дойти до той точки, когда на глаза навернутся слезы, и мы тут втроем дружно зарыдаем над своей судьбой на потеху соседям, я отправилась собирать на стол. Минут через десять дед присоединился ко мне. Кота он держал на руках и отпускать не собирался. Впрочем, тот и не рвался нисколечко. Обнял деда лапами за шею и прижался большой лохматой башкой к его шее. Манто из дикого тушкана.

Отдав должное покупным салатам и полуфабрикатным котлетам, мы отправились обратно в сад дышать свежим воздухом и «завязывать жирок», как говорила покойная бабушка. Жирок свой мы холили и лелеяли, поскольку с ним в нашей семье всегда были проблемы. Наши кости категорически отказывались им обрастать. Конституция такая, что ж поделать?

Вспомнив наставления Темы, я спросила деда:

– Слушай, расскажи мне о своих вулканах. Как они это… извергаются? И про лаву. Правда, что на ней можно яичницу жарить? В «клубе кинопутешественников» один мужик хвалился, что ему примус на вулкане нафиг не сдался, если есть свежая лава.

Дед послушно завел разговор про вулканическую деятельность. Рассказывал он добротно и обстоятельно, но без огонька, словно читал намертво заученную лекцию очередному студенческому потоку. Чувствуя, что еще немного, и точно засну, я неожиданно для себя брякнула тоном Штирлица:

– Я все поняла, дед. А теперь поговорим всерьез. О чем ты хотел меня предупредить? Время пришло.

Дед дернулся, как будто его облили кипятком. Черт, кто ж меня за язык тянул? Дурацкая шутка. Но тут началось такое, что подумать над собственной глупостью времени у меня уже не осталось.

– От ясной погоды на сорок пять к закату. Удар коленом. Зри в корень. Кровавые бриллианты. Наследство Евдокимыча.

– Дед, ты чего? – опешила я. – Какие, к лешему, бриллианты?

– Кровавые. Наследство Евдокимыча.

Чувствуя, что голова моя идет кругом, я решила пойти по пути наименьшего сопротивления.

– Дед, я все поняла. Будь спокоен.

– Враги повсюду, – отозвался он, понизив голос и склонившись вплотную к моему уху. – и они тоже знают про бриллианты. Время уходит, поэтому торопись. И будь осторожна!

А затем дед откинулся обратно и чуть ли ни на весь дачный поселок вопросил:

– А как там поживает твой приятель?

От неожиданной смены темы разговора я подавилась и закашлялась.

– Какой приятель, дед?

– Стивен Кинг, кто же еще! Вы же с ним – сценаристы?

– Ну да, можно и так сказать, – отозвалась я, чувствуя себя потенциальной пациенткой сумасшедшего дома. Или актрисой со сломанными ногами, от которой требуют, чтоб она сыграла балерину.

– Ну вот, увидишь его на работе – скажи, пусть еще книжку напишет. Очень мне его творчество по душе. Не забудешь, передашь?

– Куда ж я денусь, дед? Только он больше писать не хочет. Говорит – надоело. И столько леса на его книги извели, а ему деревья жалко.

– Ну, ты его хорошенько попроси. Скажи, что не для себя – для деда стараешься. Пусть уважит старика. А я ему елку посажу, пусть не переживает за лес.

Вот так. Стивен Кинг уже мой коллега по работе. За соседними столами, наверное, сидим. Каждый день друг другу приветы передаем.

Вот и пойди, определи, что это было? Цирк с конями. Бриллианты кровавые, Евдокимыч какой-то со своим наследством. Интересно, из какой книжки дед это выцепил? Вроде, я ничего отечественного ему в последнее время не привозила. Может, кто из соседей дал почитать? Ладно, сейчас не до того, а потом я пошарюсь у деда в библиотеке. Не мог же он это просто взять и придумать!

Я еще с полчасика посидела на гостеприимной даче, а потом дед с котом на плечах проводили меня до калитки, и я отправилась обратно в пыльную и душную столицу. Трясясь в электричке, от нечего делать я еще раз припомнила все, что сказал дед. «От ясной погоды на сорок пять к закату. Удар коленом. Зри в корень», и дальше про бриллианты. Галиматья какая-то. И какие это враги не дремлют? Соседи по даче? Плюс мифический Евдокимыч. Нет, ничего не сходится!

Ехать было долго, поэтому я так и сяк прикидывала, не мог ли дед говорить о каком-нибудь конкретном человеке. Но о ком? Среди наших родных никого с таким отчеством не было. Среди немногочисленных дедовых приятелей и учеников – тоже. На дачах – никого. Значит, все-таки из книги. Знать бы еще из какой! Когда дед входит в образ Пола, мне с ним общаться легко и просто, потому что я знаю содержание «Зеленой мили», и знаю, какие реплики он от меня ждет. А тут полная засада.

Хорошо хоть с котом разобрались. Кот приобрел новый дом, дед – приятеля. Теперь им не так скучно будет. Единственная проблема, это если Машка позвонит и потребует своего кота обратно. Но что-то во мне говорило, что она этого не сделает. По крайней мере, в зомбированном состоянии.

Черт. Что же все-таки делать с Машкой? Пропадет ведь. Этот Вова – стопроцентный сектант. Наверняка Машку гипнозом убедил в собственной неотразимости, а теперь манипулирует ею, как хочет. И зачем ему нужна именно Машка?

Я вспомнила свою подругу и вздохнула. Да, неудивительно. С ее внешностью она лакомый кусочек для любого, не только для Вовы-спортсмена, эксперта по дыханию. И погода, как назло, теплая стоит. Вот была бы холодень, тогда никаких проблем. Вова из Машкиного дома в пять секунд вылетел бы пробкой. Но пока наступят холода, эта парочка вполне успеет навестить ЗАГС, и тогда пиши пропало. Засада.

На вокзале я чуть-чуть подумала, ехать домой или сразу отправиться к Теме, и выбрала второй вариант. Почему-то лицезреть Толика мне сейчас не хотелось до полного душевного отвращения. И без него проблем хватает.

Добравшись до Темы, я ничего не стала рассказывать ему о словах деда, а рухнула спать. Тема был настолько счастлив, что я вернулась без кота, и ему больше не придется глотать супрастин, что даже не поинтересовался, когда же я собираюсь оставить его квартиру. И то хлеб.

* * *

Утро понедельника началось как обычно: печально и без азарта. Работать после выходных не хотелось никому. Хотя каждый из нас и понимал, что других вариантов нет, хоть тресни. Чего бы не случилось, каждую неделю наша группа должна выдавать на-гора положенное количество серий. Творческий конвейер, или как говорила про себя Агата Кристи, «я – автомат, я безотказный сосисочный автомат». Вот и мы такие же, безотказные…

Вяло пообсуждав, кто где и как провел свободное время, мы приступили к очередному блоку серий. Поскольку маскировать дальше беременность Милы было бы полным маразмом, дружно решили, что ее мать, сиречь Ирина, это наконец-то обнаружит. А потом начались разногласия, да такие, что остальной персонал нашей конторы зашхерился по кабинетам, в ожидании, пока пройдет буря.

– Она же ее мать! – с пафосом рыдала Виолетта. – Она не оставит ее в беде!

– Ирина уже подозревала свою дочь в связи с Романом, а тут такое! Наверняка выставит из дома, да еще и пендалей надает. Устроим ей шикарную сцену ревности.

– И куда отправится Мила, в таком случае? Пойдет ночевать на вокзал?

– Ты что, издеваешься или придуриваешься, не понимаю? У нас прорва второстепенных персонажей, которые только и ждут, чтобы их задействовали!

– Точно! Надо, чтобы ей помог ее предполагаемый отец, Семен.

– Так они же еще даже не знакомы! Как он ей поможет? И с каких, главное, коврижек? Просто девочку станет жалко, и он ей бабок отвалит? И квартиру ей снимет?

– А почему бы и нет?

– Да потому, что по предыстории он у нас – человек небогатый, если помнишь. Ему самому жить не на что, он и к Ирине приперся только потому, что надеялся, что она ему поможет по старой памяти. И он у нас пока не догадывается, что Мила могла бы быть его дочерью.

– Значит, надо, чтоб догадался.

– Два таких сильных события на одну серию? Не катит. Перебор.

– Тогда разнесем по разным! В чем проблема-то, не пойму!

– Проблема в том, что после того, как Ирина узнает про беременность дочери, Миле станет негде жить!

М-да. Что-то у всех неприятности с жильем, даже у мыльных персонажей. Сплошные совпадения. Интересно, а кто-нибудь из них собирается заняться ремонтом квартир? Тогда бы точно был полный аут.

– Но ведь Ирина сама беременна! – снова заканючила Летка. – Женщина в такие моменты более трепетна, более ранима. Как она может так поступить со своей единственной дочерью?

– Так, братцы, – вмешалась в общий базар Тамара, – смотрим, что потенциально несет нашим героям больше сложностей: если Мила останется с матерью под одной крышей, или если покинет ее?

– Конечно, если покинет! – вразнобой заголосили все мы.

– Значит, решено: Ирина прогоняет Милу. И прогоняет жестоко, с криками и воплями на пол-микрорайона о том, что дочь ее проститутка и спит, с кем попало. Совершенно ясно, что Мила матери не раскроет, что ждет ребенка от Романа. Серию заканчиваем тем, как неприкаянная и зареванная Мила бредет по улице в никуда, и тут ее кто-то останавливает за плечо. Кто – мы не знаем, потому что видим только руку. Мила оборачивается и смотрит испуганным взглядом прямо в камеру. Смотрит так, как будто ее сейчас убивать будут.

– М-да, это не крючок, это гарпун целый.

– А кстати, кто ее остановил? Маньяк – любитель беременных девочек?

– Маньяк у нас не прописан, так что остановит ее бывший парень Коля. Хватит ему среди массовки жаться и глядеть на Милу глазами побитой собаки. Пришла пора и поработать. Пусть предложит ей кров, еду, себя любимого, попорхает от счастья, что она рядом с ним.

– А ребенок? Она же не от него беременна!

– А он об этом знает? Мы же их уже серий десять точно, как разводим и видится не даем. Формально они друг с другом переспали, пусть и один-единственный раз. Так что никаких проблем! Пусть ведет к себе домой, гордится направо-налево, что скоро станет отцом. Он же слюнтяй и рыцарь, дождавшийся своего часа. Да и Миле в такой ситуации особенно выбирать не приходится, разве что заткнуться и принять заботу Коли. Нет, она, безусловно, будет страдать, будет порываться сказать ему всю правду, но мы ей этого сделать не дадим. Тем более, что к Коле у нее какие-то чувства остались. Не забывайте, они у нас с детства дружили, а это немало.

– А как же Роман? Он-то как позволит сначала Ирине выкинуть Милу из дома, а потом и Миле жить с Колей? Мила же его настоящая любовь, и прочие сопли в сахаре?

– Когда будут разборки с Ириной, мы его отправим на вокзал за билетами. Пару серий назад Ирина у нас выражала желание отдохнуть. Вот она и послала мужа разбираться с турагентствами. Все равно больше ни на что другое не годен. А когда он вернется домой, Милы там уже не будет. И где ее искать, он тоже не знает, потому что а) не догадывается, что она могла вновь вернуться к Коле, и б) он не знает, где живет Коля. Пусть страдает оттого, что его любимая женщина пропала. Пусть ходит по улицам и ищет ее. Пусть обзванивает знакомых. Чем не драма?

– А Семен? Будем его с Милой сводить, чтоб он ей в меру возможностей финансово и морально помог?

– Будем. Но торопиться не стоит. Сначала пусть догадается о своем отцовстве.

– А как? Или двадцать лет назад он вел календарь интимных встреч?

– Зачем такие сложности! Пусть Ирина сама неосторожно обмолвится о том, что их встречи были ошибкой, которую невозможно исправить. Ну, напустим тумана побольше, главное, чтоб зритель догадался, что мы хотим сказать. А какими именно фразами – это пусть диалогисты думают. Наша цель – сюжет.

За творческими разборками мы и не заметили, как пропустили обед, и как настал конец рабочего дня. Вымотались так, что ни одной мало-мальски связной мысли в голове не осталось. У меня лично было такое чувство, будто я шахтер, отстоявший смену и поднимающийся из забоя. Тело ноет, ноги не шевелятся, и перед глазами все плывет.