Текст книги "Иуда"

Глава 15

В ожидании защиты диссертации Николай получил возможность закончить текст поэмы. Первым и главным оппонентом, естественно, стал Олег. Николая интересовала также и реакция Билла и Георгия. Дней десять Олег не давал знать о себе. Билл и Георгий уже отзвонились и выразили в целом положительное отношение к прочитанному, обещая детальное обсуждение при встрече. Наконец и Олег позвонил и попросил ещё несколько дней на обдумывание, которые растянулись для Николая в целую вечность. Вот уж верно говорится, что нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Мнение Олега было важно для Николая не только потому, что с большой вероятностью оно будет объективным и лишённым типично дружеских: «Ну, ты, старик, гигант!» или «Класс, высший пилотаж! Срочно – в печать!», но и потому, что Олег – искренне верующий и водит знакомства с церковными иерархами. Николаю не хотелось бы своим отношением к Иуде оскорблять чувства православного человека. Встретились в ресторане «Опалиха», пообедали и устроились в комнате для музыкантов. Георгий оставил им ключи и уехал за струнами на угол Неглинки, обещав вернуться к семи вечера.

– Ты, наверное, ждёшь от меня, – не без усмешки начал Олег, – восторженных слов одобрения? Сразу хочу предупредить тебя, что ничего подобного не будет! Да, у меня нет претензий к литературной части твоего произведения. Здесь ты даже превзошёл самого себя! Однако у меня есть ряд вопросов, ответы на которые помогут сформировать моё окончательное отношение к твоей поэме в целом.

– Ну и что это за вопросы?

– Во-первых, почему главным героем поэмы ты сделал Иуду, отрицательного героя, да ещё и вынес в название его имя? А Иисус остался практически у него в тени…

Николай тщательно готовился к разговору с Олегом, прогнозируя десятки вопросов с его стороны, но такого простого вопроса он никак не ожидал.

– Ты знаешь, – медленно, обдумывая каждое слово, начал Николай, – во-первых, мой текст с будущим музыкальным оформлением – это альтернатива рок-опере «Джизус Крайст», во-вторых, кто тебе сказал, что главным героем произведения обязан быть положительный герой? А… кстати, вспомни «Иуду Искариота» Леонида Андреева. Вот тебе и ответ на твой вопрос.

Самого Николая не удовлетворил собственный ответ. Не удовлетворил хотя бы потому, что из ответа следовало, что он признаёт Иуду отрицательным героем, а это было не так. И всё произведение было нацелено на трансформацию привычно отрицательного образа Иуды, составившего пару Учителю в его трагической миссии. Тем не менее, уточнять свой ответ или дополнять его Николай не стал в надежде на то, что в процессе дальнейшего разговора всё само собой встанет на свои места.

– Хорошо, – продолжил Олег, – в твоём тексте «Рассуди…» апостолы спорят друг с другом, кому из них достанутся самые почётные места в Царстве Мессии: «Рассуди, Иуда, только честно!

 
Кто, рассуди нас как мудрый судья,
Будет первым в Царствии Небесном
Возле Христа – Иоанн или я?» – а Иуда «водит их за нос»
и заявляет вдруг: «Бог вам судья в этом споре пустом…
Оба вы в споре своём не правы.
Кто, как ни я, будет рядом с Христом!
Я буду первым с Христом, но не вы!»
 

Олег пристально посмотрел на Николая и выдержал паузу. Николай ждал вопроса.

– Ну если от Иуды можно было ожидать такого корыстного отношения к своему служению, то апостолов-то зачем ты обижаешь? Разве в Новом завете есть указания на это?

Николай был готов к этому вопросу. Ещё раньше, в процессе написания поэмы, он зачитывал отрывки Олегу, и тот возмущался этим эпизодом.

– Ты знаешь, из текста Евангелия явно следует, что апостолы, самоотверженно посвятившие себя служению делу Иисуса, надеялись с лихвой компенсировать все свои лишения, когда Учитель займёт славный трон Давида. Более того, они даже гадали, кто из них будет ближе к царскому трону, по правую и левую руку от Мессии. Ничто человеческое не чуждо и им! А для большей убедительности я мог бы дать тебе по первому твоему требованию и соответствующие ссылки из Нового Завета. А так как Иоанна и Петра Иисус отличал от прочих апостолов, то они и считали себя первыми кандидатами на эти места, и, когда Соломия попросила для своих сыновей первых мест в мессианском царстве, это вызвало ропот и негодование учеников Иисуса. Мечтал об этом и Иуда и – не без оснований.

– Таким образом, ты признаёшь за Иудой такие качества, как корыстолюбие, сребролюбие, которые и привели его к подлому предательству! Так?

– Что касается того акта, который ты называешь подлым предательством, – Николай на минуту задумался, подбирая нужные слова, – то исследователи Нового Завета обсуждают различные его мотивы. Из них сребролюбие не выдерживает никакой критики.

Олег, судя по всему, тоже тщательно готовился к этому разговору. Он достал блокнот и процитировал:

– «Тогда один из двенадцати, называемый Иуда Искариот, пошёл к первосвященникам и сказал: что хочешь дать мне, и я вам предам Его? Они же постановили ему тридцать сребреников. И с того времени искал удобного случая, чтобы Его предать».

– Согласен, – Николай ожидал такого, в общем традиционного аргумента, действительно, из этого текста следует, что тридцать сиклей, т. е. сребреников, – это и есть главная причина поступка Иуды (по Матфею), а вот Марк вообще не указывает мотива так называемой измены Иуды.

– Ну, и что, – Олег недоуменно развёл руками, – это просто различные формулировки одного и того же эпизода. Но деньги фигурируют и там, и там!

– Это правда, деньги фигурируют и у Луки. Тем не менее и Лука, и Иоанн указывают на сатану, который вошёл в Иуду. А это уже, согласись, совсем другой мотив!

– При этом Иоанн прямо объявляет Иуду вором! Разве этого не достаточно, чтобы уличить его в сребролюбии?

– Знаешь, дорогой мой друг, – Николай задумался, – Новый Завет, т. е. четыре евангелия, «Деяния», послания и «Откровение Иоанна» написаны разными людьми. Из них только Иоанн был непосредственным свидетелем событий из жизни Иисуса и апостолов. Времени создания Нового Завета предшествовал тридцатилетний период устной традиции, которая складывалась из воспоминаний апостолов и их сподвижников. Устная традиция едва ли может быть свободна от искажений, вольных толкований и разного рода домыслов. Переговоры Иуды с синедрионом были тайными. Даже апостолы не могли знать, требовал ли Иуда и сколько получил денег за свои услуги. Едва ли и Иоанн мог знать, что Иуда – вор! В лучшем случае это субъективное мнение апостола. Более того, многие исследователи Нового Завета утверждают, что обвинение Иоанна «… Иуда носил денежный ящик и был вор» является позднейшей вставкой переписчиков и присутствует не во всех рукописях. Но, даже если обвинение Иоанна подлинно, что вполне вероятно, оно говорит только о том, что Иуда, как всякий еврей, неравнодушен к деньгам. А это не является достаточным основанием утверждать, что сребреники были главным мотивом его поступка.

– Однако, – не успокаивался Олег, – Иуда получил свои тридцать сребреников, и они, так же, как и имя Иуды, стали нарицательными.

– Получить-то получил, – продолжал отстаивать свою позицию Николай, – но, сам посуди, разве ведомый корыстными побуждениями предатель ограничился бы такой символической суммой. Это же всего навсего стоимость одного вола! Из богатой храмовой казны он смог бы вытрясти значительно больше, а эту сумму вполне мог похитить из денежного ящика общины, если бы был корыстолюбивым и вором.

– Значит, ты утверждаешь, что Иудой двигали не корыстные побуждения?

– Да, утверждаю!

– Если не сребролюбие, тогда – что? Может быть, разочарование в Иисусе, утрата веры в него?! Что-то типа глубокого нравственного перелома по отношению к некогда любимому и уважаемому Учителю?

– Новый Завет не даёт ответа на этот вопрос. Многочисленные исследователи перебрали немало версий, но ни одна из них не представляется мне убедительной.

– Ну, и какие это версии? Познакомь меня с ними.

– Хорошо, поехали. Вот наиболее популярные. Иуда предал своего Учителя в надежде на то, что таким образом можно ускорить наступление царства божьего на земле.

– Каким образом этого можно было достигнуть, – удивился Олег, – как это представлял сам Иуда?

– Не важно, – откликнулся Николай, – меня вообще не интересует это объяснение. Другая версия сводится к тому, что Иуда хотел убедиться в божественной сущности Иисуса, которая позволила бы ему избежать казни и смерти и доказать, что он является Мессией и царём израильским.

– Это, пожалуй, более или менее реалистичная версия. Согласен?

– Нет. И эта версия расходится с моими представлениями о свершившемся два тысячелетия назад.

– Какие версии существуют ещё?

– Какие? Ну, например, – Николай наморщил лоб и задумался, – вот ещё одна. Из Писания ты, естественно, знаешь, что перед Пасхой, в последние дни пребывания Иисуса в Иерусалиме, существовала серьёзная опасность расправы над ним. В первую очередь, она происходила от первосвященников, которые натравливали на него и народ. Чтобы спасти Иисуса, Иуда постарался передать его в руки правосудия, будучи уверенным в невиновности своего Учителя. Когда же Иисуса арестовали и приговорили его, невиновного, к смертной казни, Иуда повесился.

– Ну, это совсем слабенькая версия!

– Я бы так категорично не заявлял. Впрочем, интересные версии ты можешь найти, например, у Борхеса или у Муретова.

– А кто такой Муретов?

– Муретов Митрофан Дмитриевич – дореволюционный богослов, посвятивший своё творчество в основном теме предательства апостола Иуды.

Внезапно дверь в каптёрку открылась, и в неё ввалился запыхавшийся Георгий:

– Всё. Струны достал. Спешил, хотел тоже поучаствовать в разговоре.

– Тебе есть, что сказать? – Олег был явно недоволен таким оборотом событий. Ему хотелось продолжить дискуссию с Николаем один на один, тем более, что направить разговор в нужное русло так и не удалось, но в присутствии Георгия он счёл это едва ли возможным и в дальнейшем принимал участие в беседе только эпизодически.

– Колян, ты знаешь, – начал Георгий, примостившись на басовой колонке, – твои стихи очень легко ложатся на музыку. По-моему, получается вполне достойно. Если хватит времени, я покажу кое-что. Начну со «Вступления».

Георгий протиснулся к пианино и достал листочки с текстами. Несколько минут он наигрывал красивую тему, варьируя её характер от созерцательного лиризма до напряжённого драматизма:

– Это – основная тема. На ней держится увертюра. Она переходит во «Вступление».

– Спой «Вступление»-то, – заёрзал от нетерпения на стуле Николай.

– Хорошо, хорошо, – Георгий нашёл нужный листочек, – сей минут!

С вокалом музыка ожила. Георгий пел тихо, но очень выразительно. Его чистый голос, естественно реверберируя в помещении с мраморными стенами, приобретал объём и увлекал за собой слушателей в мир великой тайны. В конце второго куплета после слов:

 
«…Увидит большое в малом,
Доступное лишь немногим,
И дух его будет вечен,
Как вечен Всевышний».
 

Георгий остановился и повернулся к Николаю.

– «Вступление» получается слишком длинным, – Георгий глянул на часы, – значительно больше четырёх минут. Предлагаю закончить его на этом месте. По-моему, мы ничего не потеряем, тем более, что в третьем куплете есть банальные строки, типа «…Земля ему будет пухом». Что скажет поэт?

– Что скажет поэт, – задумался Николай, – да ничего не скажет! Поймёт и простит!

– Отлично! И эту же тему я предлагаю на коду:

 
«…Путём ко Всевышнему ставший,
Храм Веры былой разрушив,
Храм Новый воздвиг в наших душах
Он, смертию смерть поправший!»
 

Георгий закончил играть мощными аккордами и, когда растаяло их эхо, аккуратно закрыл крышку инструмента. В каптёрке воцарилась тишина. Николай первым нарушил её.

– То, что ты показал, впечатляет. Есть что-то ещё?

– Есть, – Георгий начал перебирать листочки с текстами, – вот, например, текст арии Иуды под названием «Суть». Мне трудно будет показать его на фоно, т. к. от строчки к строчке в музыке идёт развитие от клавесина в самом начале до симфонического оркестра в конце.

– Да ничего, – согласился Николай, – не дураки – поймём. Играй.

Георгий сыграл вступление, затем вместо первого куплета сыграл основную тему и запел второй куплет:

 
«Иисус с учениками —
Поводырь слепых детей.
Только где он, пробный камень
Иисусовых идей?..»
 

Закончив песню, Георгий спросил: «Ну, как?»

– Впечатляет, – в один голос отозвались Олег и Николай, – но почему ты начал со второго куплета, – недоумённо спросил Николай, – забыл текст?

– Нет, не забыл. Просто в первом четверостишии

 
«Глупый верит даже слову
Всякому, и потому
Пожинает он полову.
Суть не видится ему…»
 

Мне не очень нравится третья строка. Точнее, не нравится слово «полова». Я не совсем понимаю его. Думаю, что многие тоже не знают точного значения этого термина. Нельзя ли, товарищ поэт, избавиться от него?

– Я подумаю, – буркнул недовольный Николай, – об изменениях оповещу телеграммой. А пока пойте то, что есть.

– Нам надо уже готовиться к работе, – Георгий собрал листки с текстом, – скоро придут ребята. Вы послушаете нас? Сегодня будем играть Джино Ванелли и Стиви Вандера?

– Ну, что, – Олег глянул на Николая, – останемся?

– Давай останемся…

Вечер был удачным для музыкантов. Гуляли цеховики. Много заказывали песен, в основном, «Битлз», «АББА» и «Круиз». Платили хорошо. В среднем вышло по шестьдесят рублей на человека. Олег «накрыл поляну». В полночь ресторан закрылся. Музыканты дружно собрались и вместе с Олегом и Николаем сели в электричку. На платформе «Ленинградская» все сошли, кроме Олега и Николая. Олег вышел в тамбур покурить. Николай дремал у окна. В вагон зашёл интеллигентного вида человек среднего возраста и подсел в купе напротив Николая.

– Молодой человек, – обратился он к Николаю, – не желаете в картишки перекинуться?

– В картишки, – дремоту у Николая как рукой сняло, – как в картишки? Да я и играть-то ни во что, практически, не умею. Если покажете…

– Давайте для начала познакомимся, – незнакомец вынул из кармана колоду карт, – меня зовут Сергеем Сергеевичем, а вас?

– Николай Петрович, будем знакомы…

– Очень приятно! Во что сыграем? Может быть в очко? Правила знаете?

– Вот в эту игру мы в пионерлагере играли. Напомните только, два туза это перебор или очко? Я что-то все тонкости подзабыл…

– Два туза – московское очко! Хотите банковать? Пожалуйста, начинайте! Но в очко нужно играть на деньги, хотя бы на маленькие, но обязательно – на деньги!

Олег, докуривающий сигарету, сразу просёк ситуацию, достал коробочку с осколком сферического зеркальца и лейкопластырем и ловко водрузил на безымянный палец левой руки свой знаменитый «телевизор», позволяющий просматривать нижнюю карту в колоде. С равнодушным видом он вышел из тамбура и остановился рядом с играющими, проявив при этом явное любопытство:

– В очёчко сражаетесь? Боевая игра. А почём?

– Присоединяйтесь, – Сергей Сергеевич жестом пригласил Олега присесть возле Николая, – играем не крупно, рубль – вход.

Банковал Николай и «плыл по течению»: очко – не его игра. Сергей Сергеевич пошёл ва-банк и снял его. Колода перешла к нему:

– Может укрупнимся? Давайте по трёшничку а?

– Ну, тогда и мне дайте карту, – решил войти в игру Олег, – попытаю счастья. Меня, кстати, зовут Петя, будем знакомы.

– Сергей Сергеевич, Николай Петрович, – отрекомендовались партнёры.

Сергей Сергеевич профессионально растасовал колоду, рубашкой вверх, и несколько раз прорезал её. От опытных глаз Олега не ускользнули детали его работы с колодой: сборка нескольких нужных карт в нужной последовательности, перемещение этой сборки на верх колоды и «вольтаж» после подсъёма, т. е. незаметное для постороннего глаза возвращение колоды в исходное состояние. Как и предполагал Олег, ему достался со сдачи туз, а Николаю – десятка. Николай пошёл вабанк. Вторая карта – король. Третья – девятка. Перебор! Олег тоже пошёл ва-банк. И тоже – валет, за ним – десятка. Перебор! Банкир объявляет стук. В банке – двенадцать рублей. Задача – проиграть минимальную сумму, чтобы потом, на своём банке, включить «насос». Это понимает и Николай. Со сдачи у Николая опять десятка.

– Мне на этой карте не везёт, – сетует на судьбу Николай, – иду на три рубля.

Сергей Сергеевич выдаёт ему даму и девятку. Опять перебор! Николай в сердцах бросает карты:

– Невезучий я!

У Олега тоже десятка. Карта хорошая, но шансов на выигрыш нет, да и не надо! Чем быстрее он начнёт банковать, тем лучше!

– Иду на три рубля.

Олега не удивил валет, за которым, наверняка, должен последовать туз или десятка.

– Мне хватит, – накрыл ладошкой свои карты Олег, – берите себе.

– Себе не вам, много не дам! – к семёрке Сергей Сергеевич прикупил десятку, – семнадцать, больше не имею права брать!

– Ваши, – с огорчением произнёс Олег, – я тоже невезучий. Свой банк Николай проиграл очень быстро, проиграл, по счастью, Олегу, к которому перешла, наконец, очередь банковать.

– Ох, не люблю я банковать, – приговаривал Олег, неуклюже тасуя колоду. Палец болит, и вообще… может быть, вы растасуете за меня?

– Давайте, я помогу Вам, – Сергей Сергеевич прорезал колоду и дал её на подсъём Николаю.

– А можно, я поставлю в банк червончик? Надо отыгрываться! А времени мало остаётся.

– Я не возражаю…

– И я не возражаю…

И Олег включил «насос». Все мелкие «удары» Сергея Сергеевича и Николая разыгрывались по счастью и имели равновероятностный исход, но все крупные удары Олег искусно разыгрывал с помощью «телевизора»: Сергей Сергеевич проигрывал, а Николай тут же выигрывал эти деньги. К концу поездки, уже подъезжая к Депо, Николай выигрывал не менее двухсот рублей. Соответственно, Сергей Сергеевич столько же проигрывал. Перед последней остановкой он встал и извинился:

– Извините, но я вынужден выйти из игры. У меня кончились деньги. Спасибо за урок. До свидания!

На остановке он вышел, друзья проводили его сочувственными взглядами и, когда двери захлопнулись, расхохотались.

Ольга уже спала, когда Николай приехал домой. Ночную тишину периодически прорезал её храп, негромкий, но пронзительный, с присвистом.

«Опять набралась», – подумал Николай. Последнее время она частенько позволяла себе лишнего. Неприятное чувство собственной вины в необратимом процессе деградации жены отодвинуло на второй план дневные и вечерние впечатления от беседы с Олегом и от встречи с «каталой» в электричке. Сон его был тревожным и неглубоким.

Глава 16

Так уж повелось в стране победившего социализма: если дело дошло до суда, значит, подсудимый виноват, и, если уж соискатель допущен до защиты, нужно быть последним идиотом, чтобы её провалить. Николай идиотом не был и блестяще защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата технических наук, получив при тайном голосовании Учёного совета всего один, традиционный, «чёрный шар». Впереди было утверждение решения Учёного совета в ВАКе. Эта процедура, как правило, продолжалась в среднем от полугода до года и всё это время держала соискателя в напряжении. Процент отсева был заметный, т. к. Аттестационная комиссия интересовалась не только и, наверное, не столько содержанием самой диссертации, сколько благонадёжностью и моральным обликом диссертанта. Обо всех тонкостях этой процедуры Николаю поведал Семён Осипович и попросил хотя бы в ближайшее время поучаствовать в общественной жизни института и не отлынивать от работ на овощной базе и в колхозе.

Отмечали защиту диссертации в ресторане «Опалиха». После изрядного возлияния под щедрую закуску и общепринятые тосты начались танцы. Твисты и шейки чередовались с медленными танцами, каждый второй из которых объявлялся белым, и к Николаю выстраивалась очередь из молодых сотрудниц. Жена Ольга делала вид, что совсем не ревнует, и сама танцевала мало, да и то – или с Семёном Осиповичем или с Захаром Хазиным, но при этом частенько, как бы невзначай, приглядывала за мужем. В паузах между белыми танцами Николай прикладывался к рюмке, никому не отказывая в популярном ритуале «на брудершафт». Михаил Серых практически не отходил от него, склоняя к разговорам на сомнительные темы. Не забывая совет Семёна Осиповича, Николай искусно уклонялся от политической проблематики, а на вопрос: «Чем ты намерен заниматься в ближайшее время?» – откровенно рассказал о планах создания рок-оперы «Иуда». Удивлению Миши не было предела: «Что, да как, да с кем? А как же наука?» Николай успокоил приятеля: «Я поэзией занимаюсь со школьной скамьи, и никогда мне это не мешало ни в учёбе, ни в работе».

– Коленька, – протиснулась к нему Света, аспирантка, – хочу выпить с тобой «на брудершафт» и пригласить на очередной белый танец.

– Я твой, Светик, – обрадовался возможности отдохнуть от Михаила виновник набирающего обороты торжества, – только, если можно, давай обойдёмся без водки.

– Хорошо, хорошо, – не возражала Света, – ты как хочешь, а я выпью шампанского.

Выпили «на брудершафт»: Светик – шампанского, Николай – «Ситро». Музыканты заиграли «Очарована, околдована…». Света прижалась в танце к Николаю так, что у него закружилась голова, и он начал сбиваться с ритма. Света уткнулась ему в грудь и нежно погладила его по спине:

– Ну почему ты женат? Почему не дождался меня?

Ничего не ответил ей Николай. Танец закончился.

– Давай ещё потанцуем, – Света не выпускала его ладошку из своей и время от времени слегка пожимала её.

– Светлана, – с придыханием, но твёрдо прошептал Николай, – здесь моя жена, и она всё видит. Не будем выходить за рамки приличий…

Заиграли «Мишел». Николай и Света прошли в гущу танцующих.

– Ты знаешь, что со мной приключилось на прошлой неделе? – Светлана подняла голову. В её глазах, ещё минуту назад таких томных, заиграли озорные огоньки.

– И что же с тобой приключилось?

– Я возвращалась домой очень поздно, наверное, на последней электричке, и заснула. Когда объявили мою остановку, я открыла глаза и увидела сидящего напротив мужчину средних лет, довольно симпатичного, между прочим. Он смотрел на меня и улыбался, а на нём была моя норковая шапка. «Вот гад, – подумала я, – и ещё улыбается!» Поезд остановился, двери открылись.

– Ты, не долго думая, подошла к нему, быстренько схватила шапку и успела выбежать. Двери захлопнулись. Поезд тронулся. У окна стоял этот мужчина и сердито грозил тебе кулаком. Ты надела шапку, но… на тебе была шапка, твоя шапка. Я знаю этот анекдот. Он гуляет по всей Москве! – Николай для приличия хохотнул, – хорошая история…

Музыка кончилась, и он, взяв Светлану под ручку, проводил её к столу. Там, вокруг Олега собралось несколько человек. Травили анекдоты, вспоминали разные интересные истории.

– Ну, вот, значит, а он возьми да умри там, в командировке, от инфаркта миокарда, – продолжал свой рассказ Олег.

– А где это было?

– В Свердловске, – Олег немного задумался, – в Политехническом. Что делать? Решили послать за ним Виктора Самоварова из нашего отдела и Сашку, так, кажется, его звали, не помню фамилию. Дали им денег, чтобы смогли цинковый гроб организовать и на самолёте привезти в Москву. А оба выпить не дураки были. По дороге часть денег пропили. Ни на гроб, ни на авиабилеты не хватает. Что делать? «А давай на поезде поедем, – предложил Виктор, он за старшего был, – в Жорика вольём бутылку водки и под видом в дупелину пьяного затащим в вагон». Так и сделали: купили три купейных билета, запаслись водкой на дорогу, одну бутылку влили в Жорика, с двух сторон прихватили его под руки и приволокли к вагону. Проводнице сунули, на всякий случай, червончик, а она и не возражала: «Подумаешь, в стельку напился, дело житейское».

Усадили Жорика у окна, прислонили его к стенке и подперли голову рукой. И сидит наш Жорик, как живой. Только отъехали от Свердловска, как Сашка говорит: «Чой-то есть захотелось. Может, в вагон-ресторан сгоняем?» – «Сгоняем, конечно, – отвечает Витька, – как только все спать улягутся». Дождались удобного момента, когда и в вагоне тихо, и билеты уже собрали, и отправились в ресторан. А на верхней полке, над Жориком, спал какой-то грузин и тоже пьяный. И понадобилось ему зачем-то залезть в свой чемодан. Достал он его с антресолей, да не рассчитал свои силы. Чемодан выскользнул у него из рук и упал прямо на голову нашему Жорику. Грузин смотрит: Жорик на полу валяется под его чемоданом! Испугался до смерти, спустился вниз, пощупал пульс: пульса нет! Что делать?! Не долго думая, открыл окно, выпихнул в него нашего Жорика, взобрался на свою полку и прикинулся шлангом. Вернулись из вагона-ресторана Витька с Сашкой: «Где наш Жорик?» А грузин сверху отвечает: «Ваш Жорик встал и вышел в тамбур покурить». Сквозь безудержный смех, кто-то всё-таки спросил: «А чем дело-то кончилось?» «Судили их, – ответил Олег, – вот до чего пьянка доводит!»

– Товарищи, – к микрофону подошёл Георгий, – прошу всеобщего внимания. Наша группа подготовила для вас и, прежде всего, для Николая Петровича сюрприз: небольшую программу из песен на его стихи.

Громом аплодисментов гости встретили первую песню Николая «Мемуары». За ней последовали и «Трава-мурава», и «Фортуна», и «Зеркало и шут», и песни из репертуара группы «Круиз». Закончилась программа тремя новыми песнями из «Иуды». Для Николая действительно это был сюрприз, и сюрприз приятный! Гости бросились к Николаю: «Качать его, качать!»

Когда все успокоились, к Николаю протиснулся Михаил и взял его под локоть: «Пойдём, подышим свежим воздухом». Николай не возражал.

– Ну, ты, старик, даёшь! – начал Михаил.

– Что ты имеешь в виду? – удивился Николай.

– Я имею в виду твои достижения в поэзии. Они не менее значительны, чем твои успехи в физике.

– Ну, что ты! Это только начало. Всё впереди. Пружина ещё сжимается! Вот, когда она разожмётся, тогда и поговорим!

– А когда она разожмётся, как ты думаешь?

– Мне трудно это прогнозировать. Сейчас надо подготовить материал к показу на «Мелодии», потом записать его, – Николай мечтательно задумался, – вот тогда пружина и разожмётся!

– А что за материал-то?

– Как что, – удивился Николай, – я же тебе рассказывал про рок-оперу «Иуда». Предстоит много работы. Я не закончил либретто. Но это дело одного или двух месяцев. С музыкой всё обстоит сложней, хотя кое-что есть. То, что ты слышал сегодня, вселяет в меня надежду на успех. Георгий, на мой взгляд, очень талантливый парень, и другого композитора мне не надо. Жаль, конечно, что он пока не член Союза композиторов. Это может осложнить публикацию произведения.

– А ты уверен в проходимости самого материала на худсовете? Тематика-то очень и очень, я бы сказал, скользкая…

– Посмотрим, надежда умирает последней, – Николай произнёс эти слова, давая понять, что разговор на эту тему завершён, – пойдём в зал, кажется, всё заканчивается.

Действительно, многие гости уже отправились домой, а оставшиеся, самые стойкие, собирали по столам водку и вино и допивали. Ансамбль уже играл только по заказу. Возле сцены в обнимку под медленные шлягеры томно топтались две-три пары. Официанты собирали грязную посуду и остатки закуски…

Николай с Ольгой вернулись домой далеко за полночь. Всю дорогу в такси оба молчали. Николай переваривал в мозгу винегрет из последнего разговора с Мишей Серых, новых песен из «Иуды» и откровений Светланы, а Ольга, насупившись, смотрела в окно. Дома она только и спросила: «Давно у тебя с ней?» – и скрылась в ванной, не дожидаясь ответа от Николая, застигнутого почти врасплох этим вопросом. Жизненный опыт подсказывал, что в такой ситуации нельзя оправдываться. Лучше всего – лечь спать, не реагируя на провокационные вопросы. Николай разобрал постель, рухнул в неё и провалился в глубокий сон. Утром проснулся с тяжёлой головой. Надо было собираться на работу. Повернулся на другой бок, в сторону Ольги. Её рядом не было, и подушка была не примята. Николай вскочил с постели и отправился в ванную. Из коридора он увидел жену, спящую в кухне на маленьком диванчике.