Текст книги "Гвардеец Бонапарта. Гордись, Европа: у тебя есть Россия!"

Наше отступление таковым можно было назвать лишь из вежливости, – беспорядочное бегство! – это, пожалуй, точнее! Добежав до Клястиц, войска спешно заняли оборону. Тем временем русская кавалерия, обогнув наш правый фланг, стала заходить в тыл, переправившись через реку Нища, а сапёры неприятеля начали возводить дополнительную временную переправу, угрожая переброской ещё и конноартиллерийской роты.

До сих пор я оставался лишь пассивным наблюдателем, – Шестая бригада лёгкой кавалерии пока состояла в резерве, ожидая своего часа. И вот этот час настал…

В семь часов утра основные силы Витгенштейна появились против наших позиций, овладев правобережьем реки Нищи. В эту критическую минуту адъютант маршала, подскакав ко мне, – авторитет курьера Императора, видимо, сыграл не последнюю роль! – передал устный приказ Командующего, который должен быть немедленно мною доставлен на артиллерийскую батарею: сосредоточить огонь по единственному у Клястиц мосту и уничтожить его. И я тут же, вскочив на коня, бросился его исполнять, подгоняемый не столь спешностью выполнения приказа, сколь желанием – наконец-то дождался! – побывать в настоящем деле!

На ближайшей к реке батарее, состоявшей из шести орудий: четыре пушки системы Грибоваля (четырёхфунтовые) и две шестифунтовые, системы 1803 года, царила полная сумятица, – не хватало орудийной прислуги.

Передав приказ, я спéшился и тут же занял место у одного из орудий в качестве подносящего. Тем временем один из канониров, окунув овчинный банник в кадку с уксусом, протёр им канал ствола пушки, чтобы загасить недогоревшие зёрна пороха от предыдущего выстрела. Он смахнул пот с лица, размазав копоть, а я в это время, бросившись к стоявшему поодаль зарядному ящику, поднёс заряжающему выстрел в ранце и ядро, и канонир стал закладывать заряд в ствол; причём другой номер, имея на руке защитную перчатку, заткнул при этом запальное отверстие пальцем, чтобы исключить попадание в канал свежего воздуха, способного вызвать воспламенение заряда при его закладке. Фейерверкер (унтер-офицер, командующий орудием), взяв на себя обязанности недостающего бомбардира, навёл тем временем пушку на мост, налегая на рычаг, а затем откорректировал наводку с помощью винтового механизма под стволом. После этого заряд был утрамбован шомполом, и в ствол закатили ядро. Затем, через отверстие запала пороховой мешок был проткнут гвоздём, и туда вставлен фитиль. Все отошли от орудия, и один из номеров этот фитиль поджёг…

Грохнул выстрел. Пушка, грузно подпрыгнув, словно откормленная лягушка, отдалась назад, и мы, накатив орудие на исходную позицию, снова повторили свои действия… – И так много раз!

А если учесть ещё и быстроту, с коею производилась наша тяжкая работа, и грохот соседних орудий, и свист пуль, на который просто не было времени обращать внимание… и крики солдат неприятеля, приближавшихся к мосту… – нет, словами это всё равно передать невозможно!

Не могу сказать, кто поразил цель, – мы или соседи: выстрелы наших орудий слились в сплошной грохот, поди разбери! – но мост запылал. Однако, это не спасло положения: сквозь тёмную завесу дыма было видно, как на охваченный огнём мост бросились гренадеры и егеря противника, а гусары с драгунами стали переходить реку вброд. Русские начали занимать ближние к реке дома… А тут ещё их полевая артиллерия – пару пушек им удалось-таки перетащить вброд, по дну реки! – внесла свою весомую лепту: они стали поливать нас картечью.

Нам дали сигнал к отступлению. Ох, что тут началось! – Стыдно! – однако я стал невольным свидетелем первого бегства Великой Армии с поля сражения! Наши отважные стрелки завалили мост повозками, но всё новые и новые отряды русской кавалерии переправлялись подле моста вброд. В панике, бросив часть орудий, наши войска начали спешно отходить к Полоцку…

Отступая, мы были атакованы драгунским полком русских, – кавалерийские силы, в составе нашей Шестой бригады, подкреплённые стрелками, попытались остановить его, но тут же были опрокинуты в речку, – и в этот момент стало ясно, что поражение неизбежно! Лишь ночные сумерки спасли нас от полного разгрома…

На другой день русские казаки и гусары, значительно, кстати, уступавшие нам числом, преследовали нас до самого Полоцка и лишь чудом не ворвались в город! Удино, организовав плотную оборону, спешно запёрся в старинной крепости. Тут началась такáя кутерьма! – Приказы следовали один за другим… и последующий, случалось, отменял предыдущий; метались посыльные в безуспешных поисках спутанных соединений… Но даже в этакой суматохе не позабыли обо мне; и я был вскоре вызван к шефу нашего эскадрона…

В сражении при Клястицах, с 30 июля по 1 августа 1812 года, потери Второго корпуса маршала Удино составили не менее пяти с половиною тысяч солдат и, кроме того – обоз с санитарной частью, где находилась почти тысяча раненых… оставленных, видимо, на милость победителя. Русские же потеряли около четырёх тысяч воинов.

Узнав о поражении Удино под Клястицами, Макдональд со своим корпусом не пошёл на помощь товарищу. На Петербург идти водиночку он тоже не решился (тогда неугомонный Витгенштейн оказался бы у него в тылу), а поспешил в сторону Риги… – там и застрял. Ну а Пётр Христианович, воспользовавшись нерешительностью Макдональда, сосредоточил усилия на группировке Удино, окопавшейся в Полоцке; тем более, что на помощь маршалу уже спешил генерал Сен-Сир со своими баварцами и крупнокалиберной артиллерией, в 60 стволов…

Корпус Витгенштейна, сильно поредевший в боях, – серьёзных подкреплений получать было просто неоткуда! – выполнял таким образом две задачи: закрывал направление на Санкт-Петербург и связывал силы противника в районе Полоцка. 19 октября, когда Великая Армия уже начала своё отступление из Москвы, после жестоких кровопролитных боёв Полоцк был русскими взят! Таким образом, Первый отдельный пехотный корпус генерал-лейтенанта Петра Христиановича Витгенштейна не только защитил столицу России (чем спас Империю от полного поражения и изменил весь ход войны!), но и заставил Наполеона вести эту войну на два фронта, – против отступавших к Москве основных русских сил и у себя в тылу!

Битва при Клястицах, выигранная русской армией в составе одного лишь корпуса Петра Витгенштейна, явилась, по существу, сражением за Санкт-Петербург, ставшим переломным в Первой Отечественной войне – в Отечественной войне 1812 года!

3. Секретное поручение

Я поспешил к шефу эскадрона, в старую крепость. По дороге – всюду, куда ни бросишь взгляд, – красноречивые свидетельства полного хаоса и неразберихи: перевёрнутая телега… пушка без колеса, уткнувшаяся стволом в землю… а рядом никем не охраняемый почти полный зарядный ящик… И всё это – в городе, ещё не взятом противником! Пока ещё не взятом…

Войдя в помещение, занимаемое нашим командиром в одном из казематов крепости, и увидав барона, я едва ли узнал его: осунувшийся… худой ещё более прежнего, небритый – и это французский офицер! – без мундира, в одной лишь рубашке, заправленной в серые кюлоты, но в кавалерийских сапогах со шпорами, он стремительно шагал из угла в угол, видимо, что-то обдумывая! Правда, рубашка, надо отдать должное, сверкала белизной! Но, улыбка… – куда же она исчезла, его нагловатая улыбка?!

Я салютовал.

– А! – махнул он рукой, затем подошёл и, по-дружески хлопнув меня по плечу, произнёс то ли всерьёз, то ли шутя: – Курьер Императора! За мост… – Молодец!

– О, мон сир! – ответил я, чуть смутившись.

– А теперь слушайте меня внимательно, сержант! – продолжил барон, сменив тон и резко понизив голос, будто подчёркивая серьёзность предстоящего разговора.

– Мы, как Вам известно, вынуждены были отойти на левый берег Полóты, оставив мызу Спас…

– Да, мон сир… к сожалению!

– Так вот, на этой мызе, в единственной уцелевшей избе у реки, в подполье… в суматохе ретирады осталась наша войсковая казна, – восемь законопаченных бочонков… Мы… – г-м! – решили перетащить кассу поближе к Петербургу… – криво усмехнулся шеф эскадрона. Далее он продолжил, уже вполне серьёзно:

– Мыза, по нашим данным, противником ещё не занята, однако простреливается…

– Я всё понял, сир!

– Пойдёте сегодня вечером. Через реку – на двух лодках, а здесь – на телеге. Ввиду чрезвычайной секретности поручения могу выделить в помощь всего лишь одного… но, верного человека. – Граф де Ла Форт! – при последних словах барон резко повысил голос, и тут же отворилась дверь…

– Ах, вот и он… – Знакомьтесь! – Лейтенант граф де Ла Форт!

Вошёл стройный, кучерявый молодой лейтенант полка лёгкой кавалерии, и мы салютовали друг другу, обменявшись чуть заметными улыбками. Его тёмные, почти чёрные волосы… орлиный взгляд карих глаз… – они так и зыркали по сторонам, будто выискивая добычу! – нос… аккуратный, с небольшой горбинкой, и волевой подбородок… – всё наводило на мысль, что с подобным типом людей надо быть особо внимательным и осторожным…

– Так! – продолжал барон. – Темнеет рано… выхóдите вдвоём, вечером… в семь часов! Старшим назначаю Вас, лейтенант! Вопросы есть?

– … С Вашего позволения… – мне было неловко задавать этот вопрос, но всё же решился. – … Чем я заслужил Ваше доверие, мон сир? – И вот тут-то барон впервые позволил себе широко улыбнуться:

– Уверен, Вы ещё не раз его заслужите, сержант! И, к тому же… – он почему-то стал внимательно (и с удручённым видом!) разглядывать пальцы правой руки, положив их на левую ладонь, – к тому же, Вам эту казну предстоит переправить в ставку Главнокомандующего, согласно распоряжению маршала… Да и кому, как не Вам – ведь, Вы же посланник Императора! Возьмёте своих двоих, да и мы выделим охрану… Однако, это потом… Ну, всё! За дело, господа!

Мы с графом вышли из крепости и договорились встретиться у реки без четверти семь… Лодки и телегу с лошадью он брался обеспечить.

Итак, мне предстоит переправить войсковую казну в расположение основных сил. И если это, действительно, соответствует высочайшему приказу, – то, значит, положение корпуса Удино довольно плачевно. Так это или нет, однако поручение командования следует выполнять. Да и граф, по всей видимости, будет меня сопровождать и далее… – размышляя подобным образом, я начал готовиться к предстоящему делу.

Подготовка не заняла много времени: взял с собою лишь пару пистолетов да саблю. Карабин оставил, – пожалуй, он будет мешать. Своих же сопровождающих пока брать не велено…

Без четверти семь я подошёл к реке и ещё издали увидал лейтенанта. Лошадь, впряжённая в телегу, уже была предусмотрительно привязана к иве у самой воды и почти неразличима с нашего берега в сгущавшихся сумерках. Ей на шею граф накинул торбу с овсом, и лошадка то и дело опускала в неё голову, помахивая хвостом. Две лодки тоже были наготове, – они слегка покачивались в тихой заводи; в их высокие борта плескалась вода, успокаивая мирными шлепкáми. Вёсла уже вставлены в уключины…

– Ну что, сержант, – Франция смотрит на нас?! – то ли спросил, то ли подтвердил, усмехнувшись, граф. – Прыгайте в лодку, что справа, а я… в этой. Гребите вон на ту избу, – и он указал на строение, находившееся несколько вверх по течению от нас, на противоположном берегу, почти у самой воды.

Я отвязал лодку от куста ракиты и впрыгнул в неё. То же самое сделал и де Ла Форт. Течение было несильное, и лодку почти не сносило. Лишь мерно поскрипывали уключины, да на противоположном берегу, у леса, теплились огоньки костров. Это русские готовились к штурму Полоцка. И лишь теперь до моего сознания дошло, насколько опасна обстановка! – Под носом у противника перетаскивать и грузить в лодки тяжёлые бочонки, доверху набитые наполеондорами! … А затем переправляться через реку, везти их в громыхающей телеге бог знает сколько вёрст!

Мы пристали к берегу почти одновременно, у мостков. Привязав лодки, направились к избе…

– Тсс! – чуть слышно произнёс лейтенант, приложив палец к губам, когда я хотел было обратиться к нему с вопросом. – Там кто-то есть! Слышите? – Возится в амбаре… – шепнул он.

Мы, пригнувшись, воротились, залегли у лодок и притаились. Темнота сгустилась, и лишь луна, всплывшая над лесом, освещала избу, рябь на глади реки… и добавляла таинственности нашему предприятию.

– Подождём здесь, у берега?

– Да, пожалуй… – так же тихо ответил лейтенант.

– А велик ли груз-то? – задал я, наконец, вопрос, интересовавший меня всё это время.

– Восемь бочонков, фунтов по сто каждый! – Награда особо отличившимся при взятии Петербурга! – лейтенант хмыкнул. – Пятьдесят тысяч наполеондоров! Я многозначительно промолчал…

Возня в амбаре тем временем стихла. Скрипнула, а затем хлопнула дверь. Послышались голоса…

– Поляки?! – удивлённо произнёс граф. – Наши?! – Здесь?!

В освещённом луной пространстве показались две тени. Они что-то обсуждали вполголоса, но вот что… – лёгкий ветерок доносил до нас лишь обрывки слов!

– Они что-то ищут! Уж не казну ли? – Тогда это было бы… – встревожился граф. – А если… а вдруг её уже нашли? – И как же нам тогда оправдаться перед маршалом?

Таинственные искатели тем временем удалились вдоль берега, выше по течению… и вскоре послышались весельные всплески – они, оказывается, тоже приплыли сюда на лодке.

Мы кинулись к избе… – двери её были распахнуты! Спустились в подполье через лаз в полу; и лейтенант, достав кресало, кремень и запалив артиллерийский фитиль, зажёг масляный светильник… В мерцающем свете поблёскивала груда разбитой посуды, горшков и всякий разный нехитрый крестьянский скарб – повсюду были видны следы мародёрства и поисков наживы!

Однако, в подполье никаких бочонков не оказалось! Не было их и в амбаре, и в погребе, что на огороде…

– Если мы с этим явимся к Командующему, то… – лейтенант не договорил, – то всё подозрение падёт на нас! – закончил я его фразу.

– Вот, именно! Скажут, – перепрятали… – У казны всё это время стояли часовые, ну а когда мы в спешке отступили, то… – сами понимаете! – Золото оставалось без присмотра всего лишь сутки… – на чужой территории.

– Но, русские здесь ещё не появлялись… – Значит… – пустился я в рассуждения, – значит, надо разыскать всех, кто стоял на часах и мог как-то догадаться… – В миг тревога о войсковом золоте отошла на второй план, уступив место заботе о собственной шкуре! И словно, хватаясь за соломинку, предположил:

– А эти трое… – не могли же они сегодня…

– Вперёд, за ними! – вдруг скомандовал граф, будто бы дожидаясь этого моего предположения. – К лодкам!

Мы опрометью бросились к нашим лодкам и, отвязав одну из них, сели за вёсла. Поплыли вверх по реке. Через полчаса усиленной гребли, – никогда мне ещё не приходилось так намозолить руки! – впереди, в лунном свете показалась посудина… Лодка плыла медленно. Её борта еле возвышались над поверхностью воды, – так она была нагружена! В лодке сидели трое – двое на вёслах, а третий на корме…

– Именем Императора! – раздался громовой голос лейтенанта, – я даже представить себе не мог, что у него такой голосище! – Суши вёсла!

В ответ грохнул выстрел! – Пуля сбила бикорн с головы графа. Вот когда я пожалел об оставленном карабине! Мы тут же разрядили пару своих пистолетов, – послышался вопль, и две тени кинулись в реку: беглецы решили вплавь добраться до правого берега. Третий, оставшийся в лодке, бросил вёсла и, зажимая плечо, лепетал какие-то несвязные слова о пощаде – по-польски…

А в это время с русской стороны раздались хлопки одиночных выстрелов: видимо, всполошились их дозоры. От нас же поднялась такая ответная трескотня, что нам стало не до пропажи, – мы с графом ничком бросились на дно лодки, лишь бы не задело шальной пулей!

Обе наших посудины, потеряв управление, медленно поплыли обратно, относимые течением…

Наконец, всё стихло. Лишь прозвучала ещё пара или тройка нестройных выстрелов с русской стороны… – наши, к счастью, ответом не удосужились, – и всё мирно закончилось. Пронесло, кажется…

Картина, которую мы увидали, подтянув лодку беглеца веслом, – граф держал его под прицелом пистолета, – искупила все волнения, пережитые сегодняшней ночью: два хорошо просмолённых и законопаченных бочонка лежали на дне лодки, словно только нас и дожидаясь! Они были невелики по размерам, однако лодка просела под их тяжестью довольно здорово.

– А где ещё шесть? – грозно спросил граф совсем ещё молодого поляка, дрожавшего словно осиновый лист.

– Я… я ничего не знаю… – пролепетал тот, – я только исполнял приказ.

Ночью русские силы выдвинулись на исходные позиции, и к утру всё правобережье Полоты было занято противником. На мызу Спас они, по всей видимости, перенесли и ставку – об этом можно было судить по большому числу офицеров, отъезжавших и прибывавших на мызу.

В обед, когда пара бочонков была уже оприходована, а весть о найденной части казны облетела эскадрон, меня с графом чествовали как победителей! Шеф эскадрона закатил такую пирушку, а я так нализался бургундского, что пропажа остального золота мою буйную головушку более и не заботила. А и то правда! – Меня даже обещали представить к награде, чего уж тут!

Поиски недостающих бочонков в расположении наших частей оказались безрезультатны. Молодой поляк ничего о них не ведал, а лишь твердил, что выполнял приказ; двоих сбежавших сообщников тоже разыскать не удалось (видимо, французскому заточению они предпочли русский плен) – и пропажу отнесли на счёт боевых потерь.

Ну а мы с графом стали вроде как закадычными друзьями! Маршал, к тому же, выправил для меня сопроводительное письмо, в коем были описаны все мои «заслуги»… – и всё благополучно закончилось.

И лишь через пару дней…

– Через два дня, когда мы уже готовились переправлять остатки войсковой казны в расположение основных сил, на чём настоял Удино, распростившись, видимо, с мечтой захватить Петербург, – был выделен небольшой отряд лёгкой кавалерии под началом де Ла Форта, а я вновь задумался о минувших событиях…

Мне почему-то пришёл на память тот день, когда меня вызвали к шефу эскадрона. Вспомнилась и стремительность появления лейтенанта перед нами, его вход к командиру без разрешения и стука в дверь, – лишь только было произнесено его имя… – Похоже, он находился где-то рядом, в соседнем помещении, был свидетелем нашего «конфиденциального» разговора… и пользовался особым доверием шефа эскадрона! Словом, всё это смахивало на спектакль, заранее отрепетированный и для меня разыгранный!

Ну и потом… – Тогда, у амбара, были двое, и они с собой ничего к лодке не поволокли. Третий же… – он их дожидался уже с бочонками! А значит, они сперва золото перенесли на лодку, а затем опять воротились к избе, – поглядеть, нет ли чем ещё поживиться! Если бы грабители знали, что брать, – ведь риск был очень велик, – они бы так себя не вели! А отсюда следует: шесть бочонков были похищены ещё ранее… и, скорее всего, не ими! Их, алчных мародёров, просто подставили! – Но кто?

И тут словно вспышкой молнии озарило! – А не свидетелем ли пропажи меня в это дело втянули… иначе, зачем же посвящать постороннего? И вдруг вспомнилось: «курьер Императора…» – да где ж найти лучшего свидетеля?! – Пожалуй, здесь было о чём подумать!

– И с этой минуты я стал наблюдать за графом неусыпно! Сей, взятый на себя добровольный труд, был не так уж и тяжёл: де Ла Форт сам не отходил от меня, стараясь предупредить любое моё желание!

Итак, мы направились к Витебску, где, по нашим сведениям, с 28 июля уже находился Император с Гвардией. – Всего-то два дня пути, ежели не особо торопиться! После окончания боёв за город неприятель отступил далее, к Смоленску, и на пути могли оказаться лишь мелкие отряды бесшабашных казаков, которые, как нам казалось, не будут представлять сколь-нибудь значительной угрозы нашему кавалерийскому отряду.

Стояла нестерпимая жара! Однако, невзирая на солнцепёк, я находил повод любоваться природой. – Солнышко… разводья перистых облачков на сине-голубом небе… шелест листвы придорожного кустарника, приласканного ветерком… и сладость ожидания встречи с товарищами… – ну чего ещё желать человеку, привыкшему к нелёгкой походной жизни! А осознание того, что возвращаюсь я не с пустыми руками… – это, пожалуй, вполне окупало неудачу под Клястицами, тем более, что Великая Армия быстро шла к Москве, лихо беря город за городом!

К исходу первого дня пути, мы сделали привал. Разнуздав лошадей, кавалеристы пустили их пастись на придорожный лужок, спутав им передние ноги, а мы с графом решили «отпереть» одну из бутылочек бургундского, коими снабдил нас в дорогу заботливый шеф эскадрона.

Мы успели опорожнить уже с полбутыли, как прискакал запыхавшийся дозорный и, не соскакивая с лошади, бросил нам: – казаки… не менее двух десятков… в половине лье, сир! Лейтенант, вскочив на ноги, тут же дал команду отряду: взнуздать лошадей!

Минут через пять все были в сёдлах! А ещё через пару минут показались и казаки… Они, сгрудившись, начали, видимо, совещаться – ведь напасть на нас внезапно у них не получилось. А граф тем временем, разделив отряд на две части, – одна под моей командой осталась охранять телегу с бочонками, – повёл другую на казаков…

Кавалеристы, обнажив сабли, понеслись на противника, взмётывая комья земли из-под копыт! Через мгновение над высокой травой заметен был лишь отблеск сабельных клинков… да ветер донёс дикое гиканье казаков, пустившихся навстречу! Мои же товарищи, зарядив карабины, дали залп по казакам, пока те ещё не смешались с нашими всадниками, а затем, вновь перезарядив ружья и заслонив телегу, стали ждать исхода стычки.

Бой был скоротечен! Утратив надежду на лёгкую поживу, казаки отступили так же внезапно, как и появились. Потерь не было ни с одной стороны. Вскоре я уже встречал запыхавшегося графа, помогая ему соскочить с лошади, – левый рукав мундира у него был разодран и залит кровью. Быстро наложив корпию, мы совместными усилиями перевязали рану. – Скользящий удар казацкой сабли пришёлся чуть выше запястья…

Решив не терять времени, – кто ж их знает, этих казаков: может, пустились за подкреплением? – мы тут же отправились далее, почти не отдохнув. Ехали молча… Я заметил, правда, что лейтенант, вроде бы, несколько раз порывался заговорить со мною, но всякий раз, не решившись, отъезжал.

– Граф… – не выдержал я, когда он в очередной раз повторил свой манёвр, – что тяготит Вашу душу? Если хотите поведать что-либо или спросить… так, смелее же!

Де Ла Форт удостоил меня прямым взглядом своих карих глаз, но я выдержал… – и мы какое-то время глядели друг на друга в упор!

– Шарль! – обратился вдруг он ко мне безо всякой субординации, и пожалуй, даже по-дружески. – Сегодня, вроде, обошлось… однако, что будет завтра?.. Но кто-то из нас, всё же, должен добраться до Ставки! И если это будете Вы… – тут лейтенант взял многозначительную паузу, – …то обещайте, что выполните в точности всё, о чём я Вас попрошу.

Я заверил графа в готовности исполнить любое из его приказаний, а сам подумал: «…начинается! – сейчас он попытается втянуть меня в их грязную авантюру с золотом!». Ну а в том, что это и в самом деле была хорошо спланированная авантюра, у меня сомнений уже не было.

Де Ла Форт огляделся по сторонам, а затем продолжил, да так, будто угадал мои мысли:

– Как я уже говорил, маршал испросил у Главнокомандующего для награждения отличившихся при взятии Санкт-Петербурга миллион франков – пятьдесят тысяч наполеондоров… по двадцать франков каждый! – Те самые восемь бочонков, два из которых сейчас перед Вами трясутся в телеге. – Лейтенант указал перевязанной рукой в сторону возка с бочонками. – Это золото было передано маршалу, и забота о нём стала одной из главных задач нашего эскадрона…

Я внутренне собрался. «Вот, сейчас он и начнёт меня обрабатывать. – Да только… Нет, сделаю вид, что ни о чём не догадываюсь, прикинусь этаким…» – А что, разве нельзя было передать награду потом, после дела? – осведомился я, – ведь такая обуза…

– Ну что Вы, Шарль! Сами же… – мы все привыкли получать свои пару франков каждый день… ну или за неделю сразу, хотя бы! – А тут эти союзники… – лейтенант выразительно сплюнул, – пруссы, баварцы, австрийцы, итальянцы… – попробуй-ка, задержи им жалованье! – Нет, они без оплаты драться не будут! Это Вам не поляки, что за так готовы Россию порвать… – ух, кровожадный народец!

Я согласился… – это было именно так!

– Ну вот, и кочевали эти бочонки с нами… – продолжал граф, – пока не понял я, что до Петербурга нам… – эх, до Парижа бы добраться!

– Да что Вы! Москву возьмём, – возразил я, – а Петербург… – что он без армии?! – Сам мира запросит!

Де Ла Форт, бросив в мою сторону быстрый взгляд, лишь удручённо покачал головой, – …видимо, не осмелясь озвучить мысль, что таких дураков учить ещё рановато.

Однако, нам не суждено было закончить разговор…

– Казаки, сир, – снова! – этот вопль дозорного до сих пор звучит в памяти, лишь только вспомню тот злополучный день!

На сей раз лейтенант приказал мне двигаться к Витебску, не сбавляя скорости, а сам во главе половины отряда понёсся на противника. Вскоре всадники скрылись за гребнем холма, а мы ускоренным темпом пустились в путь.

Стемнело. По моим прикидкам до города оставалось не более четырёх лье. Заночевав у небольшой рощицы, близ ручейка, мы наутро продолжили движение и во второй половине дня без особых приключений достигли Витебска…