Текст книги "Присказки разных лет. Маленькие и побольше"

Взаимосвязи

Как работает сознание понять трудно, а о работе подсознания известно ещё меньше, но можно провести эксперимент.

Забыть на время о своих потребностях, осуществлением которых, сознание занимается постоянно, выключить его и попробовать включить подсознание.

Возможно, кроме своих непрекращающихся желаний, мы сможем заметить что-то ещё. – События, которые по непонятным причинам, мы вспоминаем снова и снова. Места, где нам хочется снова быть. Людей, которые нам интересны и встреч, с которыми ждём, не отдавая себе в этом отчёта.

Быть может, мы заметим в себе что-то сугубо личное, глубинное, не имеющее отношения к общепринятым стандартам – только своё и не всегда понятное другим. То, чему лишь бессознательно мы можем отдать предпочтение.

Скорее всего, определив это в себе, попытаемся забыть. – Страшно быть непонятым – ограничим себя. Почувствуем неудовлетворённость от таких своих действий. Сломаем что-то в себе ради достойной цели – карьеры, общественного мнения, задач, которые необходимо выполнить.

Необходимо кому?

Спустя годы, однозначного ответа на этот вопрос можно и не найти.

Ведь не смотря на все наши устремления, потребности и предпочтения мы, на самом деле, добиваемся не карьерного роста, благополучия, статуса и финансовой независимости. – Мы пытаемся достичь состояния, при котором сможем чувствовать себя свободными от того, что мешает лично нам, при котором сможем быть там и с теми, кто нужен именно нам – в любое время, в любой точке пространства, всю нашу жизнь.

На самом деле, мы только и делаем, что пытаемся достичь волшебного состояния под названием «Счастье», но способы для этого выбираем разные и имеем различные для этого возможности.

И, как правило, всегда есть кто-то, кто, в той ли иной степени, мешает нам этого добиться.

Бывает, думаю, что бывает, предполагаю, что чаще всего именно так и бывает – мешают самые близкие, любимые нами люди.

Случается, что представление о счастье у них коренным образом отличается от нашего и в этом проблема, беда, несчастный случай, помноженный на любовь.

Люди замыкаются, уходят в себя, им становится плохо, но так бывает не всегда. – С той же самой вероятностью случается и по-другому.

И не стоит воспринимать то, что я говорю, слишком серьёзно.

Мои размышления на тему счастья не очень дорого стоят – оно у каждого своё и мы достаточно смутно представляем, что оно такое. Мы лишь предполагаем его отсутствие или наличие, руководствуясь ощущениями.

Ловим его на уровне эмоций.

Шагаем себе, по своей линии судьбы, кому-то навстречу, а кто-то, возможно, шагает навстречу нам.

И…, о…, чудо! – Вроде бы идём в разные стороны, но встретившись, находим нечто общее и образуем некую взаимосвязь – счастливую или не очень, на миг или навсегда.

И это невероятно…

Мне очень нравится думать о взаимосвязях, ведь их переплетения складываются в нашу жизнь.

Люди, природа, события, места – воображаемые и реальные – всякие. Они образуют для нас целый мир – своеобразную площадку готовую к употреблению.

На ней уже есть всё… и это больше того, что необходимо нам, больше, чем мы способны вообразить. На ней все взаимосвязи уже отобраны и подогнаны специально для каждого…

Нам же остаётся всего ничего – оказаться в нужное время и в нужном месте, а потом взять и почувствовать себя счастливыми.

Вокруг пустота

Он решил взять на себя боль этого мира, попробовать преобразовать её в радость, в надежде хоть что-то изменить – всю боль – обычный человек.

Естественно, это была очень глупая мысль.

Кем бы ни был человек – он слишком мал, чтобы вместить в себя нечто столь огромное.

Но он не хотел это понимать и сделал всё по-своему – взял и заполнил свою душу болью настолько, насколько смог вместить.

И, конечно же, погорячился – ему сразу стало нехорошо.

Сначала он подумал, что это обычный грипп, но всё было не так просто.

Болела и душа, и это была самая страшная боль.

День, неделя, месяц, год…

Улучшения не предвиделось.

Он чувствовал, что дошёл до предела – вернее понял, что довёл до предела себя. Нужно было срочно выпускать боль обратно, не забывая при этом преобразовывать её в радость.

Но как?

Запустив свой эксперимент, он о практической стороне как-то и не подумал, считая, что позитива имеющегося у него в наличии, хватит, чтобы преобразовать что угодно и в любых количествах…, но…

Он ошибался.

Позитив почти сразу растворился в боли. И хотя она перестала быть острой, но в радость её преобразовать стало нечем, а сама по себе она и не думала уходить.

Это был тупик и в определённый момент он понял, что не знает, что делать дальше.

Постепенно он стал очень слаб.

Ситуация в которой он оказался полностью овладела им, а у него не было сил даже на то, чтобы подумать, как справиться с ней.

Он похудел, осунулся, стал выглядеть ужасно.

Некоторые даже подумали, что он умирает…

Он и сам догадывался об этом, прикинул скорость процесса и определил, что у него осталось всего несколько недель.

Он почти отчаялся, почти поставил на себе крест.

Перестал искать из своей ситуации выход и ни о чём кроме своей боли думать уже не мог.

В последнем порыве пытаясь спасти себя, попробовал переложить свою боль на бумагу, но и из этого не вышло ничего. – Он уже не мог думать объективно, думал только о себе – о том, как плохо лично ему и бумага не приняла ни капли того от чего нужно было избавиться.

Тогда он попытался кричать.

Выходил на улицу в людные места и пробовал донести до людей то, что мёртвым грузом скопилось на душе в надежде, что люди возьмут на себя часть его боли.

Но и тут неудача.

Люди смеялись над ним, считая его сумасшедшим и их можно было понять. – Никто его толком не знал, доверия его слова не вызывали. Красноречие, ввиду его плачевного состояния, оставляло желать лучшего, а его внешний вид только отталкивал незнакомых людей.

И потом…, что он мог один? – Запустить индивидуальную волну боли…? Но кому она была нужна? – Ведь она была похожа на то, что люди видели каждый день и без него – на улице, по телевизору в популярных программах и фильмах… То, что всем уже давно надоело, от чего все порядком устали… – Чужая боль давно перестала быть интересна людям.

Видя, что всё зря, он закрылся в своей квартире.

Отключил интернет и мобильный телефон.

С корнем вырвал антенный кабель из телевизора.

Полностью отгородившись от мира, лёг на кровать и приготовился к неизбежному…

Сначала, он не почувствовал ничего нового.

Всё было как всегда.

Инерция мышления продолжала толкать его в самый эпицентр страшнейшей депрессии, постепенно усиливая боль. Но потом….

Его неподвижность и отсутствие внешних факторов, а позднее и отсутствие освещения (пока он неподвижно лежал, спустилась ночь), странным образом повлияли на его состояние. Он немного отвлёкся от своих проблем и понял, что жутко устал и прежде, чем переключиться на свою боль обратно – забылся тревожным сном.

Он проспал почти сутки и когда снова открыл глаза, было опять темно.

Ему показалось, что тьма теперь никогда не уйдёт.

Странно, но от этой мысли ему стало чуточку легче.

Ведь для него это означало, что мир за стенами его квартиры, как минимум изменился, а как максимум, исчез совсем.

Ему нравилось думать об этом.

Ведь если это было действительно так, то боль мира, которую он вобрал в себя, должна была исчезнуть тоже, а если и не исчезнуть, то гарантированно потерять свой смысл. – Он словно выпал из привычного окружения. – Не о чем стало болеть, нечего преобразовывать и, как следствие, некуда выпускать, синтезированную из боли, радость.

За окном его квартиры не существовало уже ничего.

Он не стал это проверять.

Ему казалось достаточным в это поверить, тем более что его внутренние ощущения подсказывали ему, что он прав. – Странная пустота дарила ему не менее странный для него покой… и невероятное чувство голода. – Последнее его особенно порадовало – он уже довольно давно ничего не хотел.

Он не стал включать свет, боясь вспугнуть новые ощущения.

В темноте пробрался на кухню, нашёл в холодильнике нехитрую еду и плотно поел.

Снова вернулся в комнату и лёг на свою кровать.

Желания того момента для него закончились и он мог спокойно подумать.

Если я прав, думал он. – А я прав! – Вокруг меня пустота и…, он на секунду глубоко задумался, внутри пустота тоже, он даже улыбнулся от такого открытия, чувствуя, что его боль странным образом куда-то ушла, и теперь для меня начинается новая жизнь, и я могу заполнить её чем угодно, решил он

Только не болью, чуть нахмурившись, подумал он, хватит с меня уже…

И он придумал для себя новую жизнь – целый мир, полный искрящейся радости – времени до утра, чтобы сделать его совершенным, ему хватило как раз.

А когда за окном его квартиры, наконец, взошло Солнце, он вышел на улицу и вобрал всю радость нового мира в себя…

Кому-то это может показаться безумием…

Сначала, так подумал и я, но потом понял, что всё-таки нет…

Ведь снаружи всегда то, что внутри…, а внутри то, что снаружи…

То, что смог разглядеть, что способен удержать, выбрав для себя сам…

Волны ненависти

Мир меняется, копится негатив.

Сгущается, уплотняется над головой.

Можно пытаться его игнорировать, но иногда он всё равно прорывается во внутренний мир.

Этого не избежать и я это чувствую.

Знаю, что…

Если за бортом без конца штормит, как бы ни старался гасить колебания, рано или поздно, начнёт раскачивать любую лодку.

А уж такую, как моя…

Эх…, да, что говорить…

Шторм усиливается.

Катятся волны.

Бьют и бьют в борт моего небольшого баркаса, с каждым часом увеличивая амплитуду колебаний, пытаясь захлестнуть и потопить.

Страшные.

Непредсказуемые…

Волны ненависти.

«… Он шёл, торопился куда-то по жизни и неожиданно для себя самого поймал свою случайную волну. Словно серфер, заскользил по её склону, набирая скорость, всё время вниз и вниз, и…»

И что теперь делать? – думал он, спускаясь на эскалаторе в метро. – Без предупреждения, без видимых причин, взяли и уволили. От объяснений, что фирма на грани банкротства – не легче. Денег, что выплатили, надолго не хватит. Новую работу с приличным заработком не найти. Как теперь гасить ипотеку и два кредита – непонятно. Что сказать жене? Как объяснить детям, что мы теперь нищие?

– Чёрт! – невольно выкрикнул он.

Поймал настороженные взгляды людей, спускавшихся рядом с ним. Извинился, ни к кому конкретно не обращаясь. Сорвался с места и побежал по эскалатору вниз.

Стоять на месте было невыносимо.

Двигаясь, можно было сосредоточиться на движении и ненадолго отогнать тревожные мысли.

Спустившись на платформу, он, не задумываясь, сел в подошедший поезд.

– Осторожно двери закрываются, следующая станция «Петроградская», – сказал автомат и захлопнул двери.

Он понял, что сел не на тот поезд и едет в противоположную сторону.

Прислонился спиной к дверям.

Проходить вглубь вагона, наполненного пассажирами, учитывая обстоятельства, было незачем.

Плевать, поразмыслив немного, решил он. – Даже хорошо. Доеду до конечной, а потом назад. Домой ехать совершенно не хочется. Там меня ждёт разговор с женой, а я пока не готов к такому разговору.

В тот момент он был ни к чему не готов. Всё, произошедшее с ним, случилось слишком стремительно.

За что это мне? Почему именно со мной? – задавал он стандартные вопросы, готовый возненавидеть весь равнодушный мир, неспособный ни понять, ни оценить его ситуацию.

– «Петроградская», следующая станция «Горьковская», – сказал автомат.

В середине вагона освободилось место.

Три парня лет двадцати, нарочито весело и демонстративно громко переговариваясь, прошли мимо него, и вышли из вагона.

Вот кому хорошо, подумал он, ржут себе и всё пофиг, и плевать они хотели на всё и всех, а тут, хоть сдохни – выхода не найти.

Он отошёл от двери, прошёл в середину вагона и встал на место парней. Взялся за поручень и….

Под пальцами его правой руки оказалось что-то мягкое и липкое.

Жевательная резинка, понял он, ещё тёплая и влажная от слюны одного из этих хохочущих ублюдков.

Он одёрнул руку от поручня и увидел розовую жвачку, приклеившуюся между большим и указательным пальцем.

Решение родилось мгновенно.

Сквозь толпу пассажиров, ещё больше уплотнившуюся на станции «Петроградская», он стал пробиваться к выходу.

– Разрешите, простите, – бормотал он.

– Проснулся…. Аккуратнее молодой человек…. Куда прёшь? – возражала толпа.

– Осторожно двери закрываются, следующая станция Горьковская, – сказал автомат.

Он чувствовал, что не успевает.

Но ему повезло.

Сердобольный мужчина, увидев, что ему нужно выйти, придержал двери вагона и обеспечил ему проход.

– Спасибо! – сказал он. Выскользнул из вагона и помчался в сторону выхода из метро.

Парней на платформе уже не было, а у эскалатора было опять многолюдно.

Уйдут, подумал он, пытаясь, как можно быстрей пробиться сквозь толпу.

Перед ступенями эскалатора посмотрел наверх.

Высоко, почти на поверхности, он их увидел.

Они выделялись из толпы даже на таком расстоянии. – Три высокие сутулые фигуры, одна из которых энергично жестикулировала.

О чём они говорили, естественно, слышно не было, но он живо представил, как они мерзко и демонстративно ржут.

Руки оторву, думал он, а потом заставлю это сожрать и он посмотрел на ладонь, с приклеившейся жвачкой, шагая по ступеням вверх.

Он преодолел только половину высоты, когда парни сошли с эскалатора и скрылись из вида.

Улизнут, подумал он. И собрав остатки сил, побежал.

По движущемуся эскалатору, бежать вверх было непросто и когда, он добрался до поверхности, у него кружилась голова, дыхание было сбито, а сил хватило только на то, чтобы выйти из метро на Каменноостровский проспект и оглядеться.

Тех, за кем он бежал нигде не было.

Он машинально свернул вправо.

Нужно было найти место и немного отдышаться.

В десяти метрах от выхода из метро, в ближайшем здании, располагался ресторан быстрого питания. За его витринными стёклами, под мягким приглушённым светом текла суетливая, но чем-то привлекательная жизнь. Перед его фасадом, несмотря на то, что летний сезон давно закончился, продолжали стоять пластиковые стулья и столики красного цвета.

Он присел за один из столов.

Постепенно его дыхание восстановилось, а головокружение прошло.

Наверное, хорошо, что я их не догнал, подумал он, спустя несколько минут. – Что я хотел? – Набить им всем троим морду? Выяснить, кто из них приклеил эту жвачку и, действительно, заставить её сожрать? А готов ли я к этому? И уверен ли, что смог бы это сделать? – Там внизу, в метро – наверняка стал бы пробовать. А здесь …?

Перегорело….

Он печально взглянул на свою руку.

Огляделся в поисках салфеток, но естественно ничего не нашёл – за этими столиками давно уже никто не сидел – было холодно.

Он и сам постепенно стал замерзать.

Пора было уходить.

Он ещё раз посмотрел на свою правую ладонь.

Что-то странное происходило с розовой жвачкой на его руке. Ему показалось, что она сама, без всякого его участия чуть шевельнулась.

Появился страх.

Внезапно, он остро почувствовал, как мерзкая резинка впивается в его руку, старается просочиться под кожу, добраться до его кровеносных сосудов и….

Конечно же, ему просто так привиделось.

Тем не менее, он машинально схватился правой рукой за край пластикового стула, на котором сидел и приклеил к его поверхности ненавистную резинку.

Снова взглянул на ладонь – между большим и указательным пальцами исчезло не всё. Розовые фрагменты инородного вещества остались, но неприятное ощущение ушло.

– Х-е-е-й! Я убил коварную жвачку! – улыбаясь, мысленно воскликнул он.

Но всё равно, требовалось вымыть руки.

Он взглянул на ресторан – в нём гарантированно имелась уборная.

Совсем голову потерял, подумал он. – Нужно было сразу туда пойти.

Встал из-за стола, посмотрел на пластиковый стул.

Розовая резинка, которую он на него приклеил, очень слабо выделялась на его красной поверхности.

Ну, не счищать же её, в самом деле, подумал он, и прошёл в ресторан.

В ресторане, как он и предполагал, имелся мужской туалет. В нём оказалось на удивление чисто. Нашлось там и жидкое мыло, и сушилка.

Если бы здесь, вдруг, ещё оказалась и жёсткая щётка, чтобы нормально оттереть руки, подумал он, можно было бы решить, что жизнь снова налаживается.

Но щётки не нашлось.

Он включил воду, намылил руки и…

– Слышь…, ты, ублюдок! – услышал он за своей спиной и резко оглянулся на голос.

Прямо перед ним стоял один из трёх парней, за которыми он гнался в метро.

– Тебя кто научил жвачки на стулья клеить? – спросил парень.

В первое мгновение, от неожиданности, он потерял дар речи.

Но уже через несколько секунд, ему просто не захотелось отвечать.

Он стоял молча и ловил свои ощущения.

Странная волна снова накатывала на него.

Жаркая, слабо контролируемая волна.

Он понял, что его отношение к парню из метро, нисколько не изменилось.

Мало того, до этого самого момента он почти забыл, что привело его сюда – отвлёкся от своих неприятностей. Теперь же, весь негатив крайне неудачного дня, ставшего кульминацией целой цепи событий, составляющих его бессмысленную жизнь, предстал перед ним в образе этого наглеца.

Ему, действительно, стало жарко.

Он расстегнул куртку и полностью повернулся к парню.

Злобно, без тени страха, улыбнулся.

– Ну и кто здесь у нас ублюдок? – почти прошипел он, делая шаг вперёд, сжимая правую руку в кулак.

Парень невольно отступил.

Он испугался.

Безумный взгляд нашего героя, мог напугать кого угодно.

Волна ненависти уже накрыла его с головой.

На время он перестал быть собой и совершенно себя не контролировал.

Он даже забыл о жевательной резинке, фрагменты которой, скрытые в кулаке, всё ещё оставались между его большим и указательным пальцем.

В тот момент он забыл обо всём.

Внешние колебания наложились на внутренние. Вошли с ними в резонанс, взлетели до предельных значений и его разум, стараясь спасти себя, отключился, предоставив его телу право действовать самому.

Вот как бывает…

Вот, как оно бывает…, – грустно сказал человек и отвернулся к окну.

За окном рейсового автобуса проносились поля и болота глубинки Ленинградской области, подсвеченные заходящим солнцем, раскрашенные неизвестным художником в тоскливо-бежевые тона с вкраплениями бледно зелёного и рыжего цвета.

– И ведь такая тоска…, – добавил человек, ни к кому конкретно не обращаясь, по-прежнему глядя в окно.

За окном, показалась река.

Автобус въехал на мост, и всем желающим открылась тёмно-серая водная гладь, покрытая мелкой рябью, между двух берегов. Катера и лодки различных размеров, застывшие на этих берегах, выставившие на всеобщее обозрение свои ржавые бока ниже ватерлинии.

– И ведь хрен чего сделаешь…, – сказал человек.

Он уже не смотрел в окно, а смотрел куда-то себе под ноги.

Автобус качнуло на стыке при съезде с моста, и человек встрепенулся. Поднял голову и посмотрел на меня.

– Может быть по чуть-чуть? – спросил он.

Я отказался, молча качнув головой из стороны в сторону.

Человек пожал плечами.

Достал из сумки бумажный пакет.

Покопался в нём, скорее всего, отвинчивая пробку у бутылки – можно было догадаться по характерному звуку.

Поднёс пакет к лицу и сделал несколько мощных глотков – можно было догадаться по характерному жесту.

Убрал пакет от лица.

Поморщился.

Занюхал рукавом.

Убрал пакет в сумку, стоящую между его ног, повернулся ко мне и улыбнулся.

– А вот скажите…, – начал он, улыбаясь ещё шире, дохнув на меня свежим и, как мне показалось, не самым дешёвым коньяком, – У вас так бывает?

Я с удивлением посмотрел на него и ничего не ответил, не очень-то понимая его вопрос и не желая вступать в дискуссии с незнакомым человеком.

– Ну и ладно…, – ответил он, скорее всего, говоря с собой, – Я и так знаю – Бывает у каждого…

И снова достал свой пакет…

А за окном автобуса солнце почти скрылось за горизонт и добавило глубины, сочности и тайного смысла картине художника, раскрасившего всё вокруг.

Вот, как оно бывает, невольно подумал я, чувствуя странный подъём и вместе с тем, ощущая начало неизбежного падения. – Чудо и непонятная тоска – странное сочетание – переплетение, которое невозможно распутать – осень удивительная пора…

Я посмотрел на человека – своего попутчика, а он посмотрел на меня и грустно улыбнулся.

И мне тоже захотелось коньяка.

Временная рамка

Небольшой офис на пятом этаже многоэтажного здания.

На полу ковролин. В углу слева при входе – кулер и кофейный аппарат. Справа – шкаф для верхней одежды. Напротив входной двери – стол секретаря, но самого секретаря нет. Сразу за секретарским столом – стеклянная перегородка с дверью. За перегородкой двадцать квадратных метров пространства, освещённого окном во всю стену. У окна, по левую руку – директорский стол. По правую – шкаф с папками каких-то бумаг. Перед столом кресло для посетителей. На столе – светящийся монитор, клавиатура, мышка. За столом в высоком кожаном кресле – человек лет сорока – смотрит в экран монитора, курит, читает новости или просто смотрит кино – от входной двери не видно, но человек явно не работает – руки свободно лежат на столе, не касаясь клавиатуры.

Бездельник, кажется на первый взгляд, но приглядевшись внимательно, становится ясно, что, всё-таки, нет. – За окном темно, а часы на стене, попавшиеся нам на глаза, показывают, что рабочий день давно закончился и пустой стол секретаря с самого начала указывал именно на это.

Но что же делает человек? Почему не идёт домой? Что он высматривает на экране монитора? – Трудно сказать, но можно заметить его рассеянный взгляд, морщинки на лбу, говорящие, что он чем-то наверняка озабочен. Можно понять, что он полностью погружён в себя, а монитор на его столе работает только для вида.

В этот самый момент большинству из нас он перестанет быть интересен.

Кому интересен человек, озабоченный своими проблемами настолько, что не видит ничего вокруг?

Стандартный ответ – никому, но лично я, не люблю стандартные ответы. Ведь я и сам бываю такой и не упускаю подвернувшейся возможности немного побыть в образе озабоченного человека.

Прямо, как сейчас…

Включаю на максимум воображение, сбрасываю прежний образ и происходит чудо – странная метаморфоза – теперь он это я.

***

Входная дверь хлопнула.

Я очнулся от своих невесёлых мыслей и сквозь стеклянную перегородку увидел, что в офис вошёл незнакомый мне человек. Решительно, не делая лишних движений, прошёл мимо секретарского стола, открыл стеклянную дверь перегородки и оказался прямо передо мной.

Обычный с виду человек. – Темноволосый мужчина среднего роста лет тридцати. Аккуратная ничем не выделяющаяся одежда, без особых примет лицо, в правой руке объёмистый портфель.

Человек не показался мне странным, хотя и вёл себя не совсем адекватно. – Пришёл, не договорившись о встрече. Бросил перед моим столом с излишним грохотом свой портфель. Развалился в кресле напротив и очень уверенно и бодро начал говорить.

– Вы представляете, что такое временные рамки? – спросил он.

Глупый вопрос, подумал я. – В природе такого предмета не существует, есть понятие – временной интервал, который в общении иногда называют временной рамкой, но спрашивать об этом, странно.

Мысль пробежала и затерялась в извилинах головного мозга. Я взглянул на незнакомца, а он смотрел мимо меня, увлечённый собой. Он не ждал от меня ответа – он продолжал.

– Никто не представляет! – Оно и понятно. – Это понятие используется в разговоре. Своеобразный оборот речи и в буквальном смысле не означает ничего, косвенно указывая, на временной интервал, – сказал человек, в точности повторив, то, что я подумал мгновение назад.

Я же продолжал молчать, пытаясь понять, что за человек сидит передо мной и что, на самом деле, этому человеку от меня надо. Странных типов в кресле, напротив, в последнее время я видел достаточно. Большинство из них, так или иначе, были связаны с банками и их смежными организациями по взысканию долгов. Мои дела шли – хуже некуда и присутствие этих людей мне приходилось терпеть.

Точно коллектор, подумал я. – Странно только, что не представился.

– И уж точно никто не может даже вообразить, что они действительно есть, – продолжал человек. – Взять хотя бы вас, любое событие вашей жизни. Любое неприятное событие. Используя рамку…

– Простите, а вы кто? – спросил я, перебивая его.

Его пространные намёки на мои неприятности немного напрягали.

Человек взглянул на меня с упрёком, молча поднял с пола свой портфель, поставил его на колени. Немного помучившись с застёжкой – открыл. Снова, но, уже хитро прищурившись, взглянул на меня и достал из портфеля полиэтиленовый пакет.

– Вот, – сказал человек, протягивая мне пакет.

– Что, вот? – переспросил я, не делая ни единого движения.

– Как, что? – удивился человек, неуверенно убирая протянутую руку, кладя пакет на стол перед собой. – Временная рамка, я же вам рассказывал.

В этот момент моё отношение к незнакомцу резко изменилось. Я понял, что передо мной обыкновенный псих, и я улыбнулся.

– Что вас так развеселило? – спросил человек. – Я предлагаю нужную вам вещь. – Или у вас нет никаких проблем?

Конечно, у меня проблемы были, но я не собирался открывать ему всё, что у меня наболело. А идти у него на поводу и принимать всё, что он мне подсовывает, на мой взгляд, смысла не было вообще. Если он действительно псих, как я и подумал сразу – в пакете какая-то ерунда, если он жулик – там нечто похуже. Нельзя было исключать и вероятность того, что он всё-таки, каким-то боком относится к взысканию долгов. Возьмёшь такой пакет, а там окажется уведомление – временные рамки, как и сказал незнакомец – требование – выплатить некую сумму задолженности до определённого числа иначе…

– Это, – человек указал на пакет, прерывая поток моих мыслей, – решение ваших проблем. Подарок судьбы, если хотите…

– Не хочу, – ответил я.

– Но почему? – удивился незнакомец.

– Я не понимаю, что вы от меня требуете.

– Мне ничего не нужно. Я выбрал вас совершенно случайно. Всё, что я хочу, это провести объективный эксперимент.

– У вас, что – в вашем департаменте больше нечем заняться? – слегка возмутился я. – Уже не знаете, каким способом воздействовать на людей? – Что это за хитрый ход?

– Все хитрости, если я правильно вас понял, – ответил человек, – я беру на себя. А воздействие на вас будет минимальным. – Вы ничего не почувствуете. – Возьмём для начала какой-то незначительный эпизод вашей жизни и попробуем его изменить.

Я уже не знал, что и думать. Человек спокойно рассуждал об изменении случившихся событий, словно это было нечто обыденное.

– Вы хотите сказать, что можете корректировать прошлое? – спросил я.

– Не всё прошлое, – ответил незнакомец. – Только то, что может поместиться в мою временную рамку. Пока мой опытный образец имеет габариты 300 на 500 миллиметров. Рамки больших размеров работают хуже. – Мощности не хватает. Событий захватывают много, а удержать не могут – часть событий выпадает и остаётся без корректировки и результат непредсказуем. Я над этим работаю, но сделать пока не…

– Скажите, – возможно, не слишком вежливо перебил его я. – Вот, допустим, подписание договора…, можно ли взять, и отменить решение по его подписанию.

– Не уверен, – задумчиво ответил человек. – Лист бумаги формата А4 в рамку естественно влезет. Можно даже увидеть руку, ставящую подпись, но команду подписывать отдаёт голова, а она, к сожалению, находится вне зоны воздействия. Можно конечно попробовать крикнуть, но звуки не проходят и человек, подписывающий бумагу, ничего не услышит. – А впрочем, давайте попробуем, – неожиданно изменил своё мнение незнакомец. – Со звуками я ещё не экспериментировал – в теории так, а на практике…. Давайте свой договор. – Какая дата? – Будем менять, самому интересно стало.

Он точно ненормальный, подумал я, но терять мне было нечего, и я решил рискнуть. Надежда, со своей любимой мыслью – «А вдруг» – затуманила мой уставший от неприятностей мозг, и я решил, что стоит попробовать.

Незнакомец открыл свой пакет и действительно достал из него рамку. – Обычную рамку, какая могла бы обрамлять картину, если не принимать в расчёт то, что она была стальной.

– Я специально сделал её такой, – сказал незнакомец, заметив мой удивлённый взгляд. – Для наших задач её форма подходит почти идеально и в неё, действительно, можно вставить картину, повесить на стену, любоваться в промежутках между использованием, а на свойствах самой рамки, это не отразится никак.

– Всё равно, как-то странно, – ответил я.

– Надеюсь, что все сомнения скоро развеются. Начнём?

– Начнём.

Он нажал на какую-то скрытую кнопку и на лицевой поверхности рамки загорелись четыре восьмизначные цифры.

– Не буду забивать вам голову способом калибровки этого устройства, – сказал человек. – Достаточно понимать, что светящиеся цифры – это шкалы пространственных и временных координат. В момент пуска их значения всегда указывают на здесь и сейчас, а внутри рамки наша реальность.

Я завороженно смотрел за его действиями.

– Теперь, – продолжал он, – попробуем что-то изменить. Обратите внимание, с обоих сторон каждой шкалы есть кнопки – нажимаем одну, цифры уменьшаются, нажимаем другую – увеличиваются. Тем самым мы можем охватить весь диапазон. Сейчас продемонстрирую.

Он обошёл стол и встал рядом со мной. Поставил рамку вертикально на крышку стола передо мной. Получилось своеобразное окно.

– Пространственные координаты менять не буду, нас интересует именно это место, а вот временные…

Он взглянул на часы.

– Я у вас в кабинете уже пятнадцать минут. Выставляем на рамке минус шестнадцать, нажимаем пуск – ещё одна неприметная кнопка с противоположной стороны рамки, и смотрим.

Минуту ничего не происходило.

Затем внутри рамки я увидел, как входная дверь в мой офис открылась, и в неё вошёл мой незваный гость. При этом если я смотрел поверх рамки, по-прежнему не происходило ничего.

Двойник человека, стоящего рядом со мной прошёл мимо стола секретаря, открыл стеклянную дверь, пересёк мой кабинет и уселся в кресло, напротив.

Это было удивительно.

Я смотрел то на незнакомца рядом со мной, то на его двойника в рамке и боялся произнести хоть слово.

– Можете спокойно говорить, он нас не слышит, а мы не можем слышать его, – сказал человек рядом со мной.

И правда, человек в рамке жестикулировал, открывал рот, но звуки сквозь рамку не проходили.

– Почему так? – спросил я.

– Ну, почему он нас не слышит, ясно, – сказал незнакомец. – Для него мы будущее, а оно для него ещё не наступило. А вот почему мы не слышим его – странно, пока не знаю и сам. Рамка – это не телевизор, а то, что она показывает не запись – это реальное прошлое, которое открывается перед нами. – Кусок пространства, со сдвигом во времени, если говорить о конкретном случае. – Может быть, я сдвигаю его неправильно, вот настройки звука и сбиваются. – Нужно доработать, но пока я не знаю, как.