Текст книги "Путешествие в сказочную реальность"

4. Сказочное путешествие

Сказать, что день отправления я ждал с нетерпением – это ничего не сказать. Последних пару ночей вообще были бессонные. А днем я перешаривал и перекладывал вещи все поудобней, покомпактней. Понимал, что в дороге компактность поклажи – моя неуязвимость в мобильности. Мои друзья не вылезали из нашего дома. Все одолевали советами, напутствиями, вопросами, а сами изнывали от белой зависти к моим будущим приключениям.

И вот час пробил. В сопровождении отца и вереницы друзей, с огромной поклажей я потащился на вокзал к поезду. Меня прекрасно пристроили в общем вагоне в толпе путешественников различных мастей. Общий вагон, кто не знает, это как в автобусе – часть сидит, остальные стоя трясутся. Прощания были недолгими – поезд повез меня в неизведанную даль, в сказочную реальность. В купе я был единственным малышом, если можно так выразиться о разумном подростке. И мне предоставили самое роскошное место под потолком на багажной полке. Только там можно было протянуть ноги и, при желании, поспать. Все остальные полки были забиты под завязку сидячими и полу лежачими пассажирами. По тем временам вагоны упаковывали на столько сколько влезало. До Барнаула предстояло трястись почти двое суток.

Наверху, конечно, было удобно, никто не мешал, не толкал. Но меня не очень-то устраивал покой. Душа рвалась в полет, к долгожданным приключениям, к необычным свершениям. И приключения не заставили себя долго ждать.

Но поначалу я увлекся видом из окна. С верхней полки передо мной открывалась изумительная панорама.

Зеленое море тайги

Прямо как в песне поется: «Зеленое море тайги». И это не была утомляющая однообразием зелень. Наоборот, до края света простиралось своим многообразием оттенков, как цвета побежалости на раскаленной стали, чудесное творение природы – ТАЙГА. Изумрудное покрывало чередовалось с лысыми желтыми холмами, отлогими черными ущельями, кривыми ручейками и голубыми озерами.

Мерный стук колес начал меня убаюкивать. Сладкая истома легкой пеленой окутывала мое сознание. Но в последний момент я вдруг отчетливо рассмотрел огромную гору, которая с невероятной скоростью надвигалась на наш поезд. В панике я попытался вскочить, но со всей силы шарахнулся головой о потолок. И то ли от боли, то ли от ужаса аварии заорал на весь вагон: «Караул! Мы пропали! На нас летит гора!». В это же момент вокруг все потемнело, а стук колес усилился многократно. Мелькнула последняя мысль: «Мы уже на том свете. Но, почему-то, совсем не больно». В себя я пришел от громкого хохота снизу.

– Пацан, это тоннель под горой. Ты что первый раз в поезде едешь?

Я никак не мог осмыслить происходящее. Медленно возвращался из дремы и с того света под дружный хохот соседей по купе.

– Да нет. Я каждый день езжу на поезде.

Такую глупую ложь я нес впервые. Постепенно все осознавая, я присоединился к общему веселью. А в уме заметил: «Есть приключение №1». И, конечно, уже было не до сна. Начал опять пронизывать, уже затуманенным взором, природу. Было уже не так интересно. И кедры казались пониже, и ели не такие стройные, и вообще: долго ли нам еще ехать?

Мишки на рельсах

Не зря гласит пословица: «Пришла беда – открывай ворота». От этого, мягко сказать, приключения я отделался легким испугом. Видимо я своими порывами к чудесам каким-то образом всколыхнул высшие силы. Не успел я до конца оправиться от первого ужаса, как судьба подвергла меня еще большему испытанию. Вдруг поезд, безо всяких признаков плавной остановки, завизжал что есть мочи тормозами, затрясся в каких-то судорогах всеми, что ни на есть своими железяками и деревяшками, почти мгновенно сбавил скорость почти до пешеходной и встал как вкопанный. Меня не сбросило с полки только потому, что лежал у стенки по ходу движение. А с остальными творилось такое, что жутко было смотреть: вниз с полок полетели люди вперегонки с сумками и чемоданами, разлеталась в осколки стеклянная посуда. Нож, лежащий на столе, проделал сложную дугу и воткнулся в стену прямо рядом с шеей одного пассажира. Того самого, который громче других ржал над моим первым испугом. Как ни странно, первое происшествие во мне выработало какой-то иммунитет к страху. Зато остальным было уже не до смеха. Никто ничего не понимал. Все матерились, кто-то стонал от ушибов. Кто-то пытался собрать свои вещи. Зато я был хладнокровен и, почти, бесстрашен. К тому же мне пришло в голову открыть верхнюю форточку окна и высунуться на улицу. Я начал высматривать, что же произошло. Ни гор, ни иных препятствий перед поездом не наблюдалось. И тут настала моя очередь ржать по-лошадиному над всеми остальными. В окне я увидел медведицу маму с тремя малышами, мирно пересекающих рельсы перед паровозом. Машинист пожертвовал нашим спокойствием, а может и каким-то ущербом, во имя этой идиллии.

– Мужики, а что, вы впервые встречаетесь с медведями? Для сибиряков это непростительно.

Все бросились к окну, забыв о своих болячках и шмотках. От увиденного враз разомлели и тоже начали похихикивать. Но не так покровительственно, как передо мной в прошлый раз. Зато я гордо воззревал на них с высоты багажной полки и добродушно улыбался. В этот миг я почувствовал себя истинным сибиряком. По-моему, и подлинные мужи признали меня своим. Я зафиксировал: «Есть приключение №2». Если так и дальше пойдет, я превзойду все свои ожидания. Но это еще присказка. Сказка впереди.

5. Крещение тайгой

Под впечатлением этих событий я припомнил и свое истинное крещение сибирской тайгой. И отец рассказал о своем знаковом приключении в первый год пребывания в Сибири. Оказывается, каждый истинный сибиряк проходит крещение тайгой. Как молодой моряк морем. Моряка бросают на выживание в пучину моря, а сибиряка в гущу тайги. Разница лишь в том, что моряка страхуют, а сибиряк сам должен выкарабкаться из происшествия. Расскажу сначала про отца.

Незадолго после своего приезда в Сибирь, отец рванул по ягоды в лес. Он еще не понимал, что тайга – это далеко не лес. Это целый мир со своими правилами и законами. Друзей пока не завел, а на экзотику тянет. И вышел-то только на опушку. Тут же наткнулся на огромный куст диаметром метра три и высотой метра два, весь усыпанный малиной. Такого изобилия плодов в одном месте он еще не видывал. Набросился на ягоды аки зверь. Так увлекся, что не сразу заметил за очередной веткой настоящего зверя – медведя. Принял его за такого же сборщика малины, как и он сам. Решил пошутить: «И кто же посмел обдирать мой куст? Может для начала познакомимся?» И познакомились. Медведь спокойно срывал когтями ягодки и отправлял их в огромную пасть. Тоже, видимо, увлекся и не замечал конкурента. И в какой-то момент оба лакомки встретились глазами.

Я не могу так красочно и артистично, как отец, обрисовать всю картину знакомства человека и зверя, но, как говорит отец, перепугались они оба. И кто в большей степени тайга умалчивает. После некоторой паузы, которая ушла на осознание происходящего, оба, одновременно, с жутким воплем бросились в противоположные стороны. Отец бежал, не разбирая дороги очень долго. Пока не осознал, что он раньше был совсем рядом от входа в тайгу, в данный момент углубился в неизвестном направлении. В тайге заблудиться может легко даже бывалый сибиряк, а новичку сам черт велел не выбраться оттуда и вовсе. Но чудо свершилось дважды за один поход в тайгу. Подобру расставшись с медведем, отец присел на поваленный ствол и начал вспоминать все свои навыки разведчика во время Великой Отечественной войны. Он был командиром разведроты. Это как сейчас командир спецназа. Их готовила сама жизнь к выживанию в экстремальных условиях. Вспомни и азимут, и признаки севера и юга на коре деревьев, и направление солнца на небосводе. В общем, сориентировался так быстро, что и не успел толком испугаться. Спокойно вышел на то место, откуда и вошел в тайгу. Потом со своими новыми друзьями часто вспоминал эту любезную встречу в тайге. Друзья – подлинные сибиряки, сами были в шоке от этого происшествия. Сказали, что отцу немерено повезло. Видать медведь был на тот момент сыт под завязку.

Медведь – лакомка

Теперь про мое личное крещение тайгой. В первые же дни прибытия на постоянное место жительства к отцу меня тоже потянуло в так называемый лес. Очень хотелось повидать настоящие кедры с шишками.

Сибиряки обычно выходили на сбор шишек, то есть шишкарить, осенью. Это всегда был и остается тяжелый, но прибыльный труд. В те времена семья за пару недель могла на шишках заработать на легковой автомобиль. Выходили на этот промысел всей семьей. Каждая семья имела свое заветное место вдали от города.

Но мне не столько шишки были нужны, сколько посмотреть, как они растут, как выглядят сами хваленые кедры. Тем более мне говорили, что можно найти шишки и от прошлого урожая. Отец, памятуя свое блуждание по тайге в прошлый раз, пригласил с собой и бывалых сборщиков даров природы. В тайге делом занимался я один. Шнырял по лесу, взбирался на кедры, рвал недоспелые шишки. Нашел и прошлогодние вполне съедобные экземпляры. А мужики, как водится, присели на опушке и приступили к таежной трапезе. Основательно натрапезничившись, вспомнили обо мне. Я еле расслышал их крики ау-ау и пошел навстречу. Встретились где-то далеко от опушки. Изрядно подвыпившие завсегдатаи тайги начали спорить о направлении возврата к дому. У каждго была своя версия. Мне пришлось проявить инициативу. Я предложил залезть на высокий кедр и оттуда высмотреть выход к дороге, по которой мы вошли в чащу. Как я ошибался. А подвыпившие мужички даже не одернули меня в моем благородном порыве. Хотя прекрасно представляли, что эта затея совершенно бесполезна. Пока я карабкался на самый высокий кедр, мальчик я был тренированный в вильнюсских горах, мужички еще основательней приложились к трапезе. И что я увидел с самого верха? Сплошной ковер хвои и только. Оказывается, все просеки, дорожки и тропки скрываются за сплошной стеной деревьев. Когда, спустившись вниз, я объявил о своем промахе, мужики еще разок крякнули и начали собираться. Если бы не мой отец, плачевны были бы наши дела. Он, как и прошлый раз, тщательно изучил обстановку, провел мысленную геолокацию и, с большой уверенностью, повел нас в строго определенном направлении. И опять чутье былого разведчика не подвело. Мы вышли не просто в нужном направлении, а на тупиковое острее просеки, от которого мы углубились в чащу. Это высший пилотаж разведчика!

6. Вокзал на двоих

После всех этих приключений я залег спать. Я должен на этом поезде добраться до Барнаула. Спал, что называется, мертвецки. Если бы не активность пассажиров, которые забарахтались, собираясь на выход, так и проспал бы. За окном была уже совсем другая панорама. Вместо зеленого моря тайги тянулась бескрайняя степь, чередуясь с мелкими перелесками и легкими пригорками. Утро задалось солнечным. Степь завораживала чем-то иным, нежели тайга. Горизонт будто отодвинулся еще дальше. Зелень стала похожа не на бескрайнее море, а больше на тщательно выглаженную скатерть малахитового цвета. Солнечные лучи переливались в ней всеми оттенками зелени. Так и хотелось притронуться руками к этой невероятной красоте.

Поезд начал замедлять ход. Замелькали пригородные постройки, напоминающие наспех возведенные лачуги, соединенные кривыми улочками. Чем ближе подъезжали к городу, тем дома становились респектабельней, а улицы начали утверждать свое право называться городскими. И, наконец показался вокзал. Он выглядел так же помпезно, как и вокзал г. Тайги. Тот же резной фасад с огромными окнами. Только другая цветовая гамма. Если у Тайги расцветка бело-голубая, то у этого бело-терракотовая. Поезд долго катился на пешей скорости, собирая на перроне заждавшихся встречающих. Я был волен как птица. Меня не мог никто встречать. Поэтому я не торопился к выходу. Спокойно восседал на чемодане в конце прохода. Поезд, наконец, последний раз дернулся, как в судороге, и остановился, словно уперся в стену. Толпа в проходе, как по команде, вся ринулась к выходу. Ее плотность достигла критической точки. И, когда проводник распахнул дверь, на платформу из вагона, как из тюбика с зубной пастой, начал выдавливаться людской поток. Я, не спеша, с огромным чемоданом, с балалайкой за плечами, вышел последним.

Первый этап путешествия преодолён успешно. Знать бы мне, что это были даже не цветочки, а лишь предцветия моих проблем. Впереди были такие ягодки, что мама не горюй. Мне предстояло пересесть на другой проходящий поезд, который должен доставить меня на родину предков или, точнее, ближе к родине. Этот пункт назначения так, по иронии судьбы, и назывался: поселок Родина. Не многие сейчас помнят, что такое пересесть на проходящий поезд. По-другому это действо называется «пере компостировать железнодорожный билет». То есть, пробить в железнодорожной кассе в картонном билетике новые дырочки с номером и датой отправления желанного поезда. Причем транзитным пассажирам не предоставлялись никакие льготы. Они должны выстоять живую очередь наравне с первичными пассажирами. А что такое проходящий поезд? Это, как правило, битком набитый состав с изредка припасенными местами для промежуточных станций. Очередь в зале ожидания строго нумеровалась надписями чернильным карандашом на руке пассажира. Очередь могла продвигаться и день, и два, и неделю. Как повезет. В таком случае нумерация корректировалась ежедневно. У многих не хватало места на одной руке, пачкали другую. Для меня эта процедура была и забавна, и печальна. На поезд этого дня я не попал. Был где-то в третьем десятке ожидающих, а мест оказалось около десяти. Значит предстояло сутки провести на вокзале в зале ожидания. Что такое зал ожидания на вокзале провинциального российского городка тех времен – это не поддается осознанию современным человеком. Во-первых, при формальном наличии туалета, пользоваться им невозможно из-за полной антисанитарии в нем. Спасти могут только кустики вокруг вокзала. Но и они изрядно пользованы нетерпеливыми пассажирами. Во-вторых, нет никаких пунктов питания. Если свои запасы иссякли, то найти что-нибудь съестное можно только в городском магазине. Еще к проходящим поездам предприимчивые горожане выносят, за очень немалую плату, кое-что съедобное. В-третьих, мест, даже сидячих, для всех не хватает. Люди валяются, где придется. Занять место на скамье – это великое благо. Мне удалось пристроиться в дальнем углу зала рядом с антисанитарным туалетом. Я был проинструктирован еще отцом, что на вокзалах надо держать ухо востро. Там собирается сброд всяких мастей. И те не брезгуют никакой мало-мальски полезной добычей. А уж чемодан упрут и глазом не моргнешь. А у меня еще и ценная балалайка припасена деду в подарок. Ее стащат в первую очередь. Это я так рассуждал про себя. Чтобы избежать возможных эксцессов, уселся верхом на чемодан, а инструмент зажал между ног и стал молча просчитывать свои варианты выбраться из этого ада. Судя по первой попытке, мне не уехать еще несколько дней. А меня уже на следующий день, после поселка Родина, будет ждать в одной из попутных деревушек подвода с лошадкой для пересадки в нее с автобуса. На автобус я должен усесться в Родине. Значит, самое позднее завтра в такое же время, я должен, кровь из носа, уехать из этого негостеприимного городка.

На этой безрадостной ноте я принял героическое решение раздобыть где-нибудь еды. Свою я, сдуру, прикончил еще в поезде. Затем придумать как устроиться на ночлег. А день, тем временем, клонился к закату. Пассажиры начали валиться с ног там, где сидели или стояли. Зал приобретал вид бесформенной свалки человеческих тел. Даже выйти-то за добычей провианта невозможно. А про туалет и страшно подумать. Хотя бы поспать как-то сидя.

Но, уже не первый раз в моей жизни, произошло чудо. Как и в предыдущие разы, я бога не о чем не просил. Но внутри меня что-то или кто-то, очень внятно произнес: «Пацан, не горюй. Ты же на вокзале не один. Все будет хорошо». И у меня как будто электрический ток прошел через все тело. Действительно. Нас же двое. И я подумал не про вещий голос. Я вспомнил про свой любимый инструмент. Вез его в подарок деду.

Я в свои 14 лет виртуозно играл на балалайке. Меня отец научил. А его научил его отец. Они были большими мастерами в этом деле. А я умудрился даже немного солировать в оркестре народных инструментов в г. Тайге. Я тихонько ударил по струнам. Подстроил инструмент и начал играть. Играл, как бы для себя, почти беззвучно. Проиграв одну мелодию, сразу начинал другую. А знал я их не один десяток.

И так занимался само развлечением, пока меня в бок ни толкнул сосед: «Эй, малой, давай погромче. Видишь, тебя все слушают». Для меня такая оценка моих скромных дарований – праздник души. Я грянул, что есть мочи. Народ зашевелился. Целый ряд сидящих начали раскачиваться в такт мелодии, размахивая руками. Некоторые повскакали с пола и принялись выплясывать гопака. А когда я заиграл всеми любимую песенку «Коробейники», весь зал хором затянул:

 
Располным полна коробочка.
Есть в ней ситец и парча.
Пожалей душа-зазнобушка
Молодецкого плеча…»
 

Оживший вокзал

И тут произошло невероятное. Со всех сторон ко мне потянулись люди с подарками. Кто-то бережно постелил передо мной чистую газетку и положил кусок хлеба. Другие конфетку, сухарик, вареную картошку, яичко. Кто-то даже поставил начатую бутылку лимонада. До чего же сибиряки приветливый и жалостливый народ. Ведь не только за мой музыкальный труд они платили столь щедро, а больше из жалости к бедственному положению одинокого ребенка. И вдруг сквозь толпу ко мне пробралась какая-то женщина. Аккуратно собрала в пакет мой дареный ужин. Подхватила чемодан и, в приказном порядке, предложила следовать за ней. Я поначалу подумал: «Все. Конец. Повязали за нарушение покоя граждан». Огляделся вокруг в поисках сочувствия окружающих. Но все приветливо улыбались и вовсе не собирались отбивать меня от коварной захватчицы. Наоборот, учтиво расступались перед нами, образуя живой благообразный коридор. Подбадривали меня и по-дружески похлопывали меня по спине. Оказалась, это начальница вокзала. Заметив весь, созданный мной переполох в зале, тоже решила проявить материнское участие к одинокому подростку. Завела меня в комнату матери и ребенка. Там указала на не застеленную кровать. Грозно приказала: «Ложись. Она до утра твоя. Туалет прямо и направо». Это чудо я дополнил плотным ужином, любезно предоставленным мне благодарной публикой, и замертво рухнул на кровать не раздеваясь. Жизнь прекрасна и удивительна.

Утром, полон жизненной энергией, плотненько перекусив, помывшись в туалете, ринулся на прорыв к кассам. Но не тут-то было. Мест опять не хватило. И прогноз далеко не обнадеживающий. А меня сегодня вечером будет ждать подвода в дальних краях. Без нее я и не знаю, как добраться до родовой деревни. На этот раз голос свыше молчал. Видно, на бога надейся, да сам не плошай. И в голову пришла шальная мысль – ехать зайцем. Хотя это не такой уж и заяц. Билет-то оплачен, только непере компостирован. Осталось дождаться прихода поезда и быстро разработать план реализации задуманного. Поезд стоит совсем ничего: 3—5 минут. Опыта никакого. Зато есть запал бодрости, решимости и необходимости. Я предполагал надавить на жалость проводника. Авось пристроит бедного ребенка куда-нибудь в чуланчик. Но таких как я бедствующих оказалось пруд пруди. Проводники, ловко и профессионально перехватывая чаевые, засунули некоторых в свои вагоны. Я оказался не у дел. А время неминуемо работало против меня. И тут-то опять подсказка свыше: «А почему бы не попробовать прокатиться на крыше вагона?». С перрона забраться на виду десятков пассажиров, проводников и милиции было нереально. Оставались всего каких-то пара минут до отправления. Я, со своими громоздким чемоданом и балалайкой, юркнул под вагон. Вылез на противоположной стороне поезда. А дальше дело техники. Вот, оказывается, для чего нужен спорт. Он может пригодиться и лишь один раз в жизни, но без приобретенных навыков ловкости, гибкости и силы именно в этот момент, можешь остаться в большом проигрыше. А я победил. С ловкостью обезьяны, в одной руке чемодан, за спиной балалайка, взлетел на крышу по технической лестнице между двумя вагонами. Залег на крышу и стал ждать или кары вокзальных смотрителей, или начала движения поезда. Случилось лучшее, поезд дернулся и, плавно набирая ход, понес меня на родину предков. Я закрепил чемодан на гармошке между вагонами, свой музыкальный инструмент заклинил между выступающими конструкциями, а сам улегся прямо на крышу вагона. Совсем не страшно. Даже лучше, чем в вагоне. Главное не потерять бдительность. И ехать-то мне всего ничего – каких-то 200 километров. Это со всеми остановками часов 5—6. Ерунда. Выдержу. Приключений в этот раз я уже не жаждал особо. Не до жиру – быть бы живу.

Но, оказывается, приключения приходят порой и, когда их совсем не ждешь. Мне легко дались на крыше и торможения, и разгон поезда, и крутые виражи, на которых стягивало в сторону. Того и гляди – рухнешь вниз. Но когда я увидел впереди тоннель, уже однажды с таким познакомился до жуткого стресса, мое благодушие испарилось в один миг. Я инстинктивно вжался в крышу, закрыл глаза и затаил дыхание. На меня, как и в прошлый раз, налетел полный мрак, оглушил жуткий грохот колес. Мелькнула мысль: «Со своими приключениями я плохо кончу». И вспомнил название книги Фадеева « Как закалялась сталь». Наверно именно так она должна закаляться. Эти размышления и отвлекли меня от возможных печальных последствий и слегка успокоили. Сейчас, сейчас будет конец этому кошмару и я опять выйду победителем из очередной нежданной переделки. Конечно конец состоялся. Поезд выскочил из тоннелей так же мгновенно, как и проник туда. Свет хлынул в мои очи, ослепляя не только глаза, но и душу. А уши напрочь заложило полной глухотой. Мои нервы были на пределе. Меня разобрал такой истерический хохот, что никак не мог остановиться. Постепенно, придя в себя, я засмеялся уже просто, по-человечески, над своим парализующим страхом и, неизвестной доселе, истерикой. Слава богу, на этом мои экстремальные испытания железной дорогой закончились. Время пролетело как одно мгновение. На станции в поселке Родина я преспокойно слез с крыши. На окрик глазастого проводника я только помахал ему ручкой и вприпрыжку поскакал к автовокзалу, который располагался тут же через дорогу.

Изучив расписание автобусов, убедился, что время еще полно. Надо где-то перекусить. Дареные яства закончились еще утром. А уже вечерело. И тут меня ждала гастрономическая неожиданность – прямо в автовокзале оказалась столовка. И необычный пункт питания. Там все можно было приготовить на заказ по желанию клиента. Конечно из того запаса продуктов, которым они располагали. Я увидел на плите зазывно скворчащую яичницу. Чуть не захлебнулся собственной слюной.

– Мне, пожалуйста, такую же.

– Из скольких яиц?

Вопрос застал меня врасплох. Но желудок подсказал:

– Из шести. И три куска хлеба, и два чая.

Ничего вкусней, как мне казалось в тот миг, я не пробовал. Наевшись досыта, я предался мечтам о предстоящей встречи с предками.