Текст книги "Честь превыше смерти. Исторические рассказы"

Рано утром капитан уже был на мостике.

– Что с ветром? – спросил он у вахтенного лейтенанта.

– Ветер тихий и с берега, неудобный для входа.

Корабли лавировали около бухты до 12 часов. Наконец подул хороший ветер и эскадра начала строиться в кильватерные колонны. «Александр Невский» шел четвертым за кораблем под названием «Иезекииль». За ним шли четыре фрегата.

Богданович неотрывно смотрел в подзорную трубу.

– Что за черт! – вдруг воскликнул он. – Опять французы запоздали!

Русские корабли вынуждены были замедлить ход и пропустить французские, чтобы те заняли свое место в кильватерном строю. Из-за этого первою стала вползать в бухту правая колонна во главе с флагманом англичан «Азия». Левая колонна, которую вел русский корабль «Азов», отставала.

К половине первого был поднят сигнал «Приготовиться атаковать неприятеля». Ударили тревогу, и через несколько минут все было готово – офицеры и матросы по местам, фитили зажжены, ружья заряжены. Экипаж ждал приказаний. Богданович шел, поверяя боевые посты и говоря всем одни и те же слова: «Драться храбро» и «Внимательно слушать команды». Матросы радостно, в один голос отвечали: «Рады стараться!» Поднявшись на мостик, командир коротко бросил старшему офицеру: «По врагу стрелять наверняка, с расстояния пистолетного выстрела!»

Русская эскадра еще только входила в бухту, а англичане и французы уже начали перестрелку с противником. Разгорался бой.

Батареи крепости и острова встретили русских сильным картечным огнем. Богданович приказал стрелять с обоих бортов. Впереди грохотали пушки союзников и турок.

Густой дым от выстрелов закрывал тесный и малоизвестный проход в бухту. Колонна шла во мраке, почти на ощупь.

Проходя мимо вражеских батарей и фрегатов, русские корабли по очереди открывали стрельбу. Наконец батареи на острове замолчали. Эскадра продолжала идти в сплошном дыму, осыпаемая ядрами, картечью и пулями, к своим местам по диспозиции.

Вахтенный лейтенант в недоумении обратился к Богдановичу:

– Я не вижу «Иезекииль». Куда править?

– На румб, по компасу, – коротко бросил командир.

– Компас не работает, картушка[3]3
  Картушка (компаса) – главная составная часть магнитного компаса, указывающая страны света.


[Закрыть] сброшена со шпилек. Наверное, от пальбы.

Действительно, с каждым залпом корабль сотрясался от днища до клотика.

Наконец дошли до места, убрали паруса, бросили якоря и под сильным огнем начали разворачиваться как можно ближе к вражескому фрегату. Богданович видел, как лихорадочно турки перезаряжают орудия, как носятся их офицеры, отдавая команды гортанным голосом. Когда маневр был закончен, капитан скомандовал: «Палить правым бортом до уничтожения неприятеля!» Теперь все зависело от артиллерии.

По всей бухте разгоралось сражение – кровопролитное, губительное и решительное. Два флота, почти сцепившись реями, были похожи на двух безумных бойцов, которые на поединке ищут не жизни и победы, а смерти со славой. Противники уже не могли уклониться или избежать истребления: малейшая неудача в движении или упущение в стрельбе могли привести к гибели.

Грохотания двух тысяч орудий слились в один громовой звук, море колебалось, как от землетрясения, корабли дрожали от воздушных волн. Бухту заволокло облаками дыма. Небо и вода исчезли, и день превратился в ночь; лишь вспышки пушечных выстрелов освещали и открывали цели сражающимся кораблям.

«Александр Невский» вел стрельбу по нескольким целям: по двум фрегатам в первой линии и по двум корветам – во второй. Это был кромешный ад. Ревели орудия, стрелявшие почти в упор, ядра свистели над головами, звенели книппели на лету, сыпались картечь и пули, шипели зажигательные снаряды – брандскугели. Трещало дерево. Сверху валились обломки, раскачивались лопнувшие снасти. Гул стоял такой, что не слыхать команд. Трудно было дышать в тяжелом пороховом дыму.

Богданович стоял на мостике, не обращая внимания на летавшие вокруг снаряды. Лицо его было в копоти, по щеке сочилась кровь. Он продолжал отдавать команды вахтенному лейтенанту и старшему офицеру.

На всех палубах люди делали страшную работу войны. Без мундиров, с завязанными или заткнутыми ушами, чтобы совсем не оглохнуть, канониры перезаряжали орудия. Матросы с дикими взорами и раскрытыми ртами, не замечая опасности, бросались туда, куда им приказывали. Кто похрабрее, повышали голос – им охотно повиновались. Робкие превращались в резвых. Каждый работал за четверых. Несмотря на утомление, силы, казалось, увеличивались. Томимые жаром и усталостью матросы окачивались морской водой, которой поливали палубу, предохраняя от пожара, прикладывались к ядрам или держали свинцовые пули во рту, и тем освежали горящие губы и запекшийся язык. Ничто не устрашало их. Казалось, ужас возбуждал у людей еще большую храбрость. Каждый взрыв на неприятельском корабле сопровождался радостным «Ура!». Даже раненые в кубрике поддерживали возгласами этот символ русской храбрости.

Вскоре на одном из вражеских фрегатов были сбиты все мачты, выведены из строя большинство пушек, во многих местах пробита обшивка. Турки вывесили белый флаг.

Богданович приказал прекратить пальбу и срывающимся от волнения голосом сказал старшему офицеру:

– Шлюпку на воду, принять флаг неприятельского корабля!

Когда флаг был доставлен на «Александр Невский», по верхней палубе, в который раз, прокатилось «Ура!».

Еще один, рядом стоявший турецкий фрегат прекратил борьбу и сдался, но туда быстрей успели французы.

– Вот хитрецы! – воскликнул вахтенный офицер. – Отняли у нас победу!

Два корвета, что были во второй линии, выбросились на берег.

Неподалеку раздался оглушительный грохот. Это взорвался турецкий корабль. «Александр Невский» содрогнулся от воздушной волны. Сверху упало несколько горящих обломков. В одном месте начался пожар, но его быстро потушили.

По всей бухте затихала пальба. Видно было, что союзники выиграли сражение. Вокруг все горело. Взрывались и выбрасывались на берег оттоманские суда.

В шесть вечера пробили отбой. Изможденные, усталые люди садились или ложились на палубу, что-то возбужденно говорили, кричали, размахивали руками. Это была радость победы.

Офицеры, собравшись, целовались, как братья, от безмерного счастья видеть друг друга живыми. Царило общее возбуждение, каждый старался рассказать о своих действиях во время боя.

Уже стемнело. Был прекрасный вечер, совершенный штиль, и ничто не омрачало ясного неба, но зрелище вокруг было ужасное. Победоносные корабли союзников, окруженные обломками и плавающими трупами, на фоне горящих и взрывающихся судов казались стражниками, стоящими у ворот ада.

Через некоторое время прибыл офицер от адмирала Гейдена, чтобы поздравить команду с победой и поблагодарить от имени командующего за быструю постановку и отменную стрельбу.

Богданович спустился в свою каюту и упал без сил в кресло.

Вошел старший офицер. Доложил о потерях. Ранено 2 офицера, остальные живы. Нижних чинов убито пятеро, ранено семь.

– Разделите людей на две смены, капитан-лейтенант, – устало сказал Богданович, – и пусть каждый начальник позаботится о приведении корабля в порядок и о содержании караула.

Это была беспокойная ночь. Находясь в неизвестной бухте, посреди берегов, занятых многочисленным неприятелем, союзные корабли были окружены, хотя и разбитым, но не полностью истребленным флотом. Турки в отчаянии предавали все огню. Гул от взрывов, следовавших один за другим почти беспрестанно, рождал у людей тревогу, а постоянная опасность от брандеров и пожара заставляла их с нетерпением ожидать рассвета.

На следующий день союзные корабли начали приводить себя в порядок, а через пять дней покинули бухту и отправились для ремонта на Мальту.

Так закончилось Наваринское сражение.

За этот бой капитан 2-го ранга Богданович Лука Федорович получил российский орден Святой Анны 2-й степени, английский военный орден Бани, французский – Святого Людовика и греческий – Спасителя.

Впоследствии он стал одним из самых орденоносных адмиралов, потому что кроме вышеперечисленных орденов, у него были еще девять российских наград.

Флаг с турецкого фрегата, который сдался Богдановичу, был единственным трофейным знаменем, захваченным русскими в Наваринском сражении. Флаг этот был представлен государю, и император пожаловал его Морскому кадетскому корпусу при следующем рескрипте: «Для сохранения памятника блистательного мужества российского флота, в битве Наваринской ознаменованного, повелеваю турецкий флаг, завоеванный кораблем “Александр Невский”, поместить в зал Морского кадетского корпуса. Вид сего флага, напоминая подвиг 7-го линейного экипажа, да возбудит в младых питомцах сего заведения, посвятивших себя морской службе, желание подражать храбрым деяниям, на том же поприще совершенным и ожидаемым от юных сынов любезного Отечества нашего при будущем их служении».

В дальнейшем Богданович находился на разных должностях: командовал портами, кораблями, бригадами, работал в Морском министерстве, был членом Адмиралтейского совета.

Умер он в 1865 году в чине адмирала.

Драться до последней возможности!

В Севастополе есть скромный, но впечатляющий памятник с лаконичной надписью: «Казарскому. Потомству в пример». Памятник был заложен всего через год после смерти офицера на средства, собранные российскими моряками. Так быстро не возвеличивали даже коронованных особ. Это был знак всенародного уважения к капитану 1-го ранга Александру Ивановичу Казарскому, который был родом из Витебской губернии.

Короткая майская ночь подошла к концу. Рассвело. На чистом небе гасли последние звезды. Восток уже окрашивался золотистым цветом. Вот-вот должно было подняться солнце. Дул легкий ветерок. Море было спокойное. Над поверхностью воды растекался пушистый туман. Слабая зыбь качала небольшое судно, идущее под верхними парусами.

На ют[4]4
  Ют – кормовая надстройка судна.


[Закрыть] поднялся молодой, невысокого роста офицер в чине капитан-лейтенанта. У него было худощавое, с высоким лбом и мелкими, приятными чертами лицо. Это был командир корабля Александр Иванович Казарский.

– Какие новости, Федор Михайлович? – спросил он вахтенного офицера лейтенанта Новосильского.

– Никаких. Держим курс на восток, к румелийскому берегу. Ничего существенного замечено не было.

– Да, третий день патрулируем, а никакого намека на турецкий флот.

Бриг «Меркурий», которым командовал Казарский, вместе с фрегатом «Штандарт» и бригом «Орфей» находились в крейсерстве в районе Босфора. Задача их была простая – разведка неприятельского флота. Обо всех передвижениях кораблей противника немедленно докладывать в Сизополь, где находилась база Черноморского флота. Старшим этой группы русских кораблей был командир фрегата «Штандарт».

Шел второй год войны с Турцией. После победы союзного флота в Наваринском сражении султан Махмуд Второй не успокоился и в конце 1827 года выпустил фирман о войне с Россией, призвав всех мусульман на «джихад» – войну с неверными. В апреле 1828 года Николай Второй опубликовал манифест о начале войны с оттоманской Портой. Русская армия перешла границу и быстро оккупировала Молдавию и Валахию. В мае она форсировала Дунай у села Сатунова и взяла в осаду крепость Варну. В Закавказье русские войска, пользуясь широкой поддержкой населения, заняли Карс, Поти, Баязет. На Черноморском побережье Кавказа русские моряки высадили десант у Анапы и после месячной бомбардировки турецких укреплений овладели крепостью без штурма. В этом деле отличился бомбардирский корабль «Соперник» под командованием лейтенанта Казарского. Именно от действия его мортиры наиболее пострадала внутренняя часть крепости. Офицера наградили, присвоив ему звание капитан-лейтенанта. После Анапы Черноморский флот отправился к Варне и в конце июля заблокировал крепость с моря. И здесь отличился «Соперник» под руководством Казарского. Подойдя как можно ближе к крепости, бомбардирское судно в течение почти суток обстреливало турецкие укрепления, несмотря на сильный огонь противника. За мужество, проявленное в этом бою, Казарский был награжден золотой саблей с надписью «За храбрость». В конце 1828 года капитан-лейтенанта назначили командиром брига «Меркурий». Приняв корабль, Казарский много сделал, чтобы привести его в порядок. К весне судно было готово к плаванию. Ему стали поручать самые ответственные задания. Как правило, это было крейсерство. Вот и теперь бриг уже три дня патрулировал у берегов Турции.

14 мая 1829 года крейсеры подходили к Босфору, поближе к Константинопольскому рейду, чтобы определить, где находится турецкий флот. Впереди шел «Штандарт», за ним «Орфей» и «Меркурий».

Встало солнце. Туман рассеялся. Экипаж только успел позавтракать, как раздался крик вахтенного на салинге: «Неприятель на ветре!»

– Ишь, глаз какой острый, – сказал Казарский, отрываясь от подзорной трубы. – Тут в трубу едва видно, а он разглядел.

На «Штандарте» подняли сигнал: «Следовать за мной!» Русские корабли стали сближаться с турецким флотом. Это не было бравадой. Надо было подойти поближе, чтобы точно посчитать количество неприятельских судов и определить, куда они направляются. Расстояние до противника заметно сокращалось. Турки шли спокойно вдоль анатолийского берега, растянувшись почти на милю. Русские крейсеры повернули и пошли параллельным курсом.

На «Меркурии» командир и вахтенный офицер считали турецкие корабли.

– Шесть линейных, два фрегата, два корвета, один бриг, три тендера и еще четыре мелких судна. Всего восемнадцать, – подытожил Казарский. – Это флот, господа!

– И идет он в Константинополь, судя по курсу, – добавил Новосильский.

– Видно, идут они из Синопа, – вступил в разговор лейтенант Скарятин, старший офицер корабля, только что поднявшийся на палубу.

– Штурман, какое расстояние до противника? – спросил командир.

– Семь-восемь миль, – доложил поручик Прокофьев.

– Пора бы уже и поворачивать домой, – осторожно произнес за спиной старшего офицера мичман Притупов.

– Будем ждать сигнала старшего в отряде, – сказал Казарский и обернулся. Перед ним стояли все его четыре офицера, и лица их были сосредоточенные.

Казарский не подавал виду, но и он был встревожен тем, что они сближались с неприятелем. «Меркурий» был более тихоходным кораблем, чем «Штандарт» и «Орфей», и в случае погони ему пришлось бы туго.

И будто в ответ на его тревожные мысли сигнальщик прокричал:

– Неприятель делает поворот!

Турецкий флот начал разворачиваться в сторону крейсеров. На «Штандарте» взвился сигнал: «Каждому судну сделать курс, при котором имеет лучший ход».

– Поднять все паруса, – приказал Казарский.

Засвистела дудка боцмана, матросы побежали по вантам[5]5
  Ванты – снасти судового стоячего такелажа, служащие для крепления мачт с боков.


[Закрыть]. Русские корабли развернулись и поспешили на север. Отличные ходоки «Штандарт» и «Орфей» сразу же вырвались вперед. Бриг «Меркурий», хоть и нес предельное количество парусов, стал отставать от них. Вскоре фрегат и бриг можно было видеть только с носовой части «Меркурия». А турецкие корабли приближались. Впрочем, весь флот отстал, погоню продолжили два линейных корабля.

Солнце катило над морем, забираясь все выше и выше. Становилось жарко. Волны под форштевнем[6]6
  Форштевень – носовая деталь набора корпуса – брус, являющийся продолжением киля вверх. Носовая оконечность судна.


[Закрыть] корабля сверкали, играя множеством немыслимых красок. Бриг почти не качало. Казарский внимательно разглядывал в подзорную трубу турецкие корабли. Они еще были далеко, но расстояние медленно сокращалось. Впереди, где белели паруса «Штандарта» и «Орфея», раздались выстрелы, приглушенные расстоянием.

– Неприятеля хотят обмануть, мол, наша эскадра рядом, – с надеждой проговорил штурман.

– Но турок-то не отступает, – покачал головой командир, – видишь, как гонит под всеми парусами. Не понимаю, чего это они решили устроить такую погоню. Два линейных – за одним бригом!

Казарский не знал (да никто еще из русских не знал), что три дня тому назад случилось событие невероятное, из ряда вон выходящее. Произошло вот что.

После того, как в апреле в Сизополе была создана операционная база русского флота, оттуда периодически стали выходить корабли для нападения на прибрежные крепости, крейсерства на коммуникациях, блокады портов, ведения разведок. И, надо сказать, действовали русские весьма успешно. А 4 и 6 мая отряд под командованием капитана 1-го ранга Скаловского расстрелял и сжег строящиеся линейный корабль в Пендераклии и корвет в местечке Акчесор. Этот дерзкий рейд переполнил чашу терпения турок. Султан Махмуд Второй, вне себя от ярости, приказал своему капудан-паше вывести флот на поиск отряда Скаловского. Турецкая эскадра не нашла отряд, но 11 мая около Синопа встретилась с русским фрегатом «Рафаил». Окружив корабль, турки потребовали спустить флаг, и командир фрегата, капитан 2-го ранга Стройников, сдал судно без сопротивления. Случай невероятный! Никогда еще до этого (а надо отметить, что никогда и впоследствии) русские военные моряки не спускали флаг перед врагом. Поэтому, когда турецкая эскадра возвращалась домой и заметила не очень быстроходный русский бриг, капудан-паша, воодушевленный удачей с «Рафаилом», решил завладеть еще одним призом. Он посчитал, что 110-пушечный «Селемие» под флагом капудан-паши и 74-пушечный «Реал-бей» под вымпелом младшего флагмана смогут принудить русское судно сдаться. Вот почему они так настойчиво гнались за «Меркурием».

Всего этого Казарский, уходя от погони, не знал. Втайне он надеялся, что турки, оказавшись поблизости от русской базы, прекратят преследование. Однако неприятель упорно шел за маленьким бригом.

К командиру подошел Скарятин:

– Александр Иванович, корабль как следует не прибран…

– Да, Сергей Иосифович, начинайте приборку. И люди будут делом заняты. Нам ведь только ждать остается: либо турки махнут на нас рукой, либо…

Опять засвистела боцманская дудка. Под умелыми руками матросов «Меркурий» приобретал свой обычный щегольской вид. Засверкали медные и бронзовые части, засияла янтарной желтизной палуба. Казарский прошелся по кораблю, придирчиво осматривая закоулки. Это немного отвлекло, и он некоторое время не думал о кораблях противника, преследующих его маленький бриг.

Море было спокойное и, словно огромное голубоватое зеркало, отражало немногочисленные облака. Солнце уже не грело, а палило изо всех сил. Ветер стих. Наступил штиль. Бриг и преследовавшие его корабли замедлили ход и почти остановились, лениво покачиваясь на волнах.

– С таким ветром далеко не уйдешь, – вздохнул Скарятин.

– Но у нас есть преимущество, – неожиданно заявил Казарский. – У нас есть весла! Командуйте, господин лейтенант.

Засвистела флейта. Раздалась команда: «Разобрать ростеры[7]7
  Ростеры – сложенные особым образом реи, стеньги, весла. В те времена бриги кроме парусов имели еще и по нескольку десятков весел. Обычно ими не пользовались и весла лежали сложенными вместе с запасными реями и стеньгами.


[Закрыть], людей на весла!»

Десять лет тому назад Казарский командовал отрядом гребных судов в Дунайской флотилии и, приняв командование «Меркурием», не раз по привычке устраивал экипажу гребную тревогу: учил матросов быстро разбирать и собирать ростеры, где хранились запасные реи, стеньги[8]8
  Стеньга – верхнее продолжение мачты, ее составная часть.


[Закрыть], весла. Поэтому теперь люди, хорошо знавшие свои обязанности, ловко достали весла, вставили их в специальные гнезда и принялись грести. Матросы, по трое, а где и поболее, дружно наваливались на вальки. Прошло полчаса. Расстояние между русскими и турецкими кораблями увеличилось, хотя и не намного. Ветер посвежел. Бриг побежал быстрее, но и у турок ход увеличился.

– Александр Иванович, – обратился к командиру вахтенный офицер, – на турецких кораблях поставили дополнительные паруса, и они увеличили ход.

– Суши весла, – скомандовал командир, – но пока не убирать!

Линейные корабли постепенно приближались к «Меркурию». Над флагманским кораблем турок появилось белое облачко. Грохнул выстрел. Но ядро, не долетев до «Меркурия», упало за кормой.

– Пугают, что ли? – предположил Новосильский.

– Похоже, предлагают спустить флаг, – усмехнулся командир, – да только не рановато ли?

Теперь уже Казарский отчетливо понимал: быть бою. Он склонился над картой, прикидывая расстояние до Сизополя, где стоял флот.

– Далеко! – вздохнул, стоящий рядом с ним штурман. – Не дотянем до своих таким ходом.

– Да, – подтвердил командир, – если бы дело к вечеру было, то, наверное, смогли бы ускользнуть.

– Показалась бы сейчас наша эскадра, турки сразу бы назад повернули, – мрачно заметил мичман Притупов, – только и горазды, что с одним кораблем сражаться.

– Не надо недооценивать противника, Дмитрий Петрович, – ответил старший офицер, – бойцы они упорные и моряки неплохие, вот только канониры у них неважные.

Казарский поднял руку, лицо его было сосредоточенное.

– Раз уж вы все здесь собрались, господа офицеры, – сказал он серьезным голосом, – давайте проведем совещание. Тем более, что времени у нас маловато.

Командир обвел глазами свой маленький офицерский корпус и, видя, что все молчат в знак согласия, продолжил:

– Мне нечего от вас скрывать, вы сами видите, турецкие корабли нас настигают и вскоре догонят. У них – один трехдечный и один двухдечный корабли. По моим расчетам – около двухсот пушек. У нас – восемнадцать да две погонные на носу. В десять раз перевес по огню, да и пушки у них – покрупнее наших. А про численный состав и говорить нечего. У нас 110 человек нижних чинов и 5 офицеров, у них людей – тьма. Вот такой расклад. Теперь я хочу услышать ваше мнение, господа офицеры. Вопрос один: что будем делать? Как и положено, по нашей морской традиции начнем с младшего по чину. Ваше слово, Иван Петрович?

Самый старший по возрасту, но младший в звании поручик корпуса флотских штурманов Прокофьев говорил спокойно, медленно, будто взвешивая каждое слово:

– Главное, не посрамить наш Андреевский флаг. Раз уж уйти нам нельзя, разбить неприятеля невозможно – больно перевес велик, значит, драться надо до последней возможности. А потом, когда уж конец совсем придет, – привалиться к неприятельскому кораблю да вместе с ним – на воздух!

– Хорошо сказано. А ваше мнение, Дмитрий Петрович?

– Будем биться насмерть, – ответил мичман Притупов.

– Постоим за Отечество, – сказал лейтенант Новосильский.

– Сраму не примем, – коротко бросил старший офицер корабля лейтенант Скарятин.

– Ну что ж, другого я от вас не ожидал, господа офицеры, – подвел итог Казарский. – Итак, военный консилиум проведен, о чем я сейчас сделаю запись в вахтенном журнале. Будем драться до последней возможности. Кроме того, я предлагаю положить заряженный пистолет на шпиль перед входом в крюйт-камеру[9]9
  Крюйт-камера – помещение на корабле для хранения боеприпасов, взрывчатых веществ, пороховой склад. Крюйт-камера охранялась самым тщательным образом.


[Закрыть], чтобы в случае угрозы захвата корабля противником последний из оставшихся в живых офицеров выстрелом в бочку с порохом взорвал бриг. Возражения есть?

– Нет, – ответили хором все офицеры.

– Тогда стройте людей, Сергей Иосифович.

Казарский прошелся вдоль строя и остановился посредине.

– Братцы, вы все опытные бойцы. Стояли уже и под ядрами вражескими, и под пулями у стен Анапы и Варны в прошлом году. Да и в этом уже привели два призовых судна. Но теперь серьезная баталия предстоит, братцы. Не уйти нам от неприятеля, а значит, будем принимать бой. Господа офицеры и я решили биться до последнего. Не погрешим против присяги! Так требует от нас государь император и честь военно-морского флота. Никогда еще русский корабль не сдавался в плен и не спускал флаг перед неприятелем. А если наступит последняя крайность, то мы взорвем бриг вместе с вражеским судном. Хочу вас уверить, что я, как командир, сделаю все возможное, чтобы спасти судно и вас. Поэтому жду от вас быстрого и точного исполнения команд моих и остальных офицеров. Будьте внимательны и стойки в бою. И тогда мы, с Божьей помощью, победим!

Когда Казарский закончил свою речь, строй несколько мгновений молчал, потом вдруг взорвался громким «Ура!»

– Разве можно было ожидать другого от русского моряка, – удовлетворенно продолжил командир. – Разойтись по местам. «Корабль к бою изготовить!»

Матросы разбежались по номерам. Каждый готовил свое заведование. Лишнее убиралось. Оставляли лишь то, что необходимо в бою. Закреплялись особым образом снасти, так, чтобы реи, перебитые снарядом, не падали на палубу. Проверялись пушки-каронады, их платформы, порох, запалы, осматривалась крюйт-камера.

Казарский окинул взглядом весь свой небольшой корабль.

– Сергей Иосифович, – обратился он к старшему офицеру, – сбросьте за борт шлюпку, она нам не понадобится, только мешает обстрелу. И переведите погонные пушки на корму. Будут – ретирадные. Отстреливаться с кормы чем-то надо, когда турки уже совсем близко будут.

Две пушки, которые находились в носовой части, назывались погонными, потому что из них стреляли, когда преследовали неприятеля. Матросы перекатили их на корму по специальным медным дугам. Теперь эти пушки стали ретирадными, то есть кормовыми. Ими можно было стрелять по преследователям.

Казарский опять собрал офицеров.

– Хочу с вами поделиться, как я буду строить бой. Говорю на тот случай, если погибну, – начал он. – И каждый из вас, кто заменит меня, возможно, учтет мое мнение. Как вы считаете, господа, в чем наше преимущество перед огромными кораблями, преследующими нас? Правильно, в маневре. Бриг небольшой, хорошо слушается руля, значит, мы быстрей можем развернуться, уйти от линии огня, даже подойти ближе к противнику, чтобы уменьшить площадь обстрела. Маневр – наш козырь, и мы должны его использовать в полной степени. Держаться будем так, чтобы наша корма находилась на линии носа преследующего судна. Тогда нас будут обстреливать погонные пушки одного противника. Второй вражеский корабль почти исключается из боя.

– У них скорость выше, они могут обогнать нас и поставить бриг под бортовые залпы с двух сторон, – засомневался Скарятин.

– Вот тогда и будем крутиться, подставляя корму. Бриг низко сидит по сравнению с линейными кораблями, и пушки их на верхних палубах могут палить лишь по нашим парусам со снастями, да и то, если не побоятся по своим попасть. Опасными остаются для нас орудия на нижних палубах. Поэтому надо все время поворачиваться к ним кормой и паруса ставить вдоль корпуса, чтобы уменьшить угол обстрела противника. Ну и сами мы огрызаться будем. Палить надо по носовой части, по тем снастям, которые держат рангоут. Разрушим крепления, и мачты зашатаются. Вот такое мнение. Только так мы можем спасти «Меркурий» и с честью выйти из боя. Ну как вам моя диспозиция, господа?

– Отличная, Александр Иванович, только мы уверены, что вы до конца будете руководить боем, – ответил за всех Скарятин.

– Ну что ж, дай бог. А сейчас слушайте мой приказ. Лейтенант Скарятин, вы следите за парусами. От вас будет зависеть точность маневра. Кроме того, посадите на марсы[10]10
  Марс – площадка на верхушке мачты.


[Закрыть], салинги[11]11
  Салинг – рама, прикрепляемая к верхней части мачты.


[Закрыть] и реи лучших стрелков с ружьями. Пусть ведут огонь по командирам и орудийной прислуге. Лейтенант Новосильский, вы командуете канонирами. Точность выстрела – самое главное. Мичман Притупов, соберите команду для исправления повреждений и тушения пожаров. Поручик Прокофьев, вы будете рядом с рулевыми. После любых наших маневров ваша задача – выходить на наш главный курс – в базу. Все, господа, по местам. Корабль – к бою!

Раздалась барабанная дробь, но все уже стояли по боевым постам. Не уходили и те, кто сидел за веслами. А вдруг и они понадобятся для маневра! Пока было небольшое затишье, матросы бегали вниз переодеваться. Есть такая морская традиция: перед боем одеваться в чистое. Офицеры надели парадные мундиры.

В 14 часам турки приблизились настолько, что их артиллеристы могли уже вести прицельный огонь. Правда, только погонными пушками. Первое ядро с треском пробило дыру в парусе, второе просвистело вдоль борта у самой воды и перебило весло. Матросы, державшие весло, попадали на палубу.

– Ну, началось, – сказал один из них, вставая, и перекрестился.

Как и предполагал Казарский, корабль под вымпелом капудан-паши шел в кильватере к «Меркурию» и стрелял только погонными пушками. Второй – чуть поотстал и не участвовал в обстреле. И хотя ядра летели часто, особого вреда пока бригу не наносили.

Командир подошел к Новосильскому:

– Ну что ж, Федор Михайлович, пора и нам пальнуть по басурманам.

– Далековато для наших пушек.

– Ничего, турок пугнем, да и нашим людям поддержка.

Канониры быстро зарядили ретирадные пушки и по команде выстрелили. Подвывая, ядра полетели к турецкому кораблю. Как только прогремели несколько выстрелов с «Меркурия», турецких матросов точно ветром сдуло с рей, марсов и салингов. Турки похрабрее остались наверху, горланя и яростно размахивая абордажными топорами.

Через час подтянулось второе турецкое судно. Оба корабля подошли совсем близко. Участились попадания в паруса и снасти «Меркурия». Пробив левый борт и просвистев над палубой, неприятельское ядро уложило двух гребцов.

– Греблю прекратить, убитых убрать, – раздался голос Казарского.

Матросы быстро сложили весла, собрали ростеры. Командир внимательно следил в подзорную трубу за вражескими кораблями, стараясь предугадать их маневр. Он заметил, что корабль капудан-паши пытается зайти справа, чтобы всем бортом дать продольный залп по «Меркурию». С такой громадины, как «Селемие», подобный залп превратил бы бриг в груду развалин.

– Право руля! – скомандовал Казарский. И как только бриг развернулся, приказал Новосильскому: – Огонь бортом!

И турецкий флагман, не успев еще ничего предпринять, вместо того, чтобы дать продольный залп по бригу, сам получил в носовую часть от девяти каронад «Меркурия». Бриг вернулся на свой прежний курс.

– А мы – проворнее! – воскликнул удовлетворенный командир.

Он еще раз проделал подобный маневр. Внезапно с бака повалил черный густой дым. Турецкий зажигательный снаряд – брандскугель – поджег обшивку. С пожаром справились быстро.

Но как ни пытался маневрировать Казарский, турецкие корабли с их огромной парусностью и высокими мачтами, ловившими «верховой» ветер, подходили все ближе и ближе. «Селемие» покатился в одну сторону, а «Реал-бей» – в другую, охватывая бриг «в клещи». Но прежде, чем турки дали бортовой залп, Казарский успел развернуть бриг кормой к одному неприятельскому судну, носом – ко второму. Но все равно залп был ужасен. Засвистели ядра над головой, зазвенели на лету книппели – двойные снаряды, соединенные цепями, загудели брандскугели. Турки стреляли по «Меркурию» всем, чем только можно заряжать. Орудия, стрелявшие почти в упор, ревели с двух сторон. Трещало дерево. Сверху валились деревянные обломки, раскачивались лопнувшие снасти. На русском корабле все заволокло огнем и дымом. Дав два залпа, турки посчитали, что этого достаточно. Ведь они хотели не уничтожить бриг, а захватить его в качестве приза. У борта появился турок в феске и в халате. Он замахал руками и закричал по-русски:

– Сдавайся, урус, убирай паруса!

С брига ответили ружейными выстрелами. Казарский успел развернуть «Меркурий» и дал по туркам бортовой залп. Турецкие матросы, высыпавшие на палубу посмотреть, что осталось от русского брига, и совершенно переставшие остерегаться, кинулись вниз, как только заговорили орудия «Меркурия». Опять заревели пушки линейных кораблей. Бриг снова потонул в дыму, который распространился на всем пространстве между вражескими судами.