Текст книги "Горчаков. Лицеист"

Глава 3

Все, что я заказывал, привезли где-то через час или два. К счастью, не сам Колычев. Хмурый невысокий мужик притащил две авоськи – и не только с полным комплектом одежды и видавшими виды книгами в кожаном переплете, но и… с комиксами?

– Я что, это читаю? – Я покрутил в руках что-то цветасто-глянцевое с крупными буквами и здоровенным мужиком в черном плаще на обложке. – Мда-а-а…

Еще как читаю… читал – подсказала память. И даже находил все это дело занимательным. И уж точно в здравом уме не взялся бы за книги.

Значит, будем считать, что мой ум теперь не здравый.

Вместе с одеждой и остальным Колычев отправил мне целый мешок сладостей – печенья, карамелек и конфет «Коровка». Конечно, я бы скорее предпочел курево…

Черт, да с чего я вообще все это взял?! И откуда у меня тяга к табаку? Будь каши в голове чуть меньше, я бы уже перестал обращать внимание на странные мысли. Вот только они все появлялись и появлялись откуда-то. Я посмотрел на лежавшую у меня на ладони конфету и понял: где-то я это уже видел.

Фантик был другого цвета, заворачивался иначе – смешным вытянутым конвертиком, но конфета – та же самая! И я тут же представил, как еще детскими пальчиками цеплял кончик засахарившейся бумажки, добирался до лакомства и…

– Да твою ж… матушку! – Я схватился за полыхнувшие виски. – Все! Понял! Больше не буду…

Боль накинулась снова – будто поджидала, когда я опять попытаюсь проникнуть в запретное. Однако на сей раз оказалась не такой сильной: похоже, сказывались «тренировки». Ломота в висках прошла через пару минут, и я устроился на подушке с «Историей государства Российского в кратком изложении» древнего издания. Похоже, еще дореволюци…

Чего?.. Тьфу ты, кому скажешь – засмеют. Уж три с лишним сотни лет Романовы на престоле, дай Бог Екатерине Александровне здоровья. Не было тут никаких революций, да и быть не могло. Мы ж не Франция какая…

Я перелистывал страницу за страницей, то и дело переключаясь на книжки по другим странам – когда не хватало понимания. Древний мир: Египет, Греция, а за ними и Римская империя: преданья старины глубокой.

То ли тогда Одаренных было слишком мало, то ли они еще не обрели настоящего могущества… то ли благоразумно предпочитали держаться в тени. Гроза разразилась позже – в Средние века. Болезни и войны за осколки античного наследия, продолжавшиеся чуть ли не тысячу лет, не раз выкашивали Европу едва ли не на треть, но не меньше унесли и костры Инквизиции.

Одаренные больше не могли – или просто не стали – скрываться, и их менее удачливые братья по виду homo sapiens устроили самую настоящую охоту на ведьм. Правители, которым не досталось магических способностей, объявляли войну соседям, а чернь и мелкие землевладельцы вешали и сжигали «колдунов» без суда и следствия. Общее число жертв исчислялось чуть ли не миллионами, а Одаренные гибли тысячами. Но среди них нашлись и те, что не стали прятаться, вступили в войну…

И победили. Зализали раны, кое-как навели порядок – а потом положили начало и современным державам, и большинству знатных фамилий. По-видимому, в том числе и роду черниговских князей, от которых произошли Горчаковы. Некоторые периоды европейской – впрочем, как и российской – истории были описано довольно скупо и сбивчиво, но по всему выходило, что не владеющая магией аристократия в течение пары столетий то ли породнилась с Одаренными, то ли неторопливо и бескровно перекочевала в иные сословия… то ли просто-напросто вымерла естественным образом.

– Ну да… – пробормотал я, переворачивая страницу. – Именно так все и было.

В некоторых местах историю явно шили белыми нитками – и шили намного позже. Вряд ли Одаренные оказались такими уж невинными овечками, сменившими ремесло целителей и прочих мирных и безусловно полезных в хозяйстве профессий на полноценную боевую магию лишь после нескольких веков геноцида. Наверняка суровая реальность не обошлась без знатной резни. Средние века выглядели, как им и положено: мрачными, кровавыми и беспросветными.

Пока не сменились Ренессансом. Под мудрым руководством Одаренной аристократии и правящих династий мир понемногу выбрался из ямы и принялся активно развиваться. Войны еще случались – и все еще иногда оказывались продолжительными и опустошающими, хотя ощутимого отката уже не вызывали. Последняя крупная заварушка в Европе закончилась оглушительным поражением Наполеона Бонапарта под Смоленском.

Князь Багратион выставил против артиллерии и сорока тысяч солдат несколько сотен боевых магов-стихийников. Половина дворян – как и сам князь – погибла, зато в очередной раз доказала преимущество силы Одаренных над армиями и оружием. Корсиканский коротышка уполз зализывать раны к себе в нору, и уже к середине девятнадцатого века в Европе и вовсе наступил долгожданный покой по всем фронтам.

США почти бескровно отделились от Британии в тысяча семьсот семидесятом и формально до сих пор оставались частью Содружества, попутно потеряв несколько штатов, пожелавших сохранить статус колоний. На юге Америки произошло примерно то же самое – только чуть позже. Часть территорий откололись, воспользовавшись восхождением звезды Наполеона и общеевропейским бардаком, а где-то треть предпочли остаться под флагом испанского монарха. Китай и Япония не слишком-то стремились к контакту ни с соседями, ни с кем-либо еще.

Что, впрочем, ничуть не мешало последней с завидной регулярностью поднимать вопрос о Курильских островах… И это почему-то вызвало у меня непонятное раздражение.

– Вот заразы… – Я пролистал еще несколько страниц заботливо положенного Сергеем Ивановичем географического атласа. – Обойдутся.

Австралия сохранила британское подданство – как и примерно треть Канады и чуть ли не половина Африки. Да и вообще вся южная часть политической карты напоминала лоскутное одеяло, сшитое из кусочков всего нескольких цветов. Похоже, могучие рода Одаренных не только написали свою версию истории, но и попилили сам мир на куски. И держали крепко. Большая часть закономерно отошла Британии, Испании и Франции, хотя немало урвали и османы, и Германия.

Точнее, Священная Римская империя германской нации. Алая клякса, расползшаяся от изрядно погрызенного соседями «сапожка» Италии до самого Балтийского моря, выглядела грозно. Настолько, что я на мгновение удивился: как мы вообще смогли целых полтора столетия ограничиваться лишь колониальными разборками и вялыми боданиями на Ближнем Востоке?

В которых Российская империя если и участвовала, то, похоже, без особого энтузиазма. В приятный глазу синий цвет были окрашены всего несколько искорок на территории обеих Америк, клочок Африки и еще что-то невразумительное к югу от здоровенного желтого Китая.

– Ну и ладно. – Я протер уставшие глаза и отложил атлас. – Зато Аляска наша.

Я просидел с книгами несколько часов, и вечер уже должен был наступить, но на улице так толком и не стемнело: похоже, питерские белые ночи еще не уступили права обычным. Литейный проспект и деревья за окном застыли в сером сумраке и не менялись. Часов в палате почему-то не имелось, а возиться с телевизором я не хотел, так что оставалось измерять время разве что кружками чая, которые приносила заботливая Таня.

С каждым приходом ее халатик выглядел еще короче, а соблазнительные формы то и дело норовили будто бы случайно уткнуться мягким теплом в плечо – однако мне кое-как удавалось делать вид, что я не обращаю внимания…

Но на самом деле я еще как, блин, обращал!

Похоже, Источник закачал в меня магии по самое не балуй, и теперь восстановившееся молодое тело отчаянно требовало избавиться от излишков сил понятным, приятным и, что самое важное, доступным способом.

Стоит протянуть руки – и Танины прелести сами с готовностью пристроятся в ладони. Для эффектной и не слишком обремененной моралью девушки из простой семьи один только факт… внимания дворянина – уже золотой билет в лучшую жизнь. А за шанс забеременеть она сама стащит с меня больничную робу, если я хотя бы намекну. И ее не остановит ни мой нежный возраст – я был на три-четыре года моложе ее самой, – ни уж тем более робкие попытки сопротивления.

У-у-у, зараза, хороша… Так и ходит, крутит… этой самой. А если все-таки?..

Нет. Нельзя! И так вляпался по самые уши.

Я шумно выдохнул и обеими руками вцепился в «Историю государства Российского», будто томик в потертом кожаном переплете как-то мог спасти меня от греховных мыслей.

И только когда цокот Таниных каблучков стих вдалеке за дверью, позволил себе подняться, засунуть ноги в тапки и прогуляться до окна. Там почти ничего не изменилось: все те же здоровенные вывески на домах в просветах деревьев, ограда, газон и асфальт вдоль здания.

Добавилась только одна деталь: черная «Волга» с затемненными стеклами, припаркованная чуть ли не напротив центрального входа в больницу. Не двадцать пятая спортивная модель – вроде той, что я размотал о столб, – а предыдущая, двадцать четвертая. И что-то подсказывало, что передо мной не обычная «баржа», а ее сестра-близнец с восьмицилиндровым двигателем от «Чайки» вдвое мощнее обычного.

Костя говорил, что такие почти невозможно купить: эти машины начали делать специально для Третьего отделения Собственной Ее Величества канцелярии всего года полтора назад, и даже столичной полиции они доставались редко. Но если так…

Мои размышления прервал резкий звук. Сначала я подумал, что это ожил мотор «Волги», – но нет. Низкий раскатистый рев донесся с проспекта и с каждым мгновением становился все ближе. Казалось, водитель с трудом сдерживает рвущиеся на волю лошадиные силы, заставляя машину неторопливо ползти по асфальтовой дорожке к белым колоннам больницы.

– «Понтиак ГТО», американец, – пробормотал я, – шестьдесят пятого года…

Его сиятельство князь Воронцов все-таки решил почтить меня своим визитом.

Глава 4

Даже рядом с заряженной «баржей» «Понтиак» смотрелся… внушительно. Стальной монстр, блистающий в вечернем полумраке хромом и темно-синим глянцем, с вытянутым капотом, под которым скрывался целый табун лошадей. Двухдверный американец стоил астрономических денег – даже для наследника богатого княжеского рода, и Воронцов следил за любимой игрушкой. Отгонял мыть каждый день, а то и не по разу…

Один взгляд на машину, которая едва меня не угробила, всколыхнул что-то внутри. Я будто снова увидел мелькающие по сторонам дома и стрелку спидометра, перевалившую за отметку сто двадцать. Снова почувствовал предвкушение, радость победы – а потом удар, рванувшееся из рук ребристое колесо руля, грохот, боль…

Удар? Нет, все-таки два… Черт!

Фонарный столб распорол капот отцовской «Волги» чуть ли до самой кабины – но перед этим что-то толкнулось в дверь с моей стороны. Машина Воронцова едва ли не вдвое мощнее, он на пять лет старше меня и водит лучше – но ту гонку засранец проигрывал.

– Вот скотина… – прошипел я сквозь зубы.

Вытряхнуть из мешка и натянуть на себя ботинки с круглыми носами, узкие серые брюки и рубашку было делом пары минут. В голове еще немного шумело, руки и ноги двигались не без труда, однако я не собирался встречать Воронцова на больничной койке… и уж тем более в халате.

Ни в коридоре, ни на лестнице мне никто не встретился. Даже Таня куда-то подевалась. То ли я вообще оказался единственным пациентом в этом крыле, то ли просто разминулся с остальными. И хорошо – вряд ли кто-то из персонала посмел бы остановить рвущегося на первый этаж дворянина, хотя подобное указание от Ольги Михайловны у них наверняка имелось. Уже выходя в центральную залу, я заметил, что всю дорогу сжимал кулаки.

Зачем, интересно? Собираюсь бить Воронцова? Взрослого Одаренного, первого и единственного сына в семье? Ну-ну…

– Ваше сиятельство, – пробормотал дедок-вахтер в непонятного цвета ливрее, поднимаясь мне навстречу, – не велели же…

– Потом! – рявкнул я.

Дедка как ветром сдуло – он рухнул обратно на стульчик и спрятался за конторкой, будто став еще меньше. То ли у меня был настолько взъерошенный и грозный вид… то ли оживший родовой Источник наделил меня тем, чем я пока еще не мог воспользоваться – но что прекрасно чувствовали окружающие. Сначала Миша, теперь несчастный вахтер…

Интересно, с Воронцовым тоже сработает?

– Князь?

Я все-таки не успел заметить его первым – хоть это и было непросто. Среди немногочисленной публики в центральной зале больницы Воронцов выделялся не только статью и ростом под два метра, но и одеждой. Лакированные ботинки блестели чуть ли не ярче ламп под потолком, а костюм тянул на две-три сотни имперских рублей, не меньше. Светло-бежевый, с рубашкой в полоску и узким черным галстуком. Так в последние года два-три одевался практически весь столичный молодняк. Просто Воронцов всегда был первым.

Модник хренов.

– Ваше сиятельство.

Я чуть склонил голову – ровно настолько, насколько того требовал этикет. Для рукопожатия мы стояли слишком далеко друг от друга – и, похоже, обоих это вполне устраивало.

– До меня доходили слухи, будто вы, сударь, желаете меня видеть.

Воронцов провел рукой по светлым зачесанным назад волосам, поправляя и так безупречную прическу. Похоже, нервничал. После вчерашнего он наверняка ожидал встретиться едва ли не с покойником – и мой вполне живой и бодрый вид… Нет, конечно, не напугал его – но уж точно удивил и обескуражил.

– В таком случае – хотел бы я знать, кто их распускает, – сказал я. – Потому как желания видеть вас у меня нет… сударь.

Спокойнее, Горчаков. Спокойнее. Не хватало еще нарваться на новые неприятности, не покинув… место излечения от старых.

– Будьте уверены – это взаимно. – Воронцов лучезарно улыбнулся. – А то я уж ненароком подумал, что вы собираетесь требовать от меня извинений.

– Не собираюсь. – Я сложил руки на груди и, не удержавшись, добавил: – Хоть мне и неприятно думать, что вы могли поступить…

– Как? – Голос Воронцова вдруг стал вкрадчиво-негромким. – Как я поступил? Мне послышалось или вы желаете в чем-то обвинить меня?.. Меня. Вы.

Все разговоры вокруг уже успели стихнуть, и теперь Воронцов старательно работал на публику. Немногочисленную – но достаточно внимательную. Уже завтра каждое слово нашей беседы узнает весь Петербург. Особенно вот это презрительное «Меня. Вы».

– Если бы я желал обвинить вас, князь, я бы так и сделал, а не занимался словоблудием.

– Ну так и не занимайтесь, любезный. – Воронцов издевательски приподнял белобрысые усики. – Не понимаю, что вы имеете в виду… Могу и рассердиться.

Нарывается. Изо всех сил нарывается, сволочь. При свидетелях.

– Все ты понимаешь. – Я шагнул вперед и заговорил тише – так, чтобы не услышал никто другой. – Не можешь ездить – так хотя бы сливай честно.

На мгновение на лице Воронцова мелькнул испуг. Потом – злоба, но она тут же сменилась привычным благодушным выражением. И когда он снова заговорил, все вокруг наверняка увидели беседу если не лучших друзей, то уж точно – приятелей.

– Да говори кому хочешь, – прошипел Воронцов мне прямо в лицо. – Твое слово против моего – ничего, ноль без палочки. Ты щенок и бездарь…

– Зря ты это, князь, – вздохнул я. – Зря.

Дрожь в руках вдруг прошла. Совсем. Отступила и ярость: не погасла, а просто остыла, рухнув куда-то в живот ледяной глыбой. Будто кто-то очень большой и сильный стал за моей спиной, положил руки на плечи и тихонько шепнул: «А вот теперь – можно».

– Давай, беги, жалуйся брату, сучонок, – так же белозубо улыбаясь, продолжал Воронцов. – Плевать я на него хотел. И на деда твоего, маразматика старо…

Я ударил: без изысков выкинул кулак прямо в дергающиеся усики. Вышло неожиданно хорошо и мощно, будто я занимался этим каждый день. Голова Воронцова мотнулась назад, а я уже бил снова. Раз-два, левой-правой. Получил сам – то ли ладонью, то ли вообще локтем. В глазах тут же потемнело; впрочем, я неплохо справился и вслепую. Нырок, уход вбок, коленом между ног – плевать на приличия – и сразу же ребром ладони снизу в подбородок. Или в горло – если повезет.

Что-то негромко хлопнуло, и щеку лизнул жар. Воронцов не только был вдвое сильнее и крупнее меня, но и не стеснялся использовать магию. Вот только я уже поймал кураж и вколачивал в него все излишки сил, оставленных Источником. Отступил, перехватил неуклюжую большую руку – и тут же ударил сам, с грохотом роняя тяжелое тело на пол. Мы свалились вместе, но я оказался сверху, тут же уселся на Воронцова и принялся вбивать…

– Прекратить!!!

Только что обожженную щеку снова шарахнуло – на этот раз холодом. Досталось и боку, и большей части спины. Меня сорвало с вяло трепыхавшегося Воронцова, швырнуло вперед и протащило метра три по каменному полу. Неожиданно скользкому… будто он вдруг покрылся тонким слоем льда.

– Князь… оба! – Ольга Михайловна потрясла рукой, стряхивая уже угасающие голубоватые искорки. – Немедленно прекратите это безобразие!

Строгая прическа ничуть не растрепалась – однако глаза за стеклами очков метали молнии. Главврач превратилась в грозную воительницу, от которой во все стороны по полу и стенам расползался иней. Я без страха набросился на здоровенного Воронцова – но сейчас почти испугался.

Маг пятого класса – пусть даже маг-целитель – это вам не фокусы и пиротехника. Настоящая сила Одаренного. Размажет, и слово «мама» сказать не успеешь.

– Прошу меня… извинить. – Я кое-как отлип от норовившего схватить рубашку льдом пола. – У нас с его сиятельством… вышло недоразумение.

– В таком случае постарайтесь, чтобы в следующий раз ваши недоразумения происходили подальше от моей больницы! – Ольга Михайловна поправила лацканы халата. – Отправляйтесь к себе, князь. И настоятельно не советую вам появляться здесь.

Я так и не понял, к кому она обращалась… Ноги, цокающие каблуками к лестнице, наверняка выглядели более чем эффектно, но мое внимание было приковано к Воронцову. Он перекатился на бок, посмотрел волком на меня, потом на удаляющуюся княгиню… и, похоже, решил, что на сегодня разборок уже хватит. А невольные зрители шоу тут же принялись усердно делать вид, что ничего и вовсе не произошло, – в гробовой тишине дружно пялились в потолок.

И только бедный дедок в ливрее до сих пор испуганно таращился на меня из-за своей конторки.

– Офигеть… – раздался голос со стороны входа.

Я обернулся и тут же встретился глазами с девчонкой примерно Таниных лет.

Занятная особа. Джинсы с кроссовками, блузка и короткая кожаная куртка, перетянутая наискосок ремешком фотоаппаратного футляра. Если бы не убранные под повязку темно-русые волосы, незнакомку вполне можно было бы принять за парня.

Невысокого, худощавого и очень-очень смазливого парня.

– Офигеть, – повторила она, наводя объектив прямо на меня. – Вот это было круто.

Щелчок затвора – и явно не первый. Судя по всему, на пленку попала вся наша с Воронцовым баталия… И я тут же представил себе первую полосу завтрашней светской хроники.

Блестяще, Горчаков. Десять побитых князей из десяти.

Видимо, Воронцов считал примерно так же. Поднялся, отряхнулся, поправил помятый пиджак и заковылял к выходу, стараясь не смотреть на людей. И только когда девчонка с фотоаппаратом чуть ли не в упор щелкнула его, обернулся расквашенной рожей и сквозь зубы произнес что-то резкое и шипящее.

Горе-репортерша ойкнула и выпустила внезапно вспыхнувшую алым пламенем камеру. Та тут же громыхнула о пол и брызнула во все стороны осколками объектива. А сама фотолюбительница встряхнула обожженными пальцами, пошатнулась и, не удержавшись, с размаху уселась на пол.

У меня вдруг возникло желание догнать Воронцова и всыпать ему еще раз – но сил хватило только кое-как встать на ноги и сделать пару шагов.

– Ну вот, – вздохнула девчонка. – Вторая камера за месяц. Не везет так не везет.

– Прошу простить меня, сударыня. – Я протянул руку. – Моя семья возместит вам ущерб… за нашу с князем выходку.

– Да какая я сударыня… ваше сиятельство. – Девчонка улыбнулась, крепко обхватила мою ладонь и рывком поднялась с пола. – Вроде не благородных кровей. Где вы научились так драться?

– Самому интересно… – пробормотал я.

Уж точно не в лицее. И вряд ли дома – Миша предпочитал отрабатывать на мне приемы, а не делиться ими.

– Так… стойте ровно. – Девчонка вытащила откуда-то платок и осторожно промокнула мне над верхней губой. – Больно?

– Нет. – Я пожал плечами. – Ерунда.

Я не собирался строить из себя героя. Просто не почувствовал боли. Но теперь она понемногу начинала о себе заявлять. Воронцов тоже постарался и расквасил мне нос. После разборок и драки прикосновения моей новой знакомой казались почти приятными. Впрочем, хорошее всегда заканчивается куда быстрее, чем плохое. Девчонка убрала платок, отступила на шаг, склонила голову набок, оценивая свою работу, – и, похоже, осталась довольна.

– Идите и умойтесь. Или Бельская вас с потрохами съест!

Я так толком и не понял, что нужно делать с ее протянутой рукой, так что от манерного поцелуя отказался – и все же позволил себе удержать девичьи пальцы чуть дольше, чем того требовали приличия.

И все равно прощание вышло каким-то скомканным. Только когда попавшая под раздачу фотолюбительница скрылась за дверью, я сообразил, что не узнал ни адреса, по которому следует отправить компенсацию за разбитую камеру… ни даже имени.

Такие вот дела. Оставалось только развернуться и топать обратно в палату. И надеяться, что Ольга Михайловна не поджидает где-нибудь на лестнице с целью добраться до моих потрохов.

Повезло – я снова никого не встретил. «Дворянское» крыло больницы будто вымерло, и даже снаружи наконец наступили ночь и темнота, в которой сквозь деревья просвечивали огни Литейного. Могучая бричка Воронцова исчезла: его сиятельство поспешил домой зализывать полученные в бою раны.

И только черная «Волга» никуда не делась – все так же стояла под окнами. Прямо напротив входа.