Текст книги "Боевые дельфины"

Валерий Рощин
Боевые дельфины

© Рощин В.,2011

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2011

* * *

Пролог

Юго-западная акватория Черного моря.

Март 1944 года

Адмирал Отто Кречмер курил у окна рулевой рубки «Гессена». Судно вышло из Одессы и уже сутки, борясь с волнами, держало курс на пролив Босфор. До пролива осталось миль семьдесят…

Ночь. Море прилично штормит, небо еще днем заволокло тучами. Несколько часов льет проливной дождь, вокруг сверкают молнии. В такую погодку не стоит опасаться налета русской авиации или атаки вражеских субмарин, поэтому бортовое освещение, за исключением двух носовых прожекторов, выключено.

Мощная волна бьет в левый борт. Удар сильный и неожиданный – стоящий на руле обер-матрос едва удерживается на ногах. Судно кренится, взмывает вверх и переваливает через гигантский гребень.

– Черт, – ломает в пепельнице окурок Кречмер. – Я думал, по-настоящему сильные штормы бывают только в северной и южной Атлантике, а оказывается, и в таких лужах тоже штормит.

Фрегаттен-капитан Лют тактично помалкивает. Для него – командира транспорта «Гессен» – это двенадцатое плавание в акватории Черного моря. Он неплохо изучил здешние воды, успел познакомиться с их норовом в осенне-зимнюю навигацию, поэтому, видимо, ему и поручили столь ответственное дело. Ранее Лют приводил сюда транспорты из Италии, под завязку загруженные боеприпасами и военной техникой, а обратно уходил с ранеными солдатами и офицерами. Вот и на этот раз «Гессен» вошел в Черное море, загруженный боеприпасами для сражающихся частей группы армий «Юг». Одессу он покинул, якобы имея на борту четыреста раненых. Словно в подтверждение благородной миссии, на верхней палубе красуется пришвартованный санитарный грузовик со свежими красными крестами в огромных белых кругах на закрывающем кузов брезентовом тенте. На самом же деле, кроме штатной команды, на «Гессене» присутствовали лишь старший перехода – адмирал Кречмер – и турецкий лоцман, постоянно меняющий из-за шторма курс движения судна.

Адмирал Отто Кречмер был молод, полон сил, его карьера шла в гору даже в 44-м – не слишком удачном году для Третьего рейха.

Первого марта 1944 года в Берлине он стоял перед Адольфом Гитлером рядом с Вальтером Моделем.

– Благодарю вас, Вальтер. Вы сумели сделать то, чего не смогли другие – остановили русские части под Нарвой и Псковом, – негромко говорил вождь нации. Взяв у адъютанта погоны генерал-фельдмаршала и маршальский жезл, торжественно передал все это Моделю: – Поздравляю.

Отто не без зависти покосился на атрибут высшего воинского звания. Восточный фронт откровенно буксует, в войсках и на флоте все чаще поговаривают о скором вступлении в войну американцев, канадцев и англичан, а тогда шансов на успех в этой войне почти не останется. Успеет ли он – Отто Кречмер – стать гросс-адмиралом и получить похожий жезл?..

Подойдя к Кречмеру, фюрер с минуту разглядывал его пронзительным взглядом – будто силился вспомнить, зачем приказал прибыть в ставку. И вдруг сказал совершенно неожиданную вещь, ибо ничего выдающегося в последние месяцы Кречмер не совершал:

– Вы, Отто, с сегодняшнего дня – адмирал. Для выполнения важнейшей и секретной миссии на востоке вам делегируются особые полномочия. Отныне вы подчиняетесь только мне. Слышите? Мне, и только мне!

– Да, мой фюрер, – вытянулся тот. – Вам, и только вам!

Из Берлина Кречмер с Моделем вылетели на Восточный фронт на одном самолете. Вальтер сторонился молодого выскочки. Однако Модель не был бы Моделем, если бы по прибытии на Украину точно и в срок не исполнил бы все указания, полученные в ставке.

Приказ фюрера звучал так:

– Завтра из порта итальянского Наполи в порт украинской Одессы выходит немецкое транспортное судно «Гессен» под командованием опытного фрегаттен-капитана Вольфганга Люта. Плавание «Гессена» продлится ровно шесть дней, за которые вы вдвоем обязаны подготовить к погрузке на судно все ценности, собранные ранее особыми подразделениями СС. Далее генерал-фельдмаршал Модель приступает к прямым обязанностям командующего группой армий «Юг», а вы, Кречмер, сопровождаете ценный груз. Пункт назначения вам сообщат позже…

Ветер крепчает, волны становятся выше, но «Гессен» точно выдерживает курс и упрямо приближается к турецкому берегу.

– Сколько до Босфора? – не оборачиваясь, спрашивает адмирал.

– Шестьдесят миль, – бодро докладывает фрегаттен-капитан. – Через шестьдесят миль мы войдем в спокойные воды пролива и забудем…

Резкий толчок со вспышкой огня по правому борту и грохот взрыва прерывают Вольфганга. Впечатление такое, будто корабль налетел на подводный риф, отчего все в рубке чуть не попадали на пол.

– Неужели русская подлодка? – кинулся к иллюминаторам капитан.

– Перестаньте, Лют! Ни одна подлодка не сможет точно прицелиться и выстрелить торпедой при такой болтанке, – мрачным голосом констатирует Кречмер. – Это, скорее всего, мина. Сорвавшаяся с якоря мина…

Капитан дает команду «стоп-машина», приказывает по постам и отсекам осмотреться, доложить обстановку.

Пару минут в рубке тихо. Судно швыряет волнами. Становится заметен дифферент на нос и крен на правый борт. Поступающие доклады подтверждают самые худшие предположения: у ватерлинии по правому борту носовой части зияет большая пробоина.

Лют делает шаг к Кречмеру:

– Герр адмирал, прикажете готовить шлюпки?

– Какая здесь глубина? – не оборачиваясь, спрашивает тот.

– Чуть больше двух тысяч метров, – заглядывает в морскую карту капитан. И повторяет вопрос: – Прикажете готовить спасательные средства?

Кречмер молчит.

Держась обеими руками за бронзовый поручень, он наблюдает в иллюминатор, как судно все сильнее ложится на правый борт.

– Бесполезно. Мы все трупы, Вольфганг.

– Но почему?

– Ты знаешь, сколько в трюмах «Гессена» золота, драгоценных камней, картин, антиквариата и прочего дерьма?

– Нет.

– Ая знаю…

Команда «покинуть судно» из рулевой рубки так и не прозвучала. Вместо нее прогремели два выстрела, после чего судно совершило оверкиль, встало на нос, а через три минуты и вовсе исчезло под водой.

На поверхности среди бушующих волн остались несколько человек из судовой команды. Сцепившись руками и веревками от спасательных жилетов, они старались держаться вместе. Немного в стороне от них, ухватившись за спасательный круг, потихоньку отдалялся на юг молодой турок – лоцман, взятый на борт «Гессена» в Стамбуле.

Часть I
Иринарх

Глава 1

Российская Федерация, Черноморское побережье.

Три недели назад

С протяжным хрипом я вскакиваю с постели. Свесив босые ноги, долго сижу в темноте и стараюсь отдышаться.

Черт! Этот идиотский сон уже который раз донимает меня! Один и тот же сон, как меня вытащили с разведывательной субмарины «Косатка». Неужели я сумею наконец-то все это забыть, и вся моя измученная память даст мне покой?..

Топаю босиком к холодильнику, где стоит початая бутылка коньяка. Плеснув в стакан грамм сто, опрокидываю в себя алкоголь и выхожу на узкую террасу-лоджию, где воздух свежее и приятнее. Плюхнувшись в кресло, устраиваюсь локтями на подлокотниках, оглядывая слабо освещенную площадку перед парадным входом. И в кои-то веки забываю о проклятом сне. Забываю, потому что все-таки я в отпуске. Свобода…

Надо же! Любимый начальник второй раз подряд держит слово и дарит мне маленькое, восхитительное счастье – отпуск на целых три недели. Шеф (большая шишка мелкого роста, генерал-лейтенант, но в генеральской форме я не видел его ни разу в жизни) и сам позабыл об отдыхе, поэтому больших претензий я к нему не имею. Тем более что напоследок он вторично преподнес бесплатную путевку от нашей «конторы» в тихое солнечное местечко под названием «Лечебно-оздоровительный комплекс «Витязь».

Впервые он позволил мне отдохнуть здесь около месяца назад. Правда, за пару суток до окончания путевки вероломно выдернул из рая, прислав «конторский» самолет и отправив в ад, именуемый Норвежским морем. Хотя нет, ад случился немного позже, когда меня с ребятами перебросили на три тысячи километров к востоку. Там, плескаясь в море Лаптевых, мы с тихой грустью вспоминали ласковую, почти теплую воду, омывающую самый северный мыс Норвегии.

Отпуском я был премирован по окончании лечения в госпитале – в море Лаптевых пришлось не только померзнуть и побывать во вражеской разведывательной субмарине малого класса «Косатка», но и получить две пули. Одну из подводного «Хекпер и Кох P-11» калибра 7,62, а вторую из обычной «беретты». В Москве меня подлечили довольно быстро, похвалив при этом корабельного врача с ВПК «Адмирал Никоненко», своевременно и квалифицированно оказавшего первую помощь.

Ну да ладно об этом – все трудности и печали остались в прошлом. Я выздоровел, окреп, аза пару недель бесшабашной отпускной жизни даже слегка прибавил в весе.

Обширная территория комплекса «Витязь» зажата на перешейке между Черным морем и серой гладью многокилометрового лимана. На юго-восточном берегу от него раскинулся поселок Витязево – ближайший к зоне отдыха населенный пункт. Чуть дальше аэропорт Анапы, куда меня и привез небольшой самолетик, принадлежащий «конторе». Анапа в двадцати километрах, но туда лучше не соваться – там пышет жаром асфальт, шумно, суетливо и слишком много народа.

А в самом комплексе очень даже неплохо: в одноместном-то благоустроенном номере с холодильником, телевизором, кондиционером и отменным трехразовым питанием. По соседству со спальным корпусом есть крытый бассейн, спортзал, теннисный корт, киноконцертный зал, парочка магазинов и ночной клуб. Практически есть все, «как в Греции». Половина этого «всего» включена в стоимость путевки, за другую половину при желании можно заплатить на месте. Хочешь в номер холодной водочки с маринованными груздями – позови горничную и мягко намекни о желании; жеманно поведя плечиком, она тут же озвучит расценки. Полагаю, точно так же обстоит дело с осуществлением и других чисто мужских прихотей. Почему я в этом уверен? Все просто. Однажды в дверь моего номера робко постучала девонька в белом фартуке – такая вся из себя блондинка с растопыренными ресничками, пухлыми накрашенными губками и пергидролевым каре. Показав сто баксов, она попросила разменять их по полтиннику.

– Зачем тебе здесь доллары, детка? – спросил я красотку по простоте душевной.

– Понимаете, минет стоит пятьдесят, а у меня нет сдачи, – доверчиво пояснила она.

Вот так. Капитализм, мать его. Херня, о которой так долго говорили большевики, свершилась.

На недельку сюда приезжала молодая женщина по имени Анна. Да-да, та самая Анна Воронец, ради которой несколько недель назад я стучал подводным фонарем по дверце шлюзовой камеры вражеской подлодки на дне моря Лаптевых.

Мы неплохо провели здесь время: отдыхали, купались, ездили в Анапу и ужинали в ресторанах… Она – ведущий инженер «закрытого» предприятия. И, к сожалению, ее свободное время всегда ограниченно. Даже не заметили, как пролетели семь счастливых дней. Я проводил ее до аэропорта, поцеловал на прощанье в губы и попросил не забывать. Вытерев глазки, она пообещала.

Анна чертовски хороша собой и великолепна в постели. Не то что парочка моих предыдущих подружек. Первая, Жанна, была холодна и флегматична. Ее темперамент – это легенда, потому что его никто никогда не видел. На ее темпераменте знойным летом 2009-го я охлаждал пиво. Вторая звалась Вероникой, и она превратила мою половую жизнь в трагедию: секса с ней не бывало неделями. То понос, то золотуха, то больная голова… К тому же, если где-то собиралась компания, она несла такую пургу, такие лепила многозначительные мины!.. Типа она настолько гиперсексуальна, что все остальные лежат пластом по окопам. Друзья вздыхали и завидовали, а я молча бесился и не мог признаться, что эта «пантера выходного дня» дома являет собой плюшевый валенок.

Одному тут чертовски тоскливо. Да и непривычно, когда рядом никого из друзей или коллег по службе. И совсем уж скучно без вездесущего любимца команды Босса – благородной помеси беспросветной дворняги с жутко породистой лайкой. Босс был крохотным щенком, когда на берегу Белого моря его подарила моей команде такая же кроха-девочка за спасение тонущего отца. Вообще-то «Босс» – сокращенно от «Барбоски».

Да, одному тут хреново. А после отъезда Анны вообще хотелось напиться в зюзю. Короче, наплавался я до ушей, належался на горячем песочке, выспался и отъелся, был свеж, бодр и готов к половым приключениям, но при этом все-таки ждал звонка от единственной женщины, которая меня не раздражает и всегда готова понять.

Пару вечеров я тупо сидел перед телевизором, вливая в себя холодное пиво в ожидании чуда. Вдруг послышится тихий стук, откроется дверь и вернется Анна?

Пиво кончилось. Досматриваю какой-то вялотекущий, как шизофрения, футбольный матч с выключенным звуком и невольно вспоминаю начало этого лета.

В голове не мысли, а мюсли. Всего одна буква другая, а разница – будь здоров! Сквозь этот мутный кисель слышу тихий стук. Сердце подпрыгивает от радости и пускается вскачь.

– Открыто!

Напрасно я ждал чуда. Вместо Анны на пороге появляется пухлый мужчинка лет шестидесяти с большой проплешиной посреди круглой башки. Одет прилично, явно не алкаш. В глазах просьба, если не сказать, мольба.

Говорить лень. Вопросительно взираю на гостя.

– Прошу прощения, – мямлит тот. – Я ищу Евгения Арнольдовича Черенкова. Мне сказали…

– Вы не ошиблись. Чем обязан?

– Видите ли…

Я хоть и пьян, но совесть трезва и на страже.

– Проходите. Садитесь.

Мужчинка делает несколько шагов и скромно присаживается на край дивана. Господи, кто ж ты такой? Чего тебе надо? Денег? Власти? Славы?.. Увы, дорогуша, ты пришел не по адресу.

– Тут такое дело…

– А вы, собственно, кто?

– Я заместитель главы администрации города Анапы. Агапов Илья Игоревич.

Так. Агапов из Анапы. Или Анапов из Агапы – так звучит лучше и загадочнее. Власть отпадает – она у него есть. Маленькая и ненастоящая, но есть. Стало быть, явился за богатством. Или хочет услышать концерт медных труб?

– Очень приятно, – вру с полнейшим равнодушием.

– Тут такое дело… Вчера поступил к нам сигнал с северного пляжа. В общем… – мнется он, промокая платком мокрую шею. – В общем, позвонили со спасательной базы и…

– Да говорите же! Что там произошло на вашем пляже? Села на мель натовская подлодка? Или поселился гигантский осьминог?

– Эх, если бы подлодка! Если бы осьминог!.. Нет, Евгений Арнольдович. Ближе к вечеру к спасателям подошел какой-то молодой человек с аквалангом и сказал, будто недалеко от берега на глубине метров двадцати лежит длинный металлический предмет, похожий на торпеду.

О как. Торпеда! И чего ж ты, дядя, хнычешь? Торпеда гораздо лучше осьминога.

Стараясь держать себя в руках, осторожно интересуюсь:

– Ну а я-то при чем? Я же не сапер, не подрывник. В торпедах тоже не шибко смыслю.

– Евгений Арнольдович, мне порекомендовали вас как лучшего боевого пловца! Нам не нужно ее разминировать, не нужно подрывать…

Интересно, какой гад распускает обо мне сплетни на побережье?

– …Мы были бы очень признательны за ваше заключение. Только заключение! Несколько слов о похожем на торпеду предмете от опытного моряка-подводника и образованного в военном смысле человека. Понимаете?

– Честно говоря, не совсем.

Анапов из Агапы волнуется, мнет в руках платок.

– Понимаете, если на дне действительно лежит торпеда, то это повлечет за собой целый ряд глобальных проблем. Нам придется сообщить по команде во все инстанции: в ГО МЧС, военному командованию, краевому руководству… И уж разумеется, срочно эвакуировать весь прибрежный район.

– Ну, так сообщайте, эвакуируйте. Дело-то и впрямь нешуточное.

– Верно, нешуточное, – соглашается Илья Игоревич. – Но вы не представляете, сколько людей придется лишить долгожданного отдыха, за который они, между прочим, заплатили немалые деньги. В зону эвакуации попадает санаторий «Эллада», расположенные по соседству с ним дом отдыха и недавно открытый пионерский лагерь. Представляете?

Качаю головой:

– Вы бы еще полгорода эвакуировали. Двадцатиметровая глубина находится на приличном удалении от берега, плюс полоса пляжа – метров сто пятьдесят. Или вы считаете, что она ядерная?

– Не знаю, – смешно разводит он короткими руками. – Поэтому и обращаюсь к вам за помощью.

– И что я должен сделать?

– Просто осмотреть эту штуку и дать свое заключение. Вдруг там не торпеда, а кусок старой канализационной трубы? А мы тут панику разводим – людей понапрасну пугаем и дергаем. Да и влетит нам от краевого начальства за ложную тревогу. Если там простая труба… Ну как, Евгений Арнольдович, согласны?

Сижу, раздумываю. Или делаю вид, потому что проклятая совесть начеку и заставляет быть примерным мальчиком. Атак неохота!..

Вздыхаю. Громко и сокрушенно. Чтоб Анапову из Агапы стало стыдно.

– Далеко топать?

– Обижаете, Евгений Арнольдович! – плешивая голова расплывается в широчайшей улыбке. – Завтра рано утром мы пришлем за вами машину. А после вашей экспертизы накормим царским обедом под водочку…

Вот это другой разговор! Если бы ты, товарищ Агапов, начал с обеда и водочки – я был бы гораздо сговорчивей.

Теперь самое время и представиться.

Я – Евгений Арнольдович Черенков. По отцу – русский, по матери – украинец и немного белорус. Капитан второго ранга, командир особого отряда боевых пловцов «Фрегат-22», находящегося в прямом подчинении руководителю одного из важнейших департаментов Федеральной службы безопасности. А он – человек весьма занятый, поэтому «Фрегат» курирует тот самый шеф, который и генерал-лейтенант, и мой непосредственный начальник, и отец-благодетель, подаривший путевку в рай.

Ребята из «Фрегата» – особая «каста» великолепно подготовленных бойцов. Почему «каста»? Да потому что нас невероятно мало по сравнению с элитой сухопутных спецподразделений. Да и методика нашей подготовки являет собой «тайну за семью печатями». Когда-то советским пловцам приходилось учиться у итальянцев и англичан, а сейчас эти господа сами не прочь позаимствовать кое-что из нашего опыта.

Забыл сказать: мне тридцать пять, и я до сих пор выдерживаю тяжелейшие психофизические нагрузки боевого пловца или подводного спецназовца – кому как привычнее. Если бы мне довелось служить в рядах американских «тюленей» и выполнять задачи «Нэйви спешиал», то последние года три-четыре я лежал бы на диване, поплевывал в потолок и вспоминал былые подвиги. При счастливом раскладе остался бы в строю с нашивками советника или инструктора центра подготовки коммандос, школы боевых пловцов или рукопашного боя. Это у них там все по науке, а у нас…

Моя карьера стартовала в далеком детстве – в секции подводного плавания ближайшего к дому бассейна. Три раза в неделю мама приводила меня за ручку к огромному строению и сдавала под опеку тренеру – поджарому и добродушному Вениамину Васильевичу, так и оставшемуся для меня на всю жизнь непререкаемым и самым большим авторитетом. Чуток повзрослев и окрепнув, я уговорил его взять меня с собой к теплому морю, где к простенькому снаряжению добавился акваланг. С тех пор я «заболел морем» и стал постоянным спутником Вениамина Васильевича в глубоководном дайвинге. Так постепенно легкое увлечение превратилось в серьезную спортивную карьеру: я начал показывать неплохие результаты, пришли победы на различных чемпионатах и кубках.

Видно, там, на спортивных соревнованиях, меня и приметили кадровики из Комитета государственной безопасности – аккурат к окончанию средней школы поступило заманчивое предложение, и я без вступительных экзаменов оказался зачисленным в Питерское высшее военно-морское училище, где ровно два года постигал азы военной службы с практикой на кораблях и подводных лодках.

КГБ тем временем реформировался и менял вывеску: КГБ РСФСР, АФБ, МБ, ФСК… К моменту моего перевода из военно-морского училища в закрытую школу боевых пловцов, подоспел Закон «Об органах Федеральной службы безопасности Российской Федерации», на основании которого ФСБ становилась правопреемницей ФСК. Еще через два года, сдав последние экзамены, я получил диплом с лейтенантскими погонами и был направлен стажером во «Фрегат-22».

Таким вот незатейливым образом спорт и хобби переросли в дело всей моей жизни.

* * *

За мной приехали ровно в семь.

Сохраняя конфиденциальность (как просил товарищ Агапов), я вышел из номера в пляжном прикиде с легкой сумкой на плече, спустился по лестнице и, не объясняясь с дежурной, покинул свой корпус.

Свежее утро, пустынная дорога вдоль побережья. Черный представительский автомобиль с каким-то пропуском на лобовом стекле домчал меня до нужного места за считаные минуты.

На пляже меня встретили двое спасателей: начальник станции и сотрудник, с которым разговаривал парень, обнаруживший на дне странный предмет.

Знакомимся, негромко болтаем о предстоящей работе и делимся предположениями. За разговором выясняю приблизительные координаты места, где находится предмет. Это уже кое-что.

Вскоре появляется товарищ Анапов из Агапы.

– Здравствуйте, Евгений Арнольдович! – едва не лезет он обниматься.

Коротко поздоровавшись, спрашиваю:

– Где шмотки?

– Простите? – непонимающе хлопает он выгоревшими ресницами.

– Акваланг или ребризер.

– А-а! Сейчас должны подвезти. Я вчера договорился.

Ждем около получаса. Машины с дыхательным аппаратом нет.

Агапов волнуется, кому-то названивает, требует и торопит. Но что-то у него не срастается – с аппаратом заминка.

Зато к пляжу, резво прыгая на кочках, подкатывает машина «Скорой помощи».

Задумчиво шмыгаю носом:

– Это для меня?

– Так положено, – категорично отвечает Илья Игоревич и снова на кого-то орет по телефону.

Мне порядком надоела эта бессмысленная суета. Лезу в сумку за ластами и маской.

– Там метров двадцать, – предупреждает спасатель. – Сумеешь?

– Нормально. Лишь бы видимость была хорошей.

На пляже в такую рань полтора человека. Это нам на руку – зрители в таком деле ни к чему. Тем удивительнее явление двух женщин, идущих по песочку от машины «Скорой помощи» в нашу сторону. Шатенке лет под тридцать; она высока, сквозь легкий халатик просвечивают шорты и блузка. Рядом – среднего роста брюнетка лет двадцати пяти с объемной сумкой на хрупком плече. На ней такой же халатик, под которым ничего, кроме купальника.

– Врачи? – цепляю на бедро свой специальный нож, без которого по привычке глубже десяти метров не ныряю.

– Точно. Наши люди: врач и медсестра, – улыбается спасатель и вскидывает руку в приветствии: – Доброе утро, девчонки! И вас в такую рань подняли?

Те что-то весело отвечают, смеются, но я уже не слышу. Я иду к воде – к своей родной стихии.

Забредаю в воду по пояс, не спеша надеваю ласты. Ополоснув маску, водружаю ее на голову. И хорошенько прочистив легкие, без всплеска исчезаю под водой…

Фри-дайвингом – свободным нырянием без аппарата на задержке дыхания – я занимаюсь давно и чувствую себя превосходно до глубины метров тридцать. Запросто могу нырять и глубже – пока здоровье подобные эксперименты снисходительно прощает. Но мне хотелось бы заниматься любимой работой еще лет пятнадцать, поэтому приходится себя беречь. Да и видимость в прибрежных водах Черного моря такова, что всякая надобность в столь глубоководном плавании отпадает.

Сначала иду на детской глубине в точку, координаты которой указали ребята со спасательной станции. Это приблизительно в двухстах пятидесяти метрах от берега. По пути пару раз появляюсь на поверхности за глотком воздуха.

Кажется, здесь. Попробуем…

Первое погружение результатов не дает.

Двадцать метров – не мелководье, однако волны все же «стаскивают» от берега мусор и муть. Сейчас большой волны нет, но для детального исследования дна приходится по нему едва ли не ползать. Дело в том, что видимость под водой напрямую связана с освещенностью дна, а та, в свою очередь, зависит от положения на небе нашего светила. Наиболее глубоко солнечные лучи проникают на экваторе, когда солнце висит в зените. При погружении в тех краях иногда кажется, будто причудливый рельеф просматривается до отметки метров в триста. На самом деле цифра поскромнее, но тем не менее в заполярных районах такой фокус не проходит – там вода несравнимо прозрачнее, а без искусственного освещения и на глубине семидесяти метров черта с два и собственную руку увидишь.

Вторая попытка. Немного смещаюсь от обследованной территории к северо-западу. Около двух минут шныряю галсами над подводными барханами и, ничего не обнаружив, снова поднимаюсь вверх.

Третий заход. Прочесываю дно юго-восточнее отправной точки. Пусто.

Поднявшись на поверхность, ложусь на спину. Пора немного перевести дух, а заодно сместиться подальше от берега.

С четвертой попытки натыкаюсь на вытянутый предмет, наполовину присыпанный песком и мелким камнем. Солнце еще низковато и недостаточно хорошо освещает мутноватое дно, чтобы с приличного расстояния точно классифицировать происхождение находки. Решаю подплыть ближе.

Вот оно. Нечто длинное – метров семь, жутко старое, изъеденное коррозией.

Осторожно сбрасываю ладонями грунт и узнаю один из стандартных калибров: 533 миллиметра. Дабы окончательно убедиться в том, что передо мной торпеда, смещаюсь к хвостовой части и снова изображаю из себя земснаряд.

Четыре полусгнивших стабилизатора и останки двух соосных гребных винтов. Это очень старая конструкция боевой торпеды. Где-то мне доводилось ее видеть…

Впрочем, пора наверх.

Поднимаясь, краем глаза замечаю и второй продолговатый предмет, лежащий немного дальше.

«Неужели следующий сюрприз Второй мировой войны? – заползает в голову нехорошая мысль. – Если так, то я влип. Сейчас товарищ Анапов из Агапы насядет: нырни еще разок – уточни, сколько там этого добра…»

Внезапно боковым зрением улавливаю некую странность: вторая торпеда будто оживает и с невероятной скоростью срывается в сторону открытого моря.

Господи, что за хрень?

Разворачиваюсь и пытаюсь разглядеть непонятное явление.

Не получается – слишком мутная вода делает видимость отвратительной. Заинтригованный, я вновь устремляюсь к поверхности…