Текст книги "Медвежья злоба"

Гуси над Переславским

Многие охотники из года в год перед открытием нового сезона чувствуют приятное волнение. Я – не исключение. Почувствуешь запах прелой весенней травы и тут же словно видишь перед собой косяк гусей, токующего тетерева или подсадную утку-крякушу. И эти видения преследуют меня независимо от того, нахожусь я дома или на работе.

Много лет болею я охотой на гуся. Она более сложная, чем охота с подсадной на селезня, для нее нужно иметь набор манков, гусиных профилей, которые приходится постоянно таскать за собой в поездках за пятьсот и более километров от Москвы. Охота на гусей сложна и тем, что надо угадать конкретные дни основного пролета, когда птица, как говорится, валит валом. А это всего три-четыре дня за десятидневный период весенней охоты. Попробуй угадай!

Вот и в тот раз: двухнедельная подготовка, сборы, звонки по телефону, переживания… А что в результате? Поехал в Рязанскую область, в пойму Оки и Мокши (от Москвы 480 км), посмотрел на отдельные стаи, которые утром и вечером на недосягаемой высоте пролетали над разливом и полями, и понял, что гусь прошел. Для успокоения души посидел денек в шалаше. Утки, в большинстве парами, редко пролетали стороной, никак не реагируя на зазывное кряканье подсадной. Разочарованный, я вернулся домой, не надеясь еще раз в ту весну побывать на охоте.

Но буквально через несколько дней из Костромы позвонили друзья и позвали на открытие, обещая «вал» птицы. Главное – чтобы патронов хватило! Я задумался, не совершить ли еще одну, скорее, авантюрную поездку в «дальние дали» за мифическими гусиными стаями. И… начал сборы, правда, не в город на Волге.

Я всегда имел возможность охотиться в хозяйствах Военно-охотничьего общества. Правда, раньше считал, что в них можно неплохо поохотиться на глухаря, тетерева, вальдшнепа и утку, но только не на гуся. Поэтому из года в год предпочитал отправляться в дальние края. Но в этот раз решил побывать вместе с сыном Петром в Переславском хозяйстве, угодья которого располагались всего в 165 километрах от столицы.

Собравшись, мы через три часа неспешной езды на автомашине были на центральной базе. Там уже шло бурное обсуждение предстоящей охоты. Кто-то хвастался рабочими качествами своих подсадных, кто-то демонстрировал недавно приобретенное оружие импортного производства, хорошее ценой и совершенно не пригодное для охоты.

Главный охотовед хозяйства посоветовал нам поехать в самый дальний егерский обход, километров за пятьдесят от базы, где жил мой знакомый егерь Василий. Для того каждый приезжий охотник – всегда желанный гость. Короче, на следующее утро мы с сыном сидели в шалаше. Он был огромный, можно сказать, со всеми удобствами, хотя и стоял на воде. Заботливый Василий даже соорудил из осиновых бревен настоящие кресла. Отпустив на ногавке нашу Катьку (я даю эту кличку всем своим подсадным) и усевшись поудобней, я и Петр стали слушать и ждать.

Многие охотники знают, что такое весенний рассвет на воде. Это в первую очередь голоса птиц, которые как бы дополняют друг друга. Вот закрякала подсадная, заблеял бекас, прокричал чибис где-то над соседним полем… А охотник сидит и слушает, не раздастся ли долгожданное «шварканье» селезня, которое неопытному уху сразу и не расслышать в общем гвалте голосов.

– Папа, гуси, – вдруг прошептал Петр.

Я тоже услышал гоготание, и сердце сразу заухало, кровь бросилась в голову. Лишь огромным усилием воли я подавил в себе желание покинуть шалаш и бежать на поиски гусей. Да и сын бы не понял моей прыти…

В то утро Катька осадила под наши выстрелы двух селезней. Когда вернулись в охотничий домик, Василий сообщил, что много из пролетавших над нашим шалашом гусей сейчас сидит на полях приметно в пяти километрах от нас. Чуть позже мы разглядели с дороги в бинокль всю стаю, насчитывавшую голов двести. В основном это были белолобые гуси, кормившиеся в трехстах метрах от дороги. Прикинув, куда они могут полететь, если их спугнуть, мы с сыном пошли прятаться, а Василий – скрадывать гусей с подхода, чтобы толкнуть в нашу сторону.

Залегли мы прямо в кювете, благо он был неглубокий, заросший кустарником. Лучшего места для укрытия не придумать! Оттуда мы хорошо видели, как Василий скрадывал птиц. Они заметили человека метров за семьдесят и сразу начали взлетать. Переговариваясь между собой, гуси поднялись одним большим станом, но после выстрелов Василия разбились на несколько стай и полетели в разные стороны.

Мы с Петром сильнее прижались к земле. Одна из стай шла прямо на нас всего в тридцати метрах над землей. Выждав, когда они приблизятся, я вскинул ружье и выстрелил. Сразу же сообразил, что промахнулся, тут прицелился и выстрелил во второй раз. Гусь, остановившись на месте, кувыркнулся через голову, и Петр, не дожидаясь, когда тот упадет на землю, побежал за ним. Вскоре он вернулся, неся трофей и широко улыбаясь. Таким счастливым я его еще не видел.

В тот день нам определенно везло. Поле, где кормились птицы, было не скошено с осени, и кругом лежали петли гороха. Недалеко протекал небольшой ручей, вся пойма которого была зеленой от молодой травы. Эта так называемая зеленка очень привлекает гусей. Там мы и решили поставить вечером профили.

Пообедав и немного отдохнув, мы к вечеру были в полях, где быстро расставили профили. Они у меня объемные и издалека их практически не отличить от настоящих гусей. Я расставил их головами против ветра, чтобы создать видимость кормящейся стаи. Забравшись в скрадок, стали ждать.

Вот послышался ни с чем не сравнимый гогот, и вскоре мы увидели налетающую на нас стаю. Я начал манить, и гуси сразу пошли на снижение. Не дожидаясь, пока они зайдут на круг, я прицелился и отдуплетил. Птицы, сбившись в клубок, резко набрали высоту и с недовольным гоготом полетели дальше. Промах!

В течение двух следующих часов я стрелял по гусям еще десять раз и… «в белый свет, как в копеечку». У меня такое бывает: вроде бы и птица крупная, и летит близко, а сбить не могу. Расстроенные, мы оставили наших «подсадных» на поле, а сами пошли к машине, чтобы утром снова вернуться на это место.

В скрадок забрались в полной темноте. Рассвело, но гусей не было. Лишь далеко на востоке прошло несколько небольших стай. Стало ясно – основной пролет прошел. Но как же не хотелось заканчивать охоту! Мы ждали, ждали… и дождались. Мне посчастливилось сбить налетевшего на профиля гуся-одиночку.

Выходные закончились. С грустью расставались мы с Переславским охотхозяйством, подарившим нам незабываемые минуты. Но домой мы уезжали с твердой уверенностью, что будущей весной вновь приедем сюда на гусиные перехваты.

Спасибо Найде

В пятницу, к концу дня, начался сильный снегопад. С работы до дома пришлось добираться часа четыре, с трудом преодолевая бесчисленные заторы на московских улицах. Но главная причина того, что к вечеру настроение изрядно испортилось, была не в этом. В субботу я собирался с друзьями поохотиться на зайца-беляка. А какая же охота после такого снега? Обзвонил друзей, и мы договорились выезд отложить.

К утру погода установилась великолепная. Небольшой морозец – градусов семь-десять, ветра не было, выпавший за ночь снег искрился на солнце. Мы с сыном Петей занялись уборкой снега во дворе нашего дома. Сыну было только десять, но уже года три как он ездил со мной на охоту: весной с подсадной на селезня и на вальдшнепа на тяге. На таких охотах ходить много не надо, и нагрузка на мальчугана вполне посильна. А в последнее время я стал брать Петра и на охоту с гончей…

Скребу я снег, а сам думаю: завтра должна быть неплохая охота по беляку. Ведь до снегопада несколько дней стояли морозы без снега, а значит, все в лесу хрустело и заяц много не ходил. После этого почти сутки продолжалась пурга. Выходило, что заяц в общей сложности лежал дня три или четыре, практически не жируя. А голод не тетка. Значит, завтра косой должен дать хороший след по свежему снегу.

Вечером, закончив все работы по дому, я, решив не звонить ребятам, с которыми собирался охотиться в эту субботу, поехал к своему давнему другу – гончатнику Владимиру. К моей радости, он был дома и с порога стал мне рассказывать, как сегодня с утра, взяв с собой молодую выжловку Найду, пошел в лес. Собака подняла лису и четыре часа без устали гоняла ее. Володя видел зверя три раза, один раз даже стрелял, но промахнулся.

Правда, сначала мое предложение пойти завтра на зайца он воспринял без энтузиазма, ссылаясь на усталость Найды. Но потом охотничья страсть взяла свое, и Володя согласился. Решили так: в семь утра он будет у меня дома, конечно, с Найдой. Сможет она гонять зайца или нет – посмотрим, но в любом случае поохотимся.

На следующее утро, выйдя вместе с сыном на улицу, я приуныл – шел снег. Но охоту уже не отменить. Ровно в семь у крыльца остановилась «Нива», на которой мы с Володей накрутили не одну тысячу километров по охотничьим дорогам. Найда лежала на своем месте в багажнике. Я поинтересовался, как она себя чувствует.

– Вроде встала, – ответил Володя.

Охотиться решили недалеко от дома, где в этом сезоне еще не бывали. Но остались ли здесь зайцы, проверить не мешало. Ведь в иных местах, где еще несколько лет назад косые водились в изобилии, теперь и следа их не увидишь. Как, впрочем, не увидеть и следов других охотничьих животных. Главная в том причина – бурно прогрессирующее дачное строительство. Как правило, в дачных массивах находят приют бездомные собаки, и зайчатам от них нет спасения.

Минут через тридцать въехали в лес. При свете фар старались найти след зайца на лесной дороге, чтобы с рассветом пустить по нему собаку. Но заметили только след лисицы. К слову сказать, лис в Подмосковье много. Видимо, эта хищница лучше зайца смогла приспособиться к новым условиям. А для любителей охоты с гончими рыжая плутовка может доставить немало огорчений. Только войдешь в лес – гончие поднимают лису, и в этот день на зайца охота нередко срывается. Кумушка ходит большим кругом, собаки увязываются за ней, и до них не докричишься. В подобных условиях Володя не отпускает Найду далеко от себя, вовремя подзывает ее. И она послушна зову хозяина.

Безуспешно проходив два часа, мы остановились на просеке, чтобы обсудить, что делать дальше. Мой Петр старался не подавать вида, но по его глазам было видно: уже скисает.

Неожиданно на просеке показался лыжник. Подъехав к нам, он поинтересовался, как охота. Первым ответил сын, что, мол, зайцев здесь нет.

– Как нет! – встрепенулся лыжник. – Метрах в пятистах отсюда лыжню пересекает заячий след…

– Точно заяц, ошибки быть не может? – спросил я с недоверием.

– Я в следах разбираюсь, – с обидой ответил лыжник и покатил дальше.

Все еще не очень веря в удачу, мы двинулись дальше. Вскоре вышли еще на одну просеку и, к нашей радости, сразу же обнаружили ночную жировку зайца-беляка. Володя вместе с Найдой отправился тропить. Мне и Петру было строго-настрого указано стоять на дороге и никуда не уходить.

Но разве устоишь на одном месте! Вот след, вот еще след, и мы с сыном вошли в лес, разбирая ночные похождения косого. Минут через пятнадцать я заметил свежий заячий след и только тогда понял, что спугнул его с лежки.

Володя тем временем звал Найду, которая в это время оказалась рядом с нами. Собака сразу рванула к хозяину, который кричал: «Вот! Вот! Вот!»

Мы с Петром устремились за Найдой. Подойдя к Владимиру, сразу же получили выговор. Как в таких случаях и бывает, заяц, поднявшись с лежки, прошел в том месте, где нам было указано стоять. Володя его видел, но выстрелить не успел. Найда же с азартным, слегка дребезжащим голосом гнала зайца. Володя двинулся вдоль просеки, а мы с Петром остались на месте.

Найда лаяла звонко, с легким повизгиванием, на некоторое время замолкая и тут же начиная гон снова и снова. Было понятно: заяц пошел на малый круг, пересек просеку в заваленном снегом подлеске и сейчас шел на свою лежку. По моим подсчетам, пройдя ее и замыкая круг, заяц должен был выскочить на меня и Петра.

Но надежды не оправдались. Мы с сыном основательно натоптали в районе лежки, когда распутывали следы. Наткнувшись на наши следы, Найда «скололась» и, начав делать круг, выскочила к нам и стала тут же рядом крутиться. Стало ясно, что заяц, дойдя до наших следов, сделал скидку и запал, а собака по своей молодости и неопытности его не нашла. Охоте конец…

Подошел Володя, определил, что случилось. Посоветовавшись, мы уже договорились прийти сюда в следующие выходные: куда, мол, наш заяц денется. Но Найда решила по-своему. Она добрала-таки косого, подняла и снова погнала его. Володя поспешил на свое место. Гон нарастал и, кажется, начал поворачивать в нашу сторону. Вот со стороны друга раздался дуплет и крик:

– Готов!

– Хорошо, – ответил я и тут же услышал:

– Подранок!

Мы с Петром пошли на выстрел. Размахивая руками, Володя начал рассказывать, как увидел выпрыгнувшего на просеку зайца. Тот сел и стал смотреть в нашу сторону, в то время как мы с сыном смотрели в другую. Володя сделал дуплет, хотя и было далековато. После выстрелов заяц пошел в сторону гона.

Пройдя по его следу совсем немного, мы обнаружили кровь. Володя решил тропить, Петр остался на месте обнаружения крови, а я вернулся туда, где стоял раньше.

Второй дуплет раздался в ельнике буквально через минуту после того, как я занял свое место. И сразу крик:

– Валера, на тебя!

Я тут же забыл обо всем. По телу дрожь, голова как в тумане. Вертя головой во все стороны, вдруг увидел зайца всего лишь метрах в десяти от себя. Дальше в моем сознании все стало двигаться словно в замедленном фильме. Заяц медленно бежал прямо на меня по чистой поляне. Казалось бы, промах в такой ситуации исключен. Я вскинул ружье, выстрелил и увидел, что заряд дроби ударил в землю. Заяц был уже в елках, когда я выстрелил второй раз и вновь промазал.

Как такое могло случиться, понять было невозможно. Володя, выйдя на просеку, стал звать Найду, чтобы снова поставить ее на след. Спросил, почему я промахнулся, но мне оставалось только пожать плечами, после чего друг вместе с Найдой углубился в лес.

А еще через две минуты он вновь закричал:

– Валера, на тебя! Не промахнись!

И тут же заголосила Найда. Я сразу увидел зайца, бежавшего на меня по ельнику. Спокойно выделил его и выстрелил поверх ушей, чтобы заряд с короткого расстояния не разбил трофей. Косой подпрыгнул и зарылся в снег возле небольшой елочки.

Как описать светящуюся радость в глазах десятилетнего сына, смех друга, пожимающего мне руку, нахлынувшее счастье от удачного выстрела…

Воспоминания об этой охоте будут мне так же дороги, как и обо всех других. Впрочем, может, даже след в памяти она оставит поглубже, чем иные, пусть и более результативные. Ведь добыть зайца в Подмосковье, в каких-нибудь тридцати минутах езды от дома да еще из-под гончей с ее голосистой песней – такое счастье улыбается не каждому!

Поездка в воспоминания

Институт давно позади. Я вот уже несколько лет работаю охотоведом. Студенческие годы понемногу забываются. Только иногда при встречах с друзьями нет-нет да вспомнится Киров, наше общежитие, безмятежно прожитые годы – самые лучшие годы моей юности. После этих воспоминаний наваливается такая тоска, что хочется все бросить, сесть в поезд и укатить туда, где когда-то жил и учился.

Хочется побродить по городу, зайти в институт, подняться по большой лестнице до пятого этажа. Нашего этажа, где расположены охотоведческие аудитории, в которых занимались многие поколения биологов-охотоведов. Учились до меня, учатся и после. Хочется проехать по всем районам Кировской области, где доводилось охотиться, общаться с людьми, где меня, может, еще не забыли, как не забыл я эти места.

Наконец я решаюсь. Отпуск на работе – в начале сентября. Билеты до Кирова куплены. Беру охотничье ружье, патроны, кое-что из вещей и еду на вокзал, сажусь в поезд. Ночью долго не могу заснуть, лежу в купе и вспоминаю, вспоминаю…

Вот и Киров. Ворота города – вокзал. Он такой же, как и тогда, когда я приехал сюда в первый раз поступать в институт, и кажется, что вот-вот встречу в зале сокурсника. Но кругом лишь незнакомые озабоченные лица. На привокзальной площади сажусь в троллейбус, занимаю место у окна, смотрю на знакомые улицы, и вновь охватывают меня волны воспоминаний.

Вот и сельхозинститут, главный корпус. Захожу и поднимаюсь на пятый этаж, заглядываю в аудитории. Многое изменилось. Но профессии охотоведов учат по-прежнему здесь. Увидел знакомых преподавателей. И они меня вспомнили, стали расспрашивать, как живу, зачем приехал? Объяснил, что замучила ностальгия, что собираюсь побывать в знакомых местах, навестить дорогих моему сердцу людей. За разговорами не заметил, как наступил вечер. Вновь пора было на вокзал…

Утром вышел на нужной мне станции. До деревни, где жили лесник, дед Иван, и его жена, баба Даша, пешком двадцать километров. В былые годы мы с друзьями частенько жили у них и охотились. Особенно запомнилась первая охота на медведя, после которой над нами смеялось все общежитие, хотя мясо застреленного нами домашнего быка было очень даже неплохим.

На улице прохладно, и я после теплого вагона никак не могу согреться. Забросив ружье и рюкзак за плечи, иду по раздолбанной дороге. Ох уж эти российские дороги! Через час мне становится жарко, и я перехожу на более медленный шаг. Спешить некуда.

Про себя думаю, как там дед Иван и баба Даша? Наверное, уже совсем старенькие. Они и тогда-то были в годах, а сейчас столько лет прошло. Вспомнят меня или нет? Должны…

– Ой, кто это? – услышал я женский голос, когда подошел к крыльцу знакомого дома. Оглянулся и увидел перед собой бабу Дашу. Такую же, как и прежде, только на лице стало больше мелких морщинок.

– Баба Даш, это я, студент. Не узнаете?

Она внимательно всмотрелась в мое лицо:

– Касатик, это ты? Я сразу и не признала. Изменился, возмужал. Каким ветром к нам занесло? Один или с друзьями-шалопаями? – улыбнулась старушка.

– Один, баб Даш. Решил вот навестить вас. Воспоминания одолели. А ребята по стране разъехались, теперь всем вместе на охоту и не собраться. Я-то им писал, приглашал, да только никто не смог – дела. А где дед Иван? Я ему бутылочку водочки привез…

Баба Даша опустила голову и кончиком платка вытерла глаза:

– Одна я почитай уже три года. Погиб дед Иван. На охоте погиб. А ты заходи в избу-то, все тебе и расскажу. Поживешь у меня?

– Хотелось бы пожить. Дней несколько. Побродить по полям, поохотиться. Дичь, наверное, еще сохранилась?

– Куда ей деться. Охотников в деревне нет. Вымирают тихонько деревни. – Она открыла дверь и пропустила меня в избу.

В ней было все как прежде. Чисто и аккуратно. На стене две фотографии: деда Ивана и бабы Даши. Фотографировались сразу после свадьбы. И опять нахлынули воспоминания, как выпивали мы с покойным дедом Иваном в этой уютной избе…

– Что, касатик, в баньку сходишь? – вернула меня к реальности баба Даша. – Я сегодня истопила, суббота ведь. Как чувствовала, что приедет кто. Там и венички есть. А я пока стол накрою…

Она дала мне чистое полотенце, и я пошел в баню. Всякий раз, когда заходил в нее, чувствовал дух леса, луговой травы, березовых веников, меда, хлеба. И сейчас от этих запахов закружилась голова. Сел на полок, закрыл глаза, вновь вспомнил деда Ивана, построившего эту баньку много лет назад.

Мылся я долго. Несколько раз грелся в парилке, хлестал себя веником. Допарился до того, что стало пошатывать. Выйдя на улицу, немного посидел на лавочке, глядя в звездное небо.

В доме уже был накрыт стол, посередине которого стоял самовар. Я достал бутылку, приготовленную для деда Ивана, разлил водку по рюмкам.

– Ну, давай помянем деда нашего, хороший был человек, – сказала баба Даша. – Завтра свожу тебя на кладбище, могилку его посмотришь. Почти каждый день там бываю…

Мы выпили и помолчали с минуту.

– Расскажи, баба Даш, как все-таки дед погиб? Почему на охоте? Помнится, и ружья-то у него не было.

– Было. Твой дружок привез. Одноствольное. И патронов несколько. Ружье в чулане хранилось, пока не понадобилось. Не будь его, может, и жив был бы дед. – Баба Даша замолчала, разглаживая ладонями белоснежную скатерть на столе.

– Говорила я ему: не ходи, не твое дело – медведя стрелять, пусть этим те, кто умеет, займутся. Да разве его удержишь! – Она заплакала. Я налил ей стакан воды, и, выпив, баба Даша продолжила рассказ:

– Так вот, медведь этот еще летом начал в округе шкодничать. Разграбил пасеку, все улья переломал. Хозяин той пасеки пригласил охотоведа из района. Тот несколько дней медведя выслеживал, но так и не застрелил. После этого наши деревенские медведя этого в лесу встречали. Медведь как медведь, только все рядом с деревней крутился. Потом взял да и задрал корову у наших соседей. Опять охотовед приехал, караулил и снова ничего. Потом охотники из города приезжали, ходили по лесу с собаками. Все впустую. А в сентябре медведь напал уже на нашу телочку. Дед только на второй день ее обнаружил недалеко от деревни. Примерно на том месте, где вы тогда быка застрелили. Когда дед ее нашел, медведь рядом был. Выбежал из леса, встал на задние лапы, да как зарычит. Напугал деда до смерти. Но, вернувшись домой, решил Иван сам его застрелить. Помню, долго чертыхался, что всего один патрон был пулей заряжен. Остальные – дробью. Я его все отговаривала. говорила, чтобы снова охотоведа вызвал, но он даже накричал на меня. Мол, раз телочка наша, значит, его его дело, а не охотоведа. Взял ружье и ушел в лес. В первый день, как стемнело, домой вернулся, сказал, что не видел медведя. На второй день опять в лес ушел. Уже в сумерках наши деревенские вроде как выстрел слышали. Я всю ночь его прождала, измаялась вся, а дед так и не вернулся. Чуть рассвело – я к соседке. Все рассказала. В лес одни побоялись идти, позвонили с почты в район в милицию. В обед охотовед с участковым приехали. Деревенские показали им, где примерно выстрел был. А вечером они Ивана моего, мертвого привезли, а вместе с ним и медведя. Убил медведь деда, да только и дед его. Охотовед рассказал, как все было.

Сел мой дед на самой медвежьей тропе прямо посреди поля. Стал зверя караулить. В темноте медведь появился. Дед подпустил его поближе и выстрелил. Сразу не убил, а только ранил. Медведь к нему подбежал и убил, а сам к лесу отошел и тоже помер. Вот так, касатик, погиб мой дед. – Баба Даша снова на короткое время замолчала, а я разлил водку по рюмочкам:

– Жалко деда Ивана. Как сейчас его помню. Давай еще раз помянем.

– Ты ешь, накладывай, не стесняйся, – стала потчевать меня баба Даша после того, как мы выпили. – Кому я столько готовила? Гостей теперь у меня не бывает. Разве что соседка зайдет. Посидим, чаю попьем и расходимся, – баба Даша улыбнулась. – Я вот вас часто вспоминаю. Хорошие вы ребята. Давай теперь за ваше здоровье выпьем. Наливай.

Я снова наполнил рюмочки. На этот раз, прежде чем выпить, мы чокнулись.

– Как вы живете-то? – спросила баба Даша.

– Хорошо живем. Только видимся редко. Разбросало нас после института кого куда. Иногда пишем друг другу, иногда по телефону общаемся. Я женился, дети уже растут. Работа нравится. Что еще себе пожелать? Часто институт вспоминаю, охоту в этих местах. Вот, не выдержал, приехал. Уж слишком сильно сюда тянуло. Думаю, теперь, когда домой вернусь, полегче будет. Хотя… Память сильная штука.

– Да, память, память, – вздохнула баба Даша. – Ты устал, наверное. Так ложись. Я тебе где всегда постелила, в чулане.

– Не хочется пока. Давай еще посидим, повспоминаем…

Утром баба Даша разбудила меня стуком в дверь и позвала завтракать. На столе возвышалась высокая горка только что испеченных блинов. Я сел за стол и, намазав блин медом, стал есть, запивая чаем. Очень вкусно.

– Как блины? – поинтересовалась баба Даша.

– Отличные. Лучше не приготовить, – похвалил я, глядя, как хозяйка ловко орудует у печи ухватом. Какие у нее ловкие, отточенные годами движения, ничего лишнего. Я бы так никогда не смог.

Закончив завтрак, я натянул сапоги, взял ружье, патроны и вышел на крыльцо, где меня уже ждала баба Даша.

– Ты что же, после кладбища сразу на охоту?

– Да. Посмотрю, где дед Иван погиб. А после хочу побродить по полям до вечера. Не возражаешь?

– Решил, так решил, – сказала она, запирая дверь на замок.

Идя по деревне, я обратил внимание, что за прошедшие годы ее покинули многие жители. Кто-то уехал в город, кто-то умер. Бросилась в глаза неухоженность многих домов – в некоторых были выбиты стекла, разломаны печи. Деревня вымирала. Я с грустью спросил:

– Баб Даш, сколько жителей осталось?

– Почитай все уехали. Скоро последние старики поумирают и все. Мы и так никому уже не нужны. А какая деревня была, когда меня сюда дед привез! Клуб, школа, магазин, ферма. Сейчас ничего этого не осталось. Да и не будет никогда.

Пройдя до конца деревни, мы встретили всего несколько человек. Они здоровались с нами, с нескрываемым любопытством смотрели на меня. Баба Даша не останавливалась и разговор ни с кем не заводила, только говорила в ответ свое «здравствуйте».

Вот и кладбище. Самое обыкновенное, таких на Руси тысячи. Заросшее кустами сирени и старыми березами. Свежая могила всего одна. Баба Даша пояснила:

– Здесь наша деревенская похоронена. Недавно померла. Со временем еще несколько могилок добавится – и все, кладбище закроется.

Подошли к могиле деда Ивана. Все как положено. Ограда, столик, лавочка. Памятника не было, только большой деревянный крест, на котором прикреплена фотография улыбающегося деда.

– Вот тут я каждый день бываю. Спасибо тебе, касатик, что приехал. Нас, стариков, не забыл. – Баба Даша достала из сумки кое-что из еды, бутылку водки, два стаканчика. – Наливай, помянем, раз пришли, – сказала она и стала поправлять росшие на могилке цветы.

Выпив, вспомнили, как шутил над нами дед Иван, когда мы приезжали, как учил нас жизни, как однажды нашел нас в лесу, когда заблудились.

Потом баба Даша убрала в сумку початую бутылку и оставшиеся продукты и повела меня на поле, где медведь задрал деда. Я узнал это место – именно здесь мы когда-то охотились.

– Вот здесь дед лежал. Когда мы с охотоведом сюда пришли, овес примят был, а на земле кровь запекшаяся.

Осмотревшись, я сказал:

– Не самое лучшее место дед для засидки выбрал. Мог бы и на деревьях лабаз соорудить. Глядишь, и живой бы остался.

– Тому быть, – грустно сказала баба Даша.

Мы сели на землю, расстелили газету, достали продукты и водку. На этот раз выпили, ничего не говоря. И опять сидели, вспоминали…

– Ну, вот я тебе все и показала, – наконец сказала баба Даша. – Теперь пойду домой. А ты к ужину не опаздывай.

– Не опоздаю.

– Что мы не съели, оставь здесь, на земле, пускай птички тоже деда помянут. А водку мы вечером допьем.

Она пошла в сторону деревин, а я долго смотрел ей вслед, и так стало жалко состарившуюся бабу Дашу, которая осталась совсем одна на этом свете…

Погрустив еще немного, я зарядил ружье и пошел к лесу. Надеялся, пройдя его краем, поднять тетеревов, а если повезет, то и глухаря. Не спеша обошел все поле. Ничего. Перешел через ручей на другое, и тут из под самых ног с шумом вылетел тетерев. Выстрелил с опозданием и, конечно, промахнулся. Перезарядил ружье и метров через триста вспугнул еще одного тетерева. После выстрелов птица благополучно скрылась за деревьями. Переволновался – со мной такое бывает.

Сел на землю перекурить. Лес шумит. Березы уже начинают желтеть – нет-нет и упадут на землю первые листья. Хорошо.

Снова перезарядил ружье и пошел поле в обход. В самом его конце поднял глухаря. На этот раз выстрел оказался точен, и глухарь, перевернувшись в воздухе, упал в траву у елочек. Медленно подошел к нему, поднял за лапы. Как прекрасен этот лесной петух! Радость охоты, удачного выстрела охватывает меня. Сейчас я самый счастливый человек на всем свете.

На сегодня хватит. Да и пора в деревню – солнце уже начинает садиться. К дому бабы Даши подошел в темноте. В окошках свет. Ждет хозяйка. Войдя в избу, сразу почувствовал запах приготовленного ужина. Увидев глухаря, баба Даша ахнула:

– Застрелил-таки. Молодец. Завтра эту птицу в русской печи приготовим. А сейчас умывайся – и за стол. Ужин стынет…

Как и вчера – выпиваем, закусываем, вспоминаем. Засиделись допоздна. Утром на охоту…

Дни, проведенные в деревне у бабы Даши и в окрестных лесах, пролетели в один миг. Пора было уезжать и я, как в студенчестве, чувствовал, что вскоре опять сюда вернусь. Но умом понимал, что этого не случится.

Провожая меня, баба Даша плакала. Просила обязательно приехать к ней с женой, с детьми. Пока она еще в силе. Я пообещал, чтобы не обидеть. Баба Даша и дед Иван навсегда останутся в моей памяти.

Пошел по дороге к лесу. На самой опушке обернулся и остановился. Баба Даша все стояла и махала мне рукой. Я помахал в ответ.

А может, я все же смогу еще раз приехать сюда, в свои воспоминания?