Текст книги "Научное наследие Женевской лингвистической школы"

Такое понимание актуализации, как об этом впоследствии писал сам Карцевский, близко идеям Балли, которые последний развивал в статье «Мысль и язык» [Karcevsky 1931: 190 – 191].

Наибольший интерес представляет получившее развитие в последующих работах Карцевского его учение о фразе как актуализованной единице коммуникации. Выделение Карцевским фразы как единицы общения связано с его пониманием структурной организации языка как «семиологического механизма». «Язык, – писал Карцевский, – в “Системе русского глагола”, – представляет собой семиологическую систему, в которой каждая единица образуется пересечением отношений...» [Karcevsky 1927: 13]. Карцевский выделял в языке четыре семиологических плана: лексикологический, синтаксический (синтагматический), морфологический и фонологический[34]34
  Наиболее отчетливо понимание С. Карцевским внутренней организации семиологического механизма языка сформулировано в его выступлении на II Международном лингвистическом конгрессе в Женеве [Karcevsky 1933].


[Закрыть]. Внутри каждого плана он устанавливает определенные дифференциации. Используя термин «вхождение» (emboîtement) Сеше[35]35
  Этот термин был предложен Сеше в работе «Программа и методы теоретической лингвистики» для классификации лингвистических дисциплин с целью установления своеобразной субординации. При таком подходе, согласно Сеше, должны соблюдаться следующие условия (принципы): 1) принцип абстрактности; 2) природный характер объекта; 3) более сложный и часто более конкретный характер подчиненных дисциплин [Sechehaye 1908a].


[Закрыть], Карцевский писал, что лексикологический план «накладывается» на все другие планы языка и все их «вмещает» в себя. Чем выше план, тем отношения между знаками носят более общий характер, другими словами, языковой знак по-разному представлен в каждом плане. Независимо от того, к какому плану принадлежит знак, он всегда остается двусторонней единицей[36]36
  С точки зрения Карцевского, фонема также характеризуется двуплановостью. Идея двух сторон фонемной функции разрабатывалась не только в рамках Женевской школы. Существует целый ряд иных фонологических концепций, в той или иной мере опирающихся на этот тезис [А. В. де Грот, Е. М. Уленбек, В. Хаас, С. И. Бернштейн и др.].


[Закрыть].

Рассмотрение оригинальной концепции структурной организации языка Карцевского удобнее начать с синтаксического или синтагматического плана. Синтаксический план расположен между морфологическим и лексическим планами. Со стороны морфологического плана он характеризуется синтагматическими отношениями (отношение между определяющим и определяемым). Отношения определяющего T к определяемому T¹ бывает трех родов: а) согласование, когда формальные отношения T¹ отражают, повторяют некоторые формальные значения Т, например, в синтагме[37]37
  Вслед за Балли синтагмами Карцевский называл все виды комбинаций определяющего и определяемого [Карцевский 1928а: 25].


[Закрыть] «маленький мальчик» «маленький» согласуется с «мальчик» в числе, роде и падеже, заключенных в слове «мальчик»; б) управление: падеж Т¹ зависит от того Т, к которому оно относится, но не согласуется ни с чем. Например: «Письмо написано отцом»; в) примыкание: Т¹ не согласуется и не управляется, но своим вещественным значением тяготеет к Т. Например: «Мы хорошо погуляли». Карцевский особо отмечает, что синтагматические отношения могут быть предикативными.

Со стороны лексикологического плана синтаксический (синтагматический) план характеризуется несинтагматическими отношениями, которые сводятся к трем главным типам: 1) сочинение, 2) подчинение, 3) внесение. В первом типе части осознаются равноценными, потому что они являются определяемыми при одном общем определяющем (например: «Коля, Шура, Миша и Петя пошли гулять») или являются определяющими к одному и тому же определяемому (например: «Построили дом, каменный, в пять этажей, с лифтом и электричеством»). Или, наконец, потому, что части просто противополагаются одна другой (например: «Коля играет, а Шура учится»). Во втором типе части сознаются неравноценными: одна является главной, другая подчиненной (например: «Он пишет, чтобы условиться»). В третьем это разнородность: в фразу вкраплена, внесена часть, органически с ней не связанная (например: «Приехавши домой, Верентьев не раздевался, и часа два спустя, заря только что начинала заниматься на небе, его уже не было дома» (Тургенев. «Затишье»).

Со стороны синтагматического плана лексикологический план характеризуется отношениями: симметрии и тождества (эквиполентные отношения) и асимметрии и градации (неэквиполентные отношения). Этим отношениям соответствуют четыре структурных типа интонации:

1. интонация симметрии – при раздвоении фразы, когда ее вторая часть является отражением первой в плане противопоставления, например: «Пойдет дождь / пойдем гулять»;

2. интонация тождественности – при перечислении, когда «все члены ряда в точности воспроизводят интонацию первого члена» [Karcevsky 1931: 215], например: «Мелькают мимо | будки | бабы | мальчишки | лавки | фонари | дворцы...»;

3. интонация градации, когда в части восходящей смысловые единицы «не являются ни контрастирующими, ни тождественными, но аналогичными» [Ibid.: 213], например: «Я не понимаю | как вы | с вашей добротой | можете так поступать || и еще хвалиться этим»;

4. интонация симметрии, когда «две смысловые единицы оказываются смежными, причем первая может быть выделена за счет другой, отнесенной на второй план» [Ibid.]. Это – интонация вставки, вводности, например: «Стоило только захотеть || казалось мне тогда || чтобы все пошло по-иному». Это качественные дифференциации.

На основе количественной дифференциации различаются фраза как целое, ее части и вставка («внешняя» сторона лексикологического плана).

На морфологическом плане внутри каждого члена синтагмы Карцевский дифференцирует общее и частное (грамматическое и лексическое значение) и морфологические единицы (префикс, корень, суффикс, окончание), а также такие синтаксические явления, как порядок слов.

Наконец, на фонологическом плане он дифференцирует слоги и фонемы. «Фонема, – писал Карцевский, – является дифференциальным знаком предельной степени: фраза, синтагма, морфологические элементы, фонемы. Фонемы постигаются только на фоне сложнейшей игры морфологических элементов: они глубоко запрятаны от сознания, подойти к ним можно только через морфологию[38]38
  Такое понимание фонемы, отмечает А. А. Реформатский, близко Московской фонологической школе [Реформатский 1970: 72].


[Закрыть], путь к которой лежит через область синтагматики [Карцевский 1928б: 31].

В соответствии с «синтетическим взглядом» на язык[39]39
  «Мы убеждены, что для объяснения части надо исходить из целого, а не наоборот. Мы должны поместить фразу и фонологию в общую систему языка, а не рассматривать их сами по себе. Впрочем, известно, насколько мы еще далеки от синтетического взгляда на язык» [Karcevsky 1931: 227].


[Закрыть], который развивал Карцевский, фраза рождается в процессе интеграции элементов, возникающих в результате предшествующих дифференциаций на низших уровнях.

Карцевский настаивал на строгом отличии фразы от предложения. Различие между ними, по его мнению, вытекает из самого факта принадлежности к разным планам, «редко, когда проводят строгое различие между фразой и предложением. Чаще всего эти термины употребляются недифференцированно. Между тем предложение – это определенная грамматическая (синтаксическая) единица, которую недопустимо смешивать с фразой» [Karcevsky 1931: 189]. Предложение – это предикативная синтагма, в которой «в отличие от других синтагм, отнесение Т¹ к Т происходит эксплицитно вмешательством говорящего лица[40]40
  Возражая А. А. Шахматову и ссылаясь на Риккерта и Ерузалема, Карцевский утверждал, что «предикативная расчлененность» есть результат некоего ослабленного вмешательства лица говорящего в установление отношения между представлениями [Карцевский 1927: 149].


[Закрыть]. Говорящее лицо присутствует в предложении, потому что Т¹ предикативной синтагмы детерминируется значением наклонения (последнее есть не что иное, как выражение способа отношения Т¹ к Т говорящим, например, как факт, предположение и т. д.); с другой стороны, Т¹ определяется значением времени (т. е. отношением к моменту речи). Например: «Дом (Т) был стар (Т¹)» [Ibid.: 189].

В отличие от предложения, «фраза – актуализированная единица сообщения. Она не имеет собственной грамматической структуры. Но она имеет свою звуковую структуру, которая заключается в ее интонации. Именно интонация образует фразу. Любое слово или группа слов, любая грамматическая форма, любое междометие могут стать, если этого потребует ситуация, единицей коммуникации. После того, как эти семиологические ценности актуализованы интонацией, мы имеем дело с фразами» [Ibid.: 190]. В отличие от фразы, «предложение – это определенная грамматическая структура, и нельзя предвидеть, в каком типе фразы воплотится данное предложение. И если фраза чаще всего имеет структуру предложения, она может равным образом и не иметь этой структуры: Вот, Да, Вон! и т. д.» [Karcevsky 1937: 62]. И все же, «в определенном смысле предложение сближается с фразой. Его образование требует вмешательства говорящего лица, что предполагает диалог. Предложение, чтобы быть реализованным, должно получить интонацию фразы» [Ibid.: 62 – 63]. Наиболее отчетливо понятия предложения и фразы разграничиваются в последней теоретической работе Карцевского – в его статье «О паратаксисе и синтаксисе в русском языке»: «Предложение – определенная грамматическая структура, которая характеризуется присутствием предиката. Этот последний оказывается результатом вмешательства говорящего лица в синтагматическое сцепление, отчего происходит коренное изменение отношений определяемого и определяющего. Это изменение состоит в появлении значения лица, наклонения и времени» [Karcevsky 1948: 33]. «Фраза – это функция диалога. Это единица обмена между собеседниками. Как и всякий лингвистический факт, она имеет два аспекта. В понятийном плане – это единица коммуникации; в плане звуковом – это единица, часто очень сложная, интонации» [Karcevsky 1948: 34].

Интонация у Карцевского, выступая таким образом в качестве актуализатора, служит для преобразования грамматических структур в единицы коммуникации (фразы, по терминологии Карцевского). Интонация, выполняющая функциональную роль, не только оформляет грамматические структуры, но и выражает коммуникативное намерение говорящего[41]41
  Сходное понимание роли интонации имеет место также у А. М. Пешковского и К. Бооста. Структурные типы интонации выделял Ш. Балли [Bally 1941a] и женевский лингвист младшего поколения Ф. Кан: мелодия является составляющей означаемого и служит для выражения разных коммуникативных намерений [Kahn 1969].


[Закрыть].

Интонации, несомненно, принадлежит важная роль в организации высказывания. Ее роль принадлежит к области тех вопросов, без ответа на которые в настоящее время почти невозможно решать вопросы о целостности высказывания: интонация организует его фонетически, придавая ему определенную смысловую законченность, определяя его коммуникативный тип; расчленяет его на смысловые группы, выделяет слова (и, в частности, предикат) в соответствии с их смысловым весом и т. д.

Фраза Карцевского находится, таким образом, на уровне интеграции всех различных других уровней, выделяемых в процессе анализа языка. Если термин «фраза» Карцевского, отмечает В. Г. Гак, не вполне удачен, «то сама мысль о “переплавке” в ней единиц различных уровней заслуживает внимания» [Гак 1967: 72].

Понятие «фраза» Карцевского, по сути дела, совпадает с понятием «высказывание» В. Матезиуса, которое не имеет собственной, отличной от предложения, грамматической структуры и представляет собой результат актуализации предложения, его приспособление к определенной реальности. «Фраза» Карцевского близка также «высказыванию» в работах Б. Трнки, М. Докулилла и Фр. Данеша, развивающих идеи В. Матезиуса и определяющих высказывание как простейшее языковое проявление, связанное с определенной ситуацией [Baxeê 1964: 165]. Б.Трнка вводит высказывание в особый суперсинтаксический уровень, который он помещает над фонологическим, морфологическим и лексическим [Trnka 1964: 38].

Р. Якобсон применил понятие актуализации для изучения падежных значений. Так, один из признаков падежей, выделенных Якобсоном, «объемность» служит целям актуализации предметного понятия с помощью категорий целого и части [Jakobson 1936].

Различение предложения и фразы получило распространение во французском языкознании. Предложение рассматривается как структура-схема, не имеющая интонационного признака. Коммуникативной единицей считается фраза [Bonnard 1959: 162; Pottier 1965: 273].

Теория актуализации, получившая развитие в Женевской школе, дает возможность подойти к проблеме дихотомии языка и речи с функциональной точки зрения. В концепции женевских лингвистов язык выступает в двух аспектах – социальном и индивидуальном, что связано с самой природой процесса общения, связывающего язык как социальное явление с языковым сознанием носителя этого языка. Из соотношения языка и речи как социального и индивидуального вытекает их соотношение как потенциального, виртуального и реализованного, актуального. Эти определения идут от соссюровского понимания языка и речи, в которых объединены психологический и социальный аспекты как средства общения.

В истории языкознания почти во всех научных направлениях делалась попытка выделить в языковом знаке «постоянные» и «переменные» элементы, установить сферу устойчивого и изменчивого. Так, в традиционной семасиологии это различие формулировалось в виде противопоставлений: узуального и окказионального (Г. Пауль), прямого и переносного (Г. Стерн), ближайшего и дальнейшего (А. А. Потебня), значений и употреблений слова (В. В. Виноградов); в функциональной лингвистике в виде «первичной и вторичной семантических функций слова» (Е. Курилович), «знаков языка» и «знаков речи» (Ф. Микуш), «прямой и смешанной речи» (Л. Блумфилд) и др.

Теория актуализации Женевской школы привела к постановке вопроса о реальности и объективности существования системы языка[42]42
  А. Мартине трактует дихотомию языка и речи как код и сообщение, причем код понимается как организация, на основе которой возможно составление сообщения. Смысл сообщения распознается на основе сопоставления его единиц с кодом. Р. Якобсон, также связывая дизъюнкцию языка и речи с дизъюнкцией кода и сообщения, отождествляет эти две пары категорий, т. е. утверждает, что отношение язык-речь полностью изоморфно отношению код-сообщение (язык есть совокупность иерархических организованных кодов или субкодов) [Zeichen. Bd. II: 50 – 56].


[Закрыть]. Вслед за Соссюром последняя понималась как некоторая психологическая или социолингвистическая категория – языковое знание, языковая способность человека. Современной версией такого психосоциологического подхода является введенное Н. Хомским различение языковой компетенции и языкового исполнения. Компетенция понимается как некоторое порождающее устройство, создающее речевые произведения [Хомский 1972]. Следует заметить, что термин «исполнение» применялся еще Соссюром. Преимуществом подхода Хомского является стремление придать речеобразованию творческий характер.

В современной лингвистике закрепились термины «виртуальное» и «актуальное». «Онтологическими определениями, наиболее адекватно выражающими внутренние характеристики языка и речи, – пишет исследователь научного творчества Соссюра Н. А. Слюсарева, – мы считаем противопоставление виртуального и актуального, области конструктов и области реальных объектов, системы и текста» [Слюсарева 1975: 25].

Языковой знак по своей природе двойствен, с одной стороны, он связан с механизмом общения, отражая в той или иной форме и мере ступени абстрагированного познания явлений и предметов реального мира, с другой – он связан с формированием мыслей и выражением различных интенций говорящего и слушающего в процессе общения.

Учение об актуализации Ш. Балли получило довольно продуктивное развитие во французской и отечественной лингвистике.

Вопрос актуализации занимает значительное место в работах Л. Теньера [Tesnière 1959]. Однако в интерпретации понятия актуализации между Балли и Теньером есть расхождения. Балли обращает внимание больше на логико-психологический аспект явлений, во всяком случае, нечетко отделяет его от аспекта грамматического; он понимает актуализацию в чрезвычайно широком смысле, включая сюда, наряду с грамматическими элементами, экстралингвистические факто ры, в то время как Теньер выдвигает на первый план лингвистический, грамматический аспект.

Балли уделял преимущественное внимание грамматическому аспекту актуализации. Вопросы актуализации лексического потенциала языка получили развитие в работах Р. Галиссона. Галиссон разграничивает три типа актуализации в зависимости от процессов, происходящих в компонентном составе значения [Galisson 1970].

Особо следует остановиться на понятии актуализации в концепции Г. Гийома, поскольку оно, наряду с учением Балли, оказало влияние на формирование авторитетного направления современной французской лингвистики – теории праксематики.

Гийом особо отмечает, что «именно на явлении перехода при производстве речи из языка» была сконцентрирована основная часть его исследований [Гийом 1992: 9]. Он также настаивает на приоритете термина «актуализация», которое он использовал до Балли. Гийому принадлежит самостоятельная разработка идеи язык/речь в виде противопоставления потенции и реализации, потенциальных и актуализованных единиц к моменту публикации «Курса общей лингвистики» Соссюра в 1916 г. Не исключено, что идея языка и речи была воспринята Гийомом через посредство А. Мейе. В то же время имеются существенные расхождения в понимании этой дихотомии Гийомом и представителями Женевской школы.

В семантике Гийома триада «языковая деятельность – язык – речь» представлена как «язык – потенциальный язык – актуализованный язык». Он вводит термин discours, который представляется ему более подходящим для рассуждений о реализации потенциального языка, т. е. системы, в различных видах речи (мысленной, звучащей, письменной) при ее построении.

Основанием любого вида речи является потенция, система, присутствующая в сознании человека. Гийом противопоставляет постоянный характер этой системы временному характеру другой системы – речевой, актуализованный. Это положение Гийом схематически представлял с помощью знака интеграла, который позволяет выразить мысль о постоянстве языковой системы, лежащей в основе множества возможных и реализуемых речевых актов:

Балли отмечал, что актуализация затрагивает и глагол. Гийом показал, как происходит его актуализация. По Гийому, форма инфинитива, в которой глагол фиксируется словарем, является не только «именем собственным глагола» (Балли), но и его виртуальной формой, получающей актуализацию в индикативе.

В рамках теории праксематики, созданной группой лингвистов университета Поля Валери в Монпелье, развивается когнитивный подход к проблеме актуализации. Как заявляют сами авторы этой теории, ее основой послужило, с одной стороны, учение Балли, с другой – идеи Гийома и других представителей психосистематики [Bres 1998: 59].

В отличие от системного подхода Балли, актуализация в праксематике рассматривается как процесс, основанный на системных свойствах языка, посредством которого реализуется конкретный речевой акт. Праксематика определяется как теория производства смысла. Брес указывает, что в учении Балли содержится праксематический подход к актуализации. Он иллюстрирует это на примере canis latrat, по поводу которого Балли писал, что актуализация «вытекает только из ситуации или из контекста» [Балли 1955: 95]. Представители праксематики расширили понятие контекста Балли: контекст во всех случаях участвует в актуализации, но степень его участия определяется характером взаимодействия между участниками речевого акта и типом языка. С одной и той же ситуацией связано бесконечное количество контекстов. «Субъект актуализирует высказывание на основе и в зависимости от определенного контекста, который он создает, в зависимости от взаимодействия с адресатом и на основе ситуации» [Bres 1998: 66]. В то время как у Балли говорящий актуализирует слова языка, праксематика в своем учении об актуализации опирается также на идеи Бахтина об интертекстуальности. У Балли актуализация затрагивает не означаемое, а его объем, в праксематике предметом актуализации является смысл.

В концепции Балли актуализация касается не языка, а перехода от языка к речи. Такой подход оспаривается Гийомом и представителями праксематики. Гийом проводил различие между потенцией (язык) и реализацией (речь). Языковой акт не состоит только в производстве актуализованной единицы фразы, но включает в актуализацию предшествование этой операции – производство потенциальной единицы – слова. Так же как у Гийома в праксематике актуализация понимается как процесс. Язык рассматривается как социально регулируемая моделирующая система, постоянно находящаяся в состоянии реконструкции в акте речи.

По мнению Бреса, связь языка с реальностью посредством актуализации носит у Балли в определенной степени механический характер. Слова служат для называния вещей, существующих как таковые в реальности до и независимо от их языковой категоризации.

Праксематика постулирует, что реальность существует, но ее можно постигнуть не иначе как посредством языковой категоризации в форме дискретных единиц. Посредством актуализации язык вступает в контакт с реальным миром. Функции актуализаторов выполняют парапраксемы.

Так же как у Балли, в праксематике используется понятие представления, но в ином смысле. Выражение мысли в речевом акте осуществляется в форме языкового представления мысли, которое называется «спектакуляризацией» (spectactularisation) и определяется как «совокупность языковых операций (номинация, выражение критерия реальности, дискурсивные программы), служащих для репрезентации реальности» [Bres 1998: 71]. Это представление реальности осуществляется посредством «просеивания» через праксемы (логосфера), которое позволяет «расчленить» реальность, означить ее. В этом плане актуализация заключается в осуществлении своего рода «инсценировки» (праксемы) и в воплощении ее разными способами в реальность (парапраксемы).

Представители праксематики стремятся преодолеть несогласованность отдельных сторон учения Балли об актуализации. Так, в отличие от Балли, у которого актуализация носит дискретный характер, предлагается более диалектический подход – ступенчатый. При этом привлекается разработанное Гийомом понятие хроногенеза (языковое представление времени). В праксематике это понятие было дополнено топогенезом (языковое представление пространства).

У Гийома заимствуется отсутствующее в концепции актуализации Балли понятие времени. В учении Гийома понятие времени актуализации, которое он называет «оперативным», выступает как один из основных принципов понимания процесса актуализации. Оперативное время является частью дискурсивного времени. Оно представляет собой ничтожно малое время, которое практически невозможно измерить и которое имеет место в моменты, предшествующие актуализации единицы языка до ее реализации в речи.

В праксематике оперативное время понимается как время программирования в сознании языкового выражения мысли.

В отличие от Балли, у которого актуализации подлежат только предложение и члены предложения, в праксематике актуализируются четыре единицы: слово, синтагма, фраза, дискурс. В учении Балли об актуализации вопрос о смысле не рассматривается. В то же время у него есть высказывания, дающие представление об актуализации как порождении смысла. Актуализованное понятие, – писал он, – «в результате соприкосновения с действительностью приобретает бесчисленное множество характерных черт, мыслимых как поддающиеся уточнению» [Балли 1955: 88]. Вопрос производства смысла в речи, изучение его как процесса актуализации, является основной целью праксематики.

Большой интерес представляет изучение праксематикой актуализации текста. Постановка этой задачи отличается новизной и является перспективной, так как в других учениях об актуализации наибольшей единицей, подлежащей актуализации, является предложение. К языковым уровням добавлена полиорганическая актуализация (голос, жесты, мимика).

Таким образом, в праксематике преодолевается присущий учению Балли преимущественно статический подход к механизму актуализации: она стремится представить производство смысла в его оперативной динамике. Язык рассматривается как система одновременно произведенная, служащая для производства и производящаяся в любом акте речи, социальной вербальной интеракции, контексте и времени. В этом плане актуализация определяется как «конкретная операция субъекта высказывания, в которой заключается акт речи, включенная во время, предшествующее языковому выражению, в течение которого осуществляется праксемическое, парапраксемическое, фрастическое, текстуальное программирование с целью реализации языкового выражения» [Bres 1998: 79].

Идеи Балли об актуализации языковых знаков получили плодотворное развитие и в отечественном языкознании.

Некоторые лингвисты, опиравшиеся в своих исследованиях на теорию актуализации Ш. Балли, пришли к заключению о целесообразности выделения актуализаторов в отдельный разряд: «Актуализаторы выполняют в механизме языка очень важную и ответственную роль. Целесообразно поэтому в лексико-семантической системе языка выделить не две группы, не два типа слова, а три: знаменательные, служебные и дейктические, или десигнаторы, форматоры и актуализаторы» [Левицкий 1970: 48]. Сделав обзор средств актуализации в различных языках, Ю. А. Левицкий выдвинул предположение, что система актуализаторов является «одной из языковых универсалий, т. е. средством, регулярно повторяющимся в каждом языке» [Левицкий 1970: 242].

В работах В. Г. Гака исследование процессов актуализации тесно связано с проблемой выбора языковых средств в акте общения [Гак 1983]. Проблема выбора языковых средств выдвигает на первый план ономасиологический аспект анализа – от внеязыковой действительности к языковым средствам. Такой подход является ведущим в теории номинации и в сопоставительных исследованиях В. Г. Гака. Проблема актуализации в его концепции ориентирована в большей степени на семасиологический аспект семантического исследования – от языковой формы к внеязыковой действительности. При этом разграничение ономасиологического и семасиологического аспектов условно, поскольку в конкретном семантическом анализе они комбинируются.

З. И. Хованской разработан анализ процесса актуализации лексических и фразеологических единиц языка, а также грамматических средств. Процесс актуализации обнаруживает наибольшее разнообразие на уровне лексико-фразеологических единиц. З. И. Хованская подчеркивает, что «исследование способов приспособления лексического содержания к различным коммуникативным условиям могло бы пролить новый свет на законы функционирования, природу вариативности и процесс развития языка» [Хованская 1984: 221]. Работы З. И. Хованской, также как и В. Г. Гака, в определенной степени восполняют недостаточное исследование актуализации лексических и особенно фразеологических единиц у Балли и у других лингвистов, уделявших преимущественное внимание реализации грамматических средств.

З. И. Хованская принимает за основу понятие актуализации в его широкой трактовке Ш. Балли. Основными факторами лексической актуализации, по ее мнению, являются следующие: 1) семантическая специфика актуализирующейся единицы; 2) коммуникативные условия речевого акта; 3) природа и функции контекста. Специфические черты актуализации фразеологических единиц связаны прежде всего с их раздельнооформленностью и образно-оценочной природой. В актуализации грамматических средств языка З. И. Хованская, также как и Ш. Балли, выделяет индивидуализацию и конкретизацию грамматического признака при сохранении его основного значения.