Текст книги "Запахи приносятся неожиданно"

– К машине, бегом, – выдохнул он.

Все сорвались с места, оставив собак в замешательстве. Забились в автомобиль, захлопнули двери. И тут же огромные псы плотным кольцом окружили «Жигули». Несколько собак запрыгнули на капот и багажник. Через стекла на людей уставились клыкастые оскалы, раздутые ноздри. Густые слюни жирно текли из раскрытых пастей и падали им под ноги, как расплавленный свинец.

– Это еще что за напасть? – с трудом выдавил Лугатик. – Только такого не хватало. Что вы скажете? Их тут целая пропасть. Они же могут запросто задрать. Одичавшие псы, я слыхал, хуже волков. Те на людей нападают в крайних случаях, а у этих каждый день может быть крайний случай. Тем более что такой огромной своре прокормиться надо. Вы представляете, сколько им всем жратвы требуется? Вагон и маленькая тележка. В один момент разорвут и фамилию не спросят. Говорят, одичавшие собаки жрут человеческое мясо за милую душу.

От мрачных слов Володьки у Катюхи зуб на зуб не попадал. Она зажмурилась, пальцы левой руки побелели, вцепившись в руль, правая рука дрожала и сновала от замка зажигания к рычагу переключения скоростей, а ноги путали педали. Раппопет ошалело щерился в ответ собакам, дескать, попробуйте, возьмите, возился на сиденье, кривился, приближая лицо к стеклу и грозя кулаком изнутри. Прямо против него на капоте сидел молодой крупный лохматый пес, весь в репьях, с отвислыми губами, желтыми огромными зубами, и въедался в него неприятным пугающим взглядом. Потом ударил тяжелой грязной лапой по стеклу, заставив Андрюху отпрянуть и вжаться в глубину сиденья. Вспомнились слова горожанина: собаки зубасты и опасны, и парень подумал, что теперь не возражал бы против такого утверждения. Он был уверен, что не будь между ним и псом лобового стекла, тот давно вцепился бы ему в горло. Эта мысль обжигала спину и грудь испариной. Уж лучше по городу неприкаянно мотаться, все-таки среди горожан, чем торчать на одном месте в окружении одичавших псов. Катюха нервно посигналила, но собаки даже ухом не повели. Тогда девушка попробовала тихо тронуть машину назад по наторенному следу, задний бампер уперся в псов, те заскулили, завизжали, залаяли, но не убрались. Кольцо вокруг машины сомкнулось плотнее. Несколько собак разъяренно ударили своими телами по кузову автомобиля, намеревались перевернуть, заскочили на крышу и когтями заскоблили по стеклам.

– Дави этих лохматых! – голос Раппопета сфальшивил, задребезжал, не получилось уверенного тона. – Не жалей, иначе твари загрызут! Ты видишь, что они делают! Высадят стекла, нам – крышка. Не тяни, не подставляй всех, газуй, жми на педаль!

– Не могу! – пискнула Катюха, губы побледнели, а щеки сильно ввалились и стали серыми. – Не могу я давить животных. Не могу и все. Может, сами уйдут.

– Ага, жди!

– И буду ждать.

После этих слов в машине установилось безмолвие. Андрюха уткнулся в приборную панель, обмяк и повесил голову. Желваки на щеках некоторое время учащенно ходили. С полчаса длилось ожидание. Но ничего не изменилось, разве что еще круче завечерело. Собаки, вытянув вперед грязные лапы, положили на них мрачные морды, не шевелились, тоже выжидали.

– На измор берут, животные, – все-таки не выдержал Лугатик, тоскливо глянул на наручники. – Этим псам некуда спешить, а нам тут ничего не высидеть, если мозги не напряжем. Думай, Андрюха, – он перевел взгляд на крепкую шею и затылок приятеля.

Тот почувствовал укоризну, но его мысли, как назло, перемкнуло коротким замыканием. Мозг искрил и плавился от беспомощности, и ничего нового не выдавал. Лишь руки задвигались, плечи приподнялись, голова дернулась. Он сквозь зубы пробормотал:

– Пошел ты, Лугатик! Домотался. У тебя тоже думалка есть! – и потом еще злее выпустил жало в сторону девушки. – Крути педали, Катюха! Хватит зверье жалеть, о своей шкуре подумай! Делай вперед и на разворот, впереди вроде их поменьше.

Мотор завелся с пол-оборота, машина тронулась вперед. Собаки на капоте и багажнике зашевелились, вскочили на ноги и стали спрыгивать в траву, а перед машиной начали разрывать кольцо и расступаться. Катюха объехала кусты шиповника. Псы продолжали уступать дорогу. Теперь сквозь бурьян к асфальту. И тут внезапно, как леший на болоте, на пути из травы возник человек. Перед самым капотом. В кольце собак, обросший косматой, нечесаной, густой бородой и усами, с патлатыми, торчащими в разные стороны волосами. Едва не наехала, прижала тормоз, мотор заглох. Человек стоял во весь рост, чуть наклонившись вперед, в какой-то несуразной просторной одежде. Вместо рубахи нечто тусклое, похожее на обыкновенную вручную пошитую накидку со свободными рукавами, широкие, немудреного покроя, домодельные штаны. Ногами, обутыми в мягкие кожаные ременчатые сандалии, притоптал к земле траву. Из-за его спины выступил крупный пес с гладкой шерстью, присел сбоку на задние лапы. У пса был холодный взгляд, Раппопету почудилось, что он заметил в нем некоторую пытливость. Друзья вытаращились через лобовое стекло на странное явление.

– Откуда он? – у Катюхи от затылка по шее к лопаткам побежал жар.

Вопрос умер в ушных раковинах приятелей. Ясно было одно: собаки не трогали этого человека, а он решительно преградил автомобилю дорогу. Андрюха выругался, час от часу не легче, этот город, видно, состоит из придурков, собак и бомжей, подобно тому, который торчал перед машиной. Толкнул локтем дверь, машинально проверил, крепко ли заперта. Убедившись, что все надежно, отодвинул сиденье назад, вытянул ноги. Малкин из-за плеча приятеля смотрел с любопытством, спокойно, будто ничего особенного не происходило. Интуиция никогда не подводила Ваньку, появление лохматого человека не добавило опасных ощущений. Володька, наоборот, забеспокоился, руки, схваченные наручниками, заметались по коленям, противно зудели ладони, а подмышками жарко запекло. Неприятный осадок потянул душу вниз на дно неведомого колодца в глубине подсознания. Как будто наручники охватили не только запястья, но перепоясали все тело. Внешность незнакомца настораживала. Лугатик поежился, развел колени, грудью прижался к спинке водительского сидения и засопел у правого уха девушки. Ему, как и Андрюхе, хотелось смести с дороги неожиданную преграду, но не давить же человека. Замешательство, неуверенность и ожидание замерли в глазах.

А человек пристально смотрел на лица за лобовым стеклом и не двигался.

– Чего он хочет? – шепотом выдавила Катюха.

– С придурью, как и все в этом городе, – хрипловато выдал Раппопет и широко неестественно зевнул, показывая, что ничем не обеспокоен, однако просто врал, неизвестность по-прежнему вызывала в нем ощущение подкожной тревоги. – Кто их знает, чего они все хотят. Спрашивать бесполезно.

Но спрашивать не понадобилось, потому что человек чуть подвинулся, поднял правую руку, она наполовину оголилась, вылезая мускулистыми связками из широкого рукава просторной накидки, наклонился еще сильнее вперед и громко четким моложавым голосом, никак не вязавшимся с обросшим лицом и внешним видом, произнес:

– Вы все обязаны петуху, но нет обязанных больше.

В машине переглянулись, что все это значило, поперек горла уже были городские загадки. Чем, собственно, они обязаны петуху? Впрочем, не стоит серьезно воспринимать придурка. Андрюха наполнил грудь воздухом, слегка приспустил боковое стекло, осторожно поглядывая на собак.

– Петух ты драный, козел! – выкрикнул в образовавшуюся щель. И когда выдохнул все слова, то как будто набрался новых сил в вязкой духоте салона, заработал локтями, словно раздвигал пространство для себя.

– Там, где нет неба, нет ничего, кроме всего, что есть, – сказал человек и правой рукой показал себе под ноги, широкий рукав накидки опустился, скрывая всю руку, и только растопыренные пальцы остались видны.

– Козел! – опять раздраженно выкрикнул Андрюха, жилы на шее у него вздулись и покраснели.

– Не давай воли переду, но покорись заду, – парировал человек, смотря исподлобья. Прижатым к груди подбородком смял нечесаный пучок бороды.

– Козел! – в третий раз уже без особого азарта выпихнул Раппопет. Уже казалось, что такая бессмысленная перекличка может продолжаться бесконечно. Дурь, которую нес человек снаружи, Андрюха слышал в городе, ничего нового не было, и от этого коробило, чесалось под ребрами. Машинально поскреб ногтями через ткань рубашки.

– Рыло свиньи загадочно, разгадать его, значит, впитать истинный разум, – невозмутимо продолжил человек, на его заросшем лице невозможно было разглядеть выражения. Оторвал подбородок от груди и тыльной стороной правой ладони, которая полностью высунулась из широкого рукава, отбросил смятую бороду вперед.

– Я сказал, что ты козел! – более вяло, через паузу, монотонно послал в щель парень. – Убирайся вон с дороги! – стал подумывать, что следует капотом оттеснить ненормального. Пожалуй, приятели сейчас не стали бы противоречить.

Катюха пыталась сосредоточиться. Двоякость положения заводила в тупик. С одной стороны, хотелось вырваться из собачьего плена, с другой стороны, ни она, и никто из друзей не знали, куда ехать. Вернуться в город, значило прийти к тому, отчего стремились убежать. Лугатик поерзал, идиотский диалог Раппопета с лохмачом снаружи напомнил ему магазин, почудилось, что сейчас откуда-нибудь выпрыгнет полицейский и заблажит во всю глотку: сюрприз, сюрприз! Душу вымотали сюрпризы, до сих пор вот они на запястьях. Володька скис и как-то смялся, точно оказался между молотом и наковальней. Малкина тоже не воодушевил диалог о козле. Опасности от незнакомца как будто не было, все казалось примитивно просто. И все же по-прежнему из-за спины Андрюхи вытягивал шею, всматривался в бородатое лицо за лобовым стеклом и ждал. Чего ждал, объяснить не мог, но ждал.

Тот в это время уверенно распрямился, отвел плечи назад, погладил острую морду псу с гладкой шерстью. Пес в ответ лизнул руку, забравшись носом в широкий рукав накидки. И вдруг человек внятно парировал:

– Сам ты козел!

Аж дух захватило у Андрюхи, челюсть отвисла. Он выпучил глаза и фистулой просипел:

– Так ты понимаешь меня, скотина? – подпрыгнул на сиденье так, что оно железно заскрипело, содрогнулось и звякнуло в полозьях. – Вы слыхали? Нет, вы посмотрите на это обросшее мурло! – глянул ошалелыми глазами на приятелей. – Бомж с помойки! Козлиная харя! Я думал, она по-нашему ни бельмеса, а она все соображает. Она же прекрасно понимает меня! Она еще нас держит за идиотов! – и человеку снаружи, приспустив стекло ниже, высунув в щель часть лица. – Ах ты, козел, что же ты нам лапшу на уши вешаешь? Да я тебе за это рога пообломаю!

– Два козла всегда поймут друг друга. Ты поостерегся бы за свои рога, – человек прятал в усах усмешку и почесывал пальцами между ушами у собаки.

– Нет, вы слышите, что это чучело огородное лопочет? Оно еще пузыри пускает в ответ, – Раппопет возмущенно закрутил головой, сиденье под ним с новой силой заверещало. Опять высунулся наружу: – Какого черта под юродивого косишь? Ты кто такой?

Грудь человека до живота была нараспашку. Наполовину прикрыта бородой. Ниже бороды виднелась загорелая кожа. Сведя к переносице выгоревшие на солнце брови, он с вызывающей невозмутимостью показывал, что здесь не они хозяева положения. Назвался:

– Петька Бурих! – твердо расставил ноги, смотря уверенно, чуть исподлобья.

– Что ты здесь делаешь, Петька? Откуда взялся? – через щель выкрикнул Андрюха. – Ты как, нормальный, или тоже из этих, с червями в головах? – Андрюха покрутил пальцем у виска. – Только что нес какую-то околесицу.

– Я думал, вы из них, – сказал Бурих после паузы, усмехнулся. – Потому и затеял разговор по душам.

– Ну, ты даешь, – вспыхнул Раппопет, нервно пробегая пальцами по пуговицам рубахи. – Это называется по душам? По-твоему, эту галиматью можно называть душевной? Слова, конечно, все известные, но выкладываются в таком порядке, который за пределами логики и смысла. Да мне наплевать на всю эту стряпню. Ты лучше подскажи, как из этого города выбраться? Если знаешь, конечно. Мы притащились сюда непонятно с какого боку. Теперь ни конца, ни начала не найдем. А тут еще псы повыпрыгивали, как черти из поддувала, чуть на части не порвали, – зло сплюнул.

– Не плюй в колодец, из которого пить придется, – жестко предупредил Бурих, проследив за слюной парня, которая описала дугу и плюхнулась на лист лопуха, замерла на нем, задрожала, сверкнув на солнце.

Собака, сидевшая возле ноги Петьки, оторвала зад от земли, встала на четыре лапы и встопорщила шерсть. Следом за нею пришли в движение остальные собаки. Оставаясь на прежних местах, они вытянули шеи, втянули в себя воздух с ароматами трав, которые не улавливались людьми сквозь устойчивый собачий дух, качнули головами и уставили вопросительные морды на Буриха. Множество тусклых холодных собачьих глаз словно ждали сигнала. И черт его знает, этого бомжа, какой сигнал мог последовать от него в следующую минуту. У Андрюхи неприятно закололо под лопаткой. Он сильно уперся ступнями ног в пол-автомобиля и вспыльчиво прохрипел:

– Я не собираюсь пить из твоего колодца! – вспышка была короткой. Понимая иносказательный смысл слов, Раппопет вернулся к своему вопросу. – Я спрашиваю тебя, где дорога из города? Мне от тебя больше ничего не надо. Только мозгокрутством не занимайся, я это ненавижу вот как, – он ребром ладони потер себе горло. – Подскажи, в какую сторону крутить баранку?

– Ты думаешь, задал простой вопрос? – нахмурился Петька. – Я уже давно ищу эту дорогу, – вздохнул он.

Недоуменно подкинув кверху брови, Андрюха чуть замешкался, снова приблизил губы к приспущенному боковому стеклу:

– Хочешь сказать, что ты уже давно толкаешься в этих местах?

– Для козла ты очень сообразительный, – хмыкнул Бурих.

– Ну, ладно, я же не знал, что ты нормальный, – примирительно пробурчал Раппопет и полностью опустил стекло. – В этом городе сам черт ноги сломает.

– А кто тебе сказал, что я нормальный? – лицо Петьки, надежно спрятанное в бороде и усах, досадливо сморщилось, морщины перерезали лоб. – Жители города считают меня перевернутым. Поживешь здесь с мое, тоже перестанешь считать себя нормальным.

– Я не собираюсь здесь жить! – ершился Андрюха и пыхтел, кривя губы. – Может, у тебя такая потребность с детства, ошиваться по собачьим норам, а меня с малолетства приучили спать в своей кровати. Так что, как говаривал Козьма Прутков: зри в корень. Ты можешь здесь и дальше крутить динамо, если не хочешь больше искать дорогу, каждый сам выбирает, а я не думаю тут оставаться.

– Я тоже не хотел, – развел руками Бурих. – Пришлось. Иногда выбора не бывает. Иногда случай решает за нас. И здесь именно тот случай. Давно бы сгинул, если бы не собаки, – Петька вновь потянулся к морде пса. Пес лизнул Петькины пальцы и охотно принял легкое поглаживание. Было видно, что собака привыкла к подобному обращению, воспринимала, как норму, которая явно была ей по душе. Хвост, за минуту до того поджатый и напряженный, заметно обвис и закачался маятником.

Поведение пса Андрюхе не послужило сигналом для расслабления, чувство опасности не отпускало:

– Откуда их так много? – беспокойно повел он глазами по собакам. – Очень много. Злые как волки.

– Они здесь с самого начала, – неопределенно ответил Бурих. В этой неопределенности была некая загадка, отгадку которой Петька и сам, очевидно, не знал. – Защищаются от горожан. Те приходят с оружием, чтобы убивать, и у собак нет выбора. Они принимают вызов. Идет война на выживание. Кровавая, жестокая. Только не называй собак волками, такое сравнение унижает и оскорбляет их. Собаки этого не любят. Это как черное и белое.

– Ты говоришь о собаках, как о людях, – насмешливо прищурился Раппопет, а у самого заиндевела гортань, потеряла эластичность, воздух изо рта стал просто скользить по обмерзшим голосовым связкам, и потребовалось время, чтобы они опять затрепетали, создавая новые слова. Только после этого на волю вырвался вопрос. – Как ты оказался среди собак?

– Это длинная история, – нахмурился тот, минуту постоял в раздумье, левая ладонь, высовываясь из рукава, замерла между торчащими ушами пса, лишь через некоторое время пальцы снова шевельнулись, Петька всем телом качнулся, как неваляшка, переступив ногами, и коротко пояснил. – Сначала меня упекли в полицию, гиблое место в этом городе, хорошо, что вы не оказались там. Убежать практически невозможно, но мне удалось смыться. На меня устраивали облавы, ловили, но я снова сбегал, и тогда меня отправили на лечение, но и оттуда я улизнул. А когда снова поймали и посадили на цепь вместо собаки, тогда понял, что пришел конец. Но однажды случился большой собачий набег на город. Они спасли меня. Я ушел с ними. С тех пор на меня, как на собаку, идет постоянная охота. Приходится драться. Собаки выбрали меня вожаком стаи. Я организовал и объединил разрозненные группы в единую армию.

– Что ты мелешь? Какая армия? – не выдержал Андрюха. – Ты, парень, заврался. Разве собаки могут вожаком выбирать человека? Ну и трепло. У тебя точно с головой не все в порядке, – захохотал недоверчиво, но быстро проглотил хохот, потому что суровый вид Буриха не располагал к насмешкам. Раппопет неуклюже заворочался, вызывая потрескивание сиденья и недовольный взгляд девушки, задвигал локтями, поперхнулся, добавил. – Ты одичал среди них. Смотри, какие псы, того гляди разнесут в клочья! – машинально бросил ладонь на колено девушки, неосознанно вцепился клещом, она вскрикнула от боли и ударила по руке. Он отдернул, Катюха потерла колено, унимая боль. Не отрывал от Петьки глаз, Андрюха напряженно вдавливал себя в серую спинку сидения.

– Они приняли вас за горожан, – пояснил Петька. – Немудрено. Первый взгляд часто бывает ошибочным. Собаки сильно не задумываются над этим. Вас спасло, что вы без оружия, и что они позвали меня. Можете не опасаться, вас не тронут, выходите из тачки, – предложил Петька, собаки после этих слов молча растворились в кустах и траве, как будто дословно поняли его. Последним оторвался от руки Петьки пес с гладкой шерстью, прошел мимо автомобиля, как бы предупреждая людей, что он охраняет вожака.

Вопросительно Андрюха посмотрел на спутников. Растерянное недоверчивое лицо Катюхи с пунцовыми щеками, сжатые побелевшие тонкие пальцы, взгляд, полный сомнения. Опущенная голова Лугатика, лбом упертая в спинку водительского кресла, ссутулившийся удрученный вид. Лишь Малкин спокойным голосом выдохнул у самого затылка Андрюхи, спрашивая:

– А разве у нас есть выбор? – и, слегка краснея, дополнил. – Бурих прав, не всегда имеется выбор. Иногда это печально, но не смертельно. В городе мы уже были и ничего не выездили. Только Карюху потеряли. Тыркаемся, как слепые котята. С местными жителями не смогли никаких мостов навести. Может, от Петьки хоть что-то узнаем, а то ведь полный облом, обросли жуткими историями и оказались в тупике. А дальше что? Вылезаем, Андрюха, пошли знакомиться ближе.

Тот поиграл скулами. Не согласиться с Малкиным было глупо, мог бы и сам без подсказки сообразить. Передернул раздраженно плечами, не любил подчиняться в компании, но, увы, Ванька сейчас переиграл, впрочем, не первый раз. Все предельно ясно. Он распахнул дверь автомобиля, мячиком выпрыгнул наружу, а из других дверей на две стороны – нескладная фигура Ваньки, Катюхи и Володьки. Представились и пожали протянутую крепкую мозолистую ладонь Петьки. Тот невесело улыбнулся наручникам на запястьях Володьки:

– Э, да тебя уже хомутали, – хлопнул парня по плечу. – Но не ты первый. Мне тоже довелось погулять в браслетах. Дело скверное, но поправимое. Здесь браслеты с секретом. Я не сразу допер. Однако нужда заставит, научишься щелкать. За два года можно многому научиться. Дай-ка, посмотрю. А ты начинай учиться.

Протянув ему руки, Лугатик смотрел с сомнением. Бурих обхватил наручники пальцами, нащупал снизу выпуклость, нажал, быстро раскрыл и снял. У Володьки округлились глаза: все просто, а он столько парился. Раздраженно отбросил их в сторону. Помолчали, разглядывая друг друга. Ростом Петька был немаленьким. Чуть ниже неухоженной бороды до пояса штанов загорелое упругое сильное тело выпирало крутыми буграми брюшных мускулов. Мало не покажется, если столкнешься с ним в рукопашной схватке. Но все это не давало повода Андрюхе доверять Буриху. Пожалуй, из всех присутствующих к доверию склонен был только Малкин. Петька также рассматривал их. Пока длились смотрины, стояла колючая тишина, даже стрекота кузнечиков в траве не было слышно. Наконец Бурих на правах хозяина нарушил молчание:

– Не советую сейчас возвращаться в город. Это бессмысленно. Вы не знаете города, порядков и местных жителей. Для всех вы открыты как на ладони. Если еще гуляете на свободе, это не значит, что вы хитрее горожан. Вашей хитрости хватит до первого угла. Жители знают, чего ждать от вас, а вот вы не знаете, чего ждать от них. Это для вас смертельно опасно. Когда постигнете главное, скажете спасибо за мой совет. Даже не представляете сейчас, что таит в себе этот город.

– Нам нельзя не возвращаться, – помрачнел Раппопет. Совет Буриха нарушал все планы приятелей. Послушаться Петькиного совета значило для Андрюхи с первого же шага уступить новому знакомому. Это претило Раппопету. – Нашу подружку схватили санитары, увезли в какое-то разукрашенное здание. Мы должны вырвать ее оттуда!

– Это сумасшедший дом, – сказал Бурих. – Но там ее, возможно, уже нет. Так со всеми происходит, кто впервые попадает в этот город. Я тоже прошел через это. И вам этого не миновать, если сломя голову попрете в дурь. Здесь работает целая система.

Все изумленно раскрыли рты. В этом сумасшедшем городе еще и сумасшедший дом имеется. Ну и дела.

– Что за маразм, – возмутился Лугатик. – Какой сумасшедший дом? Что значит, там ее нет? – он застыл, как изваяние. У него в голове не укладывалось: Карюха и сумасшедший дом. – И что дальше? – удрученно поперхнулся, машинально потирая запястья, на которых недавно были наручники.

– Не знаю, – мотнул шевелюрой Петька. Одежда свободного покроя из грубой ткани раздавала его в ширину. – Для каждого программа приручения своя. Некоторые быстро ломаются, иные, как я, все отметают и прут напролом. Но конец всегда приходит ко всем. Мне пока везет, но шабаш все равно рано или поздно наступит, – взгляд серых глаз Буриха помутнел, и печальная усмешка зарылась глубоко в измятую бороду.

– Тогда нечего терять время, надо ехать немедленно, – на одном дыхании выпалила Катюха, заглядывая в глаза парням, и зачем-то раздвинула ногами высокую траву перед собой. Собственное предложение возбудило ее, а друзья зашевелились, готовые последовать призыву.

Однако Петька остановил девушку, приподняв ладони:

– Вам всем не терпится тоже угодить в сумасшедший дом? – спросил. – Нет, без меня вам теперь не обойтись. Но сейчас нельзя устраивать поиски. У меня плохое предчувствие. Горожане к чему-то готовятся. Для вас это может быть крайне опасным, впрочем, для нас еще опаснее. Вы наивно витаете в облаках. Опуститесь на землю. Все совсем не так, как себе представляете. Не у себя дома, здесь нет тех законов, по которым привыкли жить. Я уверен, вам не понравится то, что придется тут узнать. Следует быть гораздо осторожнее. Прислушайтесь к моему совету, все-таки я старожил, – он с сарказмом усмехнулся. – Принюхайтесь, ветер приносит из города мерзкие запахи, – повел носом, и все разом, как по команде, потянули воздух в себя.

Недовольно насупившись, Андрюха сунул руки в карманы брюк. Черт бы его побрал, этого Буриха, сам, как Маугли, и их нюхать заставляет.

– Собаками разит, – растерянно заметил Володька, – но это не из города, это все здесь. Запашок устойчивый.

– Собачий запах приятен, – проговорил Петька, – однако его перебивает волчья вонь. Так пахнут горожане, когда готовятся к убийству. Разве вы не чуете запаха волчьей крови?

Недоуменно пожав плечами, Андрюха вынул из карманов руки, обхватил ими свой выпирающий живот, покривился. Может, нюх у Буриха как у собаки, и он улавливает еще какие-то запахи, но выводы и предупреждения, какие Петька делает по этим запахам, смешны для Раппопета. Петька явно держит их за безумцев. Откуда им знать, как пахнет волчья кровь? Да и вообще, какая разница между собачьим и волчьим запахами? Для людей – никакой. Андрюха хмыкнул и отвернулся. Взгляд заскользил по поверхности реки. Собачьих морд в воде не видно. Волна темной рябью покрывала поверхность, храня какое-то жуткое смутное таинство и отдавая пугающей глубиной. Любитель поплавать в реке, понырять, порыбачить, Андрюха сейчас совсем не хотел оказаться в этой воде и, как ни странно, несмотря на голод, не желал поудить здесь рыбу. Казалось, над всем вокруг витал едкий звериный дух. Трава на берегу у воды изрядно собаками вытоптана, поляна рассекалась множеством лучей-троп, по которым животные спускались к реке и уходили в лес. На другом берегу реки торчали какие-то непонятные постройки. Андрюха отвел глаза от противоположного берега, и всмотрелся в темный лесной массив за поляной. Но что можно было отсюда рассмотреть, кроме сомкнувшихся в плотную стену деревьев! Веселого мало, точнее, веселого парень совсем не наблюдал.

– Еще раз советую прислушаться к моим словам, – повысил голос, почти потребовал Бурих, уловив насмешку Раппопета. – Не испытывайте судьбу. Вы и так не в лучшем положении. Завтра, если ночь пройдет спокойно, поищем вашу подружку вместе. Ну а если неспокойно – будет видно. А теперь оставайтесь с нами.

Неосознанно Малкин испытывал доверие к Петьке, непонятные опасения того взволновали Ваньку. Его ноздри задрожали, он еще раз незаметно для остальных глубоко вобрал в легкие воздух. Почудилось, что уловил, кроме собачьего, и другой дух. Было ли это на самом деле, либо просто-напросто самовнушение, определить невозможно, но Малкин пристально осмотрелся вокруг. Вечер набирал силу. Дома горожан на окраине начинали терять четкие очертания. Ночь была не за горами. Ее мягкая поступь слышалась из-за спинного хребта вечера. Над горизонтом скапливалась непонятная мрачная муть, за которую, как за занавес, медленно уходило солнце, бледнея и теряя яркость при приближении к линии окоема. В конце концов, подумал Ванька, если Карюхи уже нет в сумасшедшем доме, как предположил Бурих, и неизвестно, где ее искать, то зачем ломать копья и рваться в неизвестность? Все равно на ночь придется где-то остановиться и тесниться в машине, так почему б не покемарить тут, в гостях у Петьки? Но спутники не склонны были так сразу с ним соглашаться. Предложение Буриха внесло разброд. Боролись два чувства. Внутреннее согласие между приятелями расклеилось. Петька чутко уловил эти настроения, довольно убедительно произнес еще несколько нужных фраз, плотнее забил клинья между приятелями. Малкин поддержал его. В общем, в итоге предложение Буриха, хоть и со скрипом, но было принято.

Машину спрятали на опушке в густом кустарнике, сверху прикрыли ветками. За Петькой по тропе вошли в плотную стену ельника, над тропой ветки были вырезаны, сделано подобие зеленого тоннеля. Белым днем здесь царил полумрак. А в преддверии ночи темнота сгустилась, клубясь прохладой. Приходилось напрягать зрение, чтобы не сойти с тропы и не наткнуться на торчащие ветки. Тоннель тянулся, как кишка. Под ногами мягко шуршала опавшая многолетняя хвоя, проминаясь под подошвами обуви. Шли молча. Впереди Бурих, за ним Малкин и остальные гуськом. Псов в тоннеле не видно. Метров через сорок тропа вывела на большую вырубку. Темнота тоннеля осталась позади, глазам вновь открылся свет вечернего неба, очерченного высокими макушками деревьев по краям вырубки. Посередине искусственной поляны корячились несколько бревенчатых строений, похожих на видавшие виды хозяйственные постройки. Однако не перевернутые, как дома в городе, а, как положено, скособоченными крышами вверх. Крохотные отверстия-оконца в стенах, как будто отдушины. Строения высились в два ряда, подойти к ним с любой стороны от леса можно было только по открытому пространству вырубки. Так обычно строят, чтобы обезопасить себя от нападений из леса. Вырубка пестрила остатками сухих старых пней. Часть из них пялилась в глаза потускневшими гладкими срезами из-под пилы, другая часть горбатилась кривыми рублеными расщепами из-под топора. Трава между пнями вытоптана. Бросились в глаза черные круги от выгоревших костров, и кучи заготовленного валежника и дров. Определенно, место было обжитым. У выхода из тоннеля сидели два огромных сторожевых пса с обвислыми рваными ушами, стреляя глазами по вырубке. Встречая гостей, хмуро поднялись на ноги. Один из псов мрачно раскрыл большущую пасть, то ли зевнул, то ли показал клыки для острастки. Второй втянул в пасть высунутый длинный язык и выгнул спину. Люди сомкнулись, проходя мимо. Извилистый путь между пнями привел к неказистому потускневшему строению, бревна которого были плохо ошкурены, плохо подогнаны, щели неискусно забиты деревянными клиньями и паклей. Петька толкнул дощатую дверь со скрипучими до визга петлями и с кривой деревянной ручкой, отшлифованной ладонями. Строение было старым, покосившемся, с долевыми трещинами в бревнах, его правильнее было бы назвать халупой, нежели стоящей постройкой. С близкого расстояния все смотрелось удручающе. Тем не менее из открытой двери потянуло сильным запахом пищи. В горле защекотало, засосало в желудке, обильно потекла слюна. Внутри постройки было темно, почти как в тоннеле, перегородка делила помещение надвое. В перегородке – дверной проем без двери. В первой половине большой, сколоченный из шершавых сучковатых досок, стол, много деревянных скамеек. На столе – пища. По торцам – две примитивные керосиновые лампы. Петька спичками, лежавшими рядом, зажег их. Лампы зачадили, пламя заметалось, облизало края горелок и вытянулось вверх, трепеща и разгоняя темноту. Раппопет присвистнул, жадно обводя глазами стол и потирая ладони:

– Э, да ты живешь, как кум королю, – давясь слюной, позавидовал Буриху. – А я, дурак, не хотел с тобой топать. Что ж ты не сказал, что у тебя еды немерено? Ты как, не будешь возражать, если мы немного поедим? Брюхо подводит. В этом чертовом городе даже перекусить не удалось. Завернули в кафе и попали на такое представление, что глаза на лоб полезли. В магазине купить кусок хлеба невозможно, нормальные деньги у них за фальшивки принимают. Как тебе это нравится? При наличии кафе и магазинов, запросто можно концы отдать от голодухи. У тебя-то откуда все эти харчи, если не секрет?