Текст книги "Медвежья злоба"

Закон тайги

На берегу маленькой речки, несущей свои тихие воды по сенокосным луговинам, стояла выгоревшая от солнца армейская палатка. Рядом горел костёр, над ним на треноге висел закопчённый чайник. Вода кипела, временами поднимала крышку и стекала в костёр, который при этом шипел и дымился, затухая, вскоре снова разгораясь и вспыхивая с новой силой.

– Однако вода убежать может – без чая останетесь, – смеясь, сказал невысокого роста якут, подошедший к отдыхавшим в тени палатки деревенским косарям.

– А, Семён, привет! – поздоровались мужики, поднимаясь.

– Давно тебя не видели. Мы тут уже который день косим. Что нового в посёлке?

Якут не спешил с ответом. Он обратил внимание на вилы и грабли, прислонённые к толстой лиственнице, три косы и дополнявшие этот «натюрморт» видавший виды карабин и двустволку.

– Однако завтра бабы должны приехать сено собирать, – объявил он.

– Это мы и сами знаем, – перебили его. – Ты скажи, где был, что видел?

Косарей звали Анатолий, Иван и Василий. Все из посёлка, где жил и Семён. Якут обосновался там, женившись на русской. Это была на редкость счастливая пара. Уже дочери пора в школу. Семён был неунывающего нрава, работящий, лучший в посёлке охотник и рыбак. Держал собак, имел свои охотничьи угодья, где промышлял в долгие зимние месяцы.

– В тайге ходил, однако, – наконец ответил он, – рыбу мало-мало ловил. Плохую новость, однако, узнал.

Семён замолчал. Его не торопили – сам скажет. И он сказал:

– Помните, в прошлый год геологи на озере стояли, золото искали? Они медведя ранили. Никому не сказали о подранке – закон тайги нарушили. Однако мишка шибко на людей обижен. Как бы беды не было. Я утром, когда сети проверял, видел этого медведя – шибко худой зверь. Как меня заметил – в мою сторону поплыл. А я, однако, карабина не брал – тоже закон тайги нарушил… Медведь, однако, к берегу повернул, передумал нападать.

Семён снова замолчал, присел к костру, стал раскуривать трубку. Мужики осмысливали новость. Пыхнув дымом, Семён встал:

– Побегу в посёлок, людей предупредить. Карабин, однако, взять, собачку, стрельнуть медведя надо. Жена с дочкой по ягоды сегодня в тайгу собирались – задержать надо.

Он поделился уловом с косарями, но не стал даже пить чай, хотя Анатолий уже заварил и разлил по кружкам, говоря:

– Спасибо, друг, за рыбу, за то, что предупредил!

А сам подумал: «Хорошо, что захватили с собой ружьё и карабин!» Но пожалел, что не взял с собой кобеля – в тайге с собакой спокойней.

После ухода Семёна косари еще немного посидели у костра и поднялись.

– Косить будем за ручьём, – объявил Иван и, взяв косу, пошёл к воде.

– Карабин брать? – спросил Анатолий.

– Возьми ружьё и патронташ. Смотри, ружьё заряжено!

Перейдя ручей, Иван и Василий сразу начали косить. Анатолий присоединился к ним, предварительно повесив ружьё на одинокое дерево. Работа пошла споро, только и слышалось: «вжик, вжик». И вырастали высокие валки, словно застывшие волны на зелёном море.

Прошёл не один час работы без перекура, когда Анатолию почудилось, будто кто-то за ним следит из недалёких кустов. Сначала подумал, что это просто не выходит из головы рассказ Семёна про медведя. Но неприятное чувство не покидало косца. Он вдруг резко обернулся и увидел метрах в пятидесяти от себя колыхнувшуюся траву, а в ней – притаившегося медведя. Это был крупный самец, сильно исхудавший, со сбившейся в клочья шерстью.

– Мужики! – крикнул Анатолий. – Медведь сзади! – И рванул к палатке за карабином, успев краем глаза заметить, что зверь приготовился к прыжку.

Почему он побежал за карабином, который находился у палатки, а не за ружьём, что было рядом, Анатолий объяснить не мог. Но этот поступок оказался для него спасительным.

За Анатолием побежал Василий, но, сделав всего несколько шагов, косец схватился за грудь и упал. Анатолий этого не видел. Подбежав к палатке, он схватил карабин, и в это время до него донёсся медвежий рык и душераздирающий короткий крик человека. Анатолий догадался, что это кричит Иван и, передёрнув затвор, бросился на помощь. Сначала он увидел Василия, лежавшего в неестественной позе. Опустившись на колени и приложив ладонь к шее друга, Анатолий понял, что тот мёртв – больное сердце не выдержало испуга. Но где же Иван? Подойдя к дереву, на которое они вешали ружьё, он увидел, что оно валяется на земле рядом с патронташем. Там же, на траве, была кровь.

– Опоздал! – выдохнул он, прислонясь спиной к дереву.

Ноги стали ватными, и Анатолий без сил сполз на землю. Прикурить удалось только с четвёртой попытки и лишь после второй выкуренной сигареты он кое-как пришёл в себя. Необходимо было найти Ивана, и Анатолий медленно пошёл по кровавому следу в сторону леса. Мелькнула мысль сначала сбегать в посёлок за людьми и собаками, но другу могла потребоваться помощь именно сейчас, и он решительно вошёл в лес.

А всего через десять шагов увидел под выворотнем ноги, обутые в резиновые сапоги со стёртыми каблуками. Держа наизготовку карабин, Анатолий обошёл выворотень, каждую секунду ожидая нападения медведя. Только убедившись, что зверя поблизости нет, прислонил карабин к дереву и с немалым трудом вытащил из-под выворотня Ивана… без головы.

* * *

Тем временем Семён, вернувшись домой, нашёл на столе записку, в которой говорилось, что жена вместе с дочкой ушли в тайгу за ягодой и что вернутся они ближе к вечеру.

– Вернутся – хорошо, – сказал себе Семён. – Однако в тайгу надо!

Взяв карабин и отвязав у крыльца собаку, он остановился у калитки в раздумье: может, они уже в посёлке, зашли к кому-нибудь в гости? В это время до него донёсся надрывный плач.

– Беда! – догадался Семён и поспешил на край посёлка.

Скоро он увидел толпу мужиков, баб и детей, окруживших Анатолия. Увидев подошедшего якута, тот сказал:

– Напал на нас твой медведь, Семён…

Больше говорить он не мог. Его душили слёзы, но глаза оставались сухими, только худое тело сотрясалось, как в лихорадке.

Семёну было уже не до Анатолия. Все, кого бы он ни расспрашивал про жену и дочку, лишь отрицательно качали головами. Тревога росла в его душе, и он, крикнув участковому милиционеру, что сам найдет своих, почти бегом направился в сторону леса.

– Настя, Маша! Ау! – стал звать Семён, оказавшись на ягодных местах, так любимых его родными. В ответ было только эхо.

Пройдя по ягоднику вдоль озера, он остановился и снова стал звать. Вдруг послышались лай собаки и ответное рычание медведя. Не медля, Семён поспешил на шум. Он ступал бесшумно, понимая, что зверь, хоть и занят собакой, всё равно не подпустит человека близко. Но прежде чем стрелять, охотник должен был убедиться, тот ли это медведь, который убил людей.

Наконец в сгущающихся сумерках он увидел медведя, который, отбиваясь от собаки, удалялся в тайгу. Перебегая от дерева к дереву, Семён вдруг обо что-то споткнулся. Это было пластмассовое ведёрко дочери. Вокруг лежали рассыпанные ягоды чёрной смородины…

До сих пор в душе охотника ещё была надежда, что его родные живы, теперь сомнений не осталось. От нахлынувшей боли он вскрикнул. Медведь его услышал, рявкнул и припустил в заросли. Собака побежала следом, но что она в одиночку могла сделать против такого зверя! Семён опустился на землю, закурил трубку. Стало совсем темно, и он решил дождаться рассвета здесь. Вернулась собака и, жалобно поскуливая, села рядом с хозяином. Наверное, она так же, как и Семён, чувствовала, что его жена и дочка где-то рядом.

Когда рассвело, охотник, держа в одной руке карабин, в другой ведёрко, направился в сторону завалов. Они были не так далеко от тропы, идущей вдоль озера. Собака метнулась под ствол давно упавшей лиственницы и сразу же жалобно заскулила. И тут Семён увидел свою семью. В разорванной, перепачканной кровью одежде, слегка заваленные ветками, на земле лежала Настя, а на ней маленькая Маша. Его заколотило так, что карабин и ведёрко выпали из рук. Семён заскрежетал зубами и не выдержал – зарыдал.

* * *

Сколько прошло времени, пока он оплакивал родных, Семён не знал. К действительности его вернула собака, которая принялась слизывать кровь с лица маленькой хозяйки. Глядя на это, охотник принял решение – отомстить, убить медведя-убийцу, который всего за один день принёс столько горя людям. Если его не остановить, смертей может быть ещё больше.

Семён взял собаку на поводок и стал разбирать следы. Вскоре стало понятно, что жена и дочка, закончив собирать ягоды, возвращались по тропе в посёлок. Медведь скрадывал их у тропы, и когда люди поравнялись с ним, обнаружил себя. Жена и дочь побежали в разные стороны, но разве можно уйти беззащитному человеку от дикого зверя! Кого первым догнал и убил медведь, Семён выяснять не стал. Убийца сложил тела под лиственницу и завалил ветками, а уже после этого направился в сторону посёлка и напал на косцов. И только ближе к ночи вернулся к своей первой добыче, где его и обнаружила собака. Значит, зверь вернётся сюда еще раз.

Семён прикинул, на каком дереве можно расположиться и просидеть несколько дней в ожидании медведя. Выбрал дерево, росшее неподалеку от места, где лежали родные. Затем пошёл в посёлок.

Участковый, только что вернувшийся из больницы, куда доставили тела Ивана и Василия (голову Ивана так и не нашли), увидев Семёна, сразу понял, что трагедия на сенокосе – неединственная. Не глядя в глаза постаревшему за одну ночь охотнику, спросил:

– Что предлагаешь?

– Однако бить зверя необходимо, – сурово ответил Семён. – Думаю, два дня хватит. Тогда и моих из тайги привезём. Сейчас нельзя. Не придёт медведь тогда. Опять жертву искать будет. Объясни народу, пусть пока в тайгу не ходят, поостерегугся. Я всё сам сделаю. Это моё.

Выйдя от участкового, Семён направился к Анатолию. Тот до сих пор не пришёл в себя. Сидел, курил, уставившись в одну точку.

– Анатолий, возьми моих собачек. Я на несколько дней в тайгу, а их кормить некому. Нет у меня больше никого! – И больше ничего не сказав, Семён ушёл. Анатолий, поняв всё, закрыл лицо руками и зарыдал.

Дома у Семёна всё валилось из рук. Перед глазами мелькали эпизоды прошедшего дня, из которых самым незабываемым было лицо мёртвой дочки. Кое-как сосредоточившись, он положил в карман куртки патроны, хлеб, налил в бутылку воды. На пояс повесил нож, через плечо – карабин. Немного подумав, выложил на стол трубку и табак. Чтобы не было соблазна курить.

По дороге в тайгу сильно разболелась голова – мысли о погибшей семье не давали покоя. Оказавшись у намеченного для засидки дерева, Семён, не глядя в сторону погибших родных, залез на него. Сооружая лабаз, привязал к суку потолще захваченные из дома дощечки. Проверил, не будет ли что-нибудь мешать стрельбе. Замер.

Возникла мысль: зачем он всё это делает? Может, нужно предать тела близких земле, а не ждать, пока из-за жары на них страшно станет смотреть? Но вновь появившееся перед глазами окровавленное лицо дочери заставило сильнее сжать карабин, слиться с деревом в единое целое. Так он просидел до темноты. Вспомнив, что давно ничего не ел, позволил себе пожевать хлеба, запивая его водой из бутылки. Семён молил Бога, чтобы на небе не было туч, тогда стрелять будет очень хорошо. Туч не было, но и медведь не приходил. И только под утро послышался лёгкий шорох. Семён напрягся. В предрассветных семерках он сумел разглядеть росомаху. Она прошла по стволу поваленной лиственницы, ловя ноздрями чуть сладковатый трупный запах, который уже держался над этим местом. Затем стала разгребать ветки, под которыми лежали люди, стараясь добраться до их тел. Семён хотел выстрелить, но остановил себя. Шуметь было нельзя. Более того, нельзя было пугать росомаху – вдруг медведь где-то рядом? И охотник стал ждать. Он слышал как росомаха, добравшись до добычи, урча, рвала тело его любимой дочери. Насытившись, росомаха ушла, а Семён так и не пошевелился. И лишь когда полностью рассвело, организм его сдался, и Семён заснул.

Очнулся от невыносимого запаха и громкого жужжания мух, летающих над разлагающимися телами. Семёна чуть не стошнило. Но злоба на медведя победила, и он, протерев глаза, только крепче сжал карабин. Приближающийся шорох охотник услышал, когда уже начало смеркаться. Было ясно – идёт осторожный и большой зверь. Семён чувствовал это всей кожей. Зверь останавливался, чего-то выжидал и снова шёл. Вот он остановился за соседним выворотнем и с шумом втянул в себя воздух. Теперь Семён был уверен, что это медведь.

Охотник не боялся, что убийца почует его присутствие, ведь запах от разлагающихся тел был настолько сильным, что перебивал все окружающие. И действительно, медведь обошёл вокруг засидки и ничего не почувствовал. Семён, удостоверившись, что это тот самый медведь, держал его лопатку на мушке, но пока тот двигался, стрелять не торопился. Вот зверь приблизился к телам своих жертв и принялся за трапезу. Семён выстрелил.

Охнув, медведь осел и повалился на тех, кого пожирал. Семён выстрелил в тушу ещё раз. Ещё, ещё. Пока не кончилась вся обойма. Он был уверен, что все выстрелы нашли свою цель. Посидев на лабазе еще несколько минут, охотник спустился на землю и, не глядя в сторону своих близких и медведя, пошёл к посёлку.

Там Семён рассказал участковому, как всё произошло, и объяснил, где лежат жена, дочка и медведь. После этого он пошёл домой. Теперь всё ему стало безразлично, не нужно. Он оглядел свой осиротевший дом, затем налил полный стакан водки и выпил залпом. Закурил…

Затушив сигарету, Семён перекрестился на висевшую в углу икону и взял в руки карабин. Заменив пустую обойму на полную, дослал патрон в патронник, глубоко вздохнул и выстрелил…

Тринадцатый

Рыбалка закончилась. Все уехали в посёлок сдавать последнюю в этом сезоне пойманную рыбу. Охранять снасти и снаряжение оставили Сергея – одного из штатных охотников, так как рыбачили как раз на его участке.

В промхоз Сергей устроился сразу после службы в армии. Работа понравилась: летом заготавливал ягоды, грибы, ловил рыбу; с началом пушного промысла забрасывался в тайгу, где добывал пушнину, стрелял лосей, медведей. Хоть был ещё молод, но считался опытным охотником – одних мишек добыл уже одиннадцать штук, чем очень гордился. Охоту на косолапых Сергей считал делом простым и удивлялся, когда старые охотники рассказывали, что зверь этот опасен, особенно если ранен.

Проводив друзей, Сергей первым делом повесил сушиться невод, затем отправился на вечернюю зорьку за уткой, которая обитала здесь в изобилии. Пострелял в удовольствие и решил вновь пойти утром. Но охота сорвалась. Проснувшись и выйдя из дома, он увидел, что невода на месте не оказалось. Зато на песке отчётливо отпечатались крупные медвежьи следы. Вскоре охотник определил: медведь сорвал невод, утащил его в кусты и там, запутав в клубок, бросил.

– Вот гад! – возмутился охотник. – Наделал дел, а мне разгребать. И зачем ему невод понадобился, если рыбы в нём нет?

Чертыхаясь, Сергей потащил невод обратно. Он был тяжёлым: завозили невод на моторных лодках и вытаскивали всей бригадой. Пока разбирал и распутывал снасть, а затем вновь вешал сушиться, провозился до обеда. На вечёрке старался стрелять побольше, чтобы медведь, испугавшись выстрелов, больше не появлялся. Второй раз возиться с неводом не хотелось. Сейчас Сергей пожалел, что с собой нет пулевых патронов – забыл дома. Хорошо хоть дробовых достаточно.

Утки летали хорошо, и после каждой серии выстрелов из пятизарядки одна, а то и две выпадали из стайки. Охота прекратилась, когда патронташ опустел. Шума наделал столько, что медведь наверняка больше не подойдёт к дому.

Однако утром невода на месте вновь не оказалось. Сергей нашёл его в тех же кустах ещё больше запутанным и к тому же с прогрызанной дырой.

– Вот зверюга! – разозлился Сергей. – Понял я, почему ты невод таскаешь – рыбой он пахнет. Ну, погоди, я тебе устрою!

Вечером, когда невод вновь был распутан, отремонтирован и развешан на кольях, Сергей занялся сооружением петли из стального тросика. Петли ставить он умел, хотя медведя таким способом не ловил. Зверь затаскивал невод в кусты – там, на росшем невдалеке дереве, охотник и поставил петлю, закрепив её с таким расчетом, чтобы она затянула зверю шею.

Проснулся Сергей от медвежьего рёва. Взяв ружьё, выскочил на улицу. Невод висел на кольях нетронутым, а на фоне кустов чёрным пятном выделялся медведь. Огромный самец топтался на месте, удерживаемый за шею стальным тросиком. Увидев человека, медведь оглушительно заревел.

Сергей вскинул ружьё, но вспомнил, что оно заряжено дробью. Стрелять не было смысла, и он, не делая резких движений, стал отходить к дому. Там быстро растопил железную печь. Затем высыпал дробь из одного патрона в пустую консервную банку и поставил свинец плавиться. Другую банку разрезал и свернул из жести нечто похожее на «фунтик».

Заарканенный зверь продолжал реветь, и Сергей старался всё делать быстро. Расплавленный свинец вылил в «фунтик», подул, остужая, затем бросил в ведро с холодной водой. Самодельную пулю вставил в патрон вместо дроби, пальцами обжал края папковой гильзы и побежал к медведю, на ходу заряжая ружьё.

При его приближении медведь заревел еще громче, и Сергей, недолго думая, выстрелил ему в район грудной клетки. Медведь как стоял, так и остался на месте, продолжая реветь и махать на человека лапами.

– Неужели промазал?! – удивился Сергей и, как и в первый раз, стал медленно пятиться к дому.

Печь была горячей. Он подбросил в неё дров, высыпал в банку дробь из второго патрона, и вскоре ещё одна пуля была готова. На этот раз Сергей, не торопясь, прицелился в голову зверя. Выстрел. Медведь отпрыгнул в сторону и понёсся по тропе к сопке.

– Удрал двенадцатый! – в сердцах плюнул Сергей. Он подошёл к дереву и внимательно осмотрел оборванный тросик. Перебить его могла только пуля, хотя в такую случайность верилось с трудом.

Ребята, приехавшие на следующий день из посёлка к Сергею, и в самом деле засомневались в правдивости его рассказа. Что медведь приходил и рвал невод, сомнений не было, а вот в то, что пуля перебила тросик, и освобожденный из петли зверь не набросился на человека, верить отказывались…

* * *

Примерно через месяц Сергей на своём участке добыл двенадцатого медведя. Снимая шкуру, подумал, что этот мог быть тринадцатым. Где-то сейчас ходит тот, который так «полюбил» его невод, что с ним?

Вновь о цифре тринадцать он вспомнил весной, когда выписывал очередную лицензию на отстрел медведя. Сергей, как и все охотники, был немного суеверным и, подумав о «чёртовой дюжине», даже сплюнул через левое плечо.

И вот он неспешно шёл на лыжах по вершине сопки и просматривал в бинокль места, где мог находиться медведь. Чёрное пятно на снегу он заметил ближе к обеду, когда уже немного подустал и собирался передохнуть. Вместо отдыха начал скрадывать. Большой самец чёрного окраса лежал у входа в берлогу. Скоро склон сопки совсем должен был освободиться от снега и, как только зазеленеет первая травка, медведь тронется от берлоги. Сейчас он просто грелся на солнышке.

До медведя осталось метров сто – для выстрела из пятизарядки далековато. Вот если бы был карабин! Но ближе не подойти – ветер дул от Сергея в сторону зверя, и тот мог его почуять. Всё же Сергей решил стрелять и, тщательно прицелившись, нажал на спусковой крючок. Какое-то время после выстрела медведь продолжал лежать не шевелясь. Потом дернулся, вскочил, покрутил башкой, словно выясняя, кто посмел нарушить его покой, и бросился вниз по склону, да так быстро, что Сергей не успел выстрелить второй раз…

* * *

Лишь через четыре дня Сергей вновь обнаружил большого чёрного медведя. Солнце припекало вовсю, и медведь, спасаясь от его лучей, разгрёб снег и лежал, раскинув лапы в стороны и уткнувшись мордой в землю. Сергею удалось приблизиться к нему метров на сорок-пятьдесят. С такого расстояния зверь показался огромным. Невольно мелькнула мысль: «Тринадцатый! Повезёт ли на этот раз?»

Хороший выстрел сделать было непросто – головы медведя практически не видно, лопаток тоже. Прежде чем прицелиться, Сергей достал из патронташа ещё один пулевой патрон и зажал его зубами. На всякий случай. Медведь не шевелился. Наведя мушку ружья примерно на то место, где находится лопатка, Сергей выстрелил. Приклад привычно толкнул в правое плечо. Донёсся чёткий шлепок пули, попавшей в тушу, и медведь, дёрнувшись, замер.

Неужели готов?! Но уже через секунду зверь смотрел прямо в глаза Сергею, а ещё через секунду кинулся в его сторону. Выстрел. Голова медведя раскачивалась в такт движениям – вверх-вниз, вверх-вниз. Выстрел. Видно, как на спине зверя раздвинулся густой мех – пуля попала. Выстрел. Переднюю правую лапу отбрасывает назад, но медведь всё ближе. Выстрел. Закрутил башкой, но ещё один прыжок – и…

Мощный удар лапой пришёлся по прикладу ружья, от которого лишь полетели щепки. Сергей лежит на снегу, сжимая левой рукой ствол. Правой пытается вставить в патронник запасной патрон. В мыслях: «Закроется ли затвор? Где медведь? Успею ли выстрелить?»

Затвор, щёлкнув, закрылся. Сергей встал на колени. Медведь, по инерции проскочивший мимо, затормозил лапами по снегу и начал разворачиваться. Сергей, держа ружьё у живота, направил его на близкую цель и выстрелил. Рукам больно от отдачи, но медведь вдруг замирает, медленно оседает в снег и катится вниз по склону…

Сергей лежит на спине и смотрит в небо. Оно голубое, без единого облачка. Но перед глазами Сергея – мчащийся на него зверь. Испуг приходит только сейчас, и только сейчас он осознает, что могло с ним произойти. На снятой шкуре были видны дыры от попавших пуль. А в шее обнаружилась застрявшая самоделка – та самая, переплавленная из дроби. Сергей долго держал её на ладони, рассматривая. Затем достал лицензию и ручку. Заполняя документ, написал: «Медведь, самец». Немного подумав, добавил: «Тринадцатый».