Текст книги "Ангелы и демоны российской власти. Монархи и фавориты"

Меншиков и Екатерина

Серыми кардиналами и ближайшими соратниками Петра I можно считать авантюриста Лефорта, друга и соратника Меншикова и жену Екатерину. Причем именно в такой последовательности. Сначала Пётр приблизил к себе Лефорта, который привел к нему Меншикова, а Меншиков отдал другу-царю свою служанку Екатерину.

Достоверных сведений о происхождении Меншикова не сохранилось, поэтому мнения историков разноречивы. Тем не менее известно, что его отец, Данила Меншиков, умер в 1695 году. Его сын Александр Меншиков до того, как попал в услужение к Лефорту, продавал в столице пироги.

Историк Н. И. Костомаров так описывает эту ситуацию:

«Мальчишка отличался остроумными выходками и балагурством, что было в обычае у русских разносчиков, этим он заманивал к себе покупателей. Случилось ему проходить мимо дворца знаменитого и сильного в то время Лефорта; увидев забавного мальчика, Лефорт позвал его к себе в комнату и спросил:

– Что возьмешь за всю свою коробку с пирогами?

– Пироги извольте купить, а коробки без позволения хозяина я продать не смею, – отвечал Александр.

– Хочешь у меня служить? – спросил его Лефорт.

– Очень рад, – отвечал тот, – только надобно отойти от хозяина.

Лефорт купил у него все пирожки и сказал:

– Когда отойдёшь от пирожника, тотчас приходи ко мне.

Хозяин с неохотой отпустил мальчика и сделал это только потому, что важный господин брал его в свою прислугу. Меншиков поступил на службу к Лефорту и надел его ливрею».

Однако при жизни Меншикова в России принято было считать, что он выходец из литовских дворян, хотя эта версия вызывает сомнения, так же как и легенда о продавце пирожков, которая могла исходить от противников князя, чтобы принизить его.

Однако этой версии придерживался и А. С. Пушкин: «… Меншиков происходил от дворян белорусских. Он отыскивал около Орши своё родовое имение. Никогда не был он лакеем и не продавал подовых пирогов. Это шутка бояр, принятая историками за истину».

К сожалению, не только зарубежные авторы представляли Меншикова безграмотным, что сейчас оспаривается, но и крупнейший издатель царской России, автор знаменитого «Энциклопедического словаря» Н. И. Павленко считал, что неграмотность светлейшего князя очевидна: «Среди десятков тысяч листов, сохранившихся в фамильном архиве Меншикова, не обнаружено ни одного документа, написанного рукой князя. Не попадались и следы правки и редактирования составленных документов. Даже сотни писем к Дарье Михайловне, сначала наложнице, а затем супруге, не говоря уже о тысячах писем к царю и вельможам, все до единого, были написаны канцеляристами».

У Меншикова было три сестры: Татьяна, Марфа (Мария) и Анна, которая вышла замуж, против его воли, за португальца Антона Девиера. Марфа была выдана братом замуж за генерал-майора Алексея Головина, попавшего под Полтавой в плен к шведам; её дочь Анна Яковлевна в первом браке была за царским родственником А. И. Леонтьевым.

В 14 лет Александр был принят Петром I в денщики и сумел быстро приобрести не только доверие, но и дружбу царя. Он принимал участие во всех его затеях и увлечениях, помогал ему в создании потешных войск в Преображенском селе, где числился бомбардиром Преображенского полка, а царь был капитаном бомбардирской роты.

После участия в расправе над стрельцами, замешанными в покушении на Петра, Меншиков получил чин сержанта, в 1699 году звание корабельного подмастерья, а с 1700 года он – поручик бомбардирской роты.

Меншиков безотлучно сопровождал царя в поездках по России, в Азовских походах 1695–1696 годов и в Великом посольстве 1697–1698 годов в Западную Европу. После смерти Лефорта Меншиков стал первым помощником Петра и оставался его любимцем многие годы.

Это было не случайно, а закономерно. Наделённый от природы острым умом, прекрасной памятью и большой энергией, Меншиков никогда не ссылался на невозможность выполнить поручение, а всё исполнял с рвением, помнил все приказания царя и умел хранить тайны, как никто другой, а в сложных ситуациях мог смягчать вспыльчивый характер царя.

В народе стремительное возвышение Меншикова приписывалось его сексуальной связи с царем, но подобные слухи сурово карались. Так, за это были подвергнуты аресту в 1698 году один из богатейших в стране предпринимателей купец Г. Р. Никитин, в 1702 году каптенармус Преображенского полка Бояркинский, а в 1718 году – управляющий имениями вельможи Кикина.

Во время Северной войны 1700–1721 годов Меншиков командовал крупными силами пехоты и кавалерии, отличившись при осаде и штурме крепостей во многих сражениях. В 1703 году, действуя с Петром I в устье Невы и руководя отрядом из 30 лодок, он одержал первую морскую победу над шведами, взяв на абордаж и пленив два неприятельских корабля – галиот «Гедан» и шняву «Астрильд».

За этот подвиг царь выбил медаль с надписью: «Небываемое бывает», а Меншиков получил одновременно с Петром в награду орден Святого Андрея Первозванного № 7, сам Пётр был кавалером ордена № 6. 10 мая 1703 года, за 6 дней до официального основания Санкт-Петербурга, Меншиков стал генерал-губернатором Петербурга.

Он руководил строительством новой столицы и Кронштадта, корабельных верфей на реках Нева и Свирь, Петровского и Повенецкого пушечных заводов. Он сформировал Ингерманландский пехотный и драгунский полки. В 1705 году стал кавалером польского ордена Белого Орла.

Летом 1706 года он командовал всей русской кавалерией и показал себя прекрасным кавалерийским начальником, одержав победу над шведско-польским корпусом под Калишем, ставшую первой победой русских войск в «правильной битве». Шведы потеряли несколько тысяч, а их командующий генерал Мардефельт попал в плен. В награду Меншиков получил жезл с драгоценными камнями и чин подполковника лейб-гвардии Преображенского полка, где полковником был Пётр I.

В 1702 году по ходатайству Петра он был пожалован титулом графа Священной Римской империи, а в 1705 году возведён вместе с потомством в княжеское достоинство Римской империи. 30 мая 1707 года он стал «князем Ижорской земли» с титулом «светлости».

В 1714 году Александр Данилович Меншиков был избран членом Лондонского королевского общества. Письмо о принятии его было написано лично Исааком Ньютоном, став первым русским членом Лондонского Королевского общества. Но Меншикова ни разу не рискнул упомянуть о своей принадлежности к Королевскому обществу не из скромности, а из опасения насмешек.

В первые годы Северной войны двумя ближайшими спутниками царя были Александр Меншиков и Марта Скавронская. Их сближало то, что они возникли из безвестности и познакомились еще до того, как Марта встретилась с Петром.

Возвысились в российском обществе они также вместе: он из придворного конюха превратился во всесильного князя, а Марта из крестьянской сироты стала императрицей, наследницей и преемницей Петра на российском престоле. Оба ненадолго пережили императора Петра I, который сотворил их. После смерти Петра сначала умерла императрица Екатерина, а могущественный светлейший князь Меншиков был низвергнут и вскоре умер в ссылке.

Остались только воспоминания, что это он стал фельдмаршалом, первым сенатором и князем Российской и Священной Римской империи. На известном портрете Меншиков изображен с высоким выпуклым лбом, умными сине-зелеными глазами, крепким носом и тонкими усиками.

«Улыбка его не менее загадочна, чем улыбка Моны Лизы: на первый взгляд открытая и добродушная, она, если присмотреться, кажется скорее холодной и надменной. Его взгляд, улыбка и весь его облик выдают расчетливую натуру и производят весьма неприятное впечатление. Одет этот, как назвал его Пушкин, „полудержавный властелин“ на европейский манер. На нем белый завитой парик, как у вельмож Людовика XIV, поверх стальной кирасы надет белый, расшитый золотом, с золотыми кистями кафтан. Шея повязана красным шелковым шарфом, а поперек груди широкая голубая лента ордена Св. Андрея Первозванного. Звезда этого ордена вместе со звездами польского ордена Белого Орла и других орденов украшают его кафтан. Словом, портрет человека незаурядного ума, неумолимого и властного».

Он был настоящим авантюристом, находчивым и дерзким, поэтому ему удавалось то, что другим невозможно. Эти качества подталкивали его к безудержному расхищению государственной казны, но одновременно спасали его от гнева возмущенного государя, который за это только бранил и бил его палкой, хотя других безжалостно казнил.

Сопровождая Петра I, Меншиков побывал в лабораториях и в мастерских Европы, научился изъясняться на ломаном голландском и немецком, приобрел поверхностный лоск и представление о светском этикете. Он схватывал всё иностранное на лету, он оставался русским до мозга костей – именно таким Пётр и хотел видеть своих подданных. Меншиков всей душой стремился вникнуть в новые идеи царя и порвать вслед за ним со старыми русскими обычаями, искренне помогая государю во всём.

Вернувшись из Европы, Меншиков стал одним из членов Всепьянейшего Собора – компании собутыльников Петра. Шести футов роста, крепкий и искусный во всех любимых царем потехах, он сделался заметной фигурой в Преображенском, где его звали Алексашкой или Данилычем. Он с одинаковым рвением распевал рождественские колядки в доме генерала Гордона и рубил головы во время стрелецкой казни.

Британский резидент Уитворт доносил в Лондон в 1706 году: «Я достоверно знаю, что Меншиков не умеет ни читать, ни писать». Это было явным преувеличением. Читать Меншиков выучился, но письма всегда диктовал секретарю.

Он никогда не унывал и умел понять и предугадать желания и настроения Петра, умел переносить вспышки его гнева и жестокие побои, что делало его незаменимым для царя. После смерти Лефорта у Петра не осталось близкого друга, на которого он мог бы положиться в большом и в малом, кому он мог доверять свои мысли, надежды и горести.

Поэтому Меншиков занял место Лефорта, а их дружба переросла в глубокую привязанность. В 1703 году царь называл его «mein Herz», а 1704 году уже «mein liebster Kamerad», а затем – «mein Brudder», заканчивая свои письма словами: «О чем больше писать оставляю, токмо желаю вас вскоре, что дай Боже, в радости видеть».

Уитворт также писал: «Некоторые считали, что их близость более напоминает любовь, нежели дружбу, наблюдая их постоянные ссоры и столь же частые примирения». Но в действительности никаких свидетельств гомосексуальных отношений между Петром и Меншиковым не существует.

Меншиков часто бывал груб, жесток и злопамятен. Но главным и величайшим его пороком, не раз приводившим на край гибели, была алчность. Он был рожден в бедности, поэтому, получив возможности обогатиться, тащил всё, что плохо лежит. Пётр знал, что его друг обогащается и ворует из казны, и неоднократно пытался положить этому конец.

Меншикова отдавали под суд, лишали всех привилегий, подвергали штрафу, разгневанный государь неоднократно избивал его. Но каждый раз побеждала дружба и царь менял гнев на милость. Однако неверным было бы считать Меншикова только ловким и алчным льстецом, он всегда первым бросался на помощь Петру, и они вместе создавали новую Великую Россию.

Прямых доказательств, что Екатерина была любовницей Меншикова, также нет, несмотря на то что он имел на это право. Однако в те годы Меншиков был очень привязан к придворной даме царевны Натальи – Дарье Арсеньевой, и между ними существовало взаимное влечение.

В 1703 году Меншиков вернулся в Москву после военных побед, и сестры Арсеньевы переселились к нему в дом, где он содержал и Екатерину. Но Меншиков был серьезно увлечен Дарьей, которая в результате и стала его женой, а на Екатерину тогда простерлись внимание и любовь Петра.

Богатство светлейшего князя росло постепенно, с умножением числа дарованных ему поместий и деревень. В 1707 году, получив известие об измене гетмана Мазепы, он взял приступом столицу гетмана город Батурин и перебил большую часть казаков, собиравшихся вместе с гетманом уйти к шведскому королю. За это Пётр пожаловал ему принадлежавшее Мазепе село Ивановское с деревнями.

Царь в военных вопросах полностью доверял интуиции и расчётливому уму Меншикова, который выполнял у него функции начальником штаба. Подав мысль, Пётр I поручал разработать её своему помощнику, и тот находил способы, как воплотить её в дело. Это Меншиков сыграл большую роль в Полтавском сражении.

27 июня 1709 года, командуя сначала авангардом, а затем левым флангом русской армии, он разгромил отряд генерала Шлиппенбаха, взяв его в плен. Потом рассеял корпус генерала Росса, что предопределило победу русской армии. За время битвы под Меншиковым было убито три лошади. Преследуя вместе с Голицыным бежавшую шведскую армию, Меншиков настиг её у переправы через Днепр и принудил капитулировать. В результате в плену оказалось более 16 тысяч шведов.

За Полтаву он был удостоен чина генерал-фельдмаршала, а к его владениям добавились города Почеп и Ямполь с обширными волостями, увеличившие число его крепостных на 43 тысячи душ мужского пола. По числу крепостных Меншиков стал вторым после царя помещиком в России.

В феврале 1714 года Меншиков вернулся в Санкт-Петербург, завершив свою военную карьеру, и сосредоточился на вопросах внутреннего устройства государства. Особое внимание как генерал-губернатор он уделил Санкт-Петербургу, значение которого возросло в 1713 года в связи с переездом в столицу двора, Сената и дипломатического корпуса.

Однако Меншиков и дальше уличался в присвоении казённых средств и выплачивал крупные штрафы. Однако, «где дело идёт о жизни или чести человека, то правосудие требует взвесить на весах беспристрастия, как преступления его, так и заслуги, оказанные им отечеству и государю… а он мне и впредь нужен» – таков был вердикт Петра.

Но в январе 1715 года вскрылись его совершенно иные злоупотребления – это были отнятые под разными предлогами земли, вотчины и деревни, где он укрывал раскольников и беглых крестьян, взимая с них плату за проживание на своих землях. Не зря после смерти Лефорта Пётр сказал о Меншикове: «Осталась у меня одна рука, вороватая, да верная».

Дело о его злоупотреблениях тянулось несколько лет, на Меншикова наложили большое взыскание, но за участие в осуждении на смерть царевича Алексея в 1718 году Пётр простил его. В 1719 году в созданной Государственной военной коллегии он стал её первым президентом, отвечая за обустройство всех вооружённых сил России.

Но в 1722 году снова вскрылись злоупотребления Меншикова, и снова он сумел сохранить своё влияние благодаря жене Петра – Екатерине. В 1724 году после коронации Екатерины I Петром в императрицы терпение Петра лопнуло, и Меншиков лишился должностей президента Военной коллегии, им стал Репнин, и генерал-губернатора Санкт-Петербургской губернии – заменен Апраксиным.

Однако в январе 1725 года Пётр допустил Меншикова к своему смертному одру, что снова было расценено как прощение. Сразу после смерти Петра Меншиков, опираясь на гвардию и виднейших сановников, в январе 1725 года возвёл на престол Екатерину I и стал фактическим правителем страны, сосредоточив в своих руках огромную власть и подчинив себе армию.

Он вернул себе должность санкт-петербургского генерал-губернатора и должность президента Военной коллегии. 30 августа 1725 года императрица произвела его в кавалеры ордена Святого Александра Невского. В 1726 году он участвовал в заключение русско-австрийского союза, а в 1727 году отдал приказ о вводе российских войск в Курляндию.

С воцарением Петра II, сына Алексея Петровича, 6 мая 1727 года Меншиков сохранил своё влияние, а его дочь Мария была обручена с юным императором. Однако он недооценил обид своих недоброжелателей, поэтому утратил влияние на юного императора и был отстранён от управления государством.

8 сентября 1727 года Меншикова арестовали. По результатам работы следственной комиссии Верховного тайного совета без суда, указом 11-летнего императора Петра II, он был отправлен в ссылку в своё имение – крепость Раненбург.

Затем Меншиков был обвинен в злоупотреблениях и казнокрадстве, лишён всех должностей, наград, имущества, титулов и сослан с семьёй в городок Берёзов Сибирской губернии. В Берёзове он вместе с верными слугами построил себе деревенский дом, церквушку и изрек: «С простой жизни начинал, простой жизнью и закончу».

Он умер 12 ноября 1729 года в возрасте 56 лет. 26 декабря 1729 года скончалась его старшая дочь Мария. Меншикова похоронили у алтаря построенной его руками церкви, но река Северная Сосьва смыла эту могилу.

● СВОЙ ВЗГЛЯД

Император Пётр I заслуженно считал Меншикова своим незаменимым и верным соратником. Меншиков обладал умом, кипучей энергией, деловой хваткой и интуицией. «Счастья баловень безродный, полудержавный властелин», – охарактеризовал суть Меншикова в поэме «Полтава» Пушкин. Он действительно проявил себя как бесстрашный и удачливый полководец, а также умелый организатор и исполнитель всех реформ и начинаний Петра I. Однако его болезненная страсть к казнокрадству и подозрения в изменнических сношениях с врагами России, особенно с Англией, вынуждали царя в последние годы жизни держать бывшего любимца на расстоянии. Кроме того, светлейший князь начиная с времени, когда он был денщиком царя, и заканчивая временем, когда стал практически вторым лицом в Российской империи, Меншиков всегда был самым верным и преданным другом императора, с которым он делился самыми сокровенными мыслями и тайнами и находил его понимание и поддержку. Это дорогого стоит! После смерти императора наступил период правления неспособной к государственным делам императрицы Екатерины I, его бывшей служанки и, возможно, любовницы. В эти два года Меншиков стал фактическим правителем государства, однако из-за циничной амбициозности нажил себе множество врагов, которые уже набирали силу, и в конце жизни потерял всё. Здесь можно отметить мудрый и прагматичный подход по привлечению Петром Великим к государственным делам не только сведущих в определенных областях иностранцев – Лефорта, Гордона, Брюса и Остермана, а также знатных дворян – Апраксина, Головина, Толстого и Шереметева, но и таких простых русских людей, как Меншиков и Макаров, учитывавшим их уникальные способности, которым он прощал недостатки, не представлявшие угрозы для Большого Дела. Так поступал спустя 300 лет и Сталин с той разницей, что масштаб его деятельности и количество людей, вовлеченных в государственные дела, были колоссальными, а бороться ему предстояло не с жуликоватым Меншиковым, а с умными и коварными идеологическими врагами. Поэтому проводимые Сталиным периодические чистки саботажников, вредителей, казнокрадов и просто неспособных к решению государственных проблем чиновников были политически обоснованными, своевременными и бескомпромиссными. Однако терпимость Петра I к интригам и воровству Меншикова привела к тому, что он награбил из государственной казны богатства, сопоставимые с собственностью своего покровителя, а после его смерти, установив опеку над императрицей, он практически узурпировал власть в стране. Здесь также уместно сравнение роли в государственных делах Меншикова как серого кардинала с такими же «распутинами» при Ельцине, как Баранников и Борис Березовский. Оба были беспринципными авантюристами, но переоценили свои способности к интригам и погибли в результате своих безудержных амбиций от настигшего их возмездия. Роднит многих серых кардиналов – авантюристов и то, что «их смутное время», как правило, наступает сразу после революций и государственных переворотов, когда политический хаос выносить на гребень политической волны во власть всё негативное, накопившееся в обществе.

Ангел-хранитель Петра – Екатерина

В истории человечества есть немного личностей, судьба которых аналогична судьбе второй жены Петра Великого – Екатерине. По происхождению она мало чем отличается от Меншикова, но по своим способностям её потенциал был несравнимо ниже, чем у этого друга и первого помощника императора.

Однако природа дала ей то, за что российский царь Пётр I выбрал её в качестве спутницы своей жизни и в итоге короновал её как российскую императрицу. Без стремления к самовозвышению, не имея особо выдающихся способностей, образования и светского воспитания, эта простая крестьянка, вдова германского офицера, была вознесена судьбой на самодержавный престол огромного и могущественного государства на земле.

Её прошлое и происхождение покрыто мраком. Документально не установлены родина и национальность, к которой принадлежали ее родители, какую веру они исповедовали и каково было её первоначальное крещение.

В XVIII веке, в царствование Екатерины Великой, немец Бюшинг, занимавшийся историческими исследованиями, говорил: «Все, что историки о происхождении Екатерины I утверждали или только приводили свои догадки, – все ложь. Я сам, будучи в Петербурге, напрасно доискивался и, казалось мне, потерял всякую надежду узнать что-нибудь верное и правильное, как вдруг случай сообщил мне то, что я нарочно искал долгое время».

И вот что он раскопал: Екатерина происходила из Великого княжества Литовского, в детстве исповедовала римско-католическую религию своих родителей, потом, после их переселения в Остзейский край, приняла лютеранство, а после того, как попала в плен к русским, а затем сблизилась с русским царем Петром, приняла православие. Другие подробности, сообщенные Бюшингом, ничего точно не проясняют.

Отец Екатерины был родом из Литвы, переехал в Дерпт. Там у него родилась эта дочь, которую он крестил, как и всех детей своих, в римско-католическую веру. Повальная болезнь, свирепствовавшая в Дерпте, побудила его с семьей выбраться оттуда в Мариенбург.

В книге, составленной Шмидом-Физельдеком и напечатанной в 1772 году в Риге, приводится письмо ганноверского посланника в России Вебера, где рассказывается следующее:

«Мать Екатерины была крепостная девушка помещика Розена, в имении его Рингене Дерптского округа. Эта девушка родила ребенка женского пола, потом скоро умерла. Малолетнюю дочь ее взял воспитывать помещик Розен, в продолжение двадцати лет, служивший в шведском войске и по отставке проживавший в своем имении.

Этим своим человеческим поступком Розен навлек на себя подозрение; думали, что он был настоящим отцом незаконнорожденного ребенка. Он скоро умер, девочка осталась бесприютною круглою сиротою; тогда ее принял из сострадания местный пастор. Но судьба, готовившая ей со временем странную и блестящую будущность, скоро послала ей другого покровителя: то был препозит, или суперинтендент лифляндских приходов, мариенбургский пастор Эрнест Глюк».

По данным Рабутина, бывшего цесарским посланником при русском дворе в последние годы царствования Петра и при царствование Екатерины I, явствует, что Екатерина была дочерью крепостной девушки помещика лифляндского Альфендаля и была своею матерью прижита с помещиком, который потом выдал свою любовницу замуж за богатого крестьянина, имевшего впоследствии от нее нескольких детей, уже законных.

Вольтер считал Екатерину незаконнорожденной от крестьянской девушки, но говорит, что отцом ее был крестьянин, занимавшийся ремеслом могильщика.

Шведский историк, при Петре Великом находившийся в России в плену, сообразно с донесением шведского военного комиссара фон Сета, говорит, что Екатерина была дочерью шведского подполковника Рабе и жены его Елизаветы, урожденной Мориц. Потеряв в младенчестве родителей, она взята была в рижский сиротский дом, а оттуда принята благодетельным пастором Глюком.

Писатель Иверсен в статье «Das Madchen von Marienburg» говорит, что Екатерина была рижская уроженка из рода Бадендак.

Из всех этих разноречивых известий известие Вебера опирается на такое свидетельство, которое дает ему сравнительно более достоверности. Вебер говорит, что он слышал это от Вурма, жившего некогда у Глюка учителем детей и знавшего Екатерину в то время, когда она жила служанкой у мариенбургского пастора.

Более важными и достоверными являются сведения, почерпнутые из правительственных актов того времени: из государственного архива известно, что Екатерина была дочь крестьянина Скавронского. В конце царствования Петра Великого были найдены брат Екатерины Карл Скавронский и жена его, которая ни за что не хотела ехать с мужем в Россию.

Карл в Москве содержался под караулом, и это доказывает, что Пётр не доверял ему, иначе этого не было бы при чрезвычайной любви Петра к своей супруге. Быть может, опасаясь заточения, жена Карла Скавронского только после долгого сопротивления наконец поехала к мужу. Когда Екатерина после смерти Петра стала Императрицей России, тогда стали находиться и более доверчивые претенденты на родство с государыней.

Тогда явилась еще и женщина, называвшая себя родною сестрою Екатерины; звали ее Кристина, она была замужем за крестьянином Гендриковым и вместе с мужем состояла в крепостной зависимости в имении лифляндского помещика Вульденшильда или Гульденшильда. Просьба, с которою эта женщина обратилась на имя русской государыни, написана была на польском языке, что позволяет считать вероятным известие, что родители Екатерины были выходцы из Литвы. Кристина была взята в Петербург с мужем и четырьмя детьми.

Потом нашлась еще женщина в польских «Инфлянтах», тоже объявившая себя сестрой русской государыни. Анна была замужем за крестьянином Якимовичем и, признанная урожденной Скавронской, также приехала в Петербург с семьей.

Нашелся еще и брат Екатерины – Фридрих Скавронский. Его привезли в Петербург, но его жена с детьми от первого ее брака с ним не поехала. Оказывалось, что у Екатерины был еще и брат Дитрих. Он был взят в Россию в числе шведских пленников. По приказу Петра I его всюду его разыскивали, но не нашли.

Екатерина обласкала своих родственников, но кто знает, доверяла ли она им всем вполне в том, что они действительно ее родные. Едва ли она могла их помнить и проверить собственными воспоминаниями. Однако она пожаловала своего брата Карла Скавронского графским титулом, а полное возвышение всех ее родных произошло уже в царствование дочери Екатерины, императрицы Елисаветы. Тогда потомство сестер Екатерины получило графское достоинство и образовало роды графов Гендриковых и Ефимовских.

В это время пастор Глюк, живя в городе Мариенбурге со своим семейством и отправляя должность препозита, объезжал приходы и заехал однажды в Ринген к пастору, или кистеру. У него увидал он девочку сиротку и спросил: кто это?

– Сирота бедная; принял к себе из христианского сострадания, хотя у меня самого небольшой достаток. Жаль, что я не буду в силах воспитать ее, как бы хотелось, – сказал рингенский пастор.

Глюк поласкал девочку, поговорил с нею и сказал: «Я возьму эту сиротку к себе. Она будет у меня за моими детьми ходить».

И препозит уехал в Мариенбург, взяв с собой маленькую Марту Скавронскую. Марта с тех пор росла в доме Глюка. Она ухаживала за его детьми, одевала их, убирала, водила в кирху, а в доме прибирала комнаты. Она была служанкой, но при доброте и благодушии хозяина ее положение было гораздо лучше, чем в то время могло быть положение служанки в немецком доме.

На её умственное воспитание, кажется, не обращалось особого внимания. Поэтому, когда её судьба ее изменилась чудным образом, она, по разным оценкам, оставалась недостаточно грамотной. Зато Марта день ото дня хорошела, и мариенбургские молодцы стали на нее засматриваться в кирхе, куда она и являлась каждое воскресенье с детьми своего хозяина.

У неё были блестящие, искристые черные глаза, белое лицо и черные волосы. Исполняя в хозяйском доме различные работы, она не могла отличаться мягкостью и нежностью кожи рук и изяществом манер, но в крестьянском кругу могла считаться настоящей красавицей.

Когда Марте пошел восемнадцатый год, ее увидел в кирхе шведский драгун, служивший в гарнизоне, расположенном в Мариенбурге, Иоганн Рабе. Ему было 22 года. Он был кудряв, хорошо сложен, статен и ловок. Марта очень понравилась ему, и он ей тоже. Рабе просил одно почтенное лицо поговорить с пастором насчет своего желания жениться на его служанке.

Пастор Глюк сказал ему:

– Марта достигла совершенных лет и может сама решить свою судьбу. Конечно, я человек небогатый; у меня своих детей много, а теперь настают времена тяжелые: началась война с русскими. Враги идут в наш край с сильною ратью и не сегодня завтра могут добраться сюда. Такие опасные времена пришли, что отец семейства может позавидовать тому, у кого нет детей. Я свою служанку не неволю идти замуж и не стану удерживать. Как она хочет, так пусть и поступает! Но об этом драгуне следует мне спросить у его командира.

Гарнизоном в Мариенбурге командовал майор Тильо фон Тильсау. Он был в добрых отношениях с Глюком и посещал пастора. Глюк сообщил ему о предложении, сделанном от имени драгуна, и спросил, каков человек этот драгун и находит ли его командир уместным, чтоб он вступил в брак.

– Этот драгун очень хороший человек, – сказал командир, – и хорошо делает, что хочет жениться. Я не только дозволю ему сочетаться браком с вашей служанкой, но за хорошее поведение произведу его в капралы!

Глюк позвал Марту и сказал:

– Сватает тебя здешнего гарнизона драгун Иоганн Рабе. Хочешь ли ты идти за него?

– Да, – ответила Марта.

Пастор и майор позвали драгуна и в тот же вечер совершили обручение. Солдат-жених сказал тогда:

– Я прошу, чтоб наш брак совершился как можно скорее и не откладывался на долгое время. Могут нас куда-нибудь услать. Время военное…

Порешили совершить бракосочетание Иоганна Рабе с Мартой Скавронской на третий день после обручения. По окончании богослужения Глюк соединил драгуна со своею служанкой супружеским союзом. Присутствовали при этом майор и с ним три офицера, а жена самого майора вместе с другими женщинами убирала невесту и провожала в церковь. После обряда новобрачные и все гости отправились в дом препозита и пировали до ночи.

Есть разные версии насчет того, как долго пришлось этим новобрачным жить вместе. Одни уверяют, что слышали о подробностях события от самой новобрачной впоследствии, когда она была женой уже не шведского драгуна, а русского царя. Они говорят, что весть о приближении русского войска пришла в день брака и разогнала пировавших в доме Глюка гостей.

По другим данным, молодые супруги жили вместе восемь дней. Как бы то ни было, разлука новобрачных в связи с приближением русского войска последовала очень скоро после брака. Рабе с другими десятью драгунами по приказу майора отправился на разведку и больше не видал своей супруги.