Текст книги "Разведчики и резиденты ГРУ"

В апреле 1929 года Х. И. Салнынь и ряд его сотрудников вернулись в Москву. Но проработать в центральном аппарате ему пришлось лишь несколько месяцев.

10 июля китайские власти захватили принадлежащюю СССР Китайско-Восточную железную дорогу (КВЖД), закрыли все советские учреждения на китайской территории и арестовали более 200 советских граждан. После этого последовали провокации на советско-китайской границе, а затем глава нанкинского правительства Чан Кайши и правитель Северного Китая Чжан Сюэлян начали стягивать к границе свои войска.

Учитывая сложившуюся ситуацию, советское руководство в августе сформировало Особую Дальневосточную армию, командующему которой Василию Блюхеру было приказано упреждающим ударом разгромить китайские войска. Разрабатывая план операции, Блюхер принял решение вызвать из Москвы Христофора Салныня, которому поручил организацию разведывательно-диверсионных операций в тылу врага. Салнынь и его люди начали действавать ещё в сентябре, а 12 октября участвовали в боях, когда ОДВА захватила китайский город Лухасусу. После очередных провокаций последвали новые операции советских войск и 18 ноября события, вошедшие в историю как «конфликт на КВЖД», завершились. Но разведгруппы созданные в связи с ним продолжали свою работу и в декабре. Их миссия окончилась в связи с подписанием 22 декабря 1929 года в Хабаровске протокола, который восстанавливал положение, существовавшее до конфликта.

«За работу в связи с событиями на Дальнем Востоке» шесть сотрудников Разведупра были награждены ценными падарками, а один – Л. А. Анулов – орденом Красного Знамени. Салнынь еще за два года до этого, в 10-ю годовщину РККА, был награжден орденом Красного Знамени «за заслуги периода гражданской войны».

В 1930 году Салнынь окончил Курсы усовершенствования комсостава по разведке при IV Управлении Штаба РККА и был направлен в Европу с задачей возрождения нелегальных боевых групп, занимающихся «активной разведкой» (так называлась тогда разведывательно-диверсионная деятельность), а также с инспекцией ряда резидентур.

После разрыва дипломатических отношений с Англией в 1927 году, советское руководство полагало возможным военную интервенцию Запада против СССР. В течение двух лет Салнынь работал в Германии, Чехословакии, Австрии, Англии, Италии, Швейцарии, Финляндии и Румынии, создавая боевые группы, главным образом из болгарских эмигрантов, и попутно расширяя агентурную сеть. При его участии был привлечен к работе на военную разведку сотрудник Коминтерна инженер Ян Досталек, изобретатель новейшего радиопередатчика. Он не только передал советской разведке техническую документацию на свое изобретение, но и вынес с завода пять аппаратов, наладил их и обучил радистов, благодаря чему три передатчика сразу же вышли в эфир.

В Австрии Салнынь и нелегальный резидент Разведупра в Вене Винаров завербовали молодого болгарина Ивана Пылова, проходившего обучение в местной пожарной школе. Он получил псевдоним «Z-9». В качестве помощницы, а потом и жены к Пылову направили опытную разведчицу Гертруду Браун. С помощью «Z-9» в Центр получил материалы о новых немецких противогазах и результатах их испытаний в условиях, приближенных к боевым. В Румынии, где нелегальным резидентом был болгарин Иван Тевекелиев, советские разведчики завербовали японца, который передал списки русских эмигрантов, проходивших обучение в диверсионной школе, расположенной в Карпатах. Её работу, направленную против СССР, курировал японский военный атташе.

В 1932 году Салнынь вернулся в Москву и уже в октябре получил новое назначение – в штаб ОКДВА (Отдельная Краснознаменная Дальневосточная Армия) помощником начальника разведки по диверсионной работе. Главной задачей Салныня была организация в Северном Китае разведывательно-диверсионных и партизанских отрядов, действующих против японской армии, которая в 1931 году оккупировала Маньчжурию.

26 августа 1935 года в приказе по ОКДВА, изданным в связи с 50-летием Христофора Интовича, было сказано: «Обладает твердым характером и сильной волей. Специализировался по вопросам партизанской войны и подрывного дела. В трудных условиях не теряется, обладает большим мужеством и личной храбростью, быстро ориентируется в обстановке и быстро принимает решения. Умеет управлять людьми и подчинять их своей воле. Любит дисциплину и сам дисциплинирован. С подчиненными тактичен; пользуется авторитетом и любовью. Все возложенные задачи, по существу требующие большого риска, выполнял безотказно. Заслуженный крупный боевик-партиец с большим стажем подпольной работы». Через полтора месяца заместитель наркома обороны СССР Я. Гамарник наградил его золотыми часами «за исключительно добросовестную работу при выполнении особо ответственных заданий». 13 декабря ему было присвоено звание воинское «бригадный комиссар» (Соответствовало званию комбрига для строевых командиров. После введения генеральских званий в 1940 г . часть командиров и бриг. комиссаров стала полковниками, меньшая часть – генерал-майорами.).

Богатый опыт Салныня было решено использовать для организации работы созданного в 1935 году спецотделения «А» Разведупра РККА (активная разведка). В феврале 1936 года он был назначен помощником начальника этого спецотделения. После начала в июле 1936 года гражданской войны в Испании перед Разведупром РККА была поставлена задача – оказать всемерную помощь республиканскому правительству и армии (операция «Х»). В Мадрид были направлены военные советники, среди которых оказался и Салнынь, ставший одним из руководителей разведывательно-диверсионной деятельности республиканцев. В качестве старшего советника XIV (партизанского) корпуса под псевдонимом «коронель (полковник. – В. К.) Виктор Хугос» он пробыл в Испании с июля 1937 по март 1938 года. «С конца лета 1937 года динамитчики полковника Хугоса держали фашистские тылы в постоянном напряжении. В районах, куда проникали республиканцы, мятежники вынуждены были держать значительные силы. На охрану каждых ста километров автомобильных и железных дорог ставился пехотный полк… И все равно почти каждый день взлетали на воздух воинские эшалоны фашистов, бензохранилища, арсеналы, пороховые погреба…» – писали биографы разведчика А. Сгибнев и М. Корневский. Постановлением ЦИК СССР (не подлежащим опубликованию) от 2 ноября 1937 года бригадный комиссар Х. И. Салнынь был награжден орденом Ленина.

В Москву Салнынь вернулся в апреле 1938 года, в самый разгар «чистки», развернувшейся в Разведупре. За то время, что он воевал в Испании, были арестованы многие его соратники и друзья: Ян Берзин, Лев Борович, Бела Кассони, Анатолий Геккер, Александр Никонов, Август Гайлис, Александр Гурвич, Карл Римм, Владимир Горев и другие. Не избежал этой участи и сам Салнынь. Его арестовали 21 апреля 1938 года по обвинению в шпионаже и участии в заговоре против советской власти. Следствие по его делу продолжалось больше года, и 8 мая 1939 года он был приговорен к расстрелу. Приговор был приведен в исполнение в тот же день. Реабилитировали Христофора Интовича 25 июля 1956 года.

Жена Салныня арестована не была, хотя лишилась жилья и работы. Она намного пережила своего мужа. В 1990 году о ней писала газета «Труд» – тогда Елизавете Поликарповне было 89 лет…

ЛЕОНИД БУРЛАКОВ: ОТ ПРИМОРЬЯ ДО «САТУРНА»

Военная разведка – это не только «Центр» со своей опутывающей мир паутиной резидентур, но и многочисленные разведки более скромного, местного масштаба – окружные, армейские, дивизионные. Немало известно о деяниях разведчиков стратегического и тактического уровней и много меньше о представителях разведки оперативного уровня (округ, армия), особенно мирного времени. А ведь люди там служили не менее замечательные. Одним из них был Леонид Яковлевич Бурлаков. Он родился 27 октября 1897 года в городе Бугульме Самарской губернии, в семье выходцев из крестьян. Отец, отслужив в армии, устроился работать конторщиком на КВЖД и увез семью на Дальний Восток. В русско-японскую войну он снова был призван в армию, попал в плен. Вернувшись, был чернорабочим и умер в Хабаровске в 1909 году, работая на постройке моста через Амур. Чтобы прокормить детей, жена его раобтала прачкой. Семья жила на станции Ханьдаохэцзы КВЖД. Там Леонид, закончив одноклассное училище и едва научившись грамоте, пошел работать подручным слесаря.

Летом 1914 года он приехал во Владивосток, где тогда жил его старший брат. Работал слесарем, медником в военном порту, мастеровым во Владивостокском крепостном батальоне. Трудно сказать, как его занесло на другой конец огромной империи, в Свеаборг, но, как бы то ни было, с мая по сентябрь грозового 1917 года он находится там. Партий вокруг множество, но, не мудрствуя лукаво, девятнадцатилетний Леонид примыкает к большевикам. В сентябре он, вместе с друзьями, вступает в ряды финской Красной гвардии. Вскоре его, к тому времени уже квалифицированного рабочего, направляют в Гельсингфорс, на завод Иогансона, где строили для Советской республики столь прославившие себя в годы гражданской войны бронепоезда. Когда к Гельсингфорсу подошли немецкие войска, Бурлаков, в числе последних большевиков, покидавших финскую столицу, на канонерке «Грозящий» уходит в Петроград.

Он не пошел искать себе занятие ни в Смольный, ни в Кремль. Через охваченную разгорающимся пожаром гражданской войны страну Бурлаков пробрался к себе, на Дальний Восток. В июне 1918 года он уже во Владивостоке. Вместе со старшим братом вступает в красногвардейский отряд союза горняков, занимается национализацией золотых приисков. Когда Приморье захватывают белые, устраивается на работу в Хабаровский арсенал – квалифицированные рабочие нужны везде. И там он не столько ремонтирует оружие во славу белой идеи, сколько занимается вооружением красных партизан.

В апреле 1919 года Леонида призывают в колчаковскую армию, но он бежит от призыва, и отправляется снова во Владивосток, работает в паровозоремонтных мастерских военного порта. В июле его задерживают как забастовщика, выясняют, помимо прочего, что он бежал от призыва и отправляют в армию – на Русский остров, в Учебно-инструкторскую школу имени генерала Нокса. Он бежит и оттуда, собираясь отправиться к партизанам, но получает партийное задание – вернуться в школу и заниматься пропагандистской работой.

Приморье постоянно переходит из рук в руки, и, в соответствии с колебаниями маятника гражданской войны, Бурлаков то показывается на поверхности, занимаясь легальной работой, то снова уходит в глубокое подполье. В ноябре 1919 года белые едва не расстреляли его, но, с помощью солдат-подпольщиков, он снова сумел бежать. С 31 января 1920 года, после поражения Колчака, он становится адъютантом (т.е. начальником штаба) политотдела Военного Совета Приморья. В марте вступает в партию, минуя кандидатский стаж, как человек, зарекомендовавший себя на подпольной работе. Когда в апреле японцы оккупировали Приморье, Бурлакова вместе с другими коммунистами арестовывают, но под угрозой всеобщей забастовки рабочих Владивостока, оккупационные власти отпускают заключенных, решив, что местные дела их не очень-то касаются.

Ситуация в охваченном смутой крае была чрезвычайно пестрой. Наряду с оккупационными, сохранялись и некоторые органы советской власти. Здесь же находилось множество офицеров белых армий и банд, резидентов всех мыслимых и немыслимых разведок, наконец, просто уголовников.

После освобождения Леонид некоторое время работает в Техническом отделе Владивостокской организации РКП (б), где занимается опять же, в основном, снабжением партизанских отрядов. В конце августа – новое поручение. Бурлакова направляют в Приморский областной отдел Госполитохраны Дальневосточной республики, он становится чекистом.

В отдел постоянно поступала информация о том, что готовится крупное выступление белых. Однако правительство ДВР, не предпринимало достаточно активных действий. 26 мая 1921 года произошел очередной переворот. Белые снова захватили Приморье, а красные опять ушли в подполье. Бурлаков, наконец-то, попадает к партизанам. Вначале он занимается организацией отряда в Зыбунском районе (где сейчас город Артем), затем командует Железной ротой на юге. В октябре 1921 года вновь возвращается во Владивосток. Перед ним стоит задача – воссоздание большевистского подполья в условиях жесточайшего белого террора. Он занимается тем же самым, чем занимались позже его коллеги-нелегалы в Западной Европе: явки, конспиративные квартиры, каналы связи. Плюс к этому то, чем они не занимались – снабжение партизанских отрядов оружием, медикаментами. У Бурлакова рекордное количество псевдонимов, многие из которых известны белой контрразведке: «Ганс», «Егоров», «Никифоров», «Озонин». За неуловимым руководителем подпольщиков охотились упорно и настойчиво, но безрезультатно. Обезвредить его белые так и не смогли.

В мае 1922 года во Владивосток прибыл Христофор Салнынь – тогда он один из руководителей разведки 5-й армии. Бурлаков поступает в его распоряжение, руководит разведсетью армии в Приморье и Китае, среди эвакуировавшихся туда белогвардейцев. С этого времени он числится в кадрах военной разведки.

Вскоре гражданская война закончилась. Наступило относительно мирное время. Леонид Яковлевич награжден часами и начинает заниматься легальной работой – становится инструктором информационного отдела губкома партии. Незадолго до того он женился, у него родился сын. Однако работа в губкоме во многом выполняла роль «крыши». Бурлаков по-прежнему работает на военную разведку. В апреле 1923 года – на Сахалине, в 1924 году – в Манчжурии, в мае-июле 1925 года – в Кантоне. В 1925 году он снова работает с Салнынем, служит у него курьером. 24 сентября, по несчастливой случайности, его и еще двух товарищей – Матвеева и Власенко – арестовывает полиция на ст. Пограничная, да еще с грузом взрывчатки для «Гришки», обнаруженной в двух чемоданах. Бурлакову удалось бежать (недаром китайцы прозвали его «летающим человеком» – т.е. беглецом). Но по пути он неудачно обратился за помощью к русскому стрелочнику, который оказался бывшим белогвардейцем. Тот сдал беглеца властям. Снова допросы, пытки. Советская разведка поддерживала с ним связь, в частности, через резидента Разведупра в Харбине «Марка» – Власа Рахманина и пыталась его освободить. Летом 1926 года китайский суд приговорил его к 9 годам каторжной тюрьмы. Почти пять лет его держали в Мукденской тюрьме в одиночке, в кандалах – чтобы не убежал. В 1929 году его попытались выкупить – но неудачно. За большую взятку удалось лишь освободить арестанта от кандалов. И только 14 апреля 1930 года Бурлакова и еще двоих арестованных из числа советских граждан обменяли на пятерых пленных китайских офицеров, взятых во время конфликта на КВЖД.

В мае 1930 года Бурлаков, наконец, в Москве, лечится в санатории. При всем опыте работы образование у него оставалось прежним – один класс поселковой школы. Леонид обращается в ЦК с просьбой разрешить ему учиться. За полтора года он заканчивает в 1931 году рабфак и первый курс факультета цветной металлургии Урало-Казахстанской Промакадемии в Свердловске. На этом его образование завершилось.

Тогда же его награждают орденом Красного Знамени. В одном списке с ним, где он стоит на первом месте, известные резиденты Разведупра В. Г. Кривицкий, К. М. Басов, И. Ц. Винаров, И. И. Зильберт, Р. М. Кирхенштейн. Награды удостоены за то, что «своей выдающейся инициативой и безграничной преданностью интересам пролетариата в исключительно трудных и опасных условиях только благодаря личным своим качествам сумевших дать необходимые и высокоценные сведения».

В декабре 1931 года Бурлаков снова в армии – помощник начальника разведки 57-й стрелковой дивизии, а с февраля следующего года – в разведотделе ОКДВА, и снова работает с Х. Салнынем. Бурлаков – помощник начальник разведотдела, Салнынь – заместитель начальника. А в ноябре 1932 года его направляют на флот – помощником начальника разведотдела морских сил Дальнего Востока, затем Тихоокеанского флота. С марта 1936-го он возглавляет отделение активных операций в том же разведотделе. Создает разведточки в сопредельных странах, партизанские базы на случай возможной войны. 13 мая 1936-го ему присвоено воинское звание «майор». Спустя год его отзывают в Москву, назначают начальником отдела и преподавателем Центральной школы подготовки командиров штаба РККА, которая распологается в Московской области на ст. Сходня Октябрьской железной дороги. Страна готовится к войне, армия растет и отчаянно нуждается в командном составе.

До сих пор Бурлакову относительно везло. Можно сказать, что повезло ему и на этот раз. Его арестовали 2 сентября 1938 года и предъявили обвинения по пяти пунктам печально известной ст.58 УК РСФСР. Он вполне мог получить девять грамм свинца в затылок, умереть от пыток на допросе, если бы многочисленные аресты не научили его как себя вести в такой ситуации. Следователем у него был «костолом» младший лейтенант, Иващенко. Бурлаков держался двадцать дней, потом начал давать показания. Однако, показания путаны, неконкретные, противоречивые.

Например, Бурлакова спросили:

– Вы занимались шпионской работой, чьи задания выполняли?

– Да. Занимался, задания получал от Салныня.

И дальше в таком же духе: выполнял работу в соответствии со своими прямыми обязанностями. Так и продержался.

Не сумев ни в чем толком разобраться, его в январе 1939 года отправили на «место преступления» – на Дальний Восток. Там Бурлаков рассказывает товарищам по заключению об аресте Ежова, о запрещении пыток, предлагает отказываться от «выбитых» показаний. И продолжает тянуть время, понимая, что время работает на него. Полностью отказывается от московских показаний, заявляя, что дал их под пытками. Все приходится начинать сначала. Почти два года тянется следствие, дело рассыпается на глазах, его даже не удается довести до суда, и 4 декабря 1940 года Особый отдел НКВД Тихоокеанского флота прекращает дело «за недостаточностью улик», а Леонид Бурлаков выходит на свободу. Находит в Омске, у родных свою семью, вновь получает квартиру в Москве, Бурлакову назначают хорошую пенсию. Впрочем, пенсионером ему пришлось побыть очень недолго – через полгода начинается война.

В июле 1941 года Леонид Яковлевич по мобилизации он попадает в Москву, в распоряжение НКВД СССР. Несколько раз выполняет задания за линией фронта. Его жена находится в числе сотрудников будущей нелегальной организации (какой – об этом несколько позже…). В июне 1942 года ему присваивают звание «Заслуженный работник НКВД СССР». Во второй половине 1943 года он снова за линией фронта – занимается разведкой и контрразведкой в партизанском отряде А. И. Воропаева на Смоленщине. Непростой это был отряд, и не зря туда отправили такого матерого волка, как Бурлаков. Это был отряд спецназначения, сформированный в 1942 году из чекистов для борьбы с «Абверкомандой – 103». Позывным этой абверкоманды был… «Сатурн»! Тот самый, который «почти не виден»…

В ноябре 1943 года отряд встречается с частями Красной Армии. Бурлаков вновь в Москве, занимается подготовкой зафронтовых работников при штабе партизанского движения Белоруссии. После освобождения Белоруссии его направляют в запасный полк, и только в сентябре 1945 года 49-летний подполковник Бурлаков снова оказывается пенсионером. Образования у него не прибавилось, и он идет работать на завод рабочим, что, согласитесь, не совсем характерный поступок для ветерана разведки.

Умер Леонид Яковлевич Бурлаков в 11 июля 1957 года, нескольких месяцев не дожив до своего 60-летия. Похоронен он на Новодевичьем кладбище. Его единственный сын Юрий погиб в 1943 году на Курской дуге.

«СИЛЬНЕЕ ВЛАСТИ И ДЕНЕГ»: ДЖЕЛАЛ КОРКМАСОВ, БОРИС ИВАНОВ, МАРИЯ СКОКОВСКАЯ.

Впервые все вместе они встретились более ста лет назад в одном из красивейших городов мира, столице Франции – Париже. Преследования российской полиции вынудили их покинуть страну. Во Францию, которая была основным центром эмиграции, они приехали, чтобы продолжить свое образование. С тех пор, несмотря на все сложности жизни и различные повороты судьбы, они оставались неразлучными друзьями. Они имели отношение ко многим крупным событиям начала ХХ века, жили счастливо и погибли в одно время, которое называют периодом «Большого террора».

Джелал-эт-Дин Асельдерович Коркмасов (Коркмас) родился 1 октября 1877 года в с. Кум-Торкала в Дагестане в семье дворянина (почетнейшего уздена Дагестана). Род Коркмасовых, связанный с имамом Шамилем, давно известен на Кавказе «своими подвигами и общественными заслугами». Коркмасы были мюридами, воинами, отец Джелала состоял в Собственном Его Величества Конвое при Императоре Александре II. По окончании Ставропольской гимназии, Джелал поступил на естественный факультет Московского университета и сразу же втянулся в студенческое движение. Негласный надзор полиции поставил под вопрос возможность достижения тех высоких целей в науке, которые он поставил перед собой. В 1898 году Джелал покинул Россию и поселился в Париже, где продолжил свое образование на естественном факультете Сорбонны. Много времени он проводил в библиотеках, изучал мировую историю и культуру, языки, плюс к тем, современным и древним, которые освоил ещё в гимназии. В поисках истины он наткнулся на журнал анархистов «Le Revolte» («Бунтовщик»), который заинтересовал его, дали знать о себе и горские традиции, что способствовало его увлечению учением Петра Кропоткина – анархо-коммунизмом или безгосударственным коммунизмом, основанным на идее полного равенства, взаимопомощи и солидарности всех людей. Однако, общался Коркмасов не только с коммунистами-анархистами и их лидером Жаном Гравом, но и французскими социалистами и их лидерами Жаном Жоресом и Жюлем Гэдом. Он дружил с писателями Эмилем Золя, Анатолем Франсом, Анри Барбюсом и Роменом Ролланом, с норвежским ученым и путешественником, исследователем Арктики Фритьофом Нансеном. По годам эмиграции Джелал хорошо был знаком с лидером большевиков Владимиром Ульяновым. В Сорбонне, где он окончил три факультета: антропологический, естественных наук и юридический, Коркмасов знакомится в 1902-м с Марией Вацлавовной Скоковской.

Потомственный польский дворянин Вацлав Скоковский, друг и соратник Ярослава Домбровского, активный участник революционного движения и Польского восстания 1863 года был сослан вместе с семьей в глубь России в город Иркутск. Там 2 марта 1878 года у него родилась дочь Мария. С юных лет она принимает участие в революционном движении. В 1894 году Мария вместе с матерью и сестрой отправляется в Швейцарию, учится в Женевском университете, но через два года из-за болезни возвращается в Иркутск. Незадолго до её отъезда в Швейцарию полиция установила, что в сходках иркутской молодежи на квартире политического ссыльного Рухлинского участвует и гимназистка Мария, дочь дворянина Скоковского. В 1898-1899 годах она вновь учится в Женеве, а затем в Париже в Сорбонне, на филологическом факультете. Среди её хороших знакомых того времени поэт, художник и переводчик Максимилиан Волошин, который в 1901-1915 годах часто бывал в Париже, слушал лекции в Сорбонне, занимался в Национальной библиотеке. Её имя есть в адресной книжке поэта (в его написании: Мария Вацлавовна Скаковская). В своем дневнике он вспоминал май 1902 года, когда ежедневно бывал у Скоковских в Шарантоне (южном пригороде Парижа).

Когда грянула первая русская революция, Мария вернулась в Россию и приняла активное участие в событиях 1905-1906 годов. Но с наступлением реакции вернулась в Париж. Помимо учебы в Сорбонне она общается с французскими и итальянскими социалистами и анархо-коммунистами. Среди последних – видная деятельница международного социалистического движения, член ЦК Итальянской соцпартии Анжелика Балабанова.

Коркмасов в 1905 году возглавил социал-демократический «Крестьянский центр», в котором вместе М. Хизроевым, А. Даитбековым, Долгатом, Куваршаловым, М. Дахадаевым и другими руководит революционным движением в Северном Дагестане, проходит выборщиком в 1-ю Государственную думу. За революционную деятельность его арестовали и сослали в Олонецкую губернию. В 1908-м в Париже Мария и Джелал поженились и стали жить в двухэтажном доме в Латинском квартале недалеко от Пантеона, от мэрии и факультета права, что на площади Согласия. Половина дома принадлежала известному во Франции писателю Полю Луи Курье, в отличие от наших героев, в память о нем на этом здании установлена мемориальная доска.

В тот период жизни они сближаются с младотурками, организация которых «Единение и прогресс» действует также и во Франции. Среди них и студент факультета социальных наук Сорбонны Мустафа Субхи, будущий руководитель Компартии Турции. Подготовленная младотурками революция привела к провозглашению в июле 1908 года конституционной монархии. Султан Абдул-Хамид II вынужден был возобновить действие Конституции 1876 года. Состоялись выборы в парламент, который в декабре провел свое первое заседание. Младотурки составляют в нём большинство.

В конце 1908 года Коркмасов, Скоковская и деятели парижской организации «Единение и прогресс» отправляются в Константинополь, где принимают деятельное участие в революционных событиях. Вместе с ними отбыл в Турцию и друг Коркмасова князь Рашидхан Капланов, будущий министр Горского правительства, женившийся в Париже на подруге Марии – Ольге Аршон.

В апреле 1909 года в Стамбуле вспыхнул контрреволюционный мятеж, который был быстро подавлен вызванными из Македонии войсками верными младотуркам. Абдул-Хамид был низложен и отправлен в изгнание, а султаном поставлен его брат Мехмет V. Однако, придя к власти и заняв министерские посты, младотурки все больше уклоняются от социалистических преобразований в стране. Поэтому Джелал Коркмасов и Мария Скоковская сначала отходят от них, а затем полностью порывают с ними. Но позднее связи возобновляются и, как свидетельствуют донесения российской полиции, Коркмасов неоднократно бывал в Стамбуле на съездах и конгрессах партии «Единение и прогресс» по приглашению её лидеров.

Во время многочисленных поездок по Турции, Ближнему Востоку и Балканам, они всюду пропагандируют необходимость социальных перемен, способствуют объединению в сентябре 1910 в Стамбуле разрозненных социалистических кружков в единую Османскую социалистическую партию (ОСП). Наряду с видными общественными деятелями Турции, журналистами, адвокатами Коркмасов стал одним из первых её членов. Вступил в новую партию и Мустафа Субхи. Коркмасов издает газету «Елдаш» («Товарищ»). А в 1909 году он становится главным редактором первого на Востоке еженедельника на русском языке «Стамбульские новости», в издании которого участвует также Мария Скоковская и Рашид Капланов. В работу редакции были вовлечены и крупные журналисты, писатели и поэты, которые относились к Коркмасову как к «большому знатоку и ценителю культуры». Их газета широко распространяется в Турции, а также в Лондоне, Берлине, Париже, Санкт-Петербурге, Москве, Баку, Ташкенте. Поначалу русский посол в Стамбуле Чариков восторженно встретил издание «Стамбульских новостей» и в том же духе проинформировал о еженедельнике государя, отметив, что его главный редактор является российским подданным. Между тем в газете все чаще появляются различные статьи, критикующие политику правительств Турции и России. Газета освещает национальные, финансовые, военные проблемы, женский и земельный вопросы. Совместными усилиями властей двух стран в 1910 «Стамбульские новости» были закрыты.

В то же время Коркмасов и Скоковская, по сведениям российской полиции, содержат пансион, в котором живут русские политические эмигранты, а Джелал руководит ещё и интернациональной социал-демократической группой, в которой примерно 100 человек русских, болгар, македонцев, кавказцев и украинцев. Некоторое время к ним примыкал С. А. Тер-Петросян, он же Камо. Группа вела активную агитационно-пропагандистскую работу среди моряков Черноморского флота. Мария тогда вместе с Марком Натансоном и Натадзе-Горским занималась нелегальной транспортировкой литературы и обеспечивала связь эсэровской «Константинопольской группы» с европейскими звеньями партии социалистов-революционеров. Помимо этой большой работы, они преподавали в созданной Джелалом Школе политических наук, выступали на страницах русской и немецкой прессы в Стамбуле с обличительными статьями против режима, существующего в царской России.

Джафер Сейдамет (Кырымер), директор внешних и военных дел Крымскотатарского национального правительства (1917-1918), а с 1918 года эмигрант в Турции, вспоминал: «В 1910 в Стамбуле я имел счастье познакомиться с двумя замечательными личностями. Один из них был Джалал Коркмас из северокавказских тюрок. Прекрасно владевший французским, русским языками Джалал принадлежал к левым социалистам. Он вместе со своей гражданской супругой, революционеркой Марией, происходившей из семьи польских аристократов, держал на Диван-йолу пансион…». Джафер тоже жил в этом пансионе и брал уроки французского у Скоковской. О ней он писал: «Подруга его полячка Мария была женщиной обширных знаний и благородного воспитания. Быть полезной другим (ближним) до самозабвенья – было её основным жизненным инстинктом и философией. Джалал в спорах был излишне горяч и эмоционален, Мария же полностью контролировала свои мысли и чувства. Во всем, в воспитании, чувствах, мыслях была видна её основательность, возвышенность. Никогда не забуду, как во время одного из споров Мария, критикуя Джалала сказала: „Ты не прав, если бы было так, как ты полагаешь, то есть юридические основы буржуазного общества пришли бы в негодность и упадок, иссякли его творческие источники и обрушились нравственные основы – наше дело было бы проще простого… Нет противник не низвержен, он стоит еще крепко на ногах. И не только в экономическом, правовом смысле, но и, особенно – в общественно-умственном“. Джафер замечает: „Анархизм Джалала не знал границ. И это было причиною нескончаемых страданий Марии, не дававших жить спокойной жизнью ни самому Джалалу, ни ей…“.

В 1912 году из-за угрозы ареста они возвращаются в Париж и поселяются по старому адресу. Во французской столице Мария содержала пансион, владела рестораном, доставшемся ей от матери. Её пансион был известен российской полиции как центр польской и русской эмиграции. Служила она также в русской военной миссии у графа Павла Алексеевича Игнатьева. С января 1917 по январь 1918 года Игнатьев возглавлял русскую секцию в Межсоюзническом бюро при Военном министерстве Франции. Бюро координировало деятельность союзных разведывательных служб, через него шел и обмен информацией. К тому же Павел Алексеевич возглавлял небольшую, но весьма эффективную разведывательную организацию, добывавшую ценные сведения о противнике.