Текст книги "Гитлер. Император из тьмы"

Началась подготовка. На нее переводились колоссальные средства. За границу отправлялись тысячи эмиссаров Коминтерна, инструкторов советских спецслужб. Организовывались восстания в Польше, там загремели взрывы терактов, чтобы расшатать и дестабилизировать обстановку. Было решено поднять Болгарию, Прибалтику. А в Германии срок выступления наметили на 9 ноября, в годовщину прошлой немецкой революции. Нацисты и подобные им организации считались союзниками. Уполномоченный Коминтерна Радек по дороге в Германию инструктировал советских дипломатов в Варшаве. Объяснял, что сразу же после революции немцы разорвут Версальский договор, начнут войну: «Националисты сыграют положительную роль. Они мобилизуют большие массы и бросят их на Рейн против французского империализма вместе с первыми красногвардейскими отрядами немецкого пролетариата» [14].

О, Гитлер готов был союзничать с кем угодно, и с коммунистами, и с сепаратистами. Баварское правительство фон Кара стало вести себя независимо от Берлина, и нацисты поддержали его. Сведения о назревании общеевропейского взрыва встревожили Францию и Англию. Они принялись оказывать помощь центральному германскому правительству, подталкивать к более решительным действиям. В конце сентября на территории Германии было введено чрезвычайное положение. От баварского правительства потребовали повиноваться, арестовать нескольких офицеров, возглавлявших радикальные формирования, за подрывные призывы закрыть нацистскую газету «Фелькишер беобахтер». Не тут-то было! Фон Кар, командующий военным округом генерал фон Лоссов и начальник полиции фон Зайссер объявили, что Берлин нарушает права Баварии. Подчиняться отказались. Командующий рейхсвером фон Сект отстранил Лоссова от должности, но баварские начальники и ему не подчинились. Объявили на своей территории «осадное положение», войскам округа приказали принести новую присягу, не берлинскому, а баварскому правительству [80].

Но советские планы «мировой революции» побурлили-побурлили и… стали расползаться по швам. Ведь главный ее поборник, Ленин, лежал в Горках в безнадежном состоянии, дни его были сочтены. Перенос революции на международную арену и европейская война автоматически выдвигали на ведущую роль Троцкого. Имело ли смысл для Сталина помогать ему, рисковать всем Советским государством? Имело ли смысл для Каменева и Зиновьева поддерживать авантюру, чтобы посадить Троцкого на свои шеи? Однако и западных хозяев Троцкого революция в Германии абсолютно не устраивала. Она нужна была в 1918 г., чтобы обрушить кайзеровскую империю, но не в 1923 г. Воротилы мирового бизнеса уже нацелились хорошо поживиться на «возрождении европейской экономики», а Троцкий грозил обвалить все это в хаос, чтобы самому вылезть в «Бонапарты»!

Стоит ли удивляться, что планы и замыслы стали ломаться? Посыпались сплошные накладки. Верхушка германской компартии переругалась между собой. Исчезали средства, выделенные на революцию. Должностные лица и эмиссары разводили руками, сваливали на инфляцию. Позже выяснилось, что ленинский уполномоченный Рейх попросту украл огромные суммы. Сбежал в США и стал там весьма солидным бизнесменом. В Болгарии вооруженное восстание провалилось – правительство Цанкова и военные успели вскрыть многие базы и структуры коммунистов, а вспыхнувшие отдельные мятежи сразу были раздавлены. Разброд шел и в Польше, в немецких структурах.

В Кремле оценили состояние дел, и Сталин отметил: «революционную ситуацию» переоценили, готовность сомнительная. Каменев и Зиновьев поддержали его. Троцкий протестовал – дескать, надо давать команду, и все покатится само. Но Политбюро постановило отменить выступления. Даже сигнал «отбой» в неразберихе прошел плохо. Где-то его не получили, где-то не послушались. В Польше началось восстание в Кракове, в Германии Тельман поднял красных боевиков в Гамбурге, были провозглашены «советские правительства» в Саксонии и Тюрингии. На подавление были направлены воинские части и громили отдельные очаги революций без особого труда.

Но и нацисты не отказались от своих замыслов. Гитлеру понравился марш Муссолини на Рим, и он загорелся устроить аналогичный марш на Берлин. 8 ноября, когда баварский министр-президент фон Кар выступал перед промышленниками в пивной «Бюргербройкеллер», ее окружили 600 штурмовиков. Гитлер ворвался в зал с револьвером, выпалил в воздух и выкрикнул: «Национальная революция началась!» Выходы заняли вооруженные штурмовики, в вестибюль вкатили пулемет. А Гитлер в отдельной комнате уговаривал баварских правителей Кара, Лоссова и Зайссера войти в руководство этой революции. После долгих споров вырвал согласие. Объявил нацистам, собравшимся в пивной, о создании «временного правительства».

Но Кар, Лоссов и Зайссер благоразумно удалились – якобы для того, чтобы отдать распоряжения о походе на Берлин. На самом же деле они поспешили оторваться подальше от Гитлера. Немедленно выехали из Мюнхена и принялись рассылать прокламации, что не имеют к «национальной революции» никакого отношения, их согласие вырвано под дулом револьвера. Но теперь и они осознали, какую угрозу представляют нацисты. Баварское правительство объявило запрещенными НСДАП, военизированные организации «Оберланд» и «Рейхскригфлагге», а полиции и армии полетели приказы об усмирении мятежа. Они совпали и с указаниями центрального правительства, фон Сект прислал аналогичные приказы воинским частям. Правда, Рем с отрядом из боевиков «Рейхскригфлагге» успел захватить штаб военного округа. Но его блокировали солдаты и полицейские.

Само начало похода намечалось на 9 ноября – одновременно с выступлениями коммунистов. Но у коммунистов все катилось через пень-колоду, а у нацистов большинство членов партии поджали хвосты, из 56 тыс. на места сбора явилось лишь 3 тыс. Но Штрейхер привез несколько сот человек из Нюрнберга, появился генерал Людендорф. Возникла надежда, что войска подчинятся популярному военачальнику, перейдут на сторону Гитлера, а по ходу марша к нему будут примыкать новые сочувствующие.

Колонна двинулась к центру Мюнхена, чтобы соединиться с отрядом Рема, засевшим в штабе округа. Во главе шли Гитлер, Геринг, Людендорф. Молодой экзальтированный Гиммлер нес знамя. Часть штурмовиков была вооружена, на машине везли пулеметы. Но узкую улицу Резиденцштрассе перекрыли около 100 полицейских под командованием майора Хунглингера. Пропускать нацистов он отказался. Стали переругиваться, Людендорф с адъютантом демонстративно зашагал к оцеплению, игнорируя команду остановиться. За ним потянулась часть нацистов, другие топтались на месте. В это время раздался чей-то выстрел – то ли случайный, то ли провокационный, и полиция открыла огонь.

Перестрелка вспыхнула и угасла мгновенно. Погибли трое полицейских и 16 нацистов. В голове колонны стреляли, кричали раненые, а в хвосте не видели, что происходит, поднялась паника. Люди побежали. Людендорф как шел, так и продолжал идти – полицейские направляли оружие в сторону, чтобы не задеть генерала. Прошел сквозь цепь и был арестован. Рем сдался через два часа. Гитлер в давке упал и сломал ключицу, его вывезли в пригородное поместье, там его и взяла полиция. Раненый Геринг бежал в Австрию… Однако суд над участниками «пивного путча» получился вполне «демократичным». То бишь беззубым. Людендорфа оправдали – его авторитет был слишком высоким. Остальные руководители получили минимальные сроки заключения, рядовых нацистов и штурмовиков не судили вообще. Гитлер был приговорен к пяти годам тюрьмы условно с испытательным сроком четыре года.

События осени 1923 г. завершились вроде бы без видимых результатов. Хотя на самом деле они имели важные последствия. Звезда Троцкого покатилась к закату. Новый «Бонапарт» абсолютно не требовался силам «мировой закулисы». Он лишился теневой поддержки. А поддержка серой партийной массы заведомо была не на его стороне. В январе 1924 г. ушел из жизни Ленин, и Сталин уже явно одерживал верх, выступил его преемником. Лев Давидович разъярился, принялся катить бочки на соперника, а еще больше на Каменева и Зиновьева, считая их «предателями». Но злость подвела его. Сам раздул внутрипартийную драку, сам напросился, а в пылу дискуссий и оскорблений сам подставился под удары. Слово «троцкизм» стало превращаться в оскорбительный ярлык.

Гитлер же просидел в тюрьме Ландсберга 13 месяцев и 20 дней. Условия ему создали весьма комфортабельные, и время он провел плодотворно. Писал свою программную книгу «Майн Кампф». Сидел он вместе с Рудольфом Гессом, человеком образованным, весьма эрудированным, помогавшим ему. Заключенные отнюдь не были изолированы от мира. В числе прочих посетителей их регулярно навещал начальник и учитель Гесса, профессор Карл Хаусхофер. У него дела шли превосходно. Немецкий институт геополитики становился признанным научным центром, Хаусхофер начал издавать журнал «Геополитика».

В больной атмосфере демократической Германии люди жадно тянулись и к оккультным изысканиям. Хаусхофер реорганизовал свое «Общество Братьев Света», оно стало называться «Обществом Врил». С ним наводили связи и присоединялись родственные организации «Господа черного камня», «Черные рыцари Туле», «Черное солнце». Разрабатывались и осуществлялись магические ритуалы, велись поиски контактов с потусторонними силами. Утверждалось, что существует другой мир, подземный, где светит «черное солнце», лежит «подземная евразийская империя ариев». Некоторые оккультисты отождествляли ее с «Валгаллой», миром германских языческих богов и погибших героев. Считалось, что оттуда можно черпать «энергию Врил», установить общение с «Высшими Неизвестными» или «Умами Внешними» [97].

В общем-то, в христианстве давно известно, как именовать этих «неизвестных» и чего от них можно ждать. Но ведь для адептов тайных знаний само христианство выглядело пошлым и примитивным. На него обрушивалась в своих работах Матильда Людендорф, и генерал Людендорф, вторя жене, взялся доказывать, что Германию погубило христианство вместе с еврейством. На христианство яростно накидывался теоретик «Общества Туле» Альфред Розенберг, называл его «римско-сирийско-еврейским мифом». А Хаусхофер и его единомышленники через медиумов пробивали каналы для «энергии Врил». Медиумами в магии называют людей с повышенной восприимчивостью, способных быть посредниками между земным миром и потусторонними сущностями. Обычно эту роль исполняли дамы, через них получали откровения, предсказания.

О чем говорил Хаусхофер с двумя политзаключенными тюрьмы Ландсберг, остается неизвестным. Мы знаем лишь, что Гитлера он считал «недоучкой». Тому и впрямь не хватало оккультных знаний, да и обычного образования. В списках «Общества Туле» он значился как «посетитель». Но в нем отмечали очень сильные способности медиума. Чему-то Хаусхофер учил его, чему-то Гесс. Существуют предположения, что подобные учителя раскрыли перед ним некоторые секреты публичных речей – как готовить и настраивать себя, как электризовать и «зажигать» массы, манипулировать их настроениями.

Во всяком случае, написанная в тюрьме «Майн Кампф» была посвящена оккультисту и активисту «Туле» Дитриху Эккарту – он предрекал приход «немецкого мессии», признал таковым Гитлера, был арестован вместе с ним после пивного путча, но вскоре умер от сердечного приступа. Многие идеи в книге тесно перекликаются с программными документами и разработками «Туле», в книге отразились и геополитические взгляды Хаусхофера. А впоследствии Гитлер будет утверждать, будто черпает свою энергию «из Валгаллы», а решения ему подсказывают и поддерживают некие высшие силы…

Но… его не забывали и другие силы. Тоже высокопоставленные, тоже темные, но вполне земные. Американским историком Дж. Халльгартеном был обнаружен и опубликован любопытный документ. В разгар политического кризиса, в сентябре 1923 г. посла США в Германии Хьютона посетил немецкий угольный и металлургический «король» Стиннес. В частности, он говорил: «…Надо найти диктатора и дать ему необходимую власть. Этот человек должен говорить понятным народу языком, и такой человек уже есть. В Баварии началось большое движение…» Описывался и путь привода к власти нового лидера: «Президент назначит диктатора, который покончит с парламентским режимом. С коммунистами безжалостно расправятся, и в Германии воцарится порядок. Тогда США смогут без опаски вкладывать капиталы в немецкую промышленность» [7]. Спустя 10 лет реализуется именно этот механизм.

Но в 1923 г. «мировая закулиса» еще не была готова к радикальному повороту и не настраивалась на него. Зато отдельные мятежи, разыгранные Троцким и Гитлером, пришлись для нее весьма кстати. Англия не упустила возможности подбить позиции Франции, а Америка играла в собственные игры. Политики и «общественность» двух стран подняли шум, что прежняя политика в отношении Германии приведет к революции, это создает угрозу для всей Европы. Под давлением Англии французам пришлось вывести оккупационные войска из Рура и Саара. А в августе 1924 г. в Лондоне была созвана специальная конференция стран Антанты.

Представители США и Англии категорически заявили, что огромные репарации, которые немцы платят Франции, мешают восстановить экономику Германии, а это ведет к кризисам и, соответственно, нарастанию революционной опасности. В результате был принят американский план Дауэса – схемы погашения репараций смягчались, немцам выделялись крупные кредиты. И тут-то стало ясно, что план является детищем высшей финансовой элиты США. К его реализации подключились Морган, Барух, Кан, Мельхиор, Рокфеллеры, Диллон. Для этих операций был специально создан «Интернешнл Аксептанс банк», председателем его правления стал наш «знакомый» – Пол Варбург. А главным его партнером в Германии выступил, как нетрудно догадаться, брат, Макс Варбург. Он как раз в это время, в 1924 г., вошел в генеральный совет Рейхсбанка (т. е. германского Центробанка).

Конечно же, чтобы вкладывать деньги, требовалась стабильная обстановка внутри Германии. Но и здесь международные деловые круги нашли блестящий ход. На президентских выборах в 1925 г. они выдвинули заведомо выигрышную фигуру фельдмаршала Гинденбурга. Это была как бы тень былой империи, фигура из прошлого! Герой войны, величайший полководец! Немцы поверили ему, связывали с ним надежды на возрождение, плакали от счастья. Хотя на самом-то деле колоссальный авторитет Гинденбурга был дутым. Даже во время войны он не отличался особыми талантами, все победы его войск обеспечивал начальник штаба Людендорф.

Но не станешь же объяснять обывателям, что Гинденбург без своего начальника штаба – ноль без палочки. Да и вообще для сентиментальной немецкой публики «добрый дедушка Гинденбург» подходил как нельзя лучше. Кайзеровские идеологи считали, что «народу нужны герои», и после победы над армией Самсонова в Восточной Пруссии Гинденбурга объявили спасителем отечества, развернули массированную кампанию по его прославлению – успехи его войск всячески преувеличивались, его именем называли улицы, города, его портреты продавались всюду, школьникам задавали сочинения: «Почему я люблю дедушку Гинденбурга».

Кстати, Людендорф пытался на выборах соперничать со своим бывшим начальником: выступил кандидатом в президенты от нацистской партии. Но он потерпел сокрушительное поражение, набрал 1 % голосов. Ведь об истинном соотношении заслуг знали немногие, а народ привык воспринимать его «вторым номером» в паре с Гинденбургом. Ко всему прочему, немецких и заграничных олигархов устраивал именно Гинденбург. Ему снова обеспечили грандиозную рекламу. Дескать, он объединит нацию, поведет к новым свершениям. Между тем, новому президенту исполнилось 78 лет. Он уже впадал в маразм и безвылазно засел «работать с документами» в своем поместье Нойдек. А делами принялись заправлять его приближенные и советники. Отнюдь не бескорыстные.

Казалось, Германия и впрямь вступила в полосу расцвета. С помощью американских кредитов она преодолела кризис, ее хозяйство ожило. Возникали, как грибы, новые предприятия, фирмы, акционерные общества… На самом же деле коррупция и хищничество ничуть не снизились. Просто в дело включились куда более крупные и зубастые хищники. А американцы давали деньги не за здорово живешь, интенсивно внедрялись в немецкую экономику. Компании «Дженерал электрик», «Истмен-кодак», «Дженерал моторс», «Стандарт ойл», «Форд», «Интернэшнл телефон энд телеграф корпорейшн» и др. становились совладельцами германских предприятий, создавали с немцами совместные фирмы. Когда программа плана Дауэса была исчерпана, был принят новый план Юнга…

6. Почему немцы дружили с большевиками?

Советское государство, возникшее на месте России, уже не было Россией. Историческая преемственность не только нарушилась, но ее целенаправленно ломали, перечеркивали. Нарком просвещения Луначарский ставил задачи в области образования: «Преподавание истории в направлении создания народной гордости, национального чувства и т. д. должно быть отброшено; преподавание истории, жаждущей в примерах прошлого найти хорошие образцы для подражания, должно быть отброшено» [83]. На этом поприще подвизались партийный теоретик Н. И. Бухарин и «красный академик» М. Н. Покровский, подменяя историческую науку грязной клеветой на отечественное прошлое, оплевывая и изображая в карикатурном виде царей, полководцев, государственных деятелей. Даже термины «Отечество», «патриотизм» воспринимались как ругательства и изгонялись из обихода.

Крушилась и вся российская культура. Появились РАПП (Российская асоциация пролетарских писателей) и прочие организации, внедрявшие уродливый «пролеткульт». Председателем РАППа стал Леопольд Авербах, по воспоминаниям современников, «очень бойкий и нахальный юноша» [5]. Ну еще бы ему не быть нахальным, если он приходился племянником Якову Свердлову! А помогала ему громить русскую культуру родная сестренка, Ида Авербах – ее мужем был известный чекист Генрих Ягода (Иегуди). Противоречить такими деятелями категорически не рекомендовалось. Неугодные исчезали на Соловках или в расстрельных подвалах [113].

Из учебных программ исключались и запрещались произведения Пушкина, Лермонтова, Достоевского, Льва Толстого. В данном отношении активной помощницей Луначарского выступала Н. К. Крупская. Она лично руководила кампаниями по изъятию из библиотек и уничтожению неугодных книг. Под началом заведующего отделом Наркомпроса Штернберга ниспровергалось русское изобразительное искусство. Еще один заведующий отделом, Мейерхольд, реформировал театр, призывая «отречься от России». Приходил он в театры в кожанке, с маузером на боку. Строго проверял репертуар, предостерегая: «Смотрите, как бы за русским названием не скрывался русский православный материал». [40]. Русофобия вообще становилась негласной, но непререкаемой установкой. Даже Есенин, написавший кощунственную «Инонию» и восторженно приветствовавший революцию, оказывался не ко двору. Сам Бухарин клеймил его, обвиняя в «великорусском шовинизме». Да, ностальгическое воспевание русской деревни и природы уже приравнивалось к «шовинизму».

А вместо отвергнутого Православия внедрялась государственная псевдорелигия, марксизм-ленинизм. Вместо икон на стенах повисли портреты вождей, вместо богослужений собирались митинги, вместо Священного Писания штудировались работы «классиков». Вокруг Владимира Ильича начали создавать ореол непогрешимости, сочинялись нравоучительные легенды. И многие простые люди, рядовые коммунисты, действительно восприняли ленинизм на уровне религии. В рамках новой псевдорелигии изобретались новые праздники, обряды массовых шествий, театрализованных действ, мистерий с чучелами, портретами, «октябрин» вместо крестин. Делались попытки заменить даже христианские имена «революционными» – появились Мараты, Гильотины, Революции, нелепые аббревиатуры из коммунистических символов.

Разрушались мораль, институты семьи – вполне в духе масонских теорий. Правда, идеи нимфоманки Коллонтай, что сексуальный акт должен восприниматься как «стакан воды», удовлетворил жажду и дальше пошел, все-таки были осуждены. Не получили развития и попытки Троцкого проводить «социализацию» женщин. Такие вещи подрывали дисциплину и вели к откровенным безобразиям. Но пропагандировались установки Маркса и Энгельса, что семья – временное явление, при социализме оно должно «отмереть». Расписаться и развестись стало чрезвычайно легко. Советский Союз стал первым в мире государством, легализовавшим аборты. Это сочеталось с идеями о «свободе» женщины, о «равноправии» с мужчинами. Она должна быть «личностью», полноценным строителем социализма. А деторождение, получалось, мешает женщине развиваться, низводит до «животных» функций. Советские больницы широко распахивали двери для всех желающих, и медицинская пропаганда разъясняла, что делать аборты просто, доступно, быстро, безопасно.

Из разрухи СССР кое-как выползал, начался нэп – новая экономическая политика. Частные предприниматели получили серьезные послабления по сравнению с периодом «военного коммунизма». Но успехи были весьма относительными. Точнее, чисто внешними. В выигрыше оказались не государство, не народ, а предприниматели-нэпманы. Они-то занимались отнюдь не возрождением промышленного производства, а тем, что могло быстро принести прибыли – спекуляциями, махинациями. Советские чиновники легко покупались взятками. Регистрировались фиктивные предприятия, брались и исчезали в неизвестных направлениях авансы и кредиты.

Все это создавало иллюзию благополучия, изобилия. По улицам крупных городов мчались извозчики-лихачи, фырчали автомобили. Открывались трактиры, театры, коммерческие магазины с бешеными ценами. Но подобные заведения обслуживали тех же нэпманов. А за блестящей мишурой лежала прежняя нищета и развал. К 1924 г. уровень производства достиг только 39 % по отношению к уровню 1913 г. [20] (а в 1916 г. он был еще выше, чем в 1913 г.). Оборудование заводов и фабрик устарело, было изношено и запущено. Восстанавливалось то, что можно ввести в строй побыстрее и с минимальными затратами. Или отрапортовать побыстрее. Не хватало самых необходимых товаров. А зарплата рабочих оставалась крайне низкой, жили впроголодь. Туго жилось и крестьянам. Из них выжимали крутые сельхозналоги. Прижимали их и свои же односельчане, кулаки. То есть сельские нэпманы. Самые оборотистые крестьяне приноровились скупать по дешевке продукцию и перепродавать городским нэпманам.

В начале 1920-х два государства, разваленных и разграбленных, потянулись друг к другу – Советский Союз и Германия. Хотя причины для сближения у них были разными. Проигравшие немцы чувствовали себя в политической и экономической изоляции. Французы не упускали случая поизмываться и мстили по мелочам. Отпихивали Германию на положение государства «второго сорта», на каждой международной конференции ее старались унизить, повозить физиономией по столу. Мало того, под покровительством Франции наглели поляки и чехи. Немцы опасались, что в один прекрасный день их страну могут запросто переделить. А демилитаризованная Германия была беззащитной даже против Польши. Советский Союз выглядел естественным союзником и против польских панов, а если понадобится, то и против западных держав.

Но для большевиков подобный альянс представлялся еще более ценным. Дело в том, что по ленинской теории «слабого звена» следующая социалистическая революция должна была победить именно в Германии. А вместе с Россией они станут неодолимыми! В советском руководстве сторонниками прямого союза с немцами были Ленин, Фрунзе, Дзержинский, Сталин, Радек, Чичерин, Красин, Крестинский, Куйбышев, Ворошилов, Тухачевский, Егоров, Уборевич, Корк, Уншлихт, Якир, Берзин и др. Но и в немецком руководстве хватало сторонников союза с Москвой – фон Сект, Вирт, Брокдорф-Ранцау, Ратенау, фон Хассе, фон Гаммерштейн-Экворд, Гренер, фон Бломберг.

В 1922 г. был заключен Раппальский договор, восстановивший в полном объеме дипломатические связи. Советский Союз принялся помогать немцам обойти ограничения, наложенные на них Версальским договором. В Москве открылось неофициальное представительство германского рейхсвера, фирма ВИКО («Виртшафсконтор» – «Экономическая контора»). На советской территории стали создаваться совместные центры для обучения личного состава и испытаний боевой техники – авиационный в Липецке, для танковых войск под Казанью, для химических войск под Саратовом. Москва помогла преодолеть и запрет иметь высшие военные училища, академии. Широко открыла для германских офицеров двери своих военно-учебных заведений. С юридической точки зрения эти нарушения Версальского договора маскировались. Все немецкие офицеры, обучаемые в России, временно увольнялись из армии и становились «служащими частных предприятий». Командование Красной армии и рейхсвера приглашало друг друга на маневры, учения [41].

Налаживалось сотрудничество и в области промышленности. С фирмой «Юнкерс» было заключено соглашение о строительстве авиационных заводов в Филях и Харькове, они должны были стать совместными, в них участвовало и правительство Германии, вложившее 600 млн. марок. В городе Иващенково планировалось создание завода «Берсоль» по производству боевых отравляющих веществ. Велись переговоры об организации в России других военных предприятий – с германской фирмой «Альбатрос», промышленниками Бломом и Фоссом и др. С Круппом договаривались о совместном строительстве завода боеприпасов. Ему же предлагали отдать в концессию крупнейшие оборонные заводы Петрограда – Путиловский и Охтинский [41].

В общем, дружба установилась самая закадычная. Доходило до почти «семейной» идиллии – советский нарком иностранных дел Чичерин и германский посол Брокдорф-Ранцау оба принадлежали к «нетрадиционной ориентации» и периодически по вечерам уединялись «поиграть на фортепиано в четыре руки». Конечно, столь тесное сотрудничество привлекало не всех деятелей. Но дружить получалось выгодно. Например, германские военные даже не могли обеспечить свою сократившуюся артиллерию боеприпасами! Версальские ограничения, требовали согласовывать каждый шаг с контролирующими организациями. Поэтому военный министр фон Сект через подставную фирму «Метахим» заказал в СССР 400 тыс. трехдюймовых снарядов.

В наши времена подобные сделки стали предметом многочисленных исторических спекуляций – дескать, «фашистский меч ковался в СССР», русские вооружали агрессора! Вскормили будущих врагов всего цивилизованного человечества. Хотя это абсолютная чепуха. Да, в самом деле, многие германские танкисты и летчики получали и совершенствовали образование в Советском Союзе. Но с вооружением допускается откровенная подтасовка. Заказ на 400 тыс. снарядов стал единственным. В самой Германии у руля государства сидели капитулянты и соглашатели! Пыжились, как бы получше пристроиться в новых условиях, подольститься к победителям. Маневр со снарядами социалист Штреземан заложил державам Антанты. В рейхстаге разразился скандал о нарушении Версальского договора, и фон Сект вынужден был уйти в отставку. Но ведь рейхсверу, как ни крути, требовались оружие, боеприпасы. Договорились с контролирующими органами Антанты, стали закупать их в Бельгии и Швеции. Почему-то бельгийцев и шведов никто и никогда не обвинял в вооружении фашистов.

Кстати, сближению Германии и СССР косвенно способствовал еще один фактор. Оба государства неофициально, но интенсивно сотрудничали с американцами. В данный период заокеанские финансовые магнаты стали проявлять повышенный интерес как раз к тем государствам, которые в перспективе могли бы послужить противовесом Франции и Англии. Противовесом «старым» центрам мирового бизнеса и политики. Выше упоминалось, как глава фирмы «Америкен Интернешнл Корпорейшен» Отто Кан начал финансировать правительство Муссолини. Он ратовал и за дружбу с СССР. Заявлял, что коммунизм больше не угрожает Европе, ради налаживания взаимопонимания спонсировал гастроли по Америке Московского художественного театра. Даже лично защищал артистов, когда газетчики набросились с обвинениями, будто они «агенты ГПУ» [111].

А Пол Варбург, направлявший через свой «Интернешнл Аксептанс банк» займы для Германии, стал членом Американо-Российской торговой палаты. Он тоже убеждал политиков и бизнесменов других стран, что «закрома России будут способствовать восстановлению Европы». Разумеется, эти интересы были совсем не бескорыстными. Продолжалось разворовывание России. Имеются сведения по крайней мере о двух крупных партиях золота, вывезенных в Америку в середине 1920-х. И если Троцкого теснили в партийной верхушке, отстранили от военного командования, то в советской верхушке оставались другие агенты «закулисы». Срабатывали невидимые пружинки, и тот же Лев Давидович оставался главой Главного концессионного комитета, единолично распределял концессии. Своим американским приятелям Хаммерам он подарил 30-комнатный особняк в Москве, богатейшие асбестовые месторождения на Урале, обеспечивал выгоднейшие подряды. Арманд Хаммер заключил с СССР 123 экономических соглашения! Впоследствии журналисты спростили у него: как стать миллиардером? Хаммер в ответ пошутил: «Надо просто дождаться революции в России».

В этот период международная «закулиса» принялась реализовывать и несколько глобальных геополитических проектов. Одним из них стало создание еврейского «национального очага» в Палестине. Другим – организация еврейской автономии в СССР, в Крыму. В обоих проектах важную роль играл еще один из братьев Варбургов, Феликс. Он часто бывал в Москве, установил близкие и плодотворные связи с председателем Совнаркома Рыковым, с Бухариным. Со стороны коммунистического руководства проектами еврейской колонизации Крыма занялись экономический советник Ленина, автор программ «военного коммунизма» Ларин-Лурье и бывший помощник Свердлова, председатель еврейской секции РКП(б) А. Брагин.

Горячими сторонниками еврейской автономии в Крыму выступили Каменев, Троцкий, Бухарин, Цюрупа. 20 февраля 1924 г. проект был одобрен большинством членов Политбюро, 29 августа 1924 г. принят Президиумом ЦИК СССР. Цифры и масштабы фигурировали различные. Официально говорили о переселении 280 тыс. евреев, потом зазвучали совсем иные цифры, 3 млн. А из уст Брагина прозвучала идея, что новая автономная республика должна со временем охватить не только Крым, но и южную степную полосу Украины, Приазовье, Кубань и Черноморское побережье вплоть до Абхазии. В частном обиходе эту республику неофициальное называли «Хазарией».