Текст книги "Фраера"

Впервые в жизни держа в руках такие деньги, мы с Сергеем просто ошалели от свалившегося на нас счастья, особенно если вспомнить, что в самое ближайшее время наш капитал мог увеличиться в энное число раз.

Походы по магазинам с утра до вечера – вот каким было наше основное занятие. В течение сорока восьми часов Хаммер умудрился приобрести столько всяких вещей, что голова шла кругом.

В снятой им квартире на Большой Монетной появился телевизор «Сони» с экраном семьдесят два сантиметра, что для девяносто третьего года считалось крутостью просто неимоверной.

Все трое – я, Павлов и его красавица Ирочка – полностью сменили гардероб, включая даже шнурки на ботинках.

Невеста моего приятеля сверкала, как один сплошной бриллиант. Впрочем, и на нас с Хаммером теперь обращали внимание не только из-за широких плеч и квадратных подбородков – мы меньше всего походили на уволившихся с государевой службы только полгода назад дембелей. Скорее – на скороспелых мафиозных дельцов.

Что касается машины, то ее Павлов собирался купить сразу же, как только завершится грандиозная сделка при посредничестве старика из мастерской «Агат». Мы планировали начать организацию серьезного бизнеса, а какие же бизнесмены без машины? На данный момент последняя модель «Жигулей» казалась нам самым престижным и доступным видом четырехколесной роскоши.

Правда, теперь, на заре «либеральных реформ», уже сверкали своими перламутровыми и прочими моментально бросающимися в глаза боками иномарки. Среди них даже попадались так обожаемые Хаммером серебристые «мерседесы».

Но мы и подумать не смели о приобретении по совершенно космической цене такого средства передвижения. Самое меньшее, что могло нас ждать на следующий же день после покупки иностранного «тазика», – его отсутствие на том месте, где он был оставлен. В худшем случае одного из нас спустя несколько месяцев нашли бы в загородном карьере.

Поэтому, как Серега ни переживал из-за «чудовищной несправедливости», выбор был остановлен на отечественной «девятке». Правда, Павлов пообещал навернуть ее всеми мыслимыми и немыслимыми прибамбасами и причиндалами.

Мне же не было смысла обзаводиться персональными колесами, так как я все еще жил на квартире у друга, да и передвигались мы во всех направлениях исключительно вместе. Поэтому я ограничил свои покупки одеждой, швейцарскими часами, фотоаппаратом «Нэк» и отправил по почте посылку с подарками домой.

Оставшиеся деньги сложил в коробку из-под электробритвы и стал совершенно серьезно подумывать, куда я буду класть те несколько пухлых пачек, которые в самом скором времени перейдут в мою собственность.

Мы позвонили в мастерскую, и старик сообщил, что завтра в половине двенадцатого нас будут ждать «заинтересованные предложением» люди.

Хаммер пребывал в прекрасном расположении духа, постоянно шутил, и с его мужественного лица ни на секунду не слезала благодушная улыбка.

– Еще немного, еще чуть-чуть, последний бой – он трудный самый! – напевал он себе под нос.

Вечером, накануне посещения «Агата», мы втроем забурили в ресторан гостиницы «Прибалтийская». Ели лангусты в белом вине, блины с икрой, пили медовый сбитень и сок гуавы и чувствовали себя никак не меньше чем послами иностранной державы на приеме у императора Петра Алексеевича.

Подъезжая к мастерской, мы еще издали заметили припаркованные возле входных дверей две черные «Волги».

– На машинах очень интересные номера… – заметил я как бы между прочим.

– Вижу, – кивнул Хаммер. – Это машины из автобазы мэрии.

– А это значит… – Я пристально посмотрел на Сергея.

– Только то, что именно у таких людей могут водиться необходимые для покупки большой партии товара деньги. И только они, проворачивая подобные делишки, могут чувствовать себя совершенно безнаказанными, даже не стесняются служебных автомобилей!

– Возможно, ты прав, – бросил я, когда нанятый нами частник остановился в десяти метрах от входа в «Агат». – Но вполне возможно, что и нет. Тогда мы с тобой влипли по самые гланды, старик.

– Бог не выдаст, свинья не съест, – отозвался Павлов, протягивая водителю деньги и выпрыгивая из видавшего еще первую мировую «Москвича».

Спустя минуту мы уже нырнули в мастерскую, где нас опять встретил дядюшка Соломон, при взгляде на двух молодых людей в модном прикиде растянувший свои пухлые бескровные губы в тонкую линию.

– А-а, ребята! Вы прямо как банкиры, приятно смотреть! – захлопотал ювелир и жестом указал на уже знакомую нам дверь. – Проходите, вас ждут, – и он сразу уткнулся в неизменную газету.

Я прошел вслед за Хаммером во внутренние помещения и остановился за его спиной возле кабинета владельца мастерской.

Доносившиеся из-за двери голоса тотчас смолкли, были слышны лишь бормочущее что-то себе под нос радио и приглушенный шум автомобильного потока на Каменноостровском проспекте.

– Пошли? – практически одними губами шевельнул Сергей и толкнул выкрашенную белой краской дверь.

В полумрак коридора ворвался сквозь дверной проем поток яркого дневного света.

Мы зашли в кабинет и остановились, внимательно разглядывая присутствующих.

Они в свою очередь не сводили с нас глаз. Их было четверо, если не считать старика ювелира, с очевидной, но непонятной для нас нервозностью ерзающего на обтянутом кожей старом дубовом стуле.

– Добрый день, молодые люди! – нарочито любезно поздоровался хозяин мастерской. – Проходите, присаживайтесь.

Я опустился на жесткий деревянный стул и стал разглядывать приехавших в двух мэрских «Волгах» покупателей. Примерно тем же самым занимался и Павлов, старательно и неторопливо раскуривая сигарету.

Двое ближних – безусловно охранники, внешне очень напоминающие нас с Хаммером, только чуть коренастее. Судя по носам – или бывшие боксеры, или представители какого-либо вида восточных единоборств, подрабатывающие шкафами у богатых папиков.

В руке одного из них – черный пластиковый кейс с шифрованными замками. Внутри, надо полагать, деньги.

Оба, в отличие от сидящих на стульях хозяев, стоят по стойке «смирно» и буквально испепеляют нас глазами. Напугать, что ли, хотят, глупенькие?

Один из покупателей, что сидел поближе к дверям, – очень походил на французского актера Жана Маре. Одет дорого, со вкусом, на одном из пальцев левой руки массивный золотой перстень с зеленым сердоликом.

Этот явно не имеет к мэрии никакого отношения. Слишком крутым, по сравнению с номенклатурными боссами, выглядит данный господин. К тому же шрам на шее… Не свидетельство ли это борьбы за выживание в одной из многочисленных зон где-нибудь в Архангельской области? Все возможно. Взгляд цепкий, настороженный, но явно дающий понять, что обладатель этого взгляда не привык, чтобы тон в игре задавал кто-то другой. Скорее всего, он и есть главный среди двух папиков.

Второй, расположившийся чуть поодаль, – типичный управленец. Надменное лицо, толстые лоснящиеся щеки и выражение такое, словно сейчас встанет и ленивым голосом произнесет, подавляя зевоту: «Сегодня я занят, гражданин. Запишитесь на прием у моего секретаря, на конец следующей недели».

Этот только и умеет, что отдавать приказания и рапортовать об успехах строительства социализма.

Знакомая картина – зажравшийся чиновник и криминальный авторитет. Один тупой, но богатый, а другой умный, ориентирующийся в обстановке и желающий снять правильный гешефт с покупателя. И кстати, богатый ничуть не меньше.

Я взял сигарету и присоединился к создающему дымовую завесу Хаммеру, не сводя глаз с сидящих напротив мужчин.

Наконец тот, что был со шрамом на шее, заговорил. Голос его подходил к внешности как нельзя лучше – глубокий, властный, не слишком громкий, как у серьезного и знающего цену каждому произнесенному слову человека.

– Нам сообщили, что у вас есть что продать. А мы хотим это у вас купить. Если вы не против, можем начинать. Ювелир будет давать реальную цену каждой вещи, мы платим вам семьдесят пять процентов от ее стоимости. Потом переходим к следующей.

– Не слишком ли большой процент сброса? – спокойно спросил Сергей, глядя говорящему прямо в глаза.

– Не маленький, верно, – кивнул собеседник. – Но мы берем все, что у вас есть. Килограмм, десять, сто… Сколько есть, столько и возьмем. А за опт, как известно, можно скинуть даже половину. Но мы не жадные, поэтому ограничимся двадцатью пятью процентами.

– Как думаешь, согласиться? – Павлов повернулся ко мне. – Или скинем в другом месте?

Он явно ломал комедию, так как нам предложили гораздо большую цену, чем мы могли рассчитывать, и думать было совершенно не о чем. Я просто не мог отвести глаз от дипломата с деньгами. Но и публично демонстрировать радость тоже не имело смысла.

Аккуратно стряхнув пепел в пепельницу в виде черепа и секунду «подумав», сказал:

– Цена приемлемая, вопросов нет. Поехали, – и смяв сигарету, достал из внутреннего кармана матерчатый мешочек, где находилось около пятисот граммов изделий из золота, в основном монеты. Вытащив одну из них, я положил ее перед ювелиром.

– Две тысячи долларов, – сказал он, после полуминутного осмотра при помощи линзы. – Вещь, несомненно, подлинная.

– Запишите, – кивнул, соглашаясь, «бюрократ», и один из охранников, достав из кармана калькулятор, быстро пробежался по кнопкам похожими на сардельки пальцами.

Хаммер вынул блокнот и чирканул в нем шариковой ручкой.

Я снова выложил на стол вещицу, на сей раз – брошь, выполненную в виде розы. И тут я заметил, как вздрогнул ювелир.

– Триста долларов, – произнес он после секундного замешательства. – Ценности особой не представляет.

– Согласен, – бросил Хаммер и снова записал что-то в блокнот…

Минут через сорок, когда у меня от напряжения взмокла спина, в кабинет тихо постучали. Старый ювелир разрешил войти, и в проеме появился Соломон, с двумя полуторалитровыми бутылками минеральной воды.

Мне тут же захотелось пить. Вернее, захотел я уже давно, но был так увлечен процессом торга, что мысли блуждали где-то совсем в иной стороне.

– Спасибо, Соломон, очень кстати. – Хозяин кабинета взял бутылки, прикрыл дверь, заперев ее на ключ, и, достав из стола стаканы, разлил в них кристально чистый, пузырящийся от газов напиток. – Прошу вас, господа.

Судя по быстро опустевшим стаканам, жажда мучила не только меня. Покончив с этим, мы снова продолжили.

– Тысяча восемьсот долларов, – ювелир положил обратно на стол очередную монету. – На внешней стороне имеется царапина.

– Хорошо, – кивнул Сергей, и в колонке цифр появилась новая запись.

Когда процесс оценки и подсчетов был окончен, я посмотрел на часы и удивился – четыре часа пролетели как одна минута. Участники сделки порядком устали. Охранники же, простоявшие все время на ногах, вообще выглядели как выжатые лимоны.

– Сколько всего получается? – тихо спросил мужчина со шрамом у одного из шкафов.

Я готов был поспорить, что он и сам мысленно плюсовал каждую цифру, а интересовался для проверки.

Когда громила, быстро ткнув пальцем в кнопку, пробасил: «Пятьдесят две ровно», «Жан Маре» сразу же кивнул и перевел взгляд на нас с Сергеем, вопросительно подняв брови.

– С учетом двадцати пяти процентов минуса таки выходит, – ответил Хаммер, пряча блокнот в карман. – Все точно.

«Бюрократ» достал чистый носовой платок и промокнул блестящую от пота лысину.

– Хо-ро-шо, – едва заметно нахмурил лоб человек со шрамом, а потом взял из руки охранника кейс, и на обшарпанную поверхность двухтумбового стола одна за другой стали ложиться перетянутые банковской лентой с надписью «Внешэкономбанк» пачки американских долларов.

Ни я, ни Павлов таких денег никогда в глаза не видели, поэтому нам стоило немалых усилий изображать из себя прожженных асов зарождающегося капитализма. Хотя, судя по выражению лица моего друга, выходило это у нас не слишком хорошо. Его волевой фэйс покрылся пятнами и потемнел от напряжения, а пальцы едва заметно дрожали.

– Пятьдесят одна, пятьдесят две. Все, – закончил отсчет покупатель и предложил: – Пересчитайте.

Я достал складывающуюся сумку, расстегнул молнии, в результате чего она увеличилась раз в десять, и смахнул туда десять упаковок пятидесятидолларовых и две пачки десятидолларовых купюр, снова закрыл сумку, повесил себе на плечо и сказал:

– Все в порядке.

Хаммер, подтверждая мои слова, молча кивнул.

– В таком случае я хотел задать вопрос, – вмешался в разговор деятель мэрии. – Есть ли у вас еще подобный товар? Мы могли бы купить его на прежних условиях.

– Возможно, – пожал плечами Павлов, снова доставая сигарету. Он курил, практически не переставая, все четыре часа. – Мы свяжемся с хозяином мастерской и договоримся о встрече.

– Хорошо, – согласился, вставая, двойник Жана Маре. – Только учтите – наше предложение действует всего четыре дня. Если надумаете – дайте нам знать не позднее чем послезавтра. – Он посмотрел на старика, жадно потягивающего минералку: – С вашего разрешения мы пойдем.

Ежу было понятно, что ювелир в этом деле не более чем пешка, но папик терпеливо дождался, пока старый хрен не приговорит остатки воды, не поставит стакан на стол и, разведя руки в стороны, не произнесет:

– Как скажете, господа, как скажете!.. Я свое дело выполнил.

– Это точно, – устало ухнул «бюрократ», следуя за своим спутником и охранниками к выходу. – Если что, вы знаете мой номер телефона. Всего доброго. – И он, с трудом протиснувшись через настежь распахнутую дверь, скрылся в коридоре. Какое-то время из-за прикрытой двери еще раздавалось его сопение и шаги, а затем все стихло.

Ювелир тяжело обрушился на привычное место за столом, опустил подбородок на ладони и молча уставился в окно.

Я открыл сумку, отсчитал положенные по договору восемь процентов комиссионных и положил их перед стариком.

– Ваши деньги, возьмите. – Молния скрипнула, и сумка снова повисла на моем плече. – Спасибо за помощь.

– Вам спасибо, – вяло улыбнулся ювелир. – Давно у меня не было такой напряженной и интересной работы. Да и прибыли такой – тоже! – Он тихо засмеялся, но через секунду снова стал серьезным. – Надеюсь, вы еще позвоните?

– Поживем – увидим. – Хаммер поднялся со стула и расправил плечи. – Пойду поймаю такси.

Вернулся он очень быстро, мы попрощались со стариком и вышли…

Брошь в виде розы с вкраплением мелких полудрагоценных камней Натан Львович узнал сразу. Но, даже обнаружив на обратной стороне изделия хорошо ему известное клеймо мастера Морозова, сомневался. Возможно ли такое чудо?!

Но потом, когда в его руках оказался браслет со стилизованным изображением кобры, сделанный ювелиром лично и отправленный за линию блокады вместе с остальными драгоценностями, он окончательно убедился в том, что каким-то немыслимым образом вся блокадная коллекция оказалась в руках двух мальчишек, даже не представляющих себе ее истинную ценность!..

Хотя и они оказались не так глупы – принесли лишь самое простое, оставив у себя главные козыри в виде бриллиантового колье общим весом в двадцать пять карат и многих других ювелирных изделий восемнадцатого, девятнадцатого и начала двадцатого века.

Вторым, куда менее приятным, сюрпризом стало для ювелира прибытие на сделку вместе с хорошим знакомым из мэрии того шантажиста, что отобрал у него деньги и убил, как он сам сказал, Алину. Видимо, Пахом ведет дружбу с уголовниками и в целях безопасности попросил «подполковника» сопровождать его…

Знал бы этот бандюга, что золото, которого он домогался, находится у него под носом! Похоже, и остальная часть сокровищ здесь, в Питере, где-то совсем рядом! И только двое точно знают – в каком именно месте…

Выведать у них тайну и снова овладеть целым состоянием – вот что следует сделать ему, их единственному оставшемуся в живых владельцу! И он добьется своего, чего бы это ни стоило…

Старик залпом допил остатки минеральной воды, приложившись губами прямо к узкому горлышку пластмассовой бутылки, а потом, бросив ее в корзину для мусора, потянулся за телефонной трубкой.

Он уже сообразил, кто сможет ему помочь восстановить утраченное полвека назад статус-кво.

Напротив входа в «Агат», на другой стороне Каменноостровского проспекта, расположилась зеленая «пятерка». В ней сидели двое плотного сложения парней в джинсовых костюмах.

У одного из них под синей хлопковой тканью, рядом с сердцем, находился втиснутый в портативную спецкобуру пистолет «беретта». В руке другого была рация.

Они не спускали глаз с ювелирной мастерской.

Как только из нее вышла парочка молодых фраеров в модном и дорогом прикиде и села в «жигуленок» первой модели, зеленая «пятерка» пристроилась за ними.

Один из ребят тут же стал что-то оживленно наговаривать по рации. Второй то и дело поправлял давящую на ребра кобуру.

В глазах обоих преследователей светился азарт, и они были полны решимости довести свое дело до логического конца. В противном случае босс никогда бы им не простил допущенной оплошности. Парням очень хотелось угодить ему, поэтому они были готовы на все.

Мы уже почти доехали до Большой Монетной, когда таксист, в очередной раз взглянув в зеркало заднего вида, сказал:

– По-моему, парни, за вами хвост.

– Что?! Вот падлы, обуть нас хотят! То-то, я думаю, все идет слишком гладко… – Сергей мельком бросил взгляд на словно привязанную сзади такси зеленую «пятерку», а потом громко скомандовал, тронув водилу за руку: – Гони, братан, как можно быстрее. Уйдем – плачу пятьсот баксов.

– Мамочки мои! – воскликнул таксист. – Да я за такие деньги Родину продам! – И, взревев мотором, «копейка» стремительно ушла в отрыв.

Когда преследователи опомнились, нас уже разделяло не менее сорока метров. А я так и не понял, серьезно говорил водила насчет Родины или он просто пошутил.

Погоня, надо сказать, получилась что надо! На какой-то момент я даже забыл об угрожающей нам опасности. Меня так увлек сам процесс, что адреналин вбрасывался в кровь лошадиными дозами.

Хаммер постоянно давал команды водителю: «Сверни направо», «Давай во двор, там можно проехать» и тому подобное.

«Жигуленок» дрожал всем своим железным телом, двигатель захлебывался, рулевые тяги скрипели и готовы были развалиться, бросив машину на ближайшую стенку, но значительно оторваться от следующей почти по пятам «пятерки» нам никак не удавалось.

Когда мы в очередной раз с начала гонки свернули в сквозной двор, раздался выстрел, заднее стекло такси превратилось в зияющую дыру, и тысячи осколков разлетелись по всему салону.

Мне поцарапало щеку, из нее сразу же побежала кровь, как-то на удивление сильно для такого пустякового пореза.

– Ты ранен?! – крикнул Серега, и в его глазах сверкнул неподдельный страх. – Суки, я их своими руками задушу…

– Так, пустяки, – еще не окончательно разобравшись в ощущениях, я, как герой из фильмов про войну, – стойко покачал головой. – Такие раны заживают еще до свадьбы.

– Гони, командир, мать твою!.. Уйдем – получишь штуку! – рявкнул Павлов, но его призыв был уже излишен.

Разлетевшееся вдребезги стекло подействовало на таксиста очень эффективно. «Жигуленок» рванулся на улицу с односторонним движением и помчался вперед, пронзительно гудя сигналом.

Зеленая «пятерка» в точности повторила наш маневр, но несколько отстала.

Встречные автомобили шарахались в стороны, прижимаясь к бордюру. Водила со знанием дела лавировал в потоке машин, лишь однажды зацепив бампер нового сверкающего «Москвича». Я успел заметить, как этот бампер, отлетев в сторону, выбил стекло в одном из окон первого этажа.

Когда мы со свистом пересекли рельсы, я невольно перекрестился, так как, промчись мы тремя секундами позже, обязательно получили бы сокрушительный удар в правый бок от идущего на хорошей скорости трамвая.

Эта участь, как выяснилось, была уготована нашему хвосту. Удар оказался такой силы, что я рефлекторно зажмурился. Потом раздался взрыв, и место аварии превратилось в самый настоящий факел.

Такие картины мне доводилось видеть только в американских боевиках, но и там не покидало ощущение бутафорства происходящего. Сейчас все было на самом деле – и удар, и взрыв, и пронзительные истерические крики невольных очевидцев трагедии.

И все это – практически в самом центре города.

– Картина Репина «Приплыли», – усмехнулся Хаммер. Отчаяние на его лице практически моментально сменилось удовлетворением. – Прямо в дамки!.. Тормози, мастер, мы выходим!..

Таксист, белый как мел, тут же нажал на педаль, и машина, нелепо развернувшись чуть ли не поперек дороги, остановилась.

– Старик, расплатись с человеком, – бросил, выходя, Павлов, не отрывая взгляд от места столкновения трамвая с «пятеркой».

Он нащупал в кармане сигареты и быстро сунул одну из них в рот. Глубоко затянулся едким дымом «Кэмела».

Я нашел в сумке пачку десятидолларовых купюр, хотел уже было протянуть ее водиле, но потом разделил на глаз примерно пополам и ту, что оказалась меньше, дал таксисту. Здесь с лихвой хватит и на новое стекло, и на моральный допинг невольно втершемуся в дрянное дело мужику.

Он сидел ни живой ни мертвый, каким-то безумным взглядом посмотрел на деньги, вдруг очутившиеся в его мозолистой руке, и совершенно неожиданно тихо заплакал. Нервное напряжение последних десяти минут прорвалось наружу вместе с солеными каплями, стекающими по шершавому лицу сорокалетнего мужчины и превращающимися в бесформенные кляксы на резиновом коврике у него под ногами.

– Думаю, вам лучше уехать, – сказал я и вышел из машины, громко хлопнув дверцей.

Водила несколько очнулся и безразличным движением сунул деньги в бардачок, не обращая внимания на несколько выроненных купюр. А потом запустил мотор, до отказа выжал педаль газа и, оставив на асфальте черные следы от пробуксовки, скрылся из виду за ближайшим поворотом.