Электронная библиотека » Валерий Горшков » » онлайн чтение - страница 3

Текст книги "Фраера"


  • Текст добавлен: 13 марта 2014, 09:30


Автор книги: Валерий Горшков


Жанр: Боевики: Прочее, Боевики


Возрастные ограничения: +16

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 3 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Шрифт:
- 100% +
Глава восьмая
Шмон

Профессор осторожно надавил на квартирную дверь. Она, как и договаривались, не была защелкнута на замок.

Включил фонарь. Припоминая ориентировку искусствоведа, нашел комнату скупщицы.

Легонько толкнул, к счастью не скрипнувшую, дверь.

Вошел в комнату. Тут же задернул на окнах шторы. Найдя выключатель, зажег люстру.

Вышел из комнаты. Посмотрел на дверь со стороны коридора. Из-под нее пробивалась полоска света.

Вернулся в комнату. Подтянул к двери ковровую дорожку, закрывая ею щель.

Снял ботинки. Только сейчас вспомнил про нитяные перчатки – сказался десятилетний перерыв в такого рода делах.

Профессор решил на первый раз провести лишь поверхностный шмон – без вскрытия пола и разборки мебели. Он не хотел оставлять следы «несанкционированного обыска» на случай, если делу о пропавшей старухе дадут серьезный ход. Ибо, чтобы ни писали в газетах, далеко не вся городская ментовка у него в кармане. А потом, в удобный момент, если возникнет необходимость, можно будет осмотреть конуру более фундаментально.

Шмонать жилуху для Профессора – дело совсем не новое. По воровской специальности он – квартирный налетчик. За что и пострадал.

Одна чувиха, директриса ресторана, оказалась дамой не в меру впечатлительной и при налете на ее хазу сиганула с четвертого этажа.

Мало того, что живой, стервоза, осталась, но и его адекватно сумела описать…

Пол он хоть ковырять и не собирался, но осмотрел внимательно. Никаких следов захоронений. Во всех щелях между досками ровный толстый слой пыли.

Впрочем, это мало что значит. Старуха могла годами не прикасаться к своим цацкам. Ей достаточно просто знать, что она надежно обеспечена и никоим образом не помрет в нищете.

Профессор по роду деятельности немало знал таких вот стариканов-старушенций и хорошо разбирался в их психологии. Рядовой, в общем-то, случай…

Потом он прощупал стены. Безрезультатно.

Открыл гардероб, откуда сразу донесся классический запах нафталина.

С одеждой у дамы оказалось не густо. Что ж, меньше придется возиться со шмотками.

В шубе нашел небольшой ключик. Сунул пока его в карман.

В полках с бельем обнаружил две тысячи баксов и объемистую пачку деревянных. Бабки, не задумываясь, кинул в принесенную с собой хозяйственную сумку.

Проигнорировав книжный шкаф, перешел к буфету. Дверца бара в нем оказалась закрытой.

Вытащил найденный в старухином барахле ключ. Подходит.

В баре находились слегка початая бутылка французского коньяка «Камю», так называемый семейный альбом и пачка писем.

Авторитет взял в руки бутылку и, почему-то оглянувшись, хорошенько к ней приложился. Но жадничать не стал – сделав, как говорится, добрый глоток, поставил французское пойло на место.

Приступил было к просмотру альбома, но вдруг осознал: бар оказался подозрительно небогат содержимым. Где, например, паспорт, пенсионное удостоверение, трудовая книжка?

Поскольку он перерыл уже всю комнату, кроме книжного шкафа, пришлось им и заняться.

Профессор перетряс всего Стендаля с Бальзаком, а также кучу другой макулатуры, но решительно ничего не обнаружил.

Бывший студент надолго задумался, будто вытащил несчастливый билет.

Ага! Ведь документы могли оказаться у Алины с собой! Пенсионеры часто хранят свои ксивы в одежде.

Авторитет попытался восстановить в памяти, что на бабке было надето там, в прицепе у котлована. Совершенно точно, не нижнее белье.

Да, вспомнил он наконец, желтый халатик с карманами.

Профессор успокоился и принялся за альбом.

Его ждало разочарование – все фотографии оказались довоенной поры. Причем на подавляющем большинстве Алина была изображена с одним и тем же парнем. Как ни странно, его лицо показалось Профессору знакомым. Но он отмахнул от себя это наваждение.

Последнее фото было датировано маем сорок первого. Девушка с приятелем стояли у фонтана. Надпись также гласила, что снимок сделан в Петергофе.

Тут авторитет был вынужден не согласиться с собственным мнением о внешности Алины, создавшимся у него при просмотре фотографии «на паспорт». Девица у фонтана выглядела очень недурно.

Снимок он сунул во внутренний карман пиджака.

Налетчик пододвинул к себе пачку писем. Верхнее выглядело достаточно свежим. Взглянув на штемпель, он убедился, что малява всего лишь месячной давности, и тут же с сожалением отметил – отсутствует обратный адрес. Хорошо хоть номер почтового отделения отправителя отпечатался четко.

Уже понимая, что эта бумажка, вероятно, единственная зацепка к блокадным сокровищам, он отложил ее в сторону, на десерт, и принялся за остальные письма.

То были исключительно любовные послания, аккуратно выведенные теперь уже выцветшими фиолетовыми чернилами. Все они оказались довоенной поры, и под каждым из них стояла подпись: Натан.

Вытаскивая наконец из конверта отложенное письмо, авторитет отчетливо ощутил внутреннюю дрожь, как будто в натуре вскрывал ящик с рыжьем.

Ознакомившись с малявой, подписанной опять-таки Натаном, – во, бля, любовь! – он пришел к выводу: шанс есть.

Аккуратно прибравшись, Профессор покинул хазу покойной скупщицы.

Письмо без обратного адреса он взял с собой.


Документы из бара изъял Савва Родионович.

Из слов главаря бандитов, рассуждал искусствовед, вытекает, что ночью будет проведен тотальный обыск комнаты соседки – царствие ей небесное. Золото они вряд ли найдут – пенсионер, как и авторитет, считал, что Алина Серафимовна не стала бы хранить драгоценности в таком ненадежном месте, – но трудовую книжку обнаружат определенно. А из нее наверняка выяснится, что ни в каких «продовольственных» организациях ни до, ни во время войны гражданка Норкина не работала.

Ему даже подумать было страшно, что с ним сотворят за такую дезинформацию. Ведь тот жуткий уголовник со шрамом ни за что тогда не поверит и всему остальному, сказанному Саввой Родионовичем. Как говорят между собой эти уркаганы, «за базар придется ответить»!

Найдя после не слишком долгих поисков трудовую книжку, наводчик избавился от нее.

И тут ему пришло в голову, что полное отсутствие документов сработает на их с главарем мафии версию: дескать, пожилая женщина уехала к хорошим знакомым и взяла с собой все самое необходимое.

Тогда искусствовед забрал и уничтожил паспорт и пенсионное удостоверение.

Деньги Савва Родионович тоже обнаружил, но отчего-то взять их испугался.

Отоспавшись, Профессор прямиком двинулся в подконтрольное ему частное агентство.

– Найди мне этого пацана. – Он положил письмо на стол директора фирмы. Верхняя часть листка с именем девушки была отрезана – авторитет не хотел, чтобы это задание сыскари связали с предыдущим. – А вот его фотография. Правда, не очень свежая. – Босс рэкетиров слегка улыбнулся, протянув детективу снимок полувековой давности.

На фото, как, впрочем, и в жизни, парень у фонтана был теперь один, без своей Алины…

Часть вторая
Перед дембелем
Глава девятая
Пришлось вмешаться…

Когда кап-три пребывает в хорошем расположении духа, иногда удается выбраться в увольнение.

Так и произошло в нынешний теплый сентябрьский денек, и мы прямиком отправились домой к Павлову.

Нас встретила его интеллигентная мама, сразу же потащившая «матросиков» на кухню, где жарился застреленный отцом Хаммера лось. Папаша у Сергея, надо сказать, охотник был еще тот, так что дома у семейства блюда из дикого зверя практически не переводились.

Когда я, уплетая темное и вкусное мясо, поинтересовался у Павлова-старшего насчет того, открыт ли сейчас сезон отстрела лосей, он как-то странно посмотрел на меня, а потом перевел разговор на другую тему. Хаммер же легонько пнул меня ногой под столом.

Мы пообедали, сменили форму старшин первой статьи на вполне обыкновенную гражданку и направились на автобусную остановку, чтобы добраться до дискотеки.

На улице было довольно жарко, а поэтому и я, и Павлов были одеты в хлопковые рубашки с короткими рукавами. Ребята мы отнюдь не щупленькие, так что становилось приятно, когда и мужики, и женщины, проходя мимо нас, непроизвольно выворачивали шеи.

Два высоких, коротко стриженных атлета в гавайских рубашках и белых брюках – разве можно не обратить внимания на таких молодцов? Когда нам с Серегой удавалось вырваться на пляж, там мы вообще были гвоздями программы.

Но, с другой стороны, нас удивлял почти намертво засевший в головах граждан стереотип – раз парень здоровый, хорошо одетый, да к тому же еще и стриженый, значит, он обязательно принадлежит к числу быков, в огромном количестве расплодившихся в последние годы не только в Питере, но и по всей стране.

К криминалам мы с Павловым относились, мягко говоря, отрицательно и потому очень разозлились, когда к сидевшим недалеко от нас в салоне автобуса девушкам начали бесцеремонно клеиться двое кавказцев явно бандитского толка. Да и разговор их не отличался особым разнообразием деликатных выражений.

– Эй, пойдем со мной, погуляем! – цеплялся к одной из юных пассажирок «шашлык» в джинсовой рубашке.

– Я хочу тебя немножко любить! – шептал, между прочим чересчур громко, другой джигит сидящей рядом девице. И подкреплял слова действиями, распуская волосатые ручонки.

– Отстаньте, пожалуйста! – отбивались две красивые светловолосые подружки, но кавказцы только ржали и настойчиво пытались убедить девчонок, что с ними им будет очень хорошо.

Понаблюдав пару минут за происходящим, мы решили вмешаться.

– Послушай, биджо, тебе, по-моему, вразумительно объяснили – с тобой не собираются никуда идти! Ты что, друг, по-русски плохо понимаешь? Так я переведу! – Хаммер взял одного из джигитов за локоть и посмотрел ему прямо в жгучие карие очи.

«Гостю» северной столицы это совсем не понравилось, и он молниеносно переключился с разом замолчавших девчонок на обидчика, совсем невежливо схватив его за отворот рубашки.

– Ты что, крутой, малчык, да?! Я твою маму…

Закончить фразу гордый ара не успел – Хаммер просто взял его за плечо и слегка сдавил, отчего на глазах у сына гор моментально выступили слезы.

Он взвыл и попытался ударить Серегу в живот, но уже спустя две секунды его небритое лицо смотрело в грязный пол автобуса, а рука была заломлена за спину.

А еще мгновением позже прямо перед носом Павлова сверкнула лезвием здоровенная выкидушка. Второй джигит решил исправить ситуацию хорошо знакомым ему с самого детства методом поножовщины, но, видимо, забыл, что находится не в предгорьях Кавказа, а в городе на Неве, где такой вид общения не всегда находит понимание.

Настал черед вмешаться и мне.

Хватило одного удара ногой, чтобы нож отлетел в сторону, едва не зацепив какого-то старика в рваном плаще, и одного – рукой, после чего кавказец каркнул и схватился за сломанный нос, из которого брызнула горячая южная кровь.

Автобус загалдел, как стая наседок, а мы с Серегой, удовлетворившись проделанной работой, вернулись на свои места.

Благодарности от девушек мы не ждали, но, если честно, не стали бы возражать против «спасибо, вы нам ужасно помогли» и хотя бы одного на двоих номера телефона.

Но все получилось совсем иначе.

Водитель автобуса, вероятно неправильно истолковав ситуацию, нажал на тормоз, а потом выбежал из кабины на улицу, прямо к стоящему возле магазина «Напитки» милицейскому «уазику».

Я не знаю, что он там говорил, но не прошло и минуты, как в автобус ворвалось четверо милиционеров. Для порядка саданули нас пару раз резиновыми дубинками, а потом застегнули на запястьях наручники и вытолкали наружу.

Кавказцы каким-то хитрым образом растворились в толпе пассажиров, так что все лавры целиком и полностью достались нам с Хаммером.

Когда нас выводили, я обратил внимание, что одна из девушек быстро написала что-то на автобусном билете и почти неуловимым движением засунула клочок бумаги в карман Павлову.

Он этого не заметил. А вот я заметил. И ни на йоту не сомневался, что написала она не что иное, как тот самый номер телефона, о котором я размечтался пару минут назад.

Вот она, настоящая женская благодарность!

В следующую секунду меня опять саданули дубинкой по лопаткам, и лирическое отступление быстро сменилось жгучей болью. Потом нас бесцеремонно затолкали в «обезьянник» и повезли в неизвестном направлении.

Глава десятая
В ментовке

– Слышь, старик, нас, похоже, приняли за бандитов, – сказал я Хаммеру, на что он с готовностью кивнул. – В который раз! Что будем делать? Прикинемся гражданскими? Будем молчать, как Зоя Космодемьянская?

– Бесполезно. Все равно до конца жизни не закосишь. Уж лучше получить все сразу, чем мучиться в ожидании «инквизиции». Что нам могут пришить? Драку в общественном месте и нахождение во время законного увольнения в гражданской форме одежды… – Сергей старательно загибал пальцы. – Максимум это десять суток ареста, с отбыванием наказания на гарнизонной губе.

– И увольнение в запас тридцать первого декабря, за пять минут до Нового года, – добавил я, растирая то место, где наручники сжали руки. Стандартные милицейские браслеты явно не рассчитывались для ареста бодибилгеров.

– Ну, и это до кучи, – согласился скрепя сердце Сергей.

Вскоре мы подъехали к милицейскому участку. Нас, как нашкодивших котят, выволокли из машины и, подталкивая дубинками в спину, повели в околоток.

Старший сержант, сидящий на месте дежурного, лениво жевал бутерброд с колбасой и запивал его чаем из граненого стакана. Увидев нас, довольно осклабился.

– Отлично, отлично, Удальцов! Откуда этих?.. – Он взял со стола пачку дешевых сигарет и торопливо закурил, не спуская с нас сверкающих глаз. – Я что-то засиделся сегодня, пора и размяться!

– Драку учинили в автобусе, – отрапортовал идущий сзади нас «младшой». – К девушкам приставали!

– К девушкам?! – наигранно удивился сержант. – Как думаешь. Удальцов, провести с этими бычками воспитательную работу или просто оставить в камере до завтрашнего утра, без еды и походов в сортир? – Дежурный вылез из-за стола и вплотную подошел к нам, не переставая улыбаться.

– Попридержи лошадей, командир, – бросил Хаммер, поймав взгляд сержанта. – Не про тебя добыча. Вызывай комендатуру – военные мы, моряки.

– Чего? Ах, военные! Тогда совсем другое дело! – И он изо всех сил ударил Серегу в живот.

«Не получилось у джигита, вышло у мента», – подумал я в тот момент.

Хаммер согнулся пополам и зашипел, а дежурный снял с вбитого в стену гвоздя связку ключей и кинул ее приведшему нас в участок младшему сержанту.

– В четвертую их, – а сам снова уселся на место за стеклом и принялся доедать бутерброд и допивать остывающий чай.

Несколько шагов по тусклому коридору без окон – и мы очутились в комнате, где, кроме грязного окошка под самым потолком, не было ничего. Обшарпанные стены и давно немытый пол. К тому же кое-кто из недавних обитателей камеры вовремя не был выведен дежурным в туалет.

Нетрудно себе представить, какое выражение появилось на наших с Павловым лицах, едва мы переступили порог. Наручники не сняли, так что нам оставалось только стоять на ногах, прислонившись к стене, и ждать приезда комендатуры с автоматами.

А этот сержант вполне мог свалять дурака и вызвать машину с караулом только на следующее утро, когда кэп сам позвонит коменданту и сообщит о внеплановой задержке двух старшин первой статьи в очередном увольнении.

– Надо же было так влипнуть, елы-палы, – причитал Сергей, рассматривая нацарапанные на стенах надписи. – Кто нас просил ввязываться не в свое дело? Правильно говорят – ни один добрый поступок не остается безнаказанным!

– А ты хотел бы познакомиться с той, что с длинными волосами? – небрежно спросил я.

– Еще бы! – усмехнулся Сергей. – Ты видел, какие у нее ноги?.. Да и личико… И вообще, она просто конфетка шоколадная! Я балдею от загорелых девчонок с белыми волосами!..

– Тогда достань из заднего кармана брюк номер ее телефона и балдей дальше, – сказал я равнодушным голосом.

Павлов встрепенулся, словно его ужалила пчела.

– Чего?! Ты это о чем, дружище?

– О том автобусном билете, который успела засунуть тебе в карман та самая блондинка в награду за неслыханный героизм по защите ее девичьей чести.

– Да как же я посмотрю номер, если у меня руки в браслетах?! – взорвался мигом проникший в тему Хаммер. – Слушай, Глеб, давай я достану, а ты мне покажешь, а?

Серега не без труда извлек из заднего кармана билет.

Я подошел к нему задом, взял на ощупь бумажку и попытался расправить, чтобы можно было прочитать надпись.

Хорошо мы, наверно, смотрелись со стороны!

– Здесь ничего нет, – наконец раздался позади меня разочарованный голос друга. – Может, на обороте?..

Я перевернул билет.

– Ага! Вижу! – воскликнул Серега радостно. – Очень плохо написано. Видимо, малышка торопилась.

– Понятное дело, торопилась. Однако долго мне еще стоять в такой интересной позе?

– Да подожди ты, ничего с тобой не случится! – нетерпеливо ответил Хаммер, вероятно с тщательностью Шерлока Холмса пытаясь расшифровать начирканные авторучкой цифры. – Две я уже пробил, осталось еще пять… По-моему, третья цифра «семь»! Или… один?

– Ты у меня спрашиваешь? – злился я. – Ты имя-то хоть прочитал?

– Нет тут никакого имени, только номер телефона, – ответил, погрустнев, Павлов. – Но все-таки зацепка имеется, как ни крути!..

– У меня предложение, – с трудом сдерживая нетерпение, сказал я. – Давай засунем этот чертов талончик обратно в твой карман, а потом, когда нас освободят от наручников, ты сам спокойно во всем разберешься. Лады?

– Хорошо, хорошо, – не слишком обрадовавшись, согласился Сергей, и мы снова повторили процедуру передачи билета. Он развернулся ко мне спиной, нащупал сначала мои браслеты, затем – талончик, взял его и положил в задний карман своих белых льняных брюк.

Потом мы опять повернулись лицом друг к другу…

Глава одиннадцатая
Старый ювелир

Хозяин ювелирной мастерской сидел в своем рабочем кабинете, обхватив руками голову.

Почему-то именно сейчас, когда ему перевалило за семьдесят пять, Натан Львович Канторович все чаше погружался в воспоминания, в события полувековой давности.

Казалось, уже все перегорело, быльем поросло, ан нет – перед глазами снова вставала Алина, единственная из женщин, которую он действительно любил, как теперь, с высоты прожитых лет, стало окончательно ясно…

Вспоминалось и другое… Впрочем, это «другое» никогда и не уходило из памяти…

Ювелир взял со стола отремонтированный перстенек с сапфиром и открыл массивный сейф, положив в него золотую безделушку и достав оттуда старую папку с пожелтевшими листами бумаги. Раскрыл ее в одному ему известном месте.

В несчетный раз за последние несколько десятков лет он брал калькулятор и вычислял текущую стоимость тех драгоценностей, что значились в его описи в зашифрованном виде. Если брать по максимуму, то вырисовывалась сумма в шесть с половиной миллионов долларов…

Натан Львович невольно испустил протяжный стон…

Полвека назад, во время ленинградской блокады, к нему обратился с заманчивым предложением его хороший знакомый – точнее, хороший знакомый его погибшего на фронте отца – Михаил Фридман. Тот занимал какой-то высокий пост в продовольственном комитете города и имел практически неограниченный доступ к продуктовым складам Ленинграда.

Суть предложения была проста, как прямая линия. Фридман достает продукты – сахар, тушенку, хлеб, – а Натан меняет их на драгоценности умирающих от голода людей. Дело в том, что молодой Канторович уже тогда слыл не последним человеком на рынке ювелирных изделий и имел множество клиентов.

Передавать же продовольственные раритеты непосредственно Натану будет помощник Фридмана Тарас Шкавро.

Ухватистый Канторович, которому к тому времени самому было впору менять собственные драгоценности на съестное, сразу уцепился за эту идею. Дело не выглядело слишком опасным – властям Ленинграда, попавшего под чудовищный пресс германской военной машины, было не до каких-то там спекулянтов.

Однако крайним Натан оставаться все-таки не хотел. И у него возникла недурная мысль – привлечь к обменным операциям свою близкую подругу Алину.

Встречное предложение Канторовича не пришлось, однако, по душе Фридману, который считал – чем больше людей участвует в деле, тем выше вероятность разного рода неприятностей. А когда начпрод узнал, что Алина живет в коммуналке, его возражения приобрели категорический характер.

Но Натан решительно не желал засвечивать ни себя, ни свою квартиру. В коммуналке Алины, объяснял он Михаилу Фридману, остался только один человек. Причем сосед – личность интеллигентная, искусствовед. Днюет и ночует у себя на работе, в Эрмитаже. А ежели что – заткнуть ему рот горбушкой хлеба будет не сложно.

С молодыми симпатичными девушками, убеждал партнера Натан, люди охотнее идут на контакт, не так болезненно будут реагировать на утраченные реликвии. Да и, кроме всего прочего, он, Канторович, работает на оборонном заводе, и времени для бизнеса у него крайне мало.

В конце концов Фридман снял свои возражения.

Но еще большие проблемы возникли с другой стороны.

Комсомолка Алина Норкина наотрез отказалась заниматься «таким грязным делом». И, как ни уговаривал любимую девушку Натан, рисуя грандиозные послевоенные перспективы их совместного безоблачного будущего в случае ее участия в деле, та – ни в какую.

Но…

Девушка попросту голодала. Она устроилась санитаркой в госпиталь, но продовольственные карточки, положенные за эту работу, отоваривались скудно. А когда она их потеряла…

Как только Алина бросила службу на медицинском поприще и приняла предложение приятеля, на неформальную группу товарища Фридмана обрушился золотой дождь. Дореволюционные старушки меняли свои фамильные драгоценности, не одно столетие передававшиеся из поколения в поколение, на ничтожные порции хлеба.

Однако положение на Ленинградском фронте принимало дурной оборот. Трио мужчин пришло к выводу, что город может быть взят тевтонцами. И тогда было принято решение об эвакуации нажитого добра в заранее обговоренное место.

Ящик с драгоценностями погрузили на буксир и повезли за пределы блокадного кольца в сопровождении Фридмана и Шкавро…

После чего оба подельника исчезли без следа.

Когда Натан рассказал обо всем Алине, с ней случилась истерика. Она наотрез отказалась поверить своему другу. Неразлучная пара рассорилась – и, как выяснилось, навсегда…

Спустя много лет вполне обеспеченный и без блокадной коммерции ювелир Канторович, движимый исключительно сентиментальными чувствами, позвонил Алине. Она, узнав его голос, бросила трубку.

Позвонил еще раз. С тем же результатом.

Годы и годы тянулась эта история. Натана Львовича, так и оставшегося холостяком, ностальгически тянуло к своей давней любви. Но Алина так и не смогла простить ему «обмана» с блокадным золотом.

Наконец, решив, что надо все-таки окончательно объясниться хотя бы перед смертью, Канторович пишет госпоже Норкиной почти отчаянное послание, где снова утверждает, что совершенно не виноват в «известном ей инциденте блокадных времен», и предлагает договориться о встрече. Пусть Алина хотя бы не бросает трубку, когда он позвонит…

Все попусту…

Нелегкие воспоминания Канторовича прервал стук в дверь. Вошел работник его мастерской, принимающий заказы:

– К вам некий господин. Он предъявил удостоверение подполковника ГУВД.

Натан Львович вздрогнул. По роду своей деятельности он, естественно, не питал симпатии к милиции.

– Зовите.

Бесцеремонно оттолкнув плечом работника мастерской, в кабинет вошел здоровяк лет сорока пяти. Его могучую шею пересекал косой шрам…


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.

Читателям!

Оплатили, но не знаете что делать дальше?


Популярные книги за неделю


Рекомендации