Текст книги "Покорившие судьбу"

Она хотела сказать в ответ Эдварду что-нибудь ласковое и теплое, но Аннабелла опередила ее.

– Майор, хотите с нами поиграть?

Не ожидая ответа, она проворно забралась на стул у него за спиной и набросила ему на глаза платок с тесьмой.

Он не стал возражать, чему Джулия была очень рада.

5

Блэкторн пробыл в Хатерлее до вечера. Жмурки продолжались до тех пор, пока сестры не обессилели от смеха. Потом все поднялись в гостиную, которая традиционно называлась Красной, хотя на самом деле была малиновой с позолотой. Тут Эдвард и Аннабелла пели дуэтом, а Джулия аккомпанировала им на фортепиано.

Каролина с Элизабет слушали их музицирование внимательно, но отнюдь не праздно: обе сидели у окна, низко склонясь над работой, и иголки в их умелых пальцах прокладывали крохотные ровные стежки. Вот уже год, с тех пор как у них не стало возможности платить батским портнихам, сестры сами шили для себя бальные платья. Эдвард был в равной степени поражен усердием сестер и тем, что за время работы ни одна из них ни разу не посетовала на судьбу.

– А кто придумывает вам фасоны? Неужели сами? – спросил он, разглядывая из-за плеча Каролины белое шелковое платье с отделкой из расшитого полупрозрачного тюля.

Каролина подняла на него ясные голубые глаза и улыбнулась.

– Да, но до этого мы внимательно изучаем все последние фасоны Аккермана и «La Belle Assemble». Конечно, лучшие идеи всегда оказываются у Габриелы. Потом мы делаем собственные эскизы, кроим материал и беремся за иголки. Надо сказать, что до сих пор нам везло и все наши опыты заканчивались более или менее удачно. Правда, однажды я скроила юбку на несколько дюймов короче, чем надо, и, чтобы ее удлинить, пришлось нашить по подолу пять рядов оборок. Представьте, после того моего платья я стала замечать на новых платьях батских дам гораздо больше оборок по подолу.

– Значит, вы – создательница нового фасона, – с деланной серьезностью объявил Эдвард.

Каролина смущенно сморщила носик.

– Вы полагаете?.. А-а, вы просто дразните меня! Джулия говорила, что вы мастер дразниться.

Некоторое время она неуверенно смотрела на него, потом, словно решившись, чуть наклонилась вперед и пальцем поманила его ближе к себе. Когда Эдвард приблизил ухо почти к самым ее губам, она торопливо зашептала:

– Отговорите мою сестру выходить за лорда Питера! Он, может быть, и неплохой, но ведь она не любит его. Она только убеждает себя, что любит. Понимаете, он не сможет сделать ее счастливой. Он такой положительный, такой самовлюбленный… Я знаю свою сестру: она просто зачахнет с ним.

Блэкторн целиком разделял мнение Каролины об избраннике ее сестры, однако, учитывая обстоятельства, понимал и то, что интерес Джулии к особе лорда Питера вполне оправдан. Впрочем, поскольку Каролина с Аннабеллой, видимо, не были подробно посвящены в дела семьи, он счел за лучшее не углубляться в этот вопрос.

– Джулии известно мое мнение, – выпрямляясь, произнес он. – В целом оно совпадает с вашим, и я обещаю, что при первой же возможности я постараюсь отговорить ее от опрометчивого брака.

Каролина слегка нахмурилась.

– Не обольщайтесь, майор Блэкторн, – сказала она. – Если уж Джулия вбила что-то себе в голову, переубедить ее будет не так-то легко.

Эдвард улыбнулся в ответ.

– Значит, мне придется постараться.

Позже, когда трое младших сестер отправились переодеваться к ужину и у Эдварда появилась возможность поговорить с Джулией наедине, он решил выполнить данное Каролине обещание.

Джулия стояла у высокого окна, глядя мимо лужайки на зеленые лесистые холмы. Эдвард подошел и встал рядом. На склоне за живой изгородью, в двух шагах от выкошенной лужайки, паслись пятнистые лани.

– Как здесь красиво, – тихо сказал Эдвард.

– Да, здесь хорошо, – отозвалась Джулия. – Делабоулы прожили в Хатерлее больше двух веков… но боюсь, что скоро нам придется отсюда перебираться. Папа уже говорил, что хочет сдать дом вместе с парком, хотя я не совсем понимаю, куда он собирается деть всех нас.

Блэкторн взглянул сверху вниз на ее прекрасные черты в обрамлении золотистых завитков. В изумрудных глазах, таких знакомых, в легких морщинках, только что набежавших на ее лоб, ему мерещилось бремя каких-то непосильных забот. Мучительно хотелось наклониться и разгладить губами этот чистый, гладкий лоб, но он лишь вздохнул и взял ее за руку.

– Джулия, – помолчав, сказал он. – Не выходи за него, даже если он наберется наконец духу и сделает тебе предложение. Он недостоин тебя.

Джулия опустила взгляд на пыльный подоконник с паутинкой в углу и отметила про себя, что надо бы прислать сюда младшую горничную с тряпкой.

– Думаю, что коль скоро он его еще не сделал, то и говорить тут не о чем. К тому же, мне кажется, ты его недооцениваешь. Он очень порядочный человек.

– Хорошо, – согласился Эдвард. – Пусть он порядочный. Но разве он может сделать тебя счастливой?

– Я давно уже не считаю собственное счастье главным в своей жизни. Зато я намерена сделать все от меня зависящее для того, чтобы он был со мною счастлив. Поверь, я глубоко уважаю его, даже по-своему люблю… вот только не знаю, как рассказать ему о наших затруднениях.

– Если ты столько времени не решаешься признаться своему избраннику в том, что по воле обстоятельств вы с сестрами остались без средств, то одно это, по-моему, должно внушить тебе сомнения в правильности выбора. Ведь, если помнишь, мне ты обо всем рассказала, не задумываясь.

– Ты – другое дело. Я не имею на тебя никаких видов.

– Разве в этом дело? – мягко возразил он. – Если он тебя любит – а иначе я не понимаю, о чем тут говорить, – никакие ваши неприятности его не остановят. Если же он не способен отделить тебя от пороков твоего отца, то поверь, он не стоит и одного твоего волоска, не говоря уже о руке.

От таких слов глаза Джулии немного прояснились, губы тронула улыбка.

– Спасибо тебе, Эдвард, – пробормотала она. – Ты прекрасный человек и самый замечательный друг на свете.

Он поднес ее руку к губам.

– Это лучшая похвала, о какой я только мог мечтать.

Их глаза встретились, и сердце Эдварда переполнилось до краев нежностью и теплом. Прекрасные черты Джулии на фоне окна, казалось, светились изнутри. Когда губы Эдварда коснулись ее пальцев, Джулия едва слышно вздохнула, в глазах ее заблестели слезы. Они поняли друг друга без слов. Что бы ни случилось, они всегда, всегда останутся друзьями!

Эдвард снова приник губами к ее дрожащим тонким пальцам. Свободной рукой Джулия коснулась его щеки. Ему хотелось осушить поцелуями слезы, сверкавшие на ее ресницах, хотелось обнять, прижать ее к груди, защитить.

– Джулия… – шепнул он, и в ее имени прозвучал то ли вопрос, то ли просьба – он и сам не знал, что. Впрочем, о чем он мог ее просить? Во всяком случае, не о том, чтобы она отдала ему руку и сердце, потому что ему нечего дать ей взамен.

– Это все неважно, – прошептала она, видимо, поняв то, чего не понимал он сам. – Это неважно. Знаешь, – она улыбнулась, – в свое время ты так же смотрел на меня, когда я падала и разбивала себе коленки. Поверь, я очень благодарна тебе за участие. Я специально привезла тебя сюда, чтобы ты своими глазами увидел всю безвыходность моего положения и понял, почему я поступаю именно так, а не иначе. Но это вовсе не значит, что ты теперь должен, как в наших детских играх, спасать меня и везти в свой замок.

– В замок? – переспросил он. – Да, это будет трудновато. От моего замка теперь не осталось ни флигеля, ни даже сторожки.

Они оба рассмеялись.

– Сестры знают о ваших трудностях?

– Совсем немного. Только Элизабет я на днях рассказала все. Вероятно, следовало посвятить и Каролину с Аннабеллой, но я просто не могла себя заставить. Я подумала: если мне не довелось насладиться девической беспечностью, то пусть хоть у них будет такая возможность.

– Господи, как же ты продержалась столько времени одна?

Она на миг задумалась, поглаживая его щеку.

– Наверное, мне помогала память о маме. Но, поверь, я не сетую на свою долю. По сравнению со страданиями, которые многим сейчас приходится терпеть, она не так уж тяжела. Малолетние дети живут в угольных шахтах, а я, видите ли, страдаю от того, что вынуждена идти замуж… не совсем по велению сердца – разве это не кощунство? – От волнения она некоторое время не могла говорить, а когда продолжила, ее голос звучал сдавленно. – У Габриелы все родные кончили жизнь на гильотине. Ужасно, я просто не могу представить, как она это пережила!.. Так что, как видишь, мне грех жаловаться.

– Ты удивительная, необыкновенная… – горло Эдварда сжалось, и он замолчал.

– Я? – Она тряхнула золотистыми локонами. – Думаешь, я всегда такая кроткая? Ошибаешься. Бывало, я даже впадала в истерику, особенно после разговоров с торговцами, которым мы задолжали… Как правило, они проявляют ко мне ангельское терпение, но ты не представляешь, в какое отчаяние я всякий раз прихожу оттого, что не могу расплатиться с ними немедленно! Для меня это такой же вопрос чести, как для вас, мужчин, карточные долги. – Она глубоко вздохнула. – Аннабелла, конечно, права: я всегда любила тебя… Но мне приходится делать другой выбор, и я хочу, чтобы ты понял, почему.

– Я понимаю. Поверь, я все понимаю. Мне просто жаль, что ты не можешь поступить иначе.

– Будь я одна, я ни за что бы не ступила на этот путь. Но я не одна. Мне надо думать о сестрах и выполнять свой долг по отношению к ним. Я несу такую же ответственность за Элизабет, Каролину и Аннабеллу, как ты за своих солдат.

– Если бы я мог хоть чем-то тебе помочь!..

– Спасибо, Эдвард. Я буду помнить о том, что ты хотел мне помочь.

Склонившись над нею, Эдвард коснулся губами ее губ. Он хотел лишь утешить ее и вовсе не стремился к повторению утреннего бурного эпизода. Но от легкого, нежного прикосновения пламя страсти взметнулось вверх, и вскоре она уже подставляла ему губы, и старалась прижаться к нему теснее, и шептала его имя, а он с жадностью терзал ее рот – единственное, чем мог сейчас завладеть. Он желал ее так, как не желал прежде ни одну женщину. Будь у него хоть крупица надежды, он бы на коленях умолял ее стать его женой.

Джулия не понимала, что с ней. Только что она объясняла Эдварду, почему она должна выйти за лорда Питера, и тут же подставляет ему свои губы и позволяет обнимать ее так, что ощущает сквозь платье прямое свидетельство его желания, а ощутив, сама едва не теряет рассудок и после каждого поцелуя шепчет ему на ухо: «Эдвард, Эдвард, Эдвард…»

Но ведь он не может быть ее мужем, а иметь любовника ей не позволят ее собственные убеждения. Зачем же тогда все эти вольности, зачем она так бурно отвечает на его ласки?.. Внезапно его рука легла ей на грудь, и от остроты пронзившего ее желания она чуть не лишилась чувств. Да, пора было прекращать это безумство, которое все равно не могло ни к чему привести. Поймав его руку, она не дала ей двигаться дальше.

– Нельзя, Эдвард, – едва слышно выдохнула она и снова прильнула губами к его губам.

– Я знаю, – шепнул он, задыхаясь и покрывая ее жаркими поцелуями.

Джулии не хотелось отрываться от него, но мучить бесконечно его и себя она тоже не могла. Поэтому она наконец высвободилась и с улыбкой сказала, что ее волосы наверняка растрепались и что ей придется разыскать Габриелу, чтобы та помогла ей привести себя в порядок.

Он отпустил ее без единого возражения.

Вечером Блэкторн ужинал вместе с Джулией, сестрами и лордом Делабоулом. Виконт казался воплощением радушия и веселости – кроме тех минут, когда ему казалось, что на него никто не смотрит. Тогда на его лицо ложилась тень невыносимого страдания.

Он много пил, и когда после ужина его дочери перешли в гостиную, прикончил бутылку портвейна почти в одиночку, предложив гостю лишь один бокал. Заплетающимся языком он бормотал что-то довольно бессвязное про «доброе старое время», когда его «конюшни еще не пустовали». Несколько раз он заговаривал о жене, то словно забывая, что она умерла, то опять вспоминая о своем горе и обливаясь слезами. Говорил он один, при этом без конца перескакивая с предмета на предмет; Блэкторн за все время не проронил ни слова, лишь кивал да иногда улыбался.

Поздно вечером, когда сестры уже разошлись и Джулия прощалась с Эдвардом, он сказал:

– Знаешь, если бы мне вдруг пришло в голову, что ты меня разыгрываешь и ваше положение вовсе не столь серьезно, – думаю, хватило бы и одного взгляда на твоего отца, чтобы убедиться в обратном. Храни тебя Бог, Джулия.

Он в последний раз нежно поцеловал ее в губы и заглянул ей в глаза.

Как ей помочь?

* * *

Вечером следующего дня сэр Перран сидел в кресле на террасе с бокалом хереса в руке. Отпив маленький глоток, он сначала долго держал его во рту, наслаждаясь ощущением на губах, потом медленно втянул в себя, чтобы благородный ореховый вкус разлился по всему языку. Он никогда не торопился, торопиться было не в его натуре. Он всю жизнь медленно и неуклонно двигался к намеченной цели и неизменно приходил к ней, как солнце поспешно, но неумолимо приходило к закату. Поэтому сейчас, сидя в удобном кресле у себя на террасе, он поднял бокал в знак приветствия заходящему солнцу.

К слову сказать, терраса, на которую выходили французские окна спальни сэра Перрана на втором этаже, была задумана с одной-единственной целью: с нее удобно было любоваться соседними холмами в лучах закатного солнца. Особняк, развернутый лицом на запад, располагался внизу неширокой долины. Долина была собственностью баронета, а протекавший по ней ручей ниже по течению сливался с другими ручьями и в конце концов впадал в реку Эйвон.

В этот вечерний час природа дарила обитателям Монастырской усадьбы несравненное зрелище: как только солнцу удавалось пробить брешь в пелене облаков, вечно гонимых с Атлантики, листья буков начинали мерцать в его лучах звездным мерцанием.

Всякий раз, когда сэр Перран любовался этим великолепием, на него снисходило глубочайшее довольство и покой.

Если бы знать, сколько еще осталось, подумал он.

Сэр Перран унаследовал от предков завидное долголетие. Дед его прожил девяносто два года, отец – восемьдесят восемь. Так что он, в свои шестьдесят семь, вполне мог успеть насладиться плодами, которые так заботливо начал взращивать еще шестнадцатилетним юнцом.

Он с улыбкой возвел глаза к вечереющему небу над холмами. Удовлетворение разлилось по его членам. Он откинул голову на подголовник и закрыл глаза, смакуя, подобно хересу, упоительное чувство триумфа.

Десять минут назад он видел подкатившую к дому карету лорда Делабоула. Сосед наверняка приехал просить его кое о чем, и это кое-что составляло предмет сокровеннейших устремлений сэра Перрана.

Деликатное покашливание за спиной слегка нарушило возвышенный строй его мыслей.

– Ты мне мешаешь, – произнес он негромко, ибо никогда не повышал голоса даже в раздражении.

– Покорнейше прошу простить меня, сэр Перран, но вас хочет видеть лорд Делабоул.

Сэр Перран выдержал долгую паузу, дабы Бистон, его дворецкий, мог в полной мере ощутить его неудовольствие. Даже не оборачиваясь, он знал, что у Бистона сейчас дергается щека, а немигающие карие глаза едва не вылезают из орбит от напряжения. В последние годы ему уже не требовалось видеть лица окружающих, чтобы наслаждаться степенью своего влияния на них.

Наконец, когда дворецкий начал беспокойно переступать с ноги на ногу, он заговорил. – Попроси его милость немного подождать в моем кабинете, я скоро к нему спущусь. Там в камине горит огонь?

– Нет, сэр Перран.

– Хорошо. Пусть так и остается. И никаких напитков. Все.

Он улыбнулся про себя, весьма довольный ходом событий.

Последние закатные лучи солнца еще золотили листья деревьев, а на небе уже алмазными гроздьями зажглись звезды. Сэр Перран умел видеть и ценить истинную красоту. Странно, что природа наделила его столь взыскательным вкусом, и еще более странно, что именно лорд Делабоул произвел на свет женщину, чья красота отвечала всем его требованиям. Пожалуй, это можно было считать чудом.

Джулия Вердель не разочаровала бы и самого строгого и привередливого ценителя. Эта златовласая красавица могла бы украсить собой любой бал и любую гостиную. Она всегда выступала как королева, медленно и горделиво, с идеально ровной спиной и высоко поднятой головой. То, что такая совершенная красота могла быть порождением лорда Делабоула, просто не укладывалось в голове. Даже по манере держаться эти двое представляли разительную противоположность друг другу. Все движения Джулии были наполнены необычайным изяществом, тогда как ее родитель, приохотившись в последние годы к крепким напиткам, ходил так, словно ему приходилось преодолевать сильный встречный ветер. Правда, от природы он, как и его дочь, имел превосходное сложение, и до сих пор еще чувствовалось, что в молодости он был очень хорош собою; но молодость давно прошла, от обильных возлияний глаза лорда Делабоула глубоко ввалились, а щеки и нос украсились уродливой сеткой сосудов.

Сэр Перран отпил еще глоток из бокала и еще некоторое время наслаждался вкусом хереса на губах и языке. Интересно, как Джулия примет его в качестве своего супруга? Конечно, лет двадцать назад он был неотразим: немного любезности, немного обаяния – и девица влюбилась бы в него по уши. Теперь же, хоть он и старался держать себя в форме – трость этому нисколько не мешала, – его голова стала белой как лунь, от углов глаз потянулись во все стороны предательские морщинки, а кое-где на коже уже проступили отвратительные старческие пятна.

Джулия наверняка считает его стариком, который к тому же из-за хромоты не может передвигаться без трости.

Впрочем, так даже лучше, размышлял он. От молодого мужа такая жена потребовала бы слишком много, ему же будет легко добиться от нее послушания. Одно движение брови – и юная леди прикусит язычок. Да, к шестидесяти семи годам он научился добиваться послушания от окружающих.

Сэр Перран вспомнил лорда Делабоула, который сейчас покорно ждал в его кабинете, и усмехнулся. Судя по всему, им предстоял весьма занимательный и приятный разговор. Откинувшись в кресле, он проследил, как полоска заката медленно погасла над горизонтом, допил херес и посидел еще немного.

Через час, опираясь на полированную трость вишневого дерева с массивным набалдашником из слоновой кости, он неторопливо вошел в свой кабинет.

– Сидите, сидите, прошу вас, – улыбнулся он, когда гость поднялся при его приближении. С удовольствием отметив про себя, что убранная в приглушенно янтарных тонах комната освещена единственной свечой, сэр Перран изобразил самое искреннее удивление по этому поводу.

– О Боже, что позволяют себе мои слуги! В кабинете не топлено, темно, как в склепе, гостю даже бокала мадеры не поднесли! – Шагнув в сторону, он подергал шнур подвешенного у двери колокольчика. – А что ваши слуги, милорд? Такие же бездельники и лоботрясы? Ей-Богу, в иные дни так бы и выставил всех до единого за дверь, да боюсь, вряд ли это поможет. Они ведь все известные лентяи! Выгонишь старого – новый окажется еще хуже.

– Да, все лентяи, – с кривоватой улыбкой подтвердил лорд Делабоул.

Сэр Перран с трудом подавил довольную усмешку. Гость явно разрывался между необходимостью угодить хозяину и негодованием по поводу того, что пришлось битый час дожидаться его в темноте. Сидя у холодного камина в кресле, обтянутом янтарно-желтым бархатом, виконт барабанил пальцами по подлокотнику. Одно колено его вздрагивало и покачивалось, как чужое. Видимо, ему смертельно хотелось выпить.

Какой ничтожный человечишко, подумал сэр Перран. Полсотни таких не стоят одной Джулии. Эта девушка не заслужила позора, который вот-вот может обрушиться на ее голову… впрочем, как и он сам не заслужил его пятьдесят с небольшим лет назад.

Из глубин памяти выплыли неизгладимые картины, от которых сэра Перрана на миг бросило в жар: как лорд Делабоул – но не этот, а другой, дед нынешнего виконта – буквально вышвырнул из карьера его тогдашнего владельца, отца шестнадцатилетнего Перрана. Карьер, во всеуслышание заявил он, находится на исконной земле Делабоулов, и Блэкторнам нечего в нем делать.

Так человек без чести и совести, воспользовавшись предлогом, присвоил себе чужое состояние.

Огонь ненависти с новой силой вспыхнул в груди сэра Перрана, и последние крупицы сочувствия к сестрам Вердель превратились в жалкую кучку пепла. Он закашлялся и, прихрамывая, пошел к свободному креслу.

– Как дела, милорд? – Усаживаясь, он бережно вытянул вперед правую ногу. – Что-то вы неважно выглядите. Наверное, мало отдыхаете? Напрасно! Я вот стараюсь давать себе отдых при всякой возможности. Знаю, многие в наших краях лечатся от всех болезней водами, но, по-моему, хороший отдых лучше дрянной воды. – Он засмеялся, и лорд Делабоул, к его удовольствию, тоже неловко хихикнул.

Слуги, видимо, не торопились на звонок, и сэр Перран еще довольно долго развлекал гостя беседой. Лишь через несколько минут явился дворецкий с каменно-неподвижным – не считая нервного тика на щеке – лицом. На нем была красная с золотом ливрея и пудреный парик, перевязанный на затылке черной лентой. Войдя, он поклонился хозяину, который встретил его гневной тирадой.

– Изволь объяснить, как вышло, что такого дорогого и уважаемого гостя более часа продержали в моем доме без света и огня? Я, кажется, ясно сказал, чтобы лорду Делабоулу подали мадеры и развели в камине огонь! Так за что же я плачу тебе жалованье, а?

– Простите меня, сэр Перран, – с почтительным поклоном отвечал дворецкий. – Вероятно, по моему недосмотру…

– Ах, по недосмотру!.. – слегка возвышая голос, воскликнул баронет. – Изволь немедленно позаботиться о том, чтобы огонь был разведен и чтобы нам принесли бутылку мадеры, два бокала и дюжину свечей. Экий олух, едва не заморозил гостя! Ступай! – Довольный своей речью, он откинулся на спинку кресла, и горячая волна, снова вскипевшая в груди, приятным теплом разлилась по всему телу.

– Слушаюсь, сэр Перран, – пробормотал вконец запуганный дворецкий и, не поднимая глаз на хозяина, удалился.

Когда дверь за ним закрылась, баронет улыбнулся.

– Думаете, после моего выговора хоть что-то изменится? Ничегошеньки, уверяю вас. Я просто в отчаянии. У вас нет на примете подходящего дворецкого? Своего, конечно, вы вряд ли мне уступите. Вот поистине редчайший случай – слуга, знающий в совершенстве свое ремесло. Как его имя? Я что-то запамятовал…

– Григсон. Да, хороший дворецкий, и служит в Хатерлее Бог весть с каких пор. Когда-то давно он как будто служил у вашего дедушки… или я ошибаюсь?

– Да, что-то такое припоминается. – Сэр Перран взглянул на своего гостя так пристально, что тот поспешно отвел глаза. – Как ваши дочери? – продолжал он, меняя предмет разговора. – Будут ли они в пятницу на балу? Не сомневаюсь, что мисс Джулия затмит там всех.

– Спасибо, все, слава Богу, здоровы. Они у меня славные девушки – хотя, конечно, бывают и у них свои капризы да выкрутасы… У всех, кроме Джулии, разумеется. Джулия – моя гордость. – Его взгляд заметно потеплел. – Она так похожа на свою мать, и, по-моему, сходство с каждым днем все усиливается. Вы помните леди Делабоул?

– Кто ее не помнит? Она была душевная женщина, царство ей небесное. И какая нелепая смерть на дне карьера, словно возмездие за что-то… – Не желая, чтобы лорд Делабоул долго размышлял над этим последним замечанием, баронет снова сменил тему. – Как дела у Джулии? Есть ли у нее нынче достойные поклонники?

Впрочем, он и сам знал ответ на свой вопрос. В последнее время рядом с Джулией был только один поклонник, да и тот, по причине своего совершенного ничтожества, не внушал сэру Перрану ни малейшего беспокойства. При любом осложнении он наверняка обратится в бегство.

– А как же! – В первый раз с начала разговора лорд Делабоул по-настоящему широко улыбнулся. – У ее последнего поклонника самые серьезные намерения, так что дело уже почти решенное.

Сэр Перран кивнул. Он прекрасно понимал, что это ложь, хотя на месте Делабоула он и сам наверняка ответил бы так же.

– Да, лорд Питер – прекрасный жених для вашей дочери, а его связи помогут младшим сестрам подыскать выгодные партии. Право, есть чему порадоваться! Впрочем, Джулия достойна лучшей участи. – Он добродушно рассмеялся. – Эх, сбросить бы мне годков двадцать – глядишь, я и сам рискнул бы предложить ей себя в мужья. Думаю, тогда я оказал бы своему тестю всяческую помощь, каковая только может ему понадобиться… Что позволяет нам перейти к предмету нашего разговора. Надеюсь, вы не обидитесь, если я скажу, что ваш сегодняшний визит не очень меня удивил. Вы ведь приехали меня о чем-то просить? Что ж, я постараюсь помочь вам по мере сил. Так что, прошу вас, не стесняйтесь и говорите откровенно: чего вы хотите?

Лорд Делабоул явно смутился, чем еще больше позабавил баронета. Он уже собрался что-то ответить, но тут в дверь тихонько постучали, и вошел дворецкий, на сей раз в сопровождении двух слуг. Слуги с дровами захлопотали около камина, дворецкий поднес хозяину и гостю по бокалу мадеры, после чего, обойдя кабинет, зажег свечи в нескольких подсвечниках и проследил за тем, хорошо ли разгорается огонь. Только когда в кабинете стало светло как днем, а толстые поленья как следует занялись, он еще раз наполнил бокалы заморской мадерой и, поклонившись сэру Перрану, неслышно удалился вместе со слугами.

На самом деле сэр Перран был весьма доволен своим дворецким, хоть и не склонен был особенно распространяться по этому поводу. Бистон служил ему вот уже пять лет, и за это время ни разу не надерзил хозяину и не превысил своих полномочий. Он умел угадывать и идеально исполнять все желания сэра Перрана, и баронет уже подумывал о том, чтобы оставить его у себя навсегда.

– Итак, – мягко заговорил он, вглядываясь в лицо лорда Делабоула, – поведайте мне, в чем ваша нужда.

Лорд Делабоул приступил к нескладному изложению своих плачевных обстоятельств. Как явствовало из его слов, в последнее время он несколько переоценил свои возможности, к тому же средства, полученные им недавно от продажи части земель, таинственным образом исчезли. Не исключено, что в Хатерлее завелся вор, – хотя на последнее виконт не особенно упирал. Главная неприятность его на данный момент состояла в том, что в прошлую пятницу он подписал несколько долговых расписок на сумму, которой под рукой у него сейчас не было. Разумеется, в субботу он как-нибудь отыграется, но пока что…

Блаженное ликование, разлившееся по всему телу сэра Перрана, пело в нем, как скрипка в руках у виртуоза, так что он уже начал удивляться, почему его собеседник этого не замечает. Наверняка его довольство должно было иметь какое-то внешнее выражение. Жаль, что на свете не осталось ни одной родной души, с которой можно было бы поделиться радостью победы. Ему вспомнился его отец, дед, каменный карьер, отобранный вероломным соседом, и вся его жизнь, пошедшая с той поры наперекосяк. После многолетних морских скитаний и бесчисленных стычек с вражескими судами он наконец сколотил маленькое состояние из призовых денег, получил титул баронета за верную службу королю и в сорок с небольшим вернулся домой в Бат. Здесь он начал заниматься сбором ценных сведений и, набрав целую сеть личных шпионов, постепенно увеличил свое состояние до значительных размеров.

Жизнь его вот-вот должна была подойти к победной черте.

– Так вам, вероятно, нужны несколько сотен фунтов? – спросил он, хотя прекрасно знал, что одних только карточных долгов у виконта не менее трех тысяч.

Лорд Делабоул заметно побледнел, но все же кое-как выдавил из себя смешок.

– Добро бы так! – как можно беззаботнее проговорил он. – К несчастью, мне нужно гораздо больше: три тысячи, чтобы расплатиться за прошлую пятницу, и… разумеется, еще некоторая сумма, иначе я не смогу делать ставки в субботней игре.

Сэр Перран неторопливо, как всегда, отпил из бокала немного густого темного вина, дал ему растечься по губам, потом по всему языку и только после этого сделал глоток.

– Конечно, было бы лучше, если бы я мог просто, без всяких условий, дать вам эти деньги, но… Надеюсь, вы простите мою прямоту, – он прищурился, – порой наши самые благие намерения терпят крах из-за неумения предусмотреть последствия. К примеру, случись вам в субботу проиграть – хоть я и убежден, что это в высшей степени маловероятно, – так вот, случись вам проиграть, чем вы будете со мною расплачиваться?

Все время, пока сэр Перран произносил свою тираду, его глаза неотрывно следили за лицом виконта, а рука ласково поглаживала костяной набалдашник трости.

Лорд Делабоул молчал. Его тревожный взгляд на миг скрестился со взглядом баронета, но тут же перебежал на глобус у двери.

Наконец сэр Перран с улыбкой откинулся на спинку кресла.

– Вы, разумеется, могли и не предусмотреть такую возможность, но я обязан ее учитывать. Это мой долг перед будущими детьми, которые когда-нибудь унаследуют мое состояние. Я вижу, вы удивлены и, вероятно, сейчас перебираете в уме все слухи, что ходят обо мне в городе? Да-да, я действительно намерен в скором времени обзавестись супругой… молодой супругой. И, как я уже говорил, мой долг перед будущими детьми – передать им нажитое с таким трудом состояние в целости и сохранности. По сему случаю я хочу сделать вам предложение, которое, надеюсь, не вызовет у вас неприязни. В залог за упомянутую сумму, которая, как явствует из ваших слов, должна помочь вам поправить дела, я желал бы получить вашу старшую дочь.

Словно очнувшись от оцепенения, лорд Делабоул в ужасе перевел взгляд с глобуса на хозяина кабинета.

– Мою дочь? – переспросил он и на миг застыл с раскрытым ртом. – Джулию – за пять тысяч фунтов?

– Ну да. И, кстати, если ваша дочь произведет на свет сына, то он, по всей вероятности, унаследует Хатерлей. Ведь женщины в вашей семье как будто не лишены права наследования родового имения?

В ответ лорд Делабоул молча замотал головой, словно пытаясь избавиться от кошмара.

– Вот видите, – продолжал баронет. – Значит, мы оба окажемся в выигрыше: мой сын – а ваш внук – станет полноправным хозяином Хатерлея. Разве такая возможность вас не привлекает?

Лицо лорда Делабоула сделалось совершенно багровым.

– Ни за что! – словно очнувшись, прошептал наконец он. – Я не собираюсь продавать ни своих дочерей, ни поместья…

– Ни того, что от него осталось, верно? – закончил за него сэр Перран, прозрачно намекая на то, как заметно сократилось в размерах родовое гнездо Делабоулов.

После этого он долго молчал, не мешая своему гостю исходить праведным гневом, и лишь через несколько минут сокрушенно покачал головой и повернул разговор в несколько неожиданном направлении.