Текст книги "Белая кость"

II
Лиепайские сны, или Главное – люди!

Везение доктора Копытова

В отделе кадров назначение в резервный экипаж бригады подводных лодок получили одновременно минер Ростовский и доктор Копытов. От кадровика в казарму лейтенанты направлялись вместе, заодно и познакомились дорогой.

– Док, ты что окончил? Уж больно мало на военного похож, – доброжелательно осведомился Рома.

Аккуратно подстриженный, чисто выбритый Дима хоть и был совершенно в новом кителе, брюках и ботинках, но чувствовалось, что пошив далеко не индивидуальный и форма выдана ему из залежавшихся обширных складских запасов. Да и путь в Лиепаю эти «универсальные» по размеру предметы формы одежды преодолели на нем, на Диме. И путь, по всей видимости, был не очень комфортным.

Интеллигентное лицо Димы внимательно посмотрело на Романа и, нисколько не смутившись, улыбнулось.

– Что, очень в глаза бросается моя сугубо гражданская суть? Я Смоленский Мед окончил. В армию пошел на три года по собственному желанию. Если понравится, возможно, останусь. А вообще в роду у меня все гражданские, пять поколений медиков. Так что военную форму я надел первый».

53-я казарма, помнившая еще экипажи первых «потаенных судов» Подплава Императорского флота и героев-подводников Великой Отечественной, после знойного июльского дня встретила их приятной прохладой, необычным мраком и устойчивым запахом гальюна. Матрос на входе доходчиво объяснил, где располагается каюта офицеров 229-го резервного экипажа.

Повсюду царил «адмиральский час». Казалось, он вырубил всех. В казарме было тихо и сонно. Подводники, возлежа на металлических койках поверх синих флотских одеял, мирно переваривали недавний обед. Офицерская каюта на пять коек, по местным понятиям, была стандартной. Пара видавших виды шкафов и три тумбочки, два письменных стола в центре, застеленные навигационными картами. В дальнем углу на «баночке» ядовито зеленел мощный сейф, а здоровенный графин с мутной водой в окружении двух граненых стаканов красовался на нем, словно шпиль на «высотке».

Всю эту мебельную экзотику дополняли развешанные по стенам: политическая карта СССР, портреты членов Политбюро и стенд с фотографиями сил вероятного противника. На одном из шкафов красовалась трехлитровая стеклянная банка с экзотической биркой, оповещающей присутствующих: «БАНКА СБЕРЕГАТЕЛЬНАЯ (пивная)». Емкость на две трети была заполнена мелочью и какими-то бумажками.

22 Возможно, «долговыми расписками». Похоже, «банк» функционировал и жители каюты, да и не только, частенько пользовались его услугами. Холостяцкая атмосфера каюты «как топор» висела в воздухе и «светила» нежданным посетителям дырками рваных носков четырех отдыхающих старших лейтенантов. «Гусары» были разбросаны по койкам. На одной из «банок» валялось снаряжение с кортиком и повязка «рцы».

Шум входящих с людей с чемоданами приоткрыл очи ближайшего из них. Вполне осмысленно, указывая рукой на свободную койку, он пробасил: «Располагайтесь!».

Похоже, сил у офицера хватило лишь на эту фразу, он снова смежил очи. Судя по погонам, двое из четверых спящих были врачами. Копытов с Ростовским присели на свободную койку и, понимающе переглянувшись, улыбнулись. Старлейское братство вкушало «святая святых» флота – «адмиральский час», тут уж мешать не моги…

Вскоре по трансляции объявили построение на плацу. С коек поднялись все одновременно. Хозяин кортика представился первым: – Штурман экипажа Погорелов Леонид.

– А кто у вас в экипаже доктор? Или у вас у каждого свой? – вопросительно оглядывая окружающих, с любопытством спросил у присутствующих Дима.

– Да нет, – немного смущаясь, ответил один из докторов. – Мы просто воспользовались гостеприимством друзей. А служим мы с Кешей в соседней бригаде.

– Ну, а я – Макаров Виктор, тоже штурманю на соседней бригаде, – поставил точку в череде знакомств последний старлей, довольно хмурый с виду.

Старый флотский принцип: «Если хочешь спать в уюте, спи всегда в чужой каюте» был по-прежнему актуален.

В коридоре послышался топот ног, и в каюту залетел какой-то маленький полный офицер с лицом старпома, замашками строевого начальника и погонами капитан-лейтенанта. Окинув строгим взглядом присутствующих, он требовательно изрек:

– Так, товарищи офицеры… на построение не опаздывать… а у вас доктор, брюки мятые. Штанишки перед сном снимать надо! – после чего скрылся за дверью также стремительно, как и появился.

Офицеры неспешно продолжали приводить себя в порядок и готовиться к построению. На «визит» никто кроме Копытова и Ростовского внимания не обратил. За сказанным чувствовался повседневный дежурный прикол, но «зеленый» Дима все-таки поинтересовался:

– Что это за пипетка, которая претендует на роль клизмы? Неужели наш старпом?

– Да, нет, это Володька Павлов – штурман с соседнего экипажа. Толковый офицер и большой юморист по жизни, – прокомментировал ситуацию Леха Погорелов, на ходу застегивая пояс с кортиком и натягивая повязку дежурного. – Когда выйдете на плац, я вам покажу ваше место в строю, там и старпому с замом представитесь, ну, а я побежал комбрига встречать, – закончил он, удаляясь.

Личного состава в резервном экипаже был явный недокомплект, а всего человек 25–30. Характерно, что мичмана были практически полностью. Все пожилые, бывалые, опытные. Как говорится, видавшие службу не на конфетных фантиках.

Кто действительно понравился Ростовскому, так это старпом капитан 3 ранга Орлов. Добрый внимательный взгляд, негромкий убедительный голос. Замполит же капитан 3 ранга Козин – высокий, сухопарый, слегка суетливый, услышав фамилию Копытов вкрадчиво поинтересовался у Димы:

– Товарищ лейтенант, а кем вам приходится наш начпо, не родственник случайно?

– Да, нет, просто однофамилец…, раз уж он тоже Копытов, – ответил Док.

Старпом представил их экипажу, и началась у молодых лейтенантов офицерская служба.

Недели через полторы к начальнику политотдела в кабинет прибыл матрос-почтальон, который по всем правилам «военного балета» вручил ему извещение о том, что на его, Копытова, имя прибыл груз из Смоленска, который необходимо срочно получить. Начпо долго изучал извещение. Крутил, вертел, рассматривал на свет. Дымя «Беломором» в тиши кабинета, он усиленно соображал, что же это за груз и почему ему. Ведь никаких родственников в Смоленске у него сроду не было. Капитан 1 ранга Копытов был на редкость броваст, соперничая в этом с самим Генеральным. Крепкий на вид, невысокого роста, внешне он походил на персонаж детской сказки, и в народе приобрел прозвище Леший, ну, а подчиненные за глаза, шутя называли его наш «бровеносец в потемках».

Он старательно насаждал строевую и партийную дисциплину. В качестве устрашения любил и «шашкой помахать» – погрозить парткомисией, особенно над головами тех партийцев, кто был «не дурак выпить и погулять». В повседневной жизни нередко докучал подчиненным офицерам прописными истинами. Как участник войны гордился своей военно-политической карьерой, благодаря которой дошел от сопливого юнги до капитана 1 ранга, начальника политотдела соединения подводных лодок.

Получение груза он поручил своему заместителю по комсомольской работе. Сидя в кабинете за столом, с неизменно дымящейся папиросой, без галстука, в свободно расстегнутой форменной рубашке, он напоминал потрепанного каменного льва, которому вдруг надоело охранять вход в городскую библиотеку. Инструктаж «комсомольца» был недолгим:

– Возьмите мой газик, съездите и получите груз. Да смотри, Комсомол, мину какую-нибудь не привези! Помни, что в Прибалтике служим, будь повнимательнее! Старлей-«комсомолец» с фигурой борца, а душой и глазами – ребенка недавно сменил палубу подводной лодки на паркет политотдела. Из несостоявшихся механиков он переквалифицировался в комсомольские работники и как молодой работник политотдела инструктаж воспринимал серьезно, периодически подобострастно кивая головой и всем своим видом демонстрируя рвение и твердую решимость выполнить поставленную задачу на «отлично».

Через полчаса груз был доставлен и размещен в центре кабинета. Это был здоровый холщевый тюк, опечатанный сургучными печатями и фанерной биркой, на которой незатейливым почерком было начертано: г. Лиепая вч 22921 Копытову.

Начпо подошел к тюку, присел и прокуренным желтым пальцем начал его ощупывать. Произнесенные «комсомольцем» фразы вдруг ввели его в оцепенение.

– Товарищ капитан 1 ранга, когда я его нёс, мне показалось, что в нем периодически что-то тикает.

– Как тикает?! Да вы что, с ума сошли? Я же вас предупреждал! Срочно вызовите сюда флагманского минера дивизии!

«Комсомолец» пробкой вылетел из кабинета, выполняя приказание. Флагмин прибыл незамедлительно. Узнав о «мине» и предчувствуя, что придется лично участвовать в выполнении несвойственной ему задачи, он выглядел откровенно растерянным. Еще по дороге к начпо он тщетно пытался реанимировать все знания по взрывным устройствам.

Увидев флагмина, начпо ткнул пальцем в сторону тюка и сказал:

– Товарищ Некрасов, возможно, заминировано… сделайте что-нибудь!

С получением вводной флагмин окончательно скис. Волна кутерьмы тем временем, рожденная беготней по штабу «комсомольца» и вестью о том, что Лешего заминировали, прокатилась по кабинетам, вызвав среди офицеров неадекватную реакцию. Кто-то злорадно хихикал, потирая руки, кто-то озабочено охал или делал вид, что озабочен, а кто-то просто ждал развязки этой, нежданно посетившей штаб хохмы. Докатилась эта «волна» и до начальника отдела кадров. Сообразив, что к чему, он взял личное дело молодого Копытова и направился к начпо. Войдя в кабинет, он застал незабываемую сцену. Тюк по-прежнему лежал на полу. «Комсомолец» на карачках ползал вокруг, периодически прикладывая ухо к мешку и пытаясь выявить посторонние шумы.

Седалищный нерв и воспалившийся на днях геморрой наводили начпо на тревожную мысль о грядущих приключениях, скорей всего, неприятного характера. Дымя папиросой и перемещаясь по кабинету, словно маленький паровоз, он периодически командовал:

– Комсомол, не сиди как муха на параше, а слушай и докладывай, слушай и докладывай! И не надо балетных поз и безумных глаз! – Продолжал нервно заводиться начпо.

Впрочем, и без того казалось, что «комсомолец» полностью обратился в слух.

В углу, мокрый как использованный презерватив, стоял флагмин, нервно вытирая непрерывно потеющую лысину. Доклад начальника отдела кадров, частично прояснил обстановку. И начпо с внезапным азартом облегчения заорал ему:

– Ну, так, где же этот грёбаный однофамилец?! Давайте его сюда!

Прибывший в штаб дивизии по «высочайшему вызову» доктор Дима Копытов не мог не обратить внимание на царящие там ажиотаж и суету. Напрашивался вывод – происходит что-то не вполне понятное! По жизни далеко не глупый Дима сознавал, что если ты спокоен, а вокруг тебя в панике и суете бегают люди, то, возможно, ты что-то не понял или не знаешь. Интеллигентно обходя толпившиеся кучки незнакомых пока офицеров, он пробирался к кабинету начпо. Приемная была пуста. В творящейся сумятице обычно трудно определить правых и виноватых, но выявить начальника – всегда просто. Войдя в кабинет, доктор постарался сделать все, чтобы как можно больше походить на военного. Представился и четко доложил о прибытии.

Деланно улыбаясь, начпо встал из-за стола, на ходу вынул папиросу и, подойдя к лейтенанту, протянул руку.

– Приятно познакомиться с однофамильцем, – затем, переведя взгляд на груз, он спросил, – Это ваше?

Взглянув на мешок, Дима ответил утвердительно:

– Да это мой багаж. В нем предметы формы одежды и личные вещи.

– А что же у вас там тикает? – спросил начпо грозно.

– Будильник, наверное. Я его сунул в боковой карман парадной тужурки, вот он, видимо, и тикает.

– Будильник …? – недоверчиво переспросил начпо, – а показать его можете?

– Конечно, могу, – ответил Дима.

Взяв протянутые начальником ножницы, он вспорол мешок и начал шарить в тюке. Офицеры внимательно следили за его руками. Поиски были недолгими. Нащупав нужное, он начал медленно вынимать руки. С этого момента присутствующие следили за манипуляциями Дмитрия, как за руками акушера, достающего помидор из трехлитровой банки.

– Ну, вы лейтенант, даете! Мало того, что послали посылку с адресом «на деревню дедушке», так еще с заведённым будильником. А мы уж подумали, что здесь мина.

Присутствующие вздохнули с явным облегчением. Только сейчас доктор заметил улыбающееся лицо «комсомольца». Тот сиял как новенький рубль.

Отпустив измученных офицеров, начпо пригласил Дмитрия сесть.

– Ну, раз уж вы, лейтенант Копытов, прибыли ко мне, давайте побеседуем.

Первым встал вопрос о партийности. Дмитрий скромно ответил, что пока еще не член КПСС и даже не кандидат.

Затем начпо поинтересовался насчет семейного положения и, узнав, что военврач не женат, перешел к поспешным выводам: «Беспартийный и холостой! Наверное, вино и баб любите?» Димка, ничего не ответив, скромно пожал плечами.

– Так, а что больше любите, вино или женщин? – продолжал допрос начпо.

Выдержав небольшую паузу, Дима скромно, с достоинством ответил:

– Это зависит от года выпуска…

Потом пошли вопросы: про родителей, про институт, про специализацию.

Начпо был поражен, узнав, что Дмитрий по специализации – врач-уролог. Не особенно разбираясь в медицинских премудростях и вспомнив вдруг про свой обострившийся геморрой он, поерзав в кресле, наконец, задал главный вопрос:

– А, что, товарищ Копытов, в настоящее время в медицине нового, к примеру, по лечению геморроя?

Дима на мгновение задумался и ответил:

– Нового, пожалуй, ничего нет. Лечат по-прежнему, по-дедовски. И каким бы гениальным не был лечащий врач, геморрой он все равно будет лечить через задницу.

На том и сошлись.

Задумавшись, начпо вытащил пачку папирос и, любовно обозвав их «палочками здоровья», вновь закурил. Разговор, в принципе, был закончен. Знакомство однофамильцев состоялось. Дмитрий, забрав свой мешок, взвалил его на плечо и, как простой «биндюжник», побрел в казарму, благодаря бога, что, по крайней мере, теперь не надо тащиться за ним на вокзал, а потом «корячиться» в подплав. Нежданная помощь однофамильца оказалась, как никогда кстати. Служба начиналась удачно.

5 февраля 2004 г.

Подкол

Подплав утопал в обильной зелени сирени и каштанов…

Был обычный день недели, который, как всегда, начался с построения на подъем флага и проворачивания. С окончанием «проворота» экипажи снова выползали на пирсы, толпились в курилках, нежились на еще не особенно палящем солнце.

После ставшего уже традиционным перекура, людей разводили по плановым работам. День был погожий, к работе не располагал совершенно и все лениво «тянули лямку», коротая время до обеда. Кто-то грузил боезапас, кто-то продукты, кто-то менял батарею, а еще кто-то занимался покраской корпуса подводной лодки или пирса. Со стороны это общая суета напоминала большой муравейник и называлась повседневной деятельностью кораблей в базе.

Прибытие же на пирсы прямых начальников всегда вносило дополнительную суету в ряды подчиненных. Окрики жаждущих продемонстрировать служебное рвение мичманов и офицеров, руководящих работами, порой сменялись руганью, и недовольными криками начальства, делающего «вливание» нерадивым.

Всю эту картину с высоты верхней палубы плавказармы «Сайма» наблюдал лейтенант Ростовский, заступивший в свой первый наряд дежурным по ПКЗ. Пятипалубная плавказарма была аналогична той, что служила родным домом для курсантов 4-го и 5-го курсов училища, которое он только что окончил. Отличие было лишь в названии. Та именовалась «Вексой» и стояла у набережной Лейтенанта Шмидта, то есть прямо возле училища. Уюту и комфорту, царившему там, завидовали все курсанты. Вот и теперь, ощущая привычные, присущие всем ПКЗ этого проекта запахи пластика, линолеума, краски, лейтенант погрузился в приятные воспоминания о вчерашней курсантской юности…

Время неумолимо тянулось к обеду. Об этом лейтенанту напомнила прилетевшая на запах пищи огромная зеленая муха, которая с первых минут своего появления начала вести себя исключительно нагло. У Романа даже пару раз появлялось желание пристукнуть ее. Но представив, что кто-то увидит ловящего мух офицера, да еще «при исполнении», напрочь погасил мимолетный порыв. «Сама сдохнет, тварь», − решил он про себя.

Внимание Ростовского привлек матрос, проходивший мимо по палубе с неприкуренной сигаретой в уголке рта. Принадлежность его к камбузному наряду не оставляла сомнений. Но сигарета, хотя и не прикуренная, и показное безразличие к молодому лейтенанту, даже дежурному, говорили, что служит он не первый год и успел обнаглеть не хуже, чем та зеленая муха. А этого Ростовский простить не мог. − Товарищ матрос, стоять! − негромко скомандовал Роман. Матрос остановился. Взгляд его выражал полнейшее недоумение. − Почему курите в неположенном месте?

Матрос взял сигарету в пальцы, внимательно посмотрел на нее и с подкупающей улыбкой добродушно вымолвил с явным украинским говором: − Вона ж нэ горыть, таварыщ лейтенант.

Взгляд при этом был такой плутоватый и деланно добродушный, что Ростовский оценил матроса по-своему: «Трезвый ум хохла, безошибочно подсказывает ему, что пора прикидываться дураком, и он мастерски это делает, значит хитрый, надеется выкрутиться».

Матрос не знал Ростовского и, похоже, видел его впервые. И тут последовал не менее коварный вопрос лейтенанта, напрочь выбивший «хитреца» из колеи:

− Товарищ матрос, а когда вы идете из кубрика в гальюн по малой нужде, вы свой «хрящ любви» тоже в кубрике достаете?

Улыбка хоть и не пропала с лица матроса, но по глазам было видно, что он весьма озадачен. Осознав происходящее, он быстрым, коротким движением сунул сигарету в карман робы и, значительно посерьезнев и подтянувшись, тихо произнес: − Ясно, товарищ лейтенант. Разрешите идти?

В это время к плавказарме подошли и стали подниматься по трапу пятеро командиров подводных лодок. Ростовский, застыв у трапа, лихо поприветствовал прибывающих. Не обращая ни малейшего внимания на дежурного лейтенанта, командиры, продолжая обсуждать какую-то животрепещущую тему, прошли к внутреннему трапу и стали подниматься на палубу, где располагались каюты «люкс». Роман пока еще никого не знал пофамильно, но в том, что это были командиры, сомневаться не приходилось.

Минут через сорок на борт ПКЗ прибыл дежурный по дивизии капитан 3 ранга Шулика, по прозвищу Кактус. Это был командир ПЛ «С-187», а прозвище среди друзей-командиров он заработал за большой, круглый и лысый череп, покрытый легким белесым пушком.

Приняв от Ростовского доклад, он коротко спросил.

− Лейтенант, а кто-нибудь из командиров лодок на борт поднимался?

− Так точно, товарищ командир, поднимались и сейчас находятся в одной из кают «люкс», − ответил Роман, поймав себя на мысли, что совсем забыл предупредить дежурного по камбузу, а у того наверняка не все готово для снятия пробы.

Но прибывший дежурный по дивизии совершенно не спешил с «пробой». Обращаясь к Ростовскому, Кактус уточнил:

− Карандаш и бумага есть?

− Ручка есть, а бумаги нет, но я запомню, − доложил Роман, считая, что Кактус намерен выдать какие-то замечания по порядку.

− Лейтенант! На всю службу себе заруби! Лучше иметь тупой карандаш и клочок бумаги, чем острую память. Со временем ты это поймешь и оценишь. Записную книжку заведи незамедлительно! Мой тебе совет. А сейчас бери свою ручку, вот тебе лист бумаги, и слушай боевую задачу.

Выйдя на крыло «люксовской» палубы, он определил Ростовскому место нахождения и начал короткий инструктаж несколько ошарашенного Романа:

− Всех, кто будет выпрыгивать из иллюминаторов кают, переписать, а список − мне. Задача ясна?

Задача была предельно ясна, и он даже представил себе картину, как солидные люди покидают каюту через эти большие окна-иллюминаторы. Одно волновало молодого офицера, как он сможет переписать их, если не знает ни одной фамилии. Однако задать этот вопрос Роман постеснялся, резонно подумав: «Будь, что будет!»

Бравый Кактус тем временем уже вышел в коридор и, зычно крикнув в пространство команду «Смирно!», начал по-строевому чеканить шаг по гулкому железу коридорной палубы. Пройдя с десяток шагов, он остановился и хорошо поставленным командирским голосом доложил в пустоту коридора: «Товарищ адмирал! Во время моего дежурства происшествий не случилось! Дежурный по дивизии капитан 3 ранга Шулика!»

Доносившиеся до этого из каюты приглушенные голоса командиров резко смолкли. С минуту стояла тишина. Вдруг иллюминатор отдраили и из него горохом посыпались командиры. Мимо Ростовского они пробегали быстро, неуклюже пригибаясь, тщетно пытаясь не греметь каблуками. Следуя мимо Ростовского, каждый полушепотом пытался у него узнать, где же находится адмирал. Но лейтенант, пораженный всей этой картинкой, только молчал, стоя с разведенными руками и пожимая плечами.

Наверное, со стороны все это выглядело грандиозной хохмой, но Ростовскому еще долго было не до смеха.

Шутка была раскрыта командирами быстро, но реакция у отцов-командиров была в корне различной и не всегда адекватной. Кто-то с удовольствием посмеялся над своей минутной трусостью, а кто-то заимел на Кактуса такой зуб, что еще не один вечер на ПКЗ из его каюты доносились возмущенно-пьяные голоса «пострадавших».

Вывод Ростовского был прост: На флоте подкалывать нужно осторожно, с умом, а реагировать на подколы − с юмором и без зла. А без подколов на флоте не обойтись – подохнешь либо с тоски, либо от перенапряжения!