Текст книги "Частное лицо"

– Тогда я вас спрошу.

– Чертовски весь к вашим услугам.

– Скажите, почему, по-вашему, люди нарушают закон?

– А кто вам сказал, что они его нарушают?

– Это что, шутка?

– Отнюдь. Люди всегда следуют закону. Только у некоторых людей их персональный закон отличается от того, который прописан в кодексах. Этих людей и называют преступниками.

– Интересная мысль.

– Вы знаете, она мне и самому понравилась. А теперь можно и я немного полюбопытствую?

– Попытайтесь.

– Скажите, а что вы здесь делаете? Ну, вы одна на этой поляне?

– Я разговариваю с луной.

– Правда?

– Вас это удивляет?

– Нет, но заставляет чувствовать себя виноватым в том, что так бесцеремонно вклинился в ваш разговор.

– Ну что вы. Наш разговор происходит на другом, надсознательном уровне. К тому же луна светит не для меня одной.

– А вам не кажется, что думать о том, что луна светит для нас слишком уж самонадеянно. Она вообще может не знать о нашем существовании, да и кто мы такие, вообще…

– Вы говорите так потому, что ни разу в жизни не разговаривали с луной.

– Почему нет? Я – сколько угодно. А вот она со мной…

– А хотите, я вас научу?

– А у меня получится?

– Получится. Не обязательно с первого раза, но получится.

– Хорошо, что для этого нужно?

– Просто встаньте, расслабьтесь и позвольте луне войти в ваше сердце.

– И что должно произойти?

– Не знаю. Я это чувствую. Я чувствую луну, деревья, траву. Они существуют вокруг меня и в моем сердце. Прекрасное чувство. А как это будет у вас…

Признаюсь, я честно стал рядом с Верой Павловной, устремил свой взор на луну, но в сердце мне все больше проникала она… Вот так я и остался стоять подле нее, снедаемый синдромом Гамлета.

А потом был истошный женский крик.

Глава седьмая
На сцену выходит труп

Спустя десять минут все были в гостиной. Катя сидела за столом. Ее трясло. Рядом, мешая друг другу, суетились Алла и Вера Павловна. Они, что называется, в четыре руки пытались накапать в стакан нужное количество Валерианки или Корвалола. При этом Алла тщетно пыталась скрыть за проявлением заботы свою радость: самый лучший бальзам для души – это неприятность ближнего. Еще подле Кати был отец. Он держал ее за руки и изливал на нее подбадривающий словесный поток. Все остальные играли роль хора, склоняя на все лады вопрос: «Что случилось?». Кроме нас с Верой Павловной все были в пижамах или халатах. Когда же от избытка чувств Жрицы все-таки умудрились уронить стакан, за дело взялся Сергей.

– Дай сюда, – рявкнул он на Аллу, отбирая пузырек с каплями. С ловкостью настоящего иллюзиониста он явил публике новый стакан (прежний разбился, так и не исполнив свой стаканий долг) и бутылку водки. Налив в стакан не менее 50 грамм водки, он зубами вытянул пробку-дозатор и от души разбавил водку лекарством.

– Пей, – приказал он, – сунув Кате в руку стакан с этим своеобразным коктейлем.

Она послушно выпила. Учитывая, какая гадость, эти капли, ее поступок вполне можно считать подвигом. На ее глазах появились слезы. Вскоре она смогла уже более или менее связно рассказать, что с ней произошло:

Сначала ее мучил кошмар. Это был один из тех действительно страшных снов, после которых начинаешь завидовать всем страдающим бессонницей.

– Проснувшись, я сразу почувствовала чье-то присутствие, но решила, что это у меня из-за сна. Чтобы прийти в себя, я решила попить воды и немного почитать, чтобы кошмар больше не возвращался. Но едва я села в кровати, я увидела его.

– Кого? – вопрошал хор, пока она боролась со спровоцированным необходимостью вспомнить ВСЕ ЭТО страхом.

– Это был демон. Он был настолько страшным, что я боялась смотреть. Он стоял у ног кровати, а я…

Она заплакала.

Испугавшись демона, она закрыла глаза и принялась читать «Отче наш», не забывая креститься и осенять крестом демона. Его это только рассмешило.

– Ну ты даешь! – сказал он, давясь от смеха, – я, конечно, страдаю аллергией на всякого рода идиотизм, но не на столько, чтобы испугаться этого.

– Когда я поняла, что молитвы его не берут, и я совершенно бессильна, я…

Она потеряла над собой контроль и закричала. Крик оказался более действенным орудием экзорцизма. Демон исчез, а буквально в следующее мгновение в ее комнату вбежал отец. Она была в шоковом состоянии, и он не нашел ничего лучше, как притащить ее в гостиную, куда следом приперся остальной состав нашей сборной. Не было только прислуги, потому что они здесь не ночевали.

Невидимый дирижер взмахнул палочкой, и хор грянул новую песнь о том, что надо было Кате просить защиты у Айвасса, а не у «этого еврейского божка». Еще немного, и они доконали бы ее совсем, если бы кто-то (к сожалению, я не уловил, кто) не вспомнил:

– А где Анна Степановна? Кто-нибудь видел ее? – спросил кто-то из присутствующих.

И все сразу заголосили, что как же это они в суматохе совсем позабыли об Анне Степановне, словно до этого момента они только и делали, что ежеминутно вспоминали о ней.

– Подождите, а вдруг с ней что-то случилось? – первым высказал опасение Свидригайлов.

Эти слова стали своего рода выстрелом из стартового пистолета, и все дружно, кроме Кати и ее отца, бросились в ее спальню. Самой резвой из нас оказалась Алла. Ее крик подтвердил наши опасения. Когда мы следом за ней ворвались в комнату, она выглядела, как Катя перед коктейлем.

– Она… она… она…

– Умерла, – произнес это слово Сергей.

– Мертва, – прошептала Алла.

– Ты уверена? – испуганно спросил Свидригайлов.

– Хотите – проверьте.

– Уж лучше я поверю тебе на слово.

Наверно, надо осмотреть тело, подумал я, но тут же отогнал от себя эту мысль. Я не врач и не мент, а, учитывая обстоятельства, в комнате покойной лучше было не следить.

– Пойдемте, пойдемте отсюда, – попросил я, – не будем осложнять работу экспертам, а заодно и себе жизнь. Все попятились к двери.

– Кто-нибудь собирается что-нибудь делать? – истошно завопила Вера Павловна, когда мы были в коридоре. Похоже, истерия перекинулась и на нее. – Почему вы ничего не делаете? – этот вопрос был уже задан конкретно мне.

– Нечего мной командовать! – рявкнул я на нее во все горло, не зная, как поступать в таких ситуациях. – Дайте ей кто-нибудь Валерианки.

– Наверно, надо вызвать милицию или скорую… – как-то неуверенно предложил Моисей Маркович.

– Ну что же вы все стоите, – поддержала его Алла.

Сергей бросился к телефону. Похоже, он один из всех нас был способен поступать правильно в сложившейся ситуации.

– Сергей, постойте, – остановил его я, – сначала лучше позвонить Клименку. Как бы он ни был вам отвратителен, но лучше него в этой ситуации не разберется никто.

– Ну так звоните. Чего же вы… – набросилась на меня Алла.

– Так я и звоню, – ответил я, доставая из кармана мобильник.

– Чего тебе, Ватсон? – услышал я сонный голос Клименка после бесконечной череды звонков.

– У нас неприятности.

– Это я уже и так понял. К делу.

– У нас труп, а по дому гуляет демон.

– Ватсон, ты чего охренел?

– Умерла Анна Степановна, а у Кати шок, к ней приходил демон.

– Какой еще нахрен демон?

– Я что, специалист по демонологии? Откуда я знаю.

– Подожди. Ты сказал, что у вас там кто-то умер?

– Анна Степановна Былых.

– Теперь уже точно былых…

– Ты лучше скажи, что нам делать?

– Набирайте ноль, а потом двойку. Знаешь, как они выглядят?

– Слушай, может, хватит!

– Хотя нет… Лучше все-таки в скорую. Вы же не специалисты, решать умерла она или нет. Все верно. Вызывайте волшебников страны ноль три.

– Может, лучше ты сам им позвонишь?

– Тебе что, трудно набрать две цифры? Так попроси Дворецкого.

– Послушай, кто из нас мент?

– При чем здесь это?

– А притом, что если ты позвонишь и сообщишь, что к чему…

– Ты прав. Извини. Я сразу не догадался.

– Так что нам делать?

– Ждите. Я сам разберусь. И ни слова о демонах. Это я серьезно. Скажи всем.

– Хорошо.

Пока я занимался телефонными переговорами, к нам присоединились Катя с отцом.

– Что-то случилось? – спросил он.

– Анну Степановну убили, – почему-то решила Вера Павловна.

Для Кати это было уже слишком.

– Папа мне страшно! Поедем домой, папулечка! – заголосила она сквозь слезы.

– Сейчас, милая, сейчас, только оденемся и возьмем ключи.

И тут с катушек слетел Свидригайлов.

Выхватив непонятно какими судьбами оказавшийся у него пистолет, он завопил:

– Никто никуда не уедет! Всем оставаться на своих местах! Не подходить!

– Да что вы себе позволяете, – попытался урезонить его Эдвард Львович, но тот и слушать не стал.

– Пристрелю любого, кто попытается…

Что должен попытаться сделать кандидат на тот свет, он, видимо, не придумал.

– Вы что же, не понимаете, – быстро-быстро заговорил он, сверкая безумными глазами, – что единственный шанс для нас выжить – это держаться вместе? Или вы забыли, что только магический круг, да помощь Айвасса способны защитить нас от Сета и его воинства? Или вы забыли, что стоит нам разорвать круг, как всем нам конец? И мне, и вам, и вам, и вам…

Повторяя «и вам», он по очереди тыкал стволом в сторону каждого из нас.

– Или хочешь, чтобы с твоей дочки сняли шкуру живьем? – провизжал он, брызгая слюной, после того, как закончил считалку.

– Мне страшно, – чуть слышно произнесла Катя. – Папа, папулечка…

– Да остановите же его, – не выдержала Вера Павловна.

– А вы что стоите! Это же ваша работа останавливать таких, как он, – набросился на меня Генрих Нифонтович.

– И не думайте об этом, – предупредил меня Свидригайлов, беря на мушку.

– А я и не думаю. Я что, похож на того парня, который полезет грудью на ствол, чтобы потом какие-то умники придумывали шутки про гололед? Да мне это нахрен не надо!

– А где ваш пистолет? – спросил меня вдруг Сергей.

– Мой пистолет? – переспросил я.

– Ваш пистолет.

– Мой пистолет? – снова спросил я, чувствуя себя конченым идиотом.

– Ваш пистолет.

– Ах, мой пистолет… У меня его нет, – признался я.

– Почему?

– Потому что у меня его нет.

– Да все это потому, что он даже не мент. Вы что, не слышали, как он себя сдал, говоря с тем ментом? – дошло вдруг до Аллы.

– Так вы не мент? – спросил Сергей.

– Не мент, – ответил я.

– А кто?

– Я – супервизор, – брякнул я первое, что пришло в голову.

– И что это за хрень? – ехидно спросила Алла.

– А этого уже вам знать не обязательно. Давайте лучше разойдемся по своим комнатам! Сейчас уже будет скорая и милиция. Или вы хотите, чтобы они застали нас вот так… Милейший, вы позволите нам вернуться в свои комнаты, – спросил я у Свидригайлова.

– Именно этого я от вас и добиваюсь, – ответил он.

– Тогда мы все расходимся, а вы уберите пистолет. Не хватало еще, чтобы вас застрелили при задержании, или вы вдруг нажали нечаянно на курок.

Удивительно, но все послушались. К тому моменту, как прибыли менты на труповозе, я еле держался на ногах. К счастью, они ничего не хотели, ни о чем не спрашивали. Только попросили указать, где труп, точно они приехали не за телом мертвого человека, а забрать какой-то хлам. Когда со всем этим было покончено, я мысленно послал расследование ко всем чертям и увалился в постель, даже не раздеваясь. А солнышко за окном говорило о том, что начался новый день.

Глава восьмая
Домой

– Что может быть лучше охоты по случаю открытия охотничьего сезона! – радостно воскликнул Клименок, лихо припарковав машину возле обшарпанного здания на окраине города, у входа в которое висела табличка, поясняющая, что этот шедевр архитектурного зодчества принадлежит охотничьему клубу «Огонек». Как помещение клуба выглядело изнутри, мне увидеть не удалось. К тому времени, когда мы с Клименком прибыли в клуб, все уже были готовы к отъезду. Охотников было человек тридцать. Все в камуфляже и в шнурованных высоких ботинках, все вооружены до зубов и, судя по азарту на их лицах, опасны. У ног охотников вертелось штук пять собак. Одетый в свою обычную одежду, без собаки и не имеющий даже перочинного ножа, я почувствовал себя среди них белой вороной.

– Тебе трудно было сказать, куда мы поедем? – накинулся я на Клименка. – Я бы хоть оделся более подобающим образом.

– Не парься, – отмахнулся Клименок. – Здесь всем до одного места, как ты выглядишь, лишь бы не лез на линию огня.

И точно, никто из охотников не обратил на несоответствующий моменту мой внешний вид ни малейшего внимания.

– По машинам! – громко скомандовал председатель клуба, маленький тощий старичок с больше похожим на гранатомет, чем на ружье предметом, и охотники организованной толпой полезли в два арендованных для охоты автобуса. В салоне собаки затеяли собачий спор.

– Хуже детей, – пробурчал я.

– Не скажи, хуже детей не может быть никого по определению, – отреагировал на мои слова охотник спереди.

Не желая продолжать разговор, я оставил его реплику без внимания.

Наиболее активные охотники, едва автобусы тронулись с места, открыли упаковку одноразовых стаканчиков и откупорили бутылки из первого ящика водки.

– За охоту! – рявкнули все хором, когда выпивка была роздана всем желающим.

Потом выпили за охоту еще и еще.

После третьей охотники грянули до идиотизма бессмысленную помпезную песнь, которая, скорее всего, была гимном клуба. Притихшие, было, собаки начали активно подпевать своим хозяевам.

Наконец, автобусы прибыли на какой-то жуткий пустырь, поделенный на части лесополосами, превращенными местными жителями в филиал городской свалки. Счастливые, как дети, у которых отменили уроки, охотники вывалились из автобусов.

– Господа! Попрошу внимания! Господа! – завопил председатель клуба.

Отпустив собак побегать на воле, охотники собрались полукругом вокруг председателя, который разродился получасовой пафосной речью о роли охоты в жизни и становлении Человека. С его слов получалось, что только благодаря охоте наш предок из обычной бесхвостой обезьяны превратился в человека разумного, создал науку и технику и даже отправился покорять космос. Пока он разорялся, охотники накрыли импровизированный стол, и речь председателя плавно перешла в первый тост. Я уже собирался обратиться к председателю с просьбой принять меня в клуб (такая охота была мне по душе), когда Клименок взял меня за руку и оттащил от стола.

– Пойдем, пора занимать позицию, – сказал он.

– А что, здесь еще что-то планируется? – удивился я.

– Мы же на охоте. Или ты забыл?

Этот совершенно очевидный аргумент заставил меня почувствовать себя идиотом.

– Располагайся, – сказал Клименок, приведя меня на чердак непонятно зачем построенного и давным-давно заброшенного двухэтажного сарая.

Через прореху в крыше охотничий пустырь был виден, как на ладони.

– Держи, – вручил он мне мощный военный бинокль, а сам занялся своим «ружьем», которым оказалась снайперская винтовка.

– А разве тут можно кого-нибудь подстрелить? – удивился я. Как ни старался, я так и не смог увидеть никого кроме охотников, даже вездесущие воробьи и вороны десятой дорогой облетали это место.

– При желании хороший охотник везде найдет, куда разрядить ружье, – назидательно сказал Клименок.

Тем временем охотники разбились на группы по интересам. Добрая половина, резонно решив, что в этом и состоит суть охоты, продолжала поглощать запасы еды и спиртного, изредка постреливая по пустым бутылкам. Недобрая часть разделилась на более мелкие группы по интересам. Несколько клинических оптимистов бродили с ружьями наизготовку по пустырю, надеясь встретить залетного воробья или дятла. Еще несколько окончательно наохотившихся товарищей отправились спать в автобус. Минут через пять созерцания ближних, мне стало скучно. Клименок на удивление очень внимательно рассматривал что-то в прицел своей снайперской винтовки.

– Неужели ты нашел там что-то достойное внимания? – удивился я.

– А ты сам посмотри… Вон туда, на тот пригорок…

Я прильнул к биноклю, но как ни старался, ничего не смог разглядеть. Минут через пять мое терпение лопнуло.

– Нихрена там нет! – раздраженно буркнул я.

– А ты не спеши. Смотри внимательно.

– Может, подскажешь, что я там должен увидеть?

– Смотри.

Через целую вечность, (длившуюся не более четверти часа), я увидел вспышку света, как будто кто-то пускал там солнечного зайчика.

– Что это? – спросил я.

– Сейчас увидишь.

Спустя несколько минут я увидел вспышку и чуть заметное облачко дыма. В сотне метрах от стрелявшего забилась в судорогах раненая собака. Второй выстрел заставил ее окончательно затихнуть.

– Вот, сука, урод! – я был вне себя от злости.

– А как ты хотел? Не все согласны довольствоваться шкурами убитых бутылок. Есть те, кому непременно кровь подавай. Сейчас…

Убедившись, что его выходка осталась незамеченной, охотник на собак крадучись покинул свою позицию. Винтовка Клименка подала голос, и голова охотника на собак лопнула, как переспелый арбуз, окрасив траву мозгами и кровью.

– Вот так творится современное искусство! – воскликнул довольный собой Клименок.

– Ты что, вот так запросто убил того человека? – прошептал я, и уставился ошалело на Клименка.

– Ты же сам минуту назад хотел сделать с ним нечто похожее.

– Да, но…

– К тому же я не последний поц, чтобы палить по пустым бутылкам. И я люблю собак.

– Но как же расследование? Баллистическая экспертиза? Улики?!! – до меня начало доходить, в какую аферу он меня втянул.

– Ну что ты как маленький. Штаны не обделай. Ты что, забыл, кто здесь мент? Или ты думаешь, что я буду настолько тупым, что сам себя отправлю в тюрягу?

– Но…

– Не лезь в это дело, и все будет нормально. Пошли.

Тщательно уничтожив свои следы, мы покинули сарай и по большой дуге вокруг пустыря пошли к автобусам, чтобы выйти к ним с противоположной от сарая стороны. Пройдя метров пятьсот, мы вышли к крошечному, похожему, скорее, на большую лужу пруду.

– Жаль с тобой расставаться, но, увы, ничего не попишешь, – грустно сказал Клименок винтовке и бросил ее в воду. Здесь же из тайника он достал обычное охотничье ружье, с которым отправился дальше.

Не успел я расстаться с Клименком во сне, как Клименок наяву нарисовался в моей спальне. А если быть точнее, то он меня и разбудил, причем непростительно рано, если учесть, что лег я уже на рассвете. Должен признаться, что я ничем так не дорожу, как хорошим сном. Стоит мне не выспаться, и головная боль плюс тупость сознания, плюс прескверное настроение на весь день мне гарантированы. Я лучше не поем, не выпью, не встречусь с женщиной, чем откажусь от положенного моему организму количества сна. Теперь, думаю, понятно, насколько я был счастлив увидеть Клименка в своей спальне, да еще срывающего с меня одеяло и орущего, как иерихонская труба: «Ватсон вставай!»

– Поздравляю, Ватсон, – рявкнул он, заставив меня пожалеть, что охота была всего лишь сном.

– С чем ты меня поздравляешь? – спросил я.

– Как с чем? С трупом. Ночью же кто-то умер, или я перепутал дом?

– Умерла Шапокляк, и я не вижу в ее смерти ничего хорошего.

– Ну как же, Ватсон. Теперь для твоего романа есть труп. А то детектив без трупа – это как-то… – он сделал кислую рожу, – так что считай, что тебе повезло и не забудь поставить магарыч убийце.

– Ее убили?

– Еще не знаю.

– Ты так сказал про убийство, как будто сам непосредственно приложил к этому руку.

– Ну да как тот из «Преступления и наказания», ну этот… отец Онуфрий или Пафнутий, который руку приложил.

– Вообще-то это было в «Идиоте», но кто там чего прикладывал я тоже уже не помню. Кстати, а что у тебя с рукой? – спросил я, заметив, ссадины на костяшках правой руки.

– Да этот ваш вчерашний террорист не хотел отдавать пистолет. Пришлось ему объяснять…

– Отдал?

– Ты еще спрашиваешь?

– Он как, живой?

– Ну не живее всех живых… Кстати, как тебе такой сюжет: психопат мент от скуки убивает своих подозреваемых.

– Честно говоря, мне не очень.

– Мне тоже. По крайней мере, сейчас. Ладно, вставай! – опомнился он. Дело в том, что я вел диалог, продолжая оставаться в постели и не проявляя ни малейших признаков того, что собираюсь ее покинуть.

– Блин, ты не представляешь, как я хочу спать, – признался я.

– Все хотят спать. Вставай, ну что ты как маленький.

– Который час?

– Уже непростительно поздно.

– Да ну тебя, я всю ночь не спал.

– Тем более. Да вставай ты уже! – прикрикнул он.

Я нехотя поднялся с постели.

– Кстати, Ватсон, как твоя печень? – спросил без всякой на то видимой причины Клименок.

– А причем тут моя печень? Я не так много и выпил, если ты хочешь знать.

– Тьфу, да я не об этом.

– А о чем?

– Ты же вчера был в роли Прометея наказанного, и куча гарпий рвали зубами твою плоть.

– Ты хоть знаешь, кто такие гарпии?

– Не знаю, и знать не хочу. А тебя жаждет видеть народ.

– Да ну их всех нахрен! – с чувством сказал я.

– Я чего хочу сказать, Ватсон. С подобного рода людьми надо вести себя так, словно ты дрессировщик тигров. Стоит им хоть на мгновение усомниться в том, кто на манеже хозяин, и ты из дрессировщика переходишь в категорию корм. И вчера ты это испытал на практике.

– А ты не мог бы в следующий раз давать теоретический курс раньше практического занятия?

– Ладно, извини, так получилось. Пошли лучше жрать. Тебе повезло. Из-за вчерашней заварушки завтрак задержали на несколько часов, и теперь там у них собрание, точно они какие-то мормоны.

Когда мы вошли в столовую, собрание было в самом разгаре. Эдвард Львович, упиваясь собственной важностью, рассказывал пастве то ли сон, то ли виденье, а они внимали ему с видом вживающихся в роль статистов на съемках очередного шедевра в духе «Возвращения живых мертвецов».

– Туман рассеялся также внезапно, как и появился, и моему взору предстала огромнейшая, состоящая из множества кишащих размером с пылинку козявок гора, – вещал Гроссмейстер. – Ее основание, казалось, было размером с Землю, а вершина поднималась на недосягаемую для человеческого взгляда высоту. Несмотря на это, я мог каким-то образом видеть ее всю своим внутренним взором. Внутренний взор также помог мне увидеть, что гора эта кишела не козявками, как я решил вначале, а людьми, каждый из которых был для горы не больше пылинки, как по величине, так и по значению. Одной из этих пылинок был я! От понимания этого мне стало трудно дышать. Ноги подкосились. Меня бросило в холодный пот. Тем не менее, у меня хватило сил и упорства, чтобы продолжать смотреть и слушать, что говорит мне голос Айвасса.

«Когда-то давно, – рассказывал он, – люди решили построить башню до самого социального неба, чтобы жить в неге и роскоши, как, по их мнению, было должно жить Богам. А, решив, они бросили все силы на строительство этой горы. Сначала она выглядела небольшим холмом, вершина которого доставала разве что до лишнего куска полусырого мяса, чуть более красивой женщины, чуть более удобного места в пещере возле костра… Гора росла медленно, и временами строителям казалось, что она вообще стоит на месте. Но, закаленные жизнью, строители не унывали, продолжая поднимать ее слой за слоем вверх, в вожделенный мир Богов.

Время шло, совершенствовались навыки строителей, появлялись новые технологии, и уже один человек мог сделать больше, чем когда-то целый народ. Гора росла, как на дрожжах.

Но по мере того, как вершина горы устремлялась вверх, росло ее основание, росла ее тяжесть, а вершина становилась все более недосягаемой для большей части строителей.

И вот когда вершина горы достигла уровня Вавилон, среди строителей начался ропот. Слишком многие начали понимать, что как бы ни устремлялась вверх вершина, основание горы так и будет стоять на земле, а это означало лишь увеличение давящей на плечи строителей тяжести горы. И решили тогда многие отказаться от строительства и расселиться по прекрасной долине, раскинувшейся у подножья горы.

Разумеется, это не могло понравиться привыкшей жить на вершине горы элите. Взмолились они тогда Сету, единственно почитаемому ими богу, прося его о помощи, тем более что гора служила подножием трона его, и чем выше поднималась гора, тем выше поднимался его трон.

Поистине великолепно справился Сет с этой задачей. Первым делом он лишил недовольных строителей дара речи, затем напустил тумана вокруг горы, чтобы никого больше не мог искусить вид долины у ее подножья. А после он повесил над вершиной Искусственную Звезду. Тогда же и получила наиболее яркая часть вершины горы свое имя: Пик Коммунизма, так как коммунизм с его изобилием всегда был и мог быть только на маленьком плато на самой вершине горы. Затмив собой Солнце, Искусственная Звезда окончательно ослепила людей, лишив их, как разума, так и воли. Заставила она людей, забыв обо всем остальном, класть жизни на покорение Пика Коммунизма, где обитают те, кому завидуют сами Боги.

Но посмотри на эту вершину, дай глазам привыкнуть к искусственному свету Звезды, взгляни на этих небожителей. Да, высоко они над народом, над деньгами и властью. Да, нет ничего в этом мире возможного, чтобы не могли себе позволить они. Да, самые грозные правители служат им в качестве прислуги. Ну и что? Разве кто-нибудь из них может хоть на мгновение забыть обо всем и просто насладиться тем, что у них есть?

Не зря так устроил Сет, что чем выше ты поднимаешься по склону Горы, тем ярче свет Искусственной Звезды, тем сильнее притягивает она тебя, тем с большей одержимостью ты бросаешься на строительство Горы, чтобы хоть на миллиметр стать еще ближе к этому коварному сиянию.

Ослепленные сиянием Искусственной Звезды, они не способны увидеть очевидное: чем выше становится гора, тем выше поднимается и Звезда Искусственная. Подобно морковке, заставляющей быстрее бежать осла, заставляет эта Звезда все выше и выше возводить подножие трона Сета».

Так говорил Айвасс, а я смотрел на гору и видел в ней нечто большее. Я видел, что она – защитный купол, чехол, скрывающей нечто еще более…

Но, имеющий уши, да не болтай языком, – закончил он свою речь.

– Отлично. Теперь, когда римейк «Нагорной проповеди» подошел к концу, позвольте мне сказать нечто важное, – захватил внимание публики Клименок. – Я приехал сюда с результатами вскрытия умершей этой ночью гражданки Былых. Как и предполагалось, экспертиза не обнаружила никаких признаков насильственной смерти.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Моисей Маркович.

– Только то, что экспертиза ничего не нашла.

– А на остаточные магические флюиды ее проверяли? – на полном серьезе поинтересовался Свидригайлов. Интересно, мне показалось, или после общения с Клименком у него одно ухо стало больше другого?

– Экспертиза не занимается остаточными магическими флюидами.

– Значит ее могли убить, – решил Свидригайлов.

– Могли, – подтвердил Клименок.

– Значит, это атака Сета.

– Атака Сета – это атака Сета. Сет он ведь тоже должен атаковать чьими-то руками. Или нет? – подкинул им идею Клименок.

– Вчера здесь был демон, – сообщила Алла.

– Больше никому об этом не говорите, иначе вас переведут в психушку.

– А зря вы иронизируете. Мир, он не настолько параллельно-перпендикулярный, как кажется вам, атеистам, – поддержал ее Покровский.

– А я не иронизирую. Вас действительно могут отправить в психушку, если вы начнете направо и налево трепаться о том, что у вас по ночам здесь шастают демоны. Так что будет вполне достаточно и того, что об этом знаем мы с Ватсоном.

– Мы все не о том говорим, – робко начала Катя. – Ведь если ей помогли, значит, убийца сейчас здесь среди нас.

Эти слова заставили всех тут же так посмотреть на своих соседей за столом, точно они их до этого момента не видели.

– Подождите, но ведь это означает, что она права! – воскликнул Свидригайлов.

– В чем? – спросил Сергей.

– В том, что она узнала, кто вор.

– Это еще почему?

– Потому что, испугавшись, вор ее убил. Это же очевидно.

– Это не так очевидно, как вам кажется, уважаемый наш Олег Олегович, – слегка насмешливо произнес Моисей Маркович. – Есть еще как минимум две возможности.

– Да? И какие?

– Она могла ошибаться, но вор, а теперь уже и убийца мог решить, что она говорит правду или же ее вообще никто не убивал.

– Но это невозможно!

– Почему?

– Она не могла умереть!

– Ну вы как маленький, Олег Олегович. Разве среди нас есть бессмертные?

– Душа не умирает! – гордо выдал Свидригайлов, чем заставил меня больно прикусить губу, чтобы не рассмеяться.

– Но сейчас-то мы говорим о бренной плоти, – подытожил этот разговор Моисей Маркович.

– Скажите, – спросила Вера Павловна у Клименка, – ведь если экспертиза не нашла следов насильственной смерти, разве можно доказать, что убийца – это убийца?

– При наличии улик возможно все. В данном конкретном случае я ничего определенного сказать не могу, – ответил он. – Скажу лишь, что вам крупно повезло, что эксперты ничего не нашли.

– Это еще почему? – взбеленился Свидригайлов.

– А потому, дорогой вы наш человечище, что признание покойной насильственно убиенной автоматически означало бы передачу дела прокуратуре. Сюда бы сейчас прибыл полный штат следователей и экспертов. Начались бы протоколы, следственные эксперименты, освидетельствования…

– И вы бы больше не смогли тут над нами издеваться, – перебила его Алла.

– А вот тут ты, Аллочка, ошибаешься. Нас бы с Ватсоном не отстранили, наоборот, мы бы обрели всю мощь официальных представителей правопорядка, и тогда мы теперешние показались бы вам ангелами. Так что предлагаю смерть великой Жрицы считать не убийством, а загадочной смертью.

– Вы правы, – согласился с ним Эдвард Львович, – нам не нужна лишняя головная боль. Но вы должны пообещать, что не станете сбрасывать со счетов версию убийства.

– Моя задача – докопаться до истины, и я сделаю все, чтобы ее решить, – ответил на это Клименок.

– Что собираешься делать? – спросил меня он, когда мы встали из-за стола.

– Я домой. Спать.

– Я тебя отвезу.

– Да ладно, я на такси.

– Зачем тратить свои деньги, когда для этого есть чужие? Тем более бюджетные. Садись, заодно кое-что обсудим.

– Откуда у тебя результаты экспертизы? – спросил я, когда мы выехали за ворота.

– Ты прав. У меня их нет. Зато есть уверенность, что никто из интересующих нас ребят ее не убивал.

– Откуда ты знаешь?

– Если хочешь, я тебе прямо сейчас назову имя убийцы.

– Что, правда? – не поверил я.

– Конечно, правда.

– Ну так давай. Не тяни кота…

– Это был здоровый образ жизни.

– Что?!!

– Да ты сам прикинь. Уже пожилая женщина. Фанатичный сторонник здорового образа жизни. Не пьет, не курит, не ест, истязает себя физическими упражнениями. Принципиально не бывает у врачей, и принципиально же не принимает медикаментов. И я тебе скажу, что удивительно, что она вообще дожила до своих лет.

– Ладно, допустим, ты прав, но кто-то же шастал ночью по дому? Или ты тоже думаешь, что это демон из воинства Сета?

– Должен признаться, что это был я.

– Что? – от удивления у меня в зобу дыханье сперло.

– Каюсь, Ватсон, оставив вчера тебя на растерзание этим фуриям, я не поехал ни по каким делам. Вместо этого я отогнал машину на стоянку, переоделся (костюм домушника у меня всегда лежит в багажнике) и вернулся обратно. Как выяснилось, этот дом далеко не такое уж неприступное место, как его позиционируют эти люди. Доказательством этому служит то, что я не только легко забрался внутрь а потом также легко убрался, но и проторчал чуть ли не сутки в нем незамеченным.