Текст книги "100 знаменитых людей Украины"

Валентина Скляренко, Т.Н. Харченко, Оксана Очкурова
100 знаменитых людей Украины

От авторов

Украина дала миру немало ярких и интересных личностей. И сто героев этой книги – лишь малая толика из их числа. Авторы старались представить в ней наиболее видные фигуры прошлого и современности, тех, кто своими трудами и талантами прославил страну, повлиял на ход ее истории.

«Нация проявляет себя не только в людях, которым она дает жизнь, но и в том, каким людям она воздает почести, каких людей помнит», – говорил Джон Кеннеди. Если обратиться к исторической памяти украинской нации, то на протяжении долгого времени главными ее символами неизменно оставались Богдан Хмельницкий, Тарас Шевченко, Леся Украинка, Иван Франко, Михаил Грушевский. При этом следует заметить, что их жизнеописания были настолько идеализированы и окутаны всевозможными мифологическими наслоениями, что скорее напоминали исторические архетипы, нежели биографии реальных людей. Поэтому, рассказывая об этих выдающихся личностях, авторы стремились снять с их портретов хрестоматийный глянец и познакомить читателя с малоизвестными фактами их жизни и деятельности.

Еще более далекими от исторической правды представлялся в биографической литературе жизненный путь таких государственных и политических деятелей, как Иван Мазепа, Симон Петлюра, Нестор Махно, Степан Бандера. Долгое время их роль в истории Украины вызывала противоречивые оценки, которые делали из этих людей не национальных героев, а изгоев общества. Споры вокруг них продолжаются и сегодня, но даже их противники не могут не признать того, что все они, несомненно, являются незаурядными личностями, проявившими немало силы воли и мужества в самые трагические периоды жизни страны.

До недавнего времени украинцы крайне мало знали о своих выдающихся соотечественниках, которые по разным причинам были вынуждены покинуть родину. Большинство из них предали забвению. Такая же участь постигла и тех, кто пал жертвами сталинских репрессий, представителей диссидентского движения, борцов за права человека в Украине. А между тем именно эти люди немало способствовали росту авторитета украинской науки и культуры далеко за пределами страны. Вот почему в современной галерее знаменитых людей Украины достойное место занимают Михаил Драгоманов и Владимир Винниченко, Дмитрий Чижевский и Николай Бердяев, Василий Стус и Вячеслав Черновол.

Среди героев этой книги – не только украинцы, но и представители других национальностей. Их имена здесь не случайны, поскольку для одних Украина являлась малой родиной, другие долгое время жили и работали на украинской земле уже в зрелые годы. Нельзя не согласиться с русским ученым академиком Д. Лихачевым, который утверждал, что «национальные особенности сближают людей… а не изымают их из национального окружения других народов, не замыкают народы в себе». И потому не стоит удивляться тому, что в исторической памяти украинского народа почетное место всегда будут занимать имена Николая Гоголя, Шолом-Алейхема, Ивана Айвазовского, Архипа Куинджи, Николая Пирогова, Ильи Мечникова, Сергея Прокофьева и многих других великих «не украинцев». Кстати, сами они были гораздо мудрее некоторых своих потомков и никогда не отделяли свою судьбу от украинской земли и того народа, среди которого жили и творили. Достаточно вспомнить хотя бы строки из письма Н. Гоголя, адресованные А.О. Смирновой-Россет: «Скажу вам одно слово насчет того, какая у меня душа, хохлацкая или русская. Я сам не знаю, какая у меня душа. Знаю только, что никак бы не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому перед малороссиянином. Обе природы слишком щедро одарены Богом, и, как нарочно, каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой…». Эти слова, написанные в середине XIX века, остаются актуальными и сегодня.

Айвазовский Иван Константинович
Настоящее имя – Ованес Константинович Гайвазовский
(род. в 1817 г. – ум. в 1900 г.)

Выдающийся русский художник-маринист и баталист.

Академик живописи, профессор Академии художников, член Амстердамской академии художеств. Живописец Главного морского штаба. Обладатель многих почетных наград, среди которых золотая медаль от папы Григория XVI («Хаос», 1839 г.), золотая медаль на выставках в Лувре («Буря у берегов Абхазии», 1843 г.), орден Почетного легиона (1857 г.).

Основатель Музея древностей (1871 г.), художественной мастерской, картинной галереи, концертного зала в Феодосии.

Армянская семья Айвазянов давно обосновалась в Крыму и с годами даже фамилия предков получила другое звучание – Гайвазян. 17 июля 1817 г. в Феодосии родился Ованес, которому предстояло стать знаменитым художником-маринистом и ныне гордостью двух держав – Украины и России. Его родители жили бедно: отец писал жалобы и прошения на базаре, мать вела хозяйство и слепла над вышивкой. Нужда заставила их отдать старшего сына Гарика купцу-армянину для определения его в армянский монастырь в Италии. А младший Ованес (по-русски Ваня) уже в 10 лет работал «мальчиком» в городской кофейне. Он прекрасно играл на скрипке и пел, но самой большой радостью для него было рисовать самоварным углем на стенах домов. Эту «настенную живопись» заметил архитектор Кох, который подарил парнишке первые карандаши и бумагу, а затем показал рисунки градоначальнику А.И. Казначееву. Александр Иванович, став губернатором, забрал мальчика с собой в Симферополь, поселил в своем доме, определил в гимназию.

В 1833 г. Гайвазян был принят казенным пенсионером в Петербургскую Академию художеств в класс М.Н. Воробьева. Подросток с легкостью переносил полуголодное существование. Он учился пристально наблюдать натуру, угадывать ее «душу и язык», передавать настроение в пейзаже. Ване было всего 17 лет, когда он до малейших деталей мог скопировать пейзажи Сильвестра Щедрина и Клода Мореля. Заданный на втором году обучения эскиз «Предательство Иуды» привлек всеобщее внимание, и президент А.Н. Оленин объявил Гайвазовского (его фамилию вновь изменили) лучшим учеником и будущей звездой и гордостью Академии.

В 1835 г. Иван попал в «ученики» к французскому художнику-маринисту Филиппу Таннеру. Учитель оказался менее талантливым, но очень завистливым и, очернив работу Гайвазовского «Этюд воздуха над морем» перед Николаем I, вверг юного художника в царскую немилость. В течение года Оленин, Одоевский, Томилин, Жуковский, принимавшие участие в его судьбе, не могли ничего изменить. И только известный художник-баталист А.И. Зауервейс реабилитировал Гайвазовского и убедил царя отправить юношу вместе с Ф.П. Литке в летнее плавание по Балтике. За несколько месяцев офицеры научили Ивана разбираться в сложнейшем устройстве и оснастке кораблей российского и иноземного флота. Моряков подкупила искренняя любовь юноши к морской стихии и кораблям. Экипаж прозвал его «морским волчонком». Написав в этом плавании первые пять марин, Гайвазовский неразрывно связал свою судьбу с морем и российским флотом.

Занятия с К. Брюлловым и М. Воробьевым принесли свои плоды. Двадцатилетний юноша стал мастером, великолепным художником-маринистом. Общение с А. Пушкиным и М. Глинкой настроило его ум на торжественное воспевание природы. «Прекрасное должно быть величаво». Гайвазовский рано постиг, что служение искусству – это не смирение и не спокойное созерцание жизни, а действие, кропотливый ежедневный труд. Совет Академии сократил ему срок обучения на два года, а золотая медаль первой степени (1837 г.) за успехи в живописи позволяла отправиться за границу, но Гайвазовского направили в Крым «писать с натуры морские виды». Путешествуя по Крыму и по Кавказу (генерал Раевский, начальник черноморской береговой линии, пригласил его наблюдать боевые действия флота против турок), он сделал множество набросков и написал такие известные полотна, как «Вид Керчи», «Морской берег», «Лунная ночь в Гурзуфе», «Десант в Субаши». Сердце юного художника было полно благодарности к людям (М. Лазареву, П. Нахимову, В. Корнилову и простым матросам), поделившимся с ним знаниями о море и своим душевным богатством. Прекрасная зрительная память помогала Гайвазовскому переносить свои воспоминания на полотно. В промозглом Петербурге он мог написать любой пейзаж Крыма, а по рассказам очевидцев создать живописную баталию, четко зная, как выглядит каждый корабль.

В 1840 г. художник отправился в пенсионерскую поездку в Италию. В монастыре он отыскал брата-монаха, который ему посоветовал изменить фамилию, чтобы она была ближе к первоначальной армянской. С тех пор Иван Константинович все свои картины подписывал фамилией Айвазовский. Молодой художник все время посвящал живописи, а из мастерской отлучался только в музеи, для работы на природе или для встреч с Н.В. Гоголем и А.А. Ивановым. Айвазовский заметил, что его тщательно выписанные на пленэре полотна оставляют равнодушными зрителей, зато написанные по памяти вызывают восхищение. Ведь в такие пейзажи он вносил свои яркие впечатления, свой восторг перед неповторимостью каждого мгновения в природе. Художник начал писать только в мастерской, где были лишь голые стены, а на холст наносил воспоминания об игре света и теней на морской поверхности, на вершинах гор и на зелени деревьев, о движении волн и бесконечных оттенках воды, радужном сиянии морских брызг в лучах солнца. Писал на одном дыхании, страстно, с увлечением и не отходил от мольберта, пока не завершал картину. «Неаполитанская ночь», «Буря», «Хаос» привлекли к его творчеству всеобщее внимание, а когда папа Григорий XVI приобрел «Хаос» для картинной галереи Ватикана и лично познакомился с автором, Европа признала, что Айвазовский – лучший в мире художник-маринист. Теперь уже его произведения копировали юные ученики, и морские виды «а-ля Айвазовский» появились в каждой лавочке.

В душе художника рядом с родной Феодосией и Черным морем прочно, на всю жизнь занял свое место Неаполитанский залив. А сердце Ивана Константиновича согрела встреча с балериной Марией Тальони, женщиной, которая навсегда осталась в его памяти и жила там, окутанная покрывалом не осуществившейся мечты. Она была старше Айвазовского на 13 лет и не решилась открыть своих чувств, а он даже не надеялся на взаимность.

В 1843 г. Иван Константинович стал единственным русским художником, которого французское правительство пригласило выставить картины в Лувре. После этого началось триумфальное шествие его картин по городам Европы. Ими любовались Лондон и Лиссабон, Мадрид и Гренада, Севилья и Барселона, Гибралтар и Мальта… Везде он делал многочисленные зарисовки для будущих картин: здания, корабли, скалистые берега. За 4 года Айвазовский создал 80 картин, в основном марин, с изображением морских бурь и кораблекрушений, тихого моря, лунных ночей. Его картины разошлись по всей Европе. В Голландии, на родине морской живописи он был удостоен звания члена Амстердамской Академии художеств.

В конце лета 1844 г., покорив европейские столицы, Айвазовский вернулся в Петербург, где его ждали почет и слава, звание академика живописи. В звании первого живописца художник был причислен к Главному морскому штабу и по его поручению писал виды русских северных портов и приморских городов. Он стал модным художником, вместе со славой появились и деньги, но Иван Константинович чувствовал, что настоящую радость ему приносит труд и творчество, и решил вернуться в Феодосию. В родном городе он построил поместье Шейх-Мамай на берегу моря, в котором работалось ему легко и радостно. Все горожане любили Ивана Константиновича и с радостью чествовали на 10-летнем юбилее художественной деятельности мастера. Севастополь отправил эскадру из шести военных кораблей приветствовать своего главного живописца. Честолюбие Айвазовского было удовлетворено: когда-то бедный парнишка стал щедрым отцом родного города.

Весть о предстоящей женитьбе знаменитого художника на бедной гувернантке-англичанке всколыхнула светское общество в 1847 г., но Айвазовский увез свою избранницу Юлию Яковлевну Гревс от пересудов в Феодосию. Однако молодой жене не понравилось жить в глуши, вскоре начались упреки, и Айвазовскому пришлось осознать абсолютную несхожесть их характеров и взглядов. На двенадцатом году супружеской жизни Юлия оставила мужа, забрав с собой четырех дочерей: Александру, Елену, Марию и Жанну. И хотя она только изредка разрешала им навещать отца, все девочки впоследствии вернулись под отчий кров. Но никакие семейные невзгоды не могли оторвать художника от творчества. В эти годы он создал бессмертное полотно «Девятый вал» (1850 г.), столкнув в нем стихию шторма с мужеством и волей человека, отстаивающего свою жизнь.

Нахимов, посетив выставку картин о победах Черноморского флота, сказал художнику: «Удивляюсь вашему гению… Не могу постичь, как можно, не будучи на месте, так верно все изобразить». В 1854 г. несколько дней Айвазовский находился в осажденном Севастополе, когда англичане штурмовали город. Он присутствовал при затоплении русских кораблей и защите Мамаева кургана и всю жизнь возвращался к изображению героических событий тех грозных дней. Среди наиболее известных картин – «Осада Севастополя», «Оборона Севастополя» (1859 г.) и «Малахов курган» (1893 г.).

Только изредка на непродолжительное время Айвазовский покидал родной город, чтобы показывать свои полотна в Петербурге, Москве, Тифлисе, Флоренции. И его марины были разнообразны, как и само море – «Ледяные горы» (1870 г.), «Радуга» (1873 г.), «Неаполитанский залив» (1874 г.). А жители Феодосии гордились земляком не только как художником с мировым именем. Айвазовский выстроил в городе Музей древностей и сам занимался раскопками. В своем поместье открыл художественную мастерскую и картинную галерею. Добился строительства в Феодосии торгового порта и железной дороги и провел туда воду от своего источника. У отца города постоянно было много дел и забот. И самое главное – в жизнь Ивана Константиновича опять пришла любовь. Брак с молодой вдовой Анной Никитичной Саркизовой сделал его вновь счастливым. Она стала верной спутницей и доброй хозяйкой в огромном доме, заполненном детьми, внуками и картинами.

Айвазовский ни на день не прекращал работу. Выставленная в Галерее Третьякова картина «Черное море» (1886 г.) заставляла замирать посетителей перед первозданной стихией, которой И.Н. Крамской дал самую высокую оценку: «Дух Божий, носящийся над бездной». Картины, написанные на одном дыхании, художник вынашивал годами. «Начиная писать всякую картину, я не творю ее тут же на полотне, а только копирую с возможной точностью ту картину, которая раньше сложилась в моем воображении и уже стоит перед моими глазами. В картинах моих всегда участвует, кроме рук и фантазии, еще и моя художественная память».

Однажды, в 1895 г., после открытия своей 120-й персональной выставки, Айвазовский по просьбе Куинджи дал урок в Академии. Потрясенные ученики наблюдали, как, отобрав всего 4 краски, за 1 час 50 мин. художник превратил серый холст в бушующее море, легкими штрихами выписав борющийся со штормом корабль с полной оснасткой. Поэтому никто не сомневался, когда разнесся слух, что Айвазовский за 10 дней написал колоссальных размеров картину. Стоя перед полотном «Среди волн» (1898 г.), любой ученик и художник понимал: для того, чтобы создать такую картину, требуется целая жизнь. «Вся моя предшествующая жизнь была подготовкой к картине, которую вы видите» – слова, сказанные художником об этом шедевре, можно было бы отнести ко многим его полотнам.

Начался XX век. Айвазовский встретил его счастливым, в окружении большой семьи, которая включала не только родных и близких, но и всех, кто нуждался в его помощи, кому он делал добро. «Страной Айвазовского» называли земляки Феодосию, и он, как добрый гений, не только помогал процветанию города, но еще и у половины феодосийских семей крестил детей и почти всех бедных невест одаривал приданым. Художник умер скоропостижно, на 83-м году жизни, 19 апреля 1900 г., не успев дописать картину «Взрыв турецкого корабля». Вся Феодосия шла за его гробом. В час похорон весенний день потускнел, стал накрапывать дождь, море печально билось о берег.

 
Шуми, волнуйся непогодой:
Он был, о море, твой певец.
 

Амосов Николай Михайлович
(род. в 1913 г. – ум. в 2002 г.)

Знаменитый кардиохирург, биокибернетик, ученый-экспериментатор, общественный деятель. Директор Института сердечнососудистой хирургии, заведующий отделом биологической кибернетики в Институте кибернетики. Академик Национальной академии наук Украины, член-корреспондент Академии медицинских наук, профессор. Герой Социалистического Труда (1973 г.), лауреат Ленинской (1961 г.) и Государственной (1973 г.) премий СССР и трех Государственных премий УССР, награжден многими правительственными наградами.

Автор научных и научно-популярных книг.

«Стареть – плохо, но это единственный способ пожить дольше», – любил повторять Николай Амосов – человек, деяниям и оптимизму которого можно только позавидовать. Он боялся не смерти, а только старости, ибо видел в ней врага, мешающего полнокровно думать и действовать, – а именно этому он посвятил всю свою жизнь от рождения и до самой смерти.

Родился Николай 6 декабря 1913 г. в селе Ольхово, недалеко от Череповца. Мать-акушерка была нарасхват на несколько деревень. И днем и ночью роженицы требовали помощи Кирилловны, – и первыми воспоминаниями детства для ее сына стали долгие часы ожидания. Мальчик практически воспитывался без отца, потому что тот после возвращения с фронта начал пить, завел другую семью и навсегда остался для него «чужим». Николай рос хилым и необщительным, гулять не любил, был неловок и очень боялся показаться смешным, всегда ощущая свою неполноценность. «Так и в школу пошел – одинокий». Жили очень скудно, недоедали: мать зарабатывала немного, а подарков не брала, и к тому же старалась дать хорошее образование своей старшей незаконнорожденной дочери Марии. И Николай с детства познал все тяготы нелегкого крестьянского труда.

Как только мальчик научился читать, он влюбился в книги и уже никогда не расставался с ними. Николай окончил начальную школу в селе, а среднюю – в Череповце. Учился легко, был записан сразу в три библиотеки, а вот кем будет дальше, за него решило государство: 9-й класс неожиданно закрыли (1930 г.) и ученикам предложили на выбор – механический техникум в городе или учебу на лесника под Ленинградом. Средств на жизнь вдали от дома у Амосова не было, и он стал студентом-«техником», а по окончании техникума работал в Архангельске сменным механиком на электростанции при большом лесопильном заводе. Здесь же он впервые влюбился и в 1934 г. женился на симпатичной бухгалтерше Галине Соболевой.

Работу на производстве Николай считал делом скучным. Он всегда испытывал страсть к выдумыванию, конструированию и поэтому поступил во Всесоюзный Заочный Индустриальный Институт в Москве на энергетический факультет (1934 г.), мечтая заняться чистой наукой. А жена выдержала экзамены в Архангельский мединститут. Но когда на горизонте «замаячила» армия, Амосов, сдав отлично все вступительные экзамены, оказался в одном институте с Галей. Чтобы не отставать от жены, за первый год обучения прошел программу сразу двух курсов. Учеба по-прежнему не доставляла проблем: оставалось свободное время, чтобы подзаработать преподаванием в фельдшерской школе и заняться «наукой».

В это время Амосов близко познакомился с профессором физики В.Е. Лашкаревым, который открыл студенту удивительный мир парапсихологии. Ему-то и показал студент чертеж искусственного сердца. «Выдумка ерундовая, но идея логичная, – вспоминал потом академик. – Теперь на принципе такого насоса создали протезы сердца, некоторые работают уже по нескольку месяцев, пока донора для пересадки подбирают».

В 1939 г. Амосов с отличием окончил институт и решил продолжить занятия физиологией, но место в аспирантуре было только по хирургии. А для диплома в Заочном институте, который он из-за «недогрузки» так и не бросил, сделал проект большого аэроплана с паровым котлом и турбиной. Идея была интересной, и хотя к производству ее не приняли, но Амосов в 1940 г. получил еще один диплом с отличием как инженер «паросиловых установок электростанций».

К тому времени молодые супруги решили пожить отдельно (развелись в 1940 г.), и Николай, «удрав из аспирантуры», начал работать ординатором-хирургом в Череповецкой межрайонной больнице, а также преподавать анатомию и любимую физиологию в фельдшерской школе. Но армия и хирургия пришли за ним сами. С первых дней войны Амосов работал в комиссии по мобилизации, а потом был назначен ведущим хирургом в полевой передвижной госпиталь «ППГ-2266 на конной тяге». В этом госпитале и в одной должности он прослужил всю войну и встретил День Победы в германском городе Эльбинг. Воспоминания об этом периоде жизни легли в основу повести «ППГ-2266, или Записки военного хирурга» (1974 г.). Амосов навсегда запомнил это «море страданий человеческих», научился в совершенстве оперировать любую часть тела и лечить любые осложнения. Особенно хорошо он овладел тактикой и методикой операций при ранениях груди, суставов и переломов бедра. Для решения главной проблемы – ранения груди – хирург разработал свою операцию и «здорово насобачился на сосудах!». Но каждая смерть солдата становилась для него трагедией, и Амосов однажды даже попытался покончить жизнь самоубийством.

На фронте Николай Михайлович женился на прекрасной операционной сестре-украинке Лидии Денисенко, которая пошла на войну добровольно после третьего курса пединститута и служила в медсанбате, а после выхода из окружения была прикомандирована к его госпиталю. Но если для большинства солдат война закончилась, то для супругов Амосовых продолжалась до сентября 1945 г. в Маньчжурии. Служить в армии Николай Михайлович ужасно не хотел. Но уйти ему, майору, удостоенному многих боевых наград, было очень непросто. Помог второй диплом – инженерный. Амосов получил назначение от Министерства медицинской промышленности заведовать главным операционным корпусом Института Склифосовского и приводить в порядок технику. «Грустный и неприятный период жизни… Не прижился я тогда, в 46-м, в Москве. И не потому, что комната была в четыре метра, еда плохая и короста на голове. Работы не было, хирургии… И смотреть чужую работу надоело. Отравлен самостоятельностью: "Дай мне, и я сделаю"».

Да и научным работам Амосова долго не давали ходу: он получил отрицательные отзывы на три диссертации, а восемь научных статей даже не рискнул отослать. Столичному безделью Николай Михайлович предпочел напряженную работу заведующим отделением в Брянской областной больнице, став одновременно главным хирургом области. За шесть лет выполнил много новых и уже знакомых по фронту операций: на желудке, на пищеводе, на почках. Но самыми важными были резекции легких – при абсцессах, раке и туберкулезе. До тех пор он никогда их не делал, поэтому сам разработал методику и за четыре года прооперировал больных больше всех в стране – свыше трех тысяч.

В 1948 г. Николай Амосов защитил кандидатскую диссертацию и уже через год выбрал тему для докторской: «Резекции легких при туберкулезе». В 1952 году диссертация была готова и получила положительный отзыв академика А.Н. Бакулева. В том же году Амосов был приглашен на работу в Киев руководителем клиники грудной хирургии Киевского научно-исследовательского института туберкулеза и грудной хирургии. Переезжать ему не хотелось. «Брянские годы, с 47-го по 52-й, самые светлые в моей жизни. Испытал хирургическое счастье, дружбу с подчиненными. Потом такого уже не было, – вспоминал Амосов и признавался: – Хирургом меня сделала война. Но настоящим – Брянск». Однако на переезде настояла жена. Она к тому времени окончила пединститут и решила стать… хирургом, для чего и поступила в Киевский мединститут. С этого времени жизнь исконно русского человека была связана с Украиной, и он вошел в первую десятку личностей, определявших ее облик в XX в. Николай Михайлович в марте 1953 г. защитил докторскую диссертацию и был избран заведующим кафедрой в Киевском медицинском институте.

Конечно, Амосов не всем пришелся по душе. О его неуживчивом характере, бескомпромиссности и резкости до сих пор помнят те, кто с ним сотрудничал. Но он был уникален во всем: в работе, в общении, в выборе увлечений. Этот человек еще при жизни стал легендой – талантище, яркая личность, поразительный жизнелюб и трудоголик. Сам Николай Михайлович считал себя человеком не эмоциональным, «сухарем». Но когда в 1956 г. родилась дочь Катя, он, который «за двадцать лет семейного стажа потребности в детях не ощущал, увидел это маленькое, красненькое, хлипкое существо, так и понял – кончилась свобода, уже не сбегу». Дочь он воспитывал по собственной методике: дисциплина, нагрузки, три последних школьных года – экстерном в один. Екатерина Николаевна стала доктором медицинских наук, членом-корреспондентом АМН Украины.

В 1955 г. Амосов организовал и возглавил клинику сердечной хирургии, преобразованную в 1983 г. в Институт сердечно-сосудистой хирургии АМН Украины. Осенью 1957 г. он ездил на конгресс хирургов в Мексику, где впервые увидел операцию на сердце с применением аппаратов искусственного кровообращения (АИК) и очень заинтересовался этим. Купить аппарат было невозможно, но для инженера Амосова это не было проблемой. Он разработал собственный проект, но необходимых трубок и, самое главное, гепарина против свертываемости крови в Союзе было не сыскать. И тогда Николай Михайлович на жалкие 15 долларов, оставшиеся от командировочных, купил минимум необходимого. Аппарат был выпущен на одном из предприятий Киева. А в 1958 г. в Институте кибернетики создали специальный отдел, где Амосов объединил вокруг себя коллектив энтузиастов. В его лабораториях и отрабатывались схемы операций с АИК, потом прибавились физиологические исследования сердца с участием инженеров и математиков. В 1959 г. была удачно проведена операция мальчику с тяжелым врожденным пороком сердца – так называемой «Тетрадой Фалло». А в 1960 г. Амосов возглавил отдел биоэнергетики Института кибернетики Академии наук Украины, в котором занимался развитием идей, зародившихся у него еще в Череповце: регулирующие системы организма – от химии крови, через эндокринную и нервную системы до коры мозга; механизмы разума и искусственный интеллект, психология и модели личности, социология и оптимальные модели общества, глобальные проблемы человечества. Работа отдела продолжалась вплоть до 90-х гг., когда коллектив распался и в отделе осталась только группа по искусственному интеллекту.

Николай Амосов был удивительно разносторонним человеком. Основоположник советской кардиохирургии стал учителем практически всех ведущих украинских и российских кардиохирургов. Когда в 1962 г. на первое место вышла проблема протезов сердечных клапанов, Амосов разработал свою модель – из полусферы, дополненной специальной обшивкой корпуса, препятствовавшей образованию тромбов. И именно с этого времени, как считает Николай Михайлович, «началось восхождение моей карьеры сразу по нескольким линиям». Он стал неизменным участником всех международных съездов и конференций кардиохирургов. Его избрали членом-корреспондентом АМН, присудили Ленинскую премию. 19 лет он честно исполнял обязанности депутата Верховного Совета СССР. Особенно тягостными были приемы граждан: «Горя наслушался свыше меры, в дополнение к хирургическим несчастьям». И если по отношению к себе Амосов свято следовал правилу М. Булгакова: «Никогда ничего не проси», то для простых людей он добивался многого и вне хирургии.

Одно из самых ярких светил современной медицины, автор работ по медицинской и биологической кибернетике («Моделирование мышления и психики») был талантливым популяризатором идей и писателем, читал лекции по всему Союзу. Его книги «Мысли и сердце», «Записки из будущего» и «Голоса времен» изданы миллионными тиражами и переведены более чем на 30 языков мира. А «Энциклопедия Амосова», вышедшая в 2002 г., тут же стала библиографической редкостью. Когда в США узнали, что кардиохирург, кибернетик и писатель Амосов – один и тот же человек, журнал «Лук» прислал в Киев корреспондента и фотографа, а газета «Нью-Йорк Таймс» назвала Амосова правдоискателем, от пронзительных слов которого волосы встают дыбом.

Еще в 1952 г., когда хирурга так «схватил» позвоночник, что он не мог оперировать, он создал собственную теорию здоровья и долголетия. Главное в ней – увеличение нагрузок на организм. Ежедневная зарядка – около трех тысяч движений, бег, строгая диета. Коллеги считали это самоистязанием, Амосов – экспериментом. Результаты он всегда записывал и публиковал в научных журналах, а позже они вышли в отдельных книгах («Раздумья о здоровье», 1976 г.; «Книга о счастье и несчастьях», 1979 г.). Но если от инфаркта убежать удалось, то многочисленные болезни сердца упорно пытались выбить его из колеи, ограничить работоспособность. Этого человек дела позволить себе не мог.

В 1986 г. Николаю Михайловичу вшили кардиостимулятор, через месяц он появился в клинике и «народу объявил: "Заседание продолжается"». И снова директорство, операции, бег, ежедневная зарядка. Когда в 1987 г. в стране начались экономические эксперименты, Амосов первый в Украине добился хозрасчета. «Результат – количество операций с АИК почти удвоилось и приблизилось к двум тысячам. В полтора раза повысилась зарплата. Работать стало интереснее». 1988 год он считал лучшим в своей кардиохирургической биографии. «И вообще, самое бы время поставить точку. Так нет – жадность: давай 5 тысяч операций, 2 тысячи – с АИКом. Слаб человек!» Амосов все же оставил пост директора, но оперировать продолжал.

Николай Михайлович вновь согласился было на выдвижение в Верховный Совет, но понял, «что попал впросак: не смогу удовлетворить народ» – и отказался от депутатства. В 1992 г. он сделал свою последнюю операцию по протезированию клапана. «Сразу почувствовал: теперь – старик». Годы приносили много огорчений: уходили из жизни старые друзья, жена перенесла несколько инсультов. Почетный директор, давно отказавшийся от зарплаты в собственном институте, получал мизерную пенсию, все сбережения, как и у большинства простых людей, пропали. «Сердечный врач», спасший тысячи жизней, вынужден был обращаться к спонсорам, чтобы те оплатили операции на его сердце: в 1993 г. был заменен стимулятор, а пять лет спустя – поставлен искусственный клапан и наложены два аортокоронарных шунта. Николай Михайлович не поддавался депрессивным настроениям, старался быть «при деле». Он был поразительным жизнелюбом. Возможно, отчасти потому, что никогда не верил в загробный мир. Был убежден в том, что жить нужно здесь и сейчас. И не ради собственных удовольствий, а на благо людям. Об одном лишь жалел Амосов – что так и не решился на операции по пересадке сердца. Умом понимал, что необходимо, но «не смог переступить через жизнь. "Пока сердце работает – человек жив". Знал, что это предрассудок, что жизнь в мозге, а не в сердце. А в душу, которая будто бы в сердце – живом, не верил… А все же – грех!» Решительным хирургам завидовал: «Недавно кубинцы сердце пересадили, до этого – чехи, поляки. У нас в стране – ноль. Наверное, есть и моя доля вины. Но явно переступить через конкретные жизни не мог».