Текст книги "Разведчики и резиденты ГРУ"

ДВА ГОДА ВО ГЛАВЕ РАЗВЕДКИ: СЕМЁН ПЕТРОВИЧ УРИЦКИЙ

Семён Петрович Урицкий родился 18 марта 1895 года в городе Черкассы Киевской губернии в семье мелкого служащего – агента по заготовке и продаже льда. В начале 1900 года семейство Урицких переехало на жительство в Одессу. Среди родных Семёна Петровича уже в те годы царили весьма революционные настроения. После революции отец его служил в Особом отделе ВЧК и был убит при исполнении служебных обязанностей в 1919 году. Брат отца, Моисей Соломонович Урицкий, стал первым председателем Петроградской ЧК и был убит в 1918 году. Двоюродный брат и тезка Семена, очень похожий на него, Семен Борисович Урицкий, в 20-е-30-е годы редактировал «Гудок» и «Крестьянскую газету». Оба родных брата впоследствии тоже стали большевиками. А жизнь будущего комкора складывалась так.

Начиная с 1906-07 годов материальное положение семьи, в которой было пятеро детей, становится все хуже и хуже. Отец по характеру своему был правдоискатель, всюду искал справедливости, протестовал и, как следствие, постоянно был без работы.

До 1909 года Семен учился в Одесском казенном училище, но потом, не закончив 4-й класс, вынужден был бросить учебу и пойти работать. Он был сначала «мальчиком на побегушках», а с 1910 – упаковщиком ящиков и приказчиком на химических аптекарских складах. И тогда же включился в революционное движение, за что 2, 5 месяца провел в тюрьме.

В июне 1912 Семён Урицкий был принят в партию Одесской группой РСДРП(б). Он распространяет газету «Правда» и сам пишет для неё заметки, участвует в демонстрациях и собраниях, занимается агитацией.

В августе 1915 года, в разгар Первой мировой войны, Семен был призван в армию и попал в 12-й драгунский Стародубский полк, который располагался в г. Новогеоргиевске под Кременчугом. По заданию партии солдат Урицкий вел там организационно-агитаторскую работу. Обстановка в полку была для этого нелегкой, и лишь в 1916 году ему удалось собрать маленькую группу революционно настроенных солдат. Грянула февральская революция, и Урицкий был избран командиром эскадрона.

В мае 1917 он переведен на Румынский фронт в 44-ю отдельную телеграфную роту, где избран председателем ротного комитета, а после Октябрьской революции начальником красногвардейской дружины.

С развалом фронта Урицкий отправился в Одессу, где стал одним из организаторов Союза социалистической рабочей молодежи и его боевой дружины, начальником отряда одесской Красной Гвардии. Из одесского комсомола того времени вышли такие известные деятели, как один из руководителей КИМ и РКСМ, сотрудник военной разведки, писатель, журналист и дипломат Оскар Тарханов, комсомольский и партийный работник Самуил Эйнгорн, его брат – чекист-разведчик, работавший в Италии и США, Абрам Эйнгорн, известные одесские чекисты, взявшие «географические» псевдонимы – Борис Юзефович-Северный, Иосиф Горенюк-Южный и Семён Кессельман-Западный.

После установления в городе Советской власти Урицкий занял должность помощника инспектора кавалерии Одесского военного округа.

С марта 1918-го, когда Одесса, как и вся Украина, была оккупирована австро-германскими войсками, Урицкий воюет на фронтах гражданской войны: в качестве комиссара кавалерии 3-й Украинской армии и начальника боевого участка Поворино на Царицынском фронте.

В августе он назначается на первый свой пост в военной разведке – военным агентом (позднее они и у нас стали называться военными атташе) советского Генерального консульства в Одессе. Официальное присутствие советских граждан в городе правительство гетмана П. Скоропадского и немцы терпели недолго. По обвинению в вербовке людей для Красной Армии Семён Петрович и генеральный консул были арестованы и в октябре высланы в Советскую Россию.

В Москве Урицкий возглавляет Московский окружной военный контроль (т.е. военную контрразведку округа). Когда в декабре все органы военного контроля, которые ранее подчинялись Региструпру Полевого штаба РВСР, были переданы в ВЧК, Урицкого направляют на учебу в Академию Генерального штаба. Но в мае 1919-го его отзывают из Академии и назначают на Южный фронт старшим помощником начальника штаба 58-й стрелковой дивизии.

В середине августа 1919 года дивизия под командованием И. Ф. Федько, сражаясь с деникинцами, обороняла район Херсон-Николаев-Вознесенск. И в этот момент махновские агитаторы спровоцировали выступление бойцов из тыловых подразделений, внушив им, что большевики отступают потому, что не хотят защищать Украину. Начдив Федько и комиссар Михелович были арестованы, им обоим грозила смерть. В этой ситуации Семён Петрович Урицкий поднял по тревоге батальон связи, вывел его к захваченному махновцами бронепоезду и отбил у озверевшей толпы начдива и комиссара. Мятежники разбежались, управление дивизией было восстановлено, и Федько отвел её к Вознесенску, где дивизия вошла в состав Южной группы войск, вместе с которой совершила четырехсоткилометровый поход по тылам врага.

Находчивость С. П. Урицкого при спасении начдива и комиссара была отмечена в приказе Реввоенсовета республики. Приказ целиком посвящался молодому красному командиру, награжденному за этот подвиг орденом Красного Знамени. Урицкий, говорилось в приказе, «неоднократно доказывал свою преданность в борьбе с врагами Рабоче-Крестьянской Республики».

В октябре 1919 года, при штурме Киева, Урицкий был тяжело ранен и контужен, полгода лечился в госпиталях Москвы и Одессы и в мае 1920 года назначен командиром и комиссаром Отдельной кавалерийской бригады Южного фронта. Несколько дней побыв в августе временно исполняющим обязанности начальника оперативного (агентурного) отделения Региструпра, он возвращается на фронт в свою бригаду, вместе с которой громит в Крыму Врангеля.

В декабре 1920-го Урицкого вновь посылают на учебу в Академию Генштаба РККА. Узнав о мятеже в Кронштадте в марте 1921, слушатели Урицкий и Федько просятся на фронт. Их назначают в 187-ю бригаду – Семёна начальником штаба, а Ивана командиром бригады. Они участвовали в штурме мятежного города и были награждены орденами Красного Знамени в апреле того же года.

Кроме того, Петроградский Совет наградил Урицкого именными золотыми часами.

В мае 1921 года Урицкий приезжает в Одессу и 28 числа принимает у бывшего балтийского моряка П. Е. Дыбенко командование Одесским укрепрайоном. Но уже в сентябре отзывается в Москву в Военную академию РККА, которую, согласно документам, заканчивает 25 сентября 1922 года с оценкой «весьма удовлетворительно». Между тем, уже с мая 1922 года он состоит в распоряжении Разведотдела – Разведупра Штаба РККА и до мая 1924-го находится на нелегальной работе во Франции, Германии и Чехословакии.

Вернувшись из-за рубежа, Урицкий занимает ряд должностей в войсках и военно-учебных заведениях: помощник начальника, начальник и военком Московской пехотной школы им. М. Ю. Ашенбреннера, а также Одесской пехотной школы (1924-1927), командир и комиссар 20-й стрелковой дивизии Ленинградского военного округа (1927-1929), заместитель начальника штаба Северо-Кавказского военного округа (1929-1930), участвовал в подавлении восстания в Чечне. В 1928-1929 годах окончил армейское отделение Курсов усовершенствования высшего командного состава. Командовал 8-м и 6-м стрелковыми корпусами Украинского военного округа (1930-1931), был начальником штаба Ленинградского военного округа (1931-1932), командиром и комиссаром 13-го стрелкового корпуса Приволжского военного округа (1932-1934). На излете советско-германского военного сотрудничества побывал в Германии во главе военной делегации (1932-1933), уже после прихода Гитлера к власти, с последней группой командиров РККА находился на учебе в Штутгарте (март – июнь 1933). С июня 1934-го – заместитель начальника Управления механизации и моторизации – Автобронетанкового управления РККА.

В апреле 1935 года следует новое назначение: Центральный Комитет ВКП(б) и руководство Наркомата обороны выдвигают С. П. Урицкого на должность начальника Разведывательного управления РККА. А в ноябре того же года ему присвоено звание комкора.

«Загруженный до предела этой работой, Семён Петрович не замыкался в ней. Он изучал высшую математику, физику, астрономию. Владел французским и польским языками, знал немецкий. Досуг отдавал литературе. Он много писал, его рассказы печатались в журнале „30 дней“ и других изданиях. Будучи в Германии в 1931-1932 годах, он задумал большой роман о германской военщине и написал его. Редактировал роман известный советский писатель Петр Павленко, с которым Семёна Петровича связывала тесная дружба. В кругу его близких знакомых были также Михаил Кольцов, комсомольские руководители Александр Косарев и Дмитрий Лукьянов, известный писатель Борис Лавренёв. Все они принимали живейшее участие в его домашней сатирической газете. Даже И. Ф. Федько присылал для неё очерки с Дальнего Востока» – писал биограф С. Урицкого Ю. Геллер.

На работе все было сложнее. У него явно не сложились отношения с командой А. Х. Артузова, которую Сталин направил спасать Разведупр. Во всяком случае, Артузов жаловался на плохое к ним отношение со стороны начальника Управления (в письме самому Урицкому 20 декабря 1936 года). И в качестве примера указывал на то, что он отстранил руководителей двух агентурных отделов Ф. Я. Карина и О. О. Штейнбрюка от обсуждения оперативных вопросов. Он писал: «Я думаю, что я привел в Разведупр неплохой народ. Ему не хватает военной школы, у него много недостатков, но он полезен для разведки». И в письме Сталину (17 января 1937) Артузов отмечал: «Урицкий верил и считался со мной и моими соображениями по агентурной работе. Но, однако, неправильно и придирчиво относился к разведчикам-чекистам, пришедшим из ИНО ОГПУ… У меня с Урицким не было разногласий, но он крайне ревниво относился к моим встречам с Ежовым».

Нужно при этом отметить, что Семён Петрович, проработавший несколько лет в нелегальной разведке за границей, но большую часть жизни прослуживший в войсках на строевых должностях, возможно не был столь профессинально подготовлен как это было необходимо.

9 июня Урицкий освобожден от руководства Управлением и назначен заместителем нового командующего войсками Московского военного округа, своего тезки маршала Буденного. Дела он сдал прибывшему из Испании Берзину.

В ночь на 1 ноября комкор Урицкий был арестован. О методах и результатах следствия едва ли стоит говорить. Вспомним только один пример, приведенный на следствии в 1939 г . бывшим заместителем Ежова Михаилом Фриновским. «Урицкий отказался от показаний на Белова (командующий белорусским военным округом, командарм 1 ранга, – авт.) при допросе его Ежовым. Не став с ним ни о чем разговаривать, Ежов ушел, а спустя несколько минут Урицкий через Николаева (Николаев-Журид, начальник Особого отдела ГУГБ НКВД, – авт.) извинился перед Ежовым и говорил, что он „смалодушничал“. Авторы совместной справки КПК при ЦК КПСС и КГБ СССР по „делу о военно-фашистском заговоре в Красной Армии“, в которой приведены показания Фриновского, отмечают, „что в личной записной книжке Ежова, хранящейся в архиве ЦК КПСС, имеется пометка о необходимости избиения арестованного Урицкого“ (Военно-исторический архив. М., 1997. Вып.2. С.52).

Военная коллегия Верховного Суда СССР 1 августа 1938 года приговорила его к смертной казни. Семён Петрович Урицкий был расстрелян тем же вечером. Его реабилитировали 7 марта 1956-го.

Разведчики и резиденты

ЛЕВ БОРОВИЧ: СОРАТНИК РАДЕКА И КУРАТОР ЗОРГЕ

«Густые каштановые волосы, ярко синие глаза и немного загадочная улыбка». Таким он остался в памяти людей знавших его. Впрочем, улыбка Льва Александровича видна и на некоторых из тех черно-белых фотографий, которые сохранились до нашего времени. Имя Л. А. Боровича, как наставника и связного Рихарда Зорге, было обнародовано у нас в стране в 1964 году. Писатель Василий Ардаматский, например, упомянул его в одной из первых статей о Зорге в газете «Красная Звезда» (16 сентября): «…рядом с ним находятся замечательные учителя: тт. Берзин, Борович и другие славные разведчики революции, уже имеющие опыт работы». Потом были другие упоминания, небольшие заметки в книгах о Зорге, немногочисленные статьи. Многое о жизни и деятельности Льва Алесандровича, надеюсь, нам ещё предстоит узнать, когда будут открыты соответствующие архивные фонды.

Лев Александрович Розенталь родился 10 декабря 1896 года в городе Лодзь в Польше, входившей в то время в состав Российской империи. Его отец, купец 2-й гильдии Александр Розенталь, владел небольшой текстильной фабрикой. Поначалу жизнь юного Левы складывалась вполне благополучно. Он поступил в местную гимназию и к 1914 году успел окончить шесть классов. Однако начавшаяся Первая мировая война полностью перевернула его жизнь, как и многих других людей. Вместе с тысячами беженцев из западных районов России его семья эвакуировалась вглубь страны, в Баку. Здесь он с отличием закончил в 1917 году электротехническое отделение местного Политехнического училища, получив специальность электромеханика. Здесь же, в Баку, в октябре 1916 года он вступил в Российскую социал-демократическую рабочую партию, однако на первых порах примкнул не к большевикам, а к меньшевикам. С ними он порвал в мае 1917-го.

В сентябре 1918 года Розенталь добровольцем ушел в Красную Армию. Служил в Москве – помощником для поручений 1-го караульного батальона, в Харькове – сначала красноармейцем, затем командиром отделения 2-го крепостного полка укрепленного района. В мае 1919 года в Киеве вступил в партию большевиков. Тогда же он принял фамилию Борович. Летом и осенью сражался против Деникина в составе Группы войск Харьковского укрепленного района, был контужен и направден на учебу в Москву на Военно-инженерные курсы комсостава.

По окночании курсов, как выходец из Польши, Лев Борович был откомандирован весной 1920-го в распоряжение Региструпра штаба Западного фронта, ведущего боевые действия против поляков. Там он встретился с руководителем Управления Артуром Карловичем Сташевским, более известным тогда под фамилией Верховский, и с членом РВС фронта, уполномоченным Региструпра РВС Республики по разведке в Польше Иосифом Станиславовичем Уншлихтом, который еще в Лодзи хорошо знал его отца. По его рекомендации Борович был принят на работу в разведку.

Незадолго до этого, в конце января 1920 года, И. Уншлихт и А. Верховский представили комиссару Полевого штаба РВСР Д. И. Курскому отчет о работе Агентурного отдела Региструпра, где писали: «Общее число высланных агентов достигает 8; резиденции разбиты по следующим участкам: 1 резидент – Варшава с наблюдением на станциях в Молодечно, Седлец, Ивангород и Кельцы. 1 резидент исключительно на Варшаву. 2 резидента – Вильно, узловые станции – Кошедары, Свенцяны, Молодечно, Барановичи, Лида и Гродно. 3 – Ново-Свецяны. 1 – Минск, район Молодечно, Лида, Барановичи, Борисов, Бобруйск и Вильно» и жаловались, что «постановка работы в широком масштабе тормозится», в частности, «отсутствием достаточного количества работников» (РГВА, ф.6, оп.10, д.17, л.68-69). Так что Борович прибыл на Западный фронт ещё и по этой причине.

Первым руководителем новичка стал опытный чекист и разведчик, заместитель начальника фронтового Региструпра Бронислав Бортновский. «В следующей беседе, – давал показания на следствии Борович, – он сообщил о том, что меня будут обучать разведработе. Я ходил некоторое время на пункт, где меня обучал бывший полковник царской разведки основным установкам разведки. После окончания учебы меня… направили в Гомель в качестве нелегального запасного работника». В Гомеле (май – июль), а затем в Минске (июль – сентябрь 1920), Борович руководил разведпунктами, где встречал и провожал людей через линию фронта. «Переброска производилась очень просто. В прифронтовом районе в тылу у поляков действовали партизанские отряды, имевшие связь с нами. Партизаны одиночками, а иногда даже группами в 2-3 человека, переходили на нашу сторону, и я, как резидент Разведупра должен был их снабжать деньгами, документами и направлять дальше… Я переправил за период времени работы в Гомеле, с мая по июль 1920 года, примерно 10 человек – 4-х одиночек и остальные группами по 2-3 человека. Из СССР было переправлено в Польшу человека 3».

Соратник Боровича по военной разведке, сотрудник её в 1920-1941 годах, полковник Борис Яковлевич Буков полагал, что в тех условиях «скоротечности военных и политических событий», которые «требовали от Советского командования исключительно быстрой осведомленности… т. Алекс проявил себя столь прекрасным организатором и непосредственным исполнителем разведки».

Затем, в сентябре – ноябре, Борович служит в Отдельной бригаде особого назначения при РВС Западного фронта. Эта уникальная бригада, именуемая иначе «Спартаковской», состояла в основном из бывших немецких и австрийских военнопленных. По замыслу, она должна была после захвата Польши двинуться дальше на Запад, в Германию. Комсостав бригады почти сплошь состоял из работников разведки Западного фронта, среди которых особо выделялись командир бригады Артур Карлович Сташевский (Верховский) и комиссар Семен Григорьевич Фирин (Пупко). Лев Борович был сначала начальником связи батальона, которым командовал Вольдемар Розе, потом служил на той же должности в штабе бригады и, наконец, его назначили заместителем комиссара бригады.

Однако поход на Варшаву окончился неудачей, в том числе и из-за недостатков в деле молодой ещё советской разведки и контрразведки. Это касается, в частности, радиотелеграфа, роль которого «была очень велика, и принесенная польза войскам неоспорима». Однако уже после гражданской войны выяснилось, «что раскрытие шифров было детской игрой для польских специалистов», поскольку «в Красной Армии в тот период ещё применялись кодовые таблицы, сохранившиеся со времени империалистической войны», имевшиеся, конечно, и у поляков. Кромее того, «о смене ключей противник любезно предупреждался по радио, все радиостанции любезно сообщали о своих переходах и местах стоянок» (Файвуш Я. Предисловие // Стежинский М. Радиотелеграф как средство разведки. М., 1929. С.3).

В начале ноября бригада была расформирована, костяк руководства разведки Западного фронта отозван в Москву. Здесь многие командиры были направлены на учебную базу военной разведки. База находилась вдали от шумных дорог и многолюдных поселений. Занятия длились по 10-12 часов в день, не считая самоподготовки. Особого прилежания требовали специальные дисциплины, такие, как легализация в чужой стране, вживание в чужой быт, в чужие привычки. После прохождения краткосрочных курсов все эти люди, тесно спаянные между собой совместной работой, были направлены за границу – создавать разведывательную сеть молодого Советского государства за рубежом. Начались годы напряженной работы, связанной с постоянным риском.

12 января 1921 года Лев Борович поступил в распоряжение Разведупра Штаба РККА, получил оперативный псевдоним «Алекс», выехал в Берлин как военнопленный румынский солдат, возвращающийся на родину через Штеттин, и прибыл в столицу Германии в феврале.

Первая его командировка продолжалась более 4 лет. Это было время, когда берлинский центр Разведупра фактически превратился во второй по значению, после Московского, центр советской разведки. Отсюда протянулись нити нелегальной агентурной сети, не только в страны Центральной, Восточной и Западной Европы, но также и на Ближний Восток, в Индию, Америку. Руководителем берлинского центра с января 1921-го был уже известный нам Артур Сташевский (теперь «Степанов»), официально работавший секретарем торгпредства РСФСР, а его ближайшим помощником другой бывший начальник и друг Боровича – Бронислав Бортновский. В центре работали такие известные советские разведчики, как Стефан Раевский и его жена Ирэна, Семен Фирин, Стефан Жбиковский, Владимир Ромм.

Первоначальной задачей Боровича было выявление немецкой агентуры в Польше и дезинформация польской разведки. Но в Берлине «Алекс» проработал недолго. Уже в мае его перевели помощником резидента Юзефа Красного в Вену, откуда в то время велось руководство разведывательной деятельностью на Балканах. Там он работал совместно с Мечиславом Логановским, Юрием Мазелем, Зосей Залесской, Феликсом Гурским, Альфредом Тылтынем, Бертольдом Ильком, Михаилом Уманским, братьями Брониславом и Сигизмундом Яновскими, Карлом Небенфюром и Яковом Локкером.

Во время первой командировки Борович познакомился и подружился с видным деятелем мирового большевизма Карлом Радеком и благодаря этому знакомству оказался в самом центре как планов Коминтерна по развязыванию мировой революции в Германии и странах Восточной Европы, так и, с другой стороны, деятельности руководства СССР по налаживанию и развитию нелегального сотрудничества Красной Армии с рейхсвером. Борович сопровождал Радека во время секретных переговоров с начальником штаба рейхсвера генералом фон Хессе в апреле 1922 года. С лета 1923 года Борович на основе межгосударственных соглашений осуществлял контакты разведки РККА с абвером. Именно тогда он познакомился со знаменитым полковником абвера Оскаром Нидермайером, который с германской стороны являлся главным координатором нелегального военного сотрудничества двух стран.

Борович стоял у истоков военно-технической разведки, усилиями которой в странах Западной Европы приобреталось или похищалось так необходимое Советской России оборудование и материалы, разведка также помогала заключению выгодных для РСФСР – СССР торговых сделок. Лев Александрович принимал участие в создании нелегальной организации, которая позднее получила название – мобилизационная сеть коммерческих предприятий Разведупра Штаба РККА за рубежом. Знакомые ему братья Эренлиб (Яновские) основали в Берлине в 1922-м одно из первых предприятий этой сети – акционерное общество «Востваг», имевшее впоследствии филиалы во многих странах мира. Мобсеть в основном помогала в легализации разведчиков и финансовом их обеспечении.

Одновременно Борович являлся техническим секретарем делегации Коминтерна и ЦК РКП(б) в Дрездене и руководителем ее нелегальной техники во время так называемого «Германского Октября» осенью 1923 года – неудавшейся попытки большевистского восстания в Германии. Несколько ранее, в декабре 1922 года, он же сопровождал советскую делегацию в составе Радека, Лозовского и Ротштейна на международный конгресс мира в Гааге, организованный профсоюзами (где присутствовал на закрытых совещаниях советской делегации с западными рабочими лидерами), а в начале 1923 года – Карла Радека на съезд компартии Норвегии в Осло. Работая в берлинской и венской резидентурах, Борович познакомился с печально известными позднее перебежчиками – Вальтером Кривицким и Игнатием Рейссом.

Резидентом в Чехословакии, вместо С. В. Жбиковского, Лев Борович был назначен в мае 1924-го, а спустя месяц в Праге разразился шпионский скандал. Полиция арестовала 11 человек, которых обвинили в том, что они занимались военной разведкой в пользу СССР. Руководитель этой организации Владимир Горвиц-Самойлов, избежавший ареста, как сообщалось, был связан с агентурой не только в самой ЧСР, но и в Польше, Румынии, Венгрии и Югославии. Возможно, именно с этим связано его недолгое руководство разведкой в этой стране. В сентябре того же года он направлен помощником резидента в Польшу, но и оттуда вскоре был отозван.

Лев Александрович вернулся в СССР в феврале 1925 года и приступил к работе во 2-м (агентурном) отделе Разведывательного управления Штаба РККА, где сначала был завсектором, затем – начальником 1-й части и помощником начальника отдела. В июле 1927 года окончил разведупровские Курсы усовершенствования комсостава по разведке. Относительно спокойная жизнь длилась свыше полутора лет. Осенью 1927-го Борович вновь выезжает в долгосрочную командировку за рубеж, резидентом в Вену. Работает в тех же странах – Австрии, Германии, и на Балканах. Помимо работы по Германии и Польше его задачей являлся сбор сведений о чехословацкой армии, положении в Румынии и Юго-Восточной Европе.

Борович был одним из первых, кто обратил внимание на опасность, которую представляет собой гитлеровский нацизм. Его донесения, по оценке ветеранов военной разведки, отличались глубиной анализа, широтой обзора. Вот некоторые выдержки из них:

«Фашизм вбирает в себя наиболее низменные, деклассированные отбросы общества, именно их он подсаживает на пьедестал „героев дня“. Характерно, все сборища отличаются преднамеренной наглостью, шум, крики, мы-де хозяева положения, надежда нарождающегося национал-социализма».

«Все нахрапистее расталкивает свое окружение Гитлер, он не скрывает, что метит в вожди… Гитлер буквально демонизирует собравшихся, часто срывается на театральный крик, видя, что это нравится обывателям. Тема выступлений одна: „Только национал-социализм принесет вам процветание, все остальное сгнило. Вступайте в наше движение, голосуйте за нас! « И так почти ежедневно, нередко по два-три раза в день“.

Подполковник в отставке Наталья Владимировна Звонарева, работавшая личным секретарем начальника Разведупра Берзина, вспоминала, что некоторые донесения Боровича докладывались высоким армейским и государственным руководителям не в обзорах, а отдельно. Выезжая по спецзаданию за рубеж, Звонарева видела, какой сумасшедший ажиотаж развернулся вокруг книги Гитлера «Майн кампф». Ее навязывали, ее всучивали всем и каждому как «священную книгу» национал-социализма.

«А первую оценку человеконенавистнической исповеди Гитлера, – вспоминала она, – нашла я перед отъездом в своеобразной рецензии, присланной Боровичем, в строках-разоблачениях, в строках-предупреждениях представал автор воюющим политиком, бойцом».

Уже упомянутый нами полковник Буков высоко оценивал Боровича как профессионала: «Тов. Алекс, наряду с профессиональной зрелостью и отличным знанием иностранных языков, обладал ясным умом и разносторонним образованием… Он умел ценить людей и ладить с ними и был притягательной силой для большого круга товарищей. Его отношение к начальству, к подчиненным и к самому себе раньше всего определялись интересами дела. Он умел по отдельным мелочам правильно оценивать обстановку, в которой приходилось действовать, безошибочно отличать врагов от друзей Советского Союза. На служебных совещаниях он отличался ясностью мысли, точностью в определении положения и полинной самокритичностью. Не случайно поэтому, что, несмотря на долгие годы работы за рубежом в нелегальных условиях, т. Алекс сумел избежать провалов, хотя работал в странах, обладающих сильными контрразведками».

Вторая командировка Боровича закончилась в июне 1930 года. К этому времени заместитель председателя РВС Уншлихт перешел на ту же должность в ВСНХ СССР. Это было вызвано тем, что на рубеже 30-х годов резко повысилась вероятность военного столкновения Советского Союза с ведущими странами Запада, в первую очередь с Англией, и все наиболее технически грамотные руководящие кадры были брошены на срочное развитие советской военной промышленности. Вслед за бывшим начальником переходит в ВСНХ и Борович, зачисленный в июле в резерв РККА. Вначале он работает порученцем при Уншлихте в Президиуме ВСНХ, а затем заместителем начальника фосфатного управления Всехимпрома. Тогда же в ВСНХ были направлены ещё два сотрудника Разведупра – Георгий Иванович Килачицкий (август) и Макс Германович Максимов (октябрь).

Однако работа в народном хозяйстве мало соответствовала наклонностям Льва Александровича. Поэтому он с удовольствием откликнулся на предложение Радека, назначенного руководителем Бюро международной информации ЦК ВКП(б), и заняв в июне 1932 года должность ответственного секретаря Бюро стал фактически его ближайшим помощником. С апреля 1934 года он, по совместительству, работает сотрудником технического секретариата Оргбюро ЦК. И всё это время продолжает оставаться в распоряжении Разведупра РККА. Надо заметить, что Карл Радек, фактически явившийся, еще в 30-е годы, одним из основателей модной теперь геополитики, находился в курсе всех тайных интриг и хитросплетений мировой политики, во многом определяя решения Политбюро ЦК ВКП(б) и НКИДа по международным вопросам.

В августе 1935 года Борович возвращается на работу в военную разведку, где начальником уже был не Ян Карлович Берзин, а Семен Петрович Урицкий. В Управлении он получил должность заместителя начальника 2-го (восточного) отдела Разведывательного управления РККА, то есть знаменитого Федора Карина, только что перешедшего в военную разведку из Иностранного отдела НКВД вместе со своим начальником Артуром Артузовым.

В центре интересов Льва Боровича находились Китай и Япония. В 30-е годы военно-политическая обстановка в этом регионе резко обострилась, и Советский Союз был главным препятствием на пути милитаристской Японии и гитлеровской Германии к мировому господству. В случае заключения союза между ними нашей стране угрожала война на два фронта. Чтобы выбрать правильный курс в сложившейся ситуации, советское правительство остро нуждалось в достоверной информации о германо-японских отношениях. Тогда же Лев Александрович начал готовиться к новой командировке в Китай.

Во время аттестации высшего комсостава осенью 1935 года, Борович получил звание дивизионного комиссара, присвоенное ему приказом наркома обороны СССР от 23 ноября 1935-го. Вот как описывает его в этот период жизни советская разведчица Раиса Мамаева: «Повернувшись на какой-то шум, я увидела нового для меня человека. Он стоял ко мне спиной. Отлично сложенный, по-юношески подтянутый, с гордо посаженой головой, волосы каштанового оттенка были ровно пострижены над крепким и упрямым затылком. Я с интересом подумала, какое может быть лицо у этого человека. „Кто это, новенький?“ – спросила я у соседа. „Да что ты, какой новенький! Это Алекс“. Словно почувствовав, что о нем говорят, – дьявольская интуиция и нервная восприимчивость жили в этом человеке, – Алекс повернулся. На меня глянули очень заинтересованные, слегка насмешливые, грустные и еще какие-то очень сложные глаза. Потом мы встречались много раз, так как вместе работали. Он поразительно проникал в людей, с которыми его сталкивала судьба. Узнавал их. И уж если верил в них, то верил безоговорочно. Преданно. И защищал их самозабвенно …».

«Именно меня он выбрал для работы ответственной и опасной. Поверил в меня и начал работать над очень сырым, неподготовленным работником. С ним я прошла большую и трудную школу. Это была подлинная школа „Старика“. Алекс был ее порождением и ее продолжением».