Текст книги "Покорившие судьбу"

1

Пока спала я, жизнь была

Мне снилось: жизнь

моя прекрасна.

Ах, пробудилась я напрасно.

То был лишь сон.

Эллен Стугрис Хупер

Бат, Англия

Июнь, 1814

Джулия стояла у входа в бальную залу городского Дома балов и собраний на Алфред-стрит. Щеки ее пылали. Чувствуя, как влажная нижняя рубашка липнет к ногам, она чуть не сгорала со стыда. Неужто это она, Джулия Вердель, могла опуститься так низко?

Но что еще оставалось делать? – тут же возразила она самой себе. Лорд Питер Лонгтон оказался весьма сдержанным ухажером и проявлял не большую пылкость натуры, чем разомлевший на солнышке ленивый кот. Пришлось сбрызнуть сорочку водой, чтобы легкое, полупрозрачное бальное платье из белого муслина с превосходным брюссельским кружевом соблазнительнее обрисовывало бедра. Она даже слегка нарумянила губы и щеки: может быть, хоть эти маленькие хитрости проймут сердце его милости.

Пока распорядитель бала вел графиню Ховарт на первый менуэт, Джулия с горечью думала о своих румянах и о мокрой сорочке и с еще большей горечью о том, что заставило ее сегодня забыть достоинство и приличия.

Лорд Питер был вторым сыном маркиза Тревонанса. Именно на нем Джулия остановила свой выбор. Они идеально подходили друг другу по рождению и воспитанию, он был хорош собою и благодаря немалому состоянию своего отца считался завидным женихом даже по самым строгим меркам. Но более всего Джулию интересовали его обширные связи, которые могли сослужить хорошую службу ее сестрам – Элизабет, Каролине и Аннабелле.

Лорд Питер находился в Бате вот уже два месяца и все это время оказывал Джулии бесчисленные знаки внимания, однако дело так и не сдвинулось с мертвой точки. Два месяца – срок немалый, Джулия понимала это слишком хорошо. Если ухажеру не хватило этого времени, чтобы сделать девушке предложение, значит, скоро его благосклонный взор, привлеченный игрой какого-нибудь новомодного расписного веера, обратится к следующему хорошенькому личику с ямочками на щеках.

Сегодня она намеревалась кокетничать с ним напропалую, увлечь его и, если удастся, покорить. Тянуть дальше было невозможно: время уже работало против нее. Внезапно Джулия часто заморгала, отгоняя подступившие к глазам слезы бессилия. Не так, не с таким холодным сердцем она хотела бы входить в эту залу.

– Джулия, я его не вижу, – шепнула Элизабет, прикрываясь бледно-голубым кружевным веером. Элизабет только сегодня узнала о намерениях Джулии относительно лорда Питера и очень огорчилась. – Он ведь как будто обещал тебе быть сегодня на балу?

– Обещал, – шепотом отвечала Джулия и добавила, заметив укор в голубых глазах сестры: – И не смотри на меня так. Обещал – значит будет.

– Отчего же? Вчера утром на водах его не было, а, если память мне не изменяет, он тогда тоже обещал приехать к восьми часам.

Джулия подавила досадливый вздох.

– Я не сомневаюсь, что у него были на то веские причины.

– Между прочим, он мог бы прислать записку в Хатерлей с указанием этих причин, – заметила Элизабет.

Возразить было нечего, и Джулии стало совсем грустно.

– Что ж, – призналась она наконец. – Положим, лорд Питер не самый обязательный кавалер на свете. Но я буду тебе очень благодарна, если ты перестанешь мне без конца об этом напоминать.

Элизабет улыбнулась – совсем как мама, – и Джулии ничего не оставалось, как улыбнуться в ответ.

– Извини, Джулия, я не хотела. – Она посерьезнела. – Но скажи мне, так ли уж тебе необходимо за него выходить?

Джулия почувствовала, что ее щеки стали совсем пунцовыми.

– Тише! – прикрываясь белым кружевным веером, приказала она. – Разумеется, необходимо, если только он захочет!.. Но, прошу тебя, ни слова больше. К нам уже прислушиваются.

Но Элизабет не так-то легко было заставить молчать.

– Неужто дела наши так плохи, что ты должна продавать себя, как какая-нибудь безродная девица, тому, кто больше заплатит?..

– Не говори ерунды! – осадила ее Джулия. – В высшем свете браки не делаются по расчету.

– Но… ты наверняка знаешь, что у нас не осталось даже приданого?

Джулия кивнула. Только сегодня утром, когда сестра допекла ее упреками по поводу лорда Питера, она объяснила Элизабет, в каком плачевном положении они оказались.

Элизабет невесело вздохнула и обвела взглядом длинную прямоугольную залу.

– Видно, лучше мне самой поскорее раздобыть себе мужа. Может, хоть это спасет тебя от ужасной ошибки.

– Я не собираюсь совершать никакой ошибки, – твердо произнесла Джулия. – Лорд Питер прекрасный и благородный человек. Кроме того, хотела бы я видеть, как ты будешь добывать себе мужа. Стоит тебе раз-другой открыть рот и высказать – как ты это любишь – все напрямик, и твои женихи разбегутся в разные стороны, только пятки засверкают.

Элизабет широко улыбнулась, обнажив белые ровные зубы, и лукавые искорки в ее глазах при свете великолепных многоярусных люстр вспыхнули еще ярче.

– Разбегутся только трусы, – заявила она, нисколько не обижаясь на резкость Джулии. – Туда им и дорога! По мне, если мужчина вечно озирается и всего на свете боится, то грош ему цена. Так что пусть себе бежит.

С этими словами Элизабет неторопливо двинулась в сторону игравшего на хорах оркестра, чуть покачивая на ходу нежно-голубым шелковым подолом.

Ее походка была так легка, а улыбка так победоносна, что за нею тут же потянулся шлейф из нескольких молодых людей. При всей смелости своих высказываний, Элизабет неизменно пользовалась успехом на балах и вечерах.

Джулия перевела взгляд на графиню Ховарт, с которой почти не была знакома, и некоторое время любовалась изяществом ее движений. Из всех присутствующих дам она была обладательницей наивысшего титула, а потому всегда удостаивалась чести танцевать первый менуэт в паре с распорядителем бала. Лиловое шелковое платье графини и строгий черно-белый наряд распорядителя идеально вписывались в торжественное убранство Дома балов и собраний.

Сводчатые потолки бальной залы, украшенные фестонами, лепными венками и гирляндами, возносились футов на сорок над вощеным полом. Верхнюю часть стены опоясывал стройный ряд коринфских колонн, не менее двенадцати футов высотой. Однажды Джулия пересчитала колонны: их оказалось сорок. Вдоль стен тянулись ряды стульев, на которых сидели аристократы, местные и приезжие. На дамах были высоко подпоясанные «ампирные» платья всех цветов радуги, на мужчинах – строгие черные или белые фраки и облегающие бриджи. Несколько офицеров, только что приехавших с континента, выделялись среди гостей яркими сине-красными мундирами с серебряными или золотыми галунами. Сегодня они были героями дня: ведь Франция наконец-то избавилась от Наполеона, и корсиканцу придется отныне прозябать на маленьком островке в Средиземном море.

Пока одинокая пара чинно и плавно двигалась посреди зала, а цветные веера обвевали лица дам, разговоры вдоль стен, словно подчиняясь ритму менуэта, звучали приглушенно и неторопливо. Джулии нравилось местное общество с его размеренной благопристойностью. В последние два года, когда губительные пристрастия отца проявились в полной мере, Джулия стала гораздо больше ценить привычный порядок, которому прежде не придавала особого значения. Что бы ни случилось, какие бы сюрпризы ни готовил ей завтрашний день, всегда оставалась надежда на то, что неизменный уклад городской жизни поможет ей сохранить спокойствие и ясность мысли.

Ах, если бы не страсть к картам, которой так безоглядно отдался отец после маминой смерти! Горло Джулии сжалось от волнения, но она тут же одернула себя. Довольно! Еще не хватало предаваться отчаянию посреди бальной залы.

И все же, где лорд Питер?..

Джулия наконец двинулась с места и, пройдя немного вдоль стены, опустилась на свободный стул рядом со своей подругой Мэри Браун. Мэри при виде ее оживилась и, прикрывшись расписным веером с изображением плывущего через реку парома, начала над нею подтрунивать.

– Как ты хороша в мокром муслине, – зашептала она. – А румяна – просто прелесть! Ты сразишь лорда Питера наповал.

Мэри была очень бойкая молодая особа, чуть пониже Джулии ростом. Ее коротко остриженные, как у Каролины Лэм – известной подруги лорда Байрона, – каштановые волосы непокорными завитками ложились на щеки и лоб, и это очень шло к ее живой, своевольной натуре. В карих глазах Мэри постоянно мерцали озорные искорки. Джулия ценила ее общество.

– Ты просто золото, а не подруга, – с преувеличенной любезностью отозвалась она. – Всегда умеешь напомнить мне именно то, что я желала бы забыть.

– Ах, не глупи! Я заметила румяна лишь потому, что сама же советовала тебе их наложить. Пока ты стояла у двери, я несколько минут тебя разглядывала – пыталась понять, послушалась ты меня или нет. И только теперь, когда ты сидишь на соседнем стуле, я наконец вижу, что послушалась. Так что, – Мэри неожиданно прыснула, – нечего дуться на меня, как мышь на крупу. Ты неотразима, как всегда.

Джулия вздохнула с заметным облегчением.

– Значит, мои румяна все-таки не так бросаются в глаза? А то я уже сама себе начала казаться артисточкой с Друри-лейн.

– Ну и напрасно, – шепотом возразила Мэри. – По правде говоря, никакие румяна тебе вовсе не нужны. Ты у нас признанная первая красавица. Ума не приложу, для чего тебе нужны все эти ухищрения? Прельщать лорда Питера? Но помилуй, он ведь и так влюблен в тебя по уши, и ему давно бы уже следовало просить твоей руки. Где бы вы ни встретились – на балу, в концерте или в Лечебном зале на водах, – он буквально ходит за тобой по пятам. Нет, Джулия, что ни говори, но тут есть какая-то тайна!

Последние слова немало смутили Джулию. Ей очень хотелось выложить подруге все как есть – что лорд Питер скорее всего воздерживается от предложения потому, что наслышан о делах ее отца, – однако она все-таки сдержалась. Да, назови она сейчас цифру, до которой выросли долги лорда Делабоула, Мэри, пожалуй, была бы в шоке.

– Тайна тут, может, и есть, – сдержанно заметила Джулия. – Но ты, насколько я понимаю, уверена, что лорд Питер уже очарован мною, я же, признаться, в этом сомневаюсь.

– Да его сердце уже принадлежит тебе! – воскликнула Мэри.

Сердце – возможно, подумала Джулия и перевела взгляд на середину залы, где графиня Ховарт с распорядителем все еще танцевали мазурку, но не рука.

В душе ее опять зашевелился страх, и она крепче сцепила лежавшие на коленях руки. А что, если он так и не соберется cделать ей предложение?

Незаметно опустив одну руку вниз, Джулия нащупала шов нижней сорочки, где в потайном кармане лежала маленькая табакерка. Сквозь влажную ткань Джулия легонько погладила пальцем эмалевый узор на крышке. В табакерке было кольцо леди Делабоул.

Через год после смерти матери, уже осознав всю серьезность положения, Джулия носила кольцо к ювелиру и узнала, что один этот камень, изумруд чистейшей воды, стоит целого состояния. Перед смертью мама сказала Джулии, что когда-нибудь это кольцо ей понадобится, – но догадывалась ли она, что надобность будет так велика?

Возможно, что и догадывалась.

После того страшного случая в карьере прошло уже два года, и время подгоняло Джулию все безжалостней. Если она в ближайшие же месяцы не найдет для себя выгодную партию, ее собственное будущее, а вместе с ним и все надежды на благополучное устройство сестер рассыпятся в прах. Дочерям леди Делабоул придется коротать свой век либо гувернантками при чужих детях, либо компаньонками у каких-нибудь престарелых дам. Кроме четырех сестер, в семье Верделей не осталось никого. Не было ни одной тетушки, ни дядюшки, ни одной живой души, к которой Джулия могла бы обратиться за помощью. Оба их брата утонули на яхте через год после маминой смерти, так что титул виконтов Делабоулов носить стало просто некому. При воспоминании о маме и братьях к глазам Джулии опять подступили слезы. Слишком много смертей, слишком много горя. От отца помощи ждать не приходилось, а время поджимало…

Время! В мозгу Джулии словно тикали изящные бронзовые часики, и их золоченые стрелки медленно и неумолимо ползли вперед и вперед. За все теперь отвечала она, только она одна. Иногда эта ответственность казалась ей непомерно большим жестким корсетом, в который ее облачили и затянули так, что невозможно шевельнуться. Если бы речь шла только о ней самой – как все было бы просто! Ей не пришлось бы сегодня являться сюда в мокром муслине, строго говоря, ей вообще вряд ли теперь пришлось бы являться сюда. Чем бы она занималась? Вероятно, работала бы в магазине дамских шляпок, а по вечерам писала бы стихи, рисовала или упражнялась в игре на фортепиано. Конечно, она жила бы без мужа и детей, но и без вечного страха и с радостью отдавалась бы своим каждодневным занятиям.

Джулия давно уже поняла, что судьба лишь по ошибке назначила ее старшей из четырех сестер: она не годилась для этой роли. Элизабет, которой природа даровала гораздо больше внутренней силы и огня, уладила бы все давным-давно, еще до того, как их былое благополучие начало трещать по всем швам.

Она глубоко вздохнула. К чему эти пустые рассуждения? Не все ли равно, годится она или не годится? Она старшая и будет выполнять свой долг, насколько это в ее силах, – так было и так будет всегда.

Но достанет ли у нее мудрости сделать правильный выбор, вот вопрос. Возможно, она совершает роковую ошибку, ставя на лорда Питера? Смогут ли они с сестрами продержаться до тех пор, пока все решится? И, кстати, где он, этот лорд Питер? Слишком многое зависело сейчас от силы его чувств и от его мужества.

Неожиданно в бок Джулии уперся острый локоть подруги.

– Он здесь! – взволнованно прошептала Мэри.

Взгляд Джулии немедленно обратился к двери. Лишь с трудом ей удалось подавить вздох облегчения. И точно, лорд Питер стоял у входа и неторопливо обозревал залу.

Отсмотрев последнюю фигуру менуэта – распорядитель поклонился своей даме, а та грациозно присела перед ним, – Джулия вновь перевела взгляд на того, кого рассчитывала скоро видеть своим супругом. Ей нравилось его неизменное спокойствие и гордая – хотя и без тени высокомерия – осанка. Заметив в противоположном углу залы кого-то из своих знакомых, он кивнул и вежливо улыбнулся. Его манеры казались Джулии безупречными – как, впрочем, и его наружность. Он был одет в черный фрак, белый расшитый жилет, белые шелковые бриджи и кожаные черные туфли. Его шейный платок был завязан самым простым узлом, углы крахмального воротничка поднимались ровно до нужной высоты, не выше и не ниже; из украшений был только брелок да золотое кольцо с печаткой. Светлые волосы, постриженные и завитые «под херувима», придавали его лицу поистине ангельское выражение. Темно-карие глаза смотрели спокойно и доброжелательно.

Украдкой разглядывая его, Джулия все больше укреплялась в мнении, что лорд Питер – именно то, что ей нужно. Душа ее вдруг наполнилась неизъяснимой нежностью: хотя ее взор обратился к сыну маркиза в силу необходимости, но, видимо, сердце все же не осталось равнодушным к предмету ее интереса. От этого чувство вины несколько смягчилось, и когда наконец лорд Питер отыскал ее глазами и направился к ней, Джулия, не задумываясь, поднялась ему навстречу и почти радостно подала руку для поцелуя.

Глядя в его улыбающиеся глаза, она сказала:

– Как чудесно, что вы все-таки приехали.

– А вы мне не верили? Думали, я нарушу данное слово? Ай-ай-ай! – в притворном огорчении воскликнул он. – Вы, видимо, уязвлены тем, что я не появился вчера в Лечебном зале? Так позвольте вам сообщить, что вчера утром возле Палтенейского моста у моей двуколки отвалилось колесо и мне битых два дня пришлось хлопотать, чтобы его водрузили на место. Вы не представляете, как трудно в наше время найти мастера, который бы сносно знал свое дело!.. Кстати, я вижу, что уже составляется контрданс. Вы окажете мне честь?

В памяти тут же всплыли слова сестры: «Между прочим, он мог бы прислать записку в Хатерлей…» Неужели он не понимает, как нужна была ей эта записка? Подавая ему руку, Джулия заметила, что нежность, переполнявшая ее сердце еще минуту назад, словно бы несколько угасла.

Если бы лорд Питер был хоть немного внимательнее, ухаживал за нею, говорил бы ей, как она хороша, целовал бы пальцы и нашептывал на ухо строки из какого-нибудь сонета…

Однако что за блажь? – прервала она сама себя и чуть не рассмеялась вслух.

Да, коварную шутку сыграло с нею ее собственное сердце. Она-то думала, что взялась завлекать лорда Питера потому только, что выбрала его себе в мужья; на самом же деле даже сегодня, сбрызгивая водой легкий муслин и касаясь румянами губ и щек, она втайне надеялась, что эти уловки помогут ей поймать вечно ускользающий призрак любви. Этот призрак всякий раз манил и прятался от нее в толпе разодетых дам, подмигивал ей с высоких хоров, выглядывал из самой середины сверкающей люстры, смеялся – и снова ускользал… Сердце ее жаждало любви.

Сможет ли лорд Питер дать ей эту любовь?

Впрочем, какое это имеет значение?

– Вы прекрасно выглядите сегодня, мисс Вердель, – с улыбкой заметил он, пока они вместе с другими парами шли в середину залы.

Он всегда говорил ей одно и то же, будто на большее у него не хватало фантазии.

– Спасибо, – как обычно, ответила Джулия.

Настроение ее совсем упало. Мэри Браун считает, что лорд Питер «влюблен по уши». Если его сегодняшнее поведение свидетельствует о горячей влюбленности, подумала Джулия, то что же будет через пять, через десять лет после свадьбы, когда его «страсть» охладеет?.. Тоска, беспросветная тоска.

Джулия вздохнула. Итак, любовь опять бежит от нее. Хотя – о какой любви может мечтать старшая из четырех сестер? Пора уже забыть свои сердечные устремления и направить все силы на решение ближайшей задачи. С любовью или без, но она должна выйти за лорда Питера, и чем скорее, тем лучше.

Сейчас, чтобы внушить ему более глубокие чувства и подтолкнуть на решительный шаг, лучше всего было пококетничать с ним, например, высказать какой-нибудь комплимент по поводу его наружности. Но едва Джулия собралась это сделать, как поравнявшаяся с ними графиня Ховарт вежливо спросила лорда Питера о здоровье его родителей. Лорд Питер начал подробно отвечать на ее вопрос.

Когда леди Ховарт проследовала дальше, Джулия предприняла еще одну попытку. На сей раз она решила сказать ему, как ей нравится элегантная простота его шейного платка, – но она не успела произнести ни слова – лорд Питер отступил от нее на два шага, готовясь к танцу. Затем он обернулся, чтобы взглянуть на какую-то даму, у которой неожиданно начался приступ кашля, и заготовленный комплимент так и пропал. Джулия, с одной стороны, мучилась неловкостью оттого, что ей приходилось лицемерить, с другой – собственной бездарностью. Из всех концов залы доносилось радостное щебетание девиц, которые кокетничали, льстили и заигрывали с ухажерами направо и налево, – но, как видно, Джулия Вердель была начисто лишена этого таланта.

Не желая сдаваться, она все же попробовала начать еще раз.

– Я уже давно хотела сказать вам, лорд Питер, как мне… – Увы, слова о том, как изысканно его фрак подчеркивает ширину плеч, безнадежно утонули в звуках генделевского контрданса.

Правда, лорд Питер, повысив голос, переспросил, что она сказала, – но не могла же Джулия перекричать оркестр. В конце концов она смущенно улыбнулась и решила вовсе оставить бесплодные попытки флиртовать со своим кавалером. Вместо этого, как только они удалились на достаточное расстояние от оркестра, она завела обычную светскую беседу и начала с вежливым участием расспрашивать лорда Питера о здоровье его родственников, о его любимых занятиях и обо всем, что особенно занимало его самого. Результат не замедлил сказаться: она тут же стала гораздо раскованнее и получила удовольствие как от танца, так и от легкой дружеской беседы.

Однако к концу тура она имела не более оснований рассчитывать на скорый брак с лордом Питером, чем, к примеру, на тайный побег с распорядителем бала. Итак, думала она, что же теперь?

После контрданса лорд Питер, как того требовал заведенный порядок, отошел от нее, чтобы дать ей возможность побеседовать перед началом танца со следующим кавалером, а самому разыскать даму для следующего танца. Глядя ему в спину, Джулия гадала, чем закончится это вялое ухаживание.

Несколько позже, выходя из чайной комнаты в восьмигранный вестибюль, расположенный между двумя главными крыльями Дома балов и собраний, она издали заметила в дверях бальной залы вездесущего распорядителя в обществе приезжего офицера. Офицер, высокий и красивый, выделялся из толпы безукоризненной военной выправкой. В приглушенном свете вестибюля он показался Джулии смутно знакомым. Интересно, давно ли он в Бате? – подумала она. Синий, с красными лацканами мундир сверкал серебряными галунами и нашивками. У офицера была классическая фигура атлета: широкие плечи, тонкая талия, узкие бедра; под белыми шелковыми бриджами угадывались сильные мускулистые ноги.

Неожиданно для самой себя Джулия почувствовала странное влечение к этому совершенно чужому человеку; прежде за нею как будто ничего подобного не водилось. Она замедлила шаг и, торопливо раскрыв кружевной веер, стала обмахивать раскрасневшееся вдруг лицо.

Судя по темно-бронзовому оттенку кожи, офицер, очевидно, долго прослужил на Пиренейском полуострове. Серые глаза на загорелом лице казались особенно выразительными. Длинные, черные как смоль волосы были перевязаны на затылке черной ленточкой. Это тоже отличало незнакомца от остальных – в последнее время мужчины почти поголовно стриглись «под Брута», как отец Джулии, или «под херувима», как лорд Питер, – и сообщало его наружности неистовость, несколько необычную для такой обстановки. Пожалуй, больше всего он походил на героя байроновского «Корсара».

Цвет мундира принадлежал, по всей вероятности, полку легкой кавалерии. Джулии тут же вспомнился майор Эдвард Блэкторн – ее Эдвард, которого она не видела вот уже восемь долгих лет, хотя и писала и получала от него письма все это время. Даст Бог, когда-нибудь, когда война кончится, он найдет время заехать в Бат, к своему дяде, сэру Перрану Блэкторну, и, быть может, навестит тогда и обитателей Хатерлея. Впрочем, после изгнания Бонапарта майор был приписан к штабу Веллингтона, так что вряд ли он мог в ближайшее время возвратиться в родные края.

Внимательнее присмотревшись к незнакомцу, Джулия нашла в нем смутное сходство с Эдвардом, и от этого ей еще сильнее захотелось увидеть своего старого друга. Когда они последний раз виделись перед его отъездом, она была еще тринадцатилетней девочкой, а он бравым восемнадцатилетним лейтенантом. На прощание он обещал писать ей – и, кстати сказать, сдержал слово, – после чего задумчиво оглядел ее, сказал, что скоро она превратится в настоящую красавицу, и нежно поцеловал прямо в губы. К удивлению Джулии, губы у Эдварда оказались неожиданно мягкими. Даже сейчас, стоило ей, прикрывшись веером, дотронуться кончиком пальца до собственных губ, как забытое ощущение от того давнего поцелуя тут же вернулось к ней. Странно, думала Джулия: ведь прошло столько лет!.. Неужели восемь?

– Мисс Вердель! – Голос распорядителя бала оторвал ее от воспоминаний. – Мисс Вердель, у меня для вас отменный кавалер, мой новый знакомый! – Он спешил к ней, увлекая за собою офицера. – Позвольте представить вам племянника сэра Перрана, майора Блэкторна. Не знаю, помните ли вы его, но он только что о вас спрашивал и уверял меня, что в детстве вы с ним были неплохо знакомы.

Джулия изумленно воззрилась на подошедшего офицера. Возможно ли?.. Так вот почему эти серые глаза сразу же так привлекли ее!

– Эдвард?.. – боясь поверить, пролепетала наконец она. – Но… я думала, ты в Лондоне. Неужели это правда ты? Эдвард, ты снова дома!..

Ей вдруг сделалось необыкновенно легко, словно ее белые шелковые туфельки оторвались от пола и она поплыла куда-то…

Эдвард, в свою очередь, онемел от удивления.

– Ни за что бы тебя не узнал! – воскликнул он и одну за другой протянул к ней обе руки. – Джулия, малышка!

Забыв обо всем, она бросилась на грудь к Эдварду, а он обнял ее и крепко прижал к себе.

– Эдвард, Эдвард! Ты давно здесь? Как ты мог не заехать в Хатерлей?! Дай же я на тебя посмотрю!.. – Она отступила на шаг, но продолжала крепко держать его за руки, словно боясь отпустить. Мысли ее путались, как, впрочем, и слова. – Какой ты красавец в этом мундире! Дамы на балу будут от тебя без ума. Эдвард!.. Как благодарить тебя за все те письма, что я от тебя получала? Если бы ты знал, как они мне помогали! Негодник, почему ты сразу же не заехал к нам? Ах, Эдвард!.. – Она снова прижалась к его груди, орошая слезами синий мундир. – Знаешь, как я боялась, что тебя убьют?.. Но ты здесь, ты дома – и, значит, все хорошо.

Джулия не скоро бы высвободилась из его объятий, если бы не укоризненный взгляд распорядителя бала.

Сообразив, что ведет себя совершенно неприлично, она отскочила от Эдварда и почтительно присела перед строгим распорядителем.

– Ах!.. Прошу простить меня. – Попытка вытереть слезы ладонью мало что дала, и она готова уже была провалиться на месте от стыда, но тут Эдвард очень кстати вложил ей в руку свой носовой платок.

– Спасибо, – чуть слышно пробормотала Джулия. Кажется, их разговор уже начал привлекать всеобщее внимание. Многие из гостей, постоянно курсировавших по вестибюлю между бальной залой, игорной комнатой и чайной, остановились и откровенно разглядывали Джулию.

Впрочем, какое ей до них дело?.. Эдвард дома, он жив и здоров!.. И, смеясь сквозь слезы, она решительно вытерла нос и промакнула платком щеки и глаза.

Суровое выражение на лице распорядителя мало-помалу смягчилось.

– Н-да, мисс Вердель! Слава Богу, конечно, что Бонапарт отправился в изгнание и наши герои могут наконец-то возвращаться домой… Но если вы намерены и впредь с такой же горячностью бросаться в объятья ко всем приезжающим офицерам – боюсь, мне придется вычеркнуть ваше имя из списка гостей!.. – По снисходительной улыбке, которой сопровождались эти слова, Джулия поняла, что она уже прощена.

– Обещаю, что ничего подобного больше не повторится.

– В таком случае, – все еще улыбаясь, распорядитель значительно приподнял одну бровь, – полагаю, что майор Блэкторн не откажется от чашечки чаю?

Джулия тут же уловила намек и повела Эдварда в чайную.

В дверях она случайно обернулась и заметила маячившего невдалеке лорда Питера. Его лицо выражало крайнюю степень изумления. В какой-то момент у Джулии мелькнула мысль вернуться и познакомить его с Эдвардом, дабы ее поведение не было истолковано превратно, однако, чуть поколебавшись, она решила этого не делать. Сейчас ей важнее было остаться вдвоем со своим другом. Ну а если лорду Питеру это не понравится… Что ж, она постарается загладить свою провинность потом, после того, как они с Эдвардом вволю наговорятся.

Таким образом, переступая порог чайной комнаты, Джулия уже не думала ни о ком и ни о чем, кроме своего спутника. От радости, что они наконец-то свиделись, ее губы сами собою растянулись в улыбке. Ей столько всего хотелось выяснить, о стольком спросить, что она просто не знала, с чего начать, и наконец задала самый банальный вопрос: как долго он намеревается быть в Бате. Он отвечал, что пробудет в Монастырской усадьбе до конца августа, а потом вернется к Веллингтону в Париж.

– Целых два месяца! – От радости у нее даже перехватило дыхание. – Как замечательно! Значит, мы с тобой успеем наговориться? Обещай, что ты к нам приедешь! Отец будет счастлив тебя видеть, Элизабет тоже и Каролина с Аннабеллой… Правда, они вряд ли тебя помнят.

Эдвард заверил ее, что наведается в Хатерлей при первой же возможности.

– Иногда мне придется на некоторое время отлучаться по делам, в Корнуолл… Но обещаю, что это не помешает мне бывать у вас.

Джулия не сводила с него удивленных глаз, словно все еще не могла поверить в то, что он с нею рядом.

– Эдвард, ты хорошо танцуешь? – спросила она. – Кажется, в наших письмах речь об этом ни разу не заходила.

– Сносно, – с улыбкой отвечал он.

– Мы непременно с тобою потанцуем, – объявила Джулия. Потанцевать с Эдвардом ей хотелось уже давно, но до сих пор это желание казалось ей самой неисполнимой мечтой.

Эдвард довольно усмехнулся.

– Знай я, что ты теперь такая красавица, давно бы уже нашел возможность заехать в Бат и напроситься тебе в кавалеры.

Джулия вспыхнула, хотя и знала, что это всего лишь дружеский комплимент.

– Когда ты приехал? – спросила она.

– Всего несколько часов назад, – Эдвард усадил ее за столик и сам сел рядом. – Ехать в Хатерлей все равно уже было поздно, и я решил, что наш любезный распорядитель простит, если я один раз явлюсь без предупреждения, и направился прямо сюда.

Глядя на Эдварда и с удовольствием вслушиваясь в его низкий глубокий голос, Джулия мысленно прикидывала, как часто они смогут видеться в эти два месяца. От радости, что он дома и они снова вместе, все слова, которые она собиралась ему сказать, вылетели у нее из головы. Серые глаза Эдварда сощурились, видимо, он о чем-то задумался. О чем? – тотчас забеспокоилась Джулия.

Майор Эдвард Блэкторн подавил вздох. Да, Джулия и впрямь превратилась в необыкновенную красавицу. Правильный овал лица, прямой нос, брови, выгнутые дугой над густыми ресницами, – все это было очаровательно и привлекало взор, однако лучше и удивительнее всего были ее изумрудно-зеленые глаза: в них светились понимание и ум. Губы Джулии, сочные и красиво очерченные, словно были созданы для поцелуя. Собранные в тяжелый узел рыжеватые волосы отливали на свету золотом. Эдварду вдруг представилось, как эти волосы золотистыми волнами заструятся по ее молочно-белым плечам и упадут на нежные холмики грудей, едва выступающих сейчас над низким вырезом муслинового платья, – и его опять охватила волна желания, как и несколько минут назад, когда он держал ее в своих объятьях.

Возникшие в нем тогда ощущения удивили его самого: разве он мог ожидать, что встреча с «малышкой Джулией», как он ее когда-то называл, подействует на него почти опьяняюще? Но она оказалась так хороша, ощущение прильнувшего к нему женского тела так сладостно, а чувства, всколыхнувшиеся при этом в его собственной груди, так неожиданно сильны, что ему нестерпимо захотелось прижаться губами к ее губам. Хорошенькая была бы картина посреди Дома балов и собраний! – внутренне усмехнувшись, подумал Эдвард. Почтенный распорядитель был бы сражен наповал.

Больше всего на свете он желал сейчас перенестись вместе с Джулией куда-нибудь подальше от посторонних глаз. Не будь кругом всех этих людей, он не задумываясь заключил бы ее в объятья и поцеловал нежно и крепко. Судя по тому, какими глазами она глядела на него с первого момента их встречи, она не стала бы сильно противиться.