Текст книги "Агенты Берии в руководстве гестапо"

Гитлер в союзе с Троцким

Тот факт, что Веймарская республика пала в 1933 г., абсолютно не удивляет. Куда более удивительно, что она смогла просуществовать до 1933 г. Потому что это аморфное образование все время балансировало на грани «правых» и «левых» переворотов. В марте 1920 г. «Национальное объединение» Пабста предъявило ультиматум правительству Эберта, на Берлин двинулись отряды, сформированные Пабстом, Лютвицем и Эрхардом. Правительство бежало, и военные установили свою власть во главе с Каппом. Но в ответ коммунисты и социал-демократы начали в стране всеобщую забастовку, и Капп подал в отставку. Однако после правых, в том же году, левые подняли восстание в Руре. А в 1921 г. учинили серьезные волнения и беспорядки в Средней Германии.

Очень активно вели себя и националисты, национал-социалисты и т. п. 8 августа 1921 г. Немецкая рабочая партия Дрекслера объединилась с Немецкой национальной социалистической партией Юнга и Немецкой социалистической партией Шлейхера – возникла Национал-социалистская немецкая рабочая партия, НСДАП. Признанным ее лидером стал Гитлер. В рядах новой партии было 3 тыс. членов, появился уже партийный значок, партийный флаг – свастика в белом круге на красном поле. Появилась программа, составленная Дрекслером, Гитлером и Федером, – «двадцать пять пунктов». И эта программа тоже носила весьма радикальный, революционный характер.

Но революциями тогда вообще пахло по всей Европе. Она переживала последствия военного перенапряжения: финансовые и экономические кризисы, массовую безработицу, политический разброд, да еще и результаты Версальских решений и переделов. После революционной вспышки никак не могла успокоиться Венгрия. В Австрии шли запрещаемые победителями стихийные плебисциты – после расчленения империи Габсбургов многие австрийцы желали воссоединиться с соседней Германией. В только что возникшей Югославии накалялись межнациональные противоречия – силовым решением Антанты в одно государство были объединены совершенно разные народы, православные, католические, мусульманские, с совершенно разными традициями и историческими путями развития.

Территориальные потери, репарации и «демократизация» создали революционную ситуацию в Болгарии. В Румынии волновались крестьяне. А Турция подала пример, что унизительных условий мира можно и не соблюдать, если противопоставить им силу. Попытка расчленения страны по Севрскому договору была воспринята как национальное оскорбление, народ сплотился вокруг Мустафы Кемаля, греческие оккупационные войска были разгромлены, французские и английские интервенты позорно бежали, и Антанта предпочла заключить с турками другой договор, Лозаннский, «возвратив» им территории, уже возвращенные кемалистами. Другая революция, фашистская, произошла в Италии. Бенито Муссолини в 1922 г. начал свой знаменитый марш «чернорубашечников» на Рим и победил. Принял титул «дуче» итальянского народа, ввел диктатуру и на первых порах добился заметных успехов. Навел порядок в стране, преодолел кризис, даже сумел искоренить мафию – большинству ее членов пришлось эмигрировать в США.

В таких условиях российские большевики снова разрабатывали планы «мировой революции». Относительно нее существовали две теории – «индустриальная» и «аграрная». Согласно первой, самым подходящим объектом для следующего взрыва признавалась Германия. Сторонники второй теории оперировали понятиями «слабого звена» и считали, что легче организовать революции в слабо развитых, аграрных странах. В 1921–1922 гг. этот вариант казался более вероятным, и самым подходящим государством для инициирования революции выглядела Болгария. Там сложилась ситуация, очень напоминающая Россию 1917-го. Из-за продиктованных победителями «демократических реформ» фигура царя получилась чисто номинальной, а правящей партией стал Болгарский земледельческий союз – что-то вроде российских эсеров. Слабенькое правительство Стамболийского заняло соглашательскую позицию, постоянно шло на уступки ультралевым.

Вовсю орудовала коминтерновская «пятая колонна», финансируемая из Москвы, в качестве полномочных эмиссаров в Болгарию были присланы Х. Боев и Б. Шпак, приезжали видные коммунистические руководители Пятницкий и Комиссаров. Вся страна была опутана большевистской агентурой – вплоть до начальника жандармерии Мустанова и софийского градоначальника Трифонова. Из Одессы перебрасывалось оружие и боевые отряды. А поскольку Болгария очутилась среди проигравших войну, по условиям мира ее вооруженные силы были распущены. Так что и подавить готовящееся восстание было бы некому – в то время как на помощь революции готовилась прийти Красная Армия. Этот взрыв должен был сомкнуться с очагом гражданской войны в Турции, перехлестнуть в Румынию, Венгрию, Югославию, Италию, а уж дальше, с востока и юго-востока, «поджечь» Австрию и Германию. Но выявилось одно неучтенное препятствие – по договоренности правительства Стамболийского и генерала Врангеля в Болгарии разместились русские белогвардейские части. И восстание пришлось отложить. Коммунисты решили сперва развернуть «антибелогвардейскую» кампанию, в результате которой эти части были разоружены, расформированы, а их командование выслано за рубеж.

А между тем в 1923 г. стремительно начала обостряться обстановка в Германии. Тут огромные репарации, конверсия экономики с перестройкой промышленности с военной на мирную продукцию, конвертация валюты, курс которой в войну поддерживался искусственно, и прочие подобные явления вызвали чудовищный хозяйственно-экономический и финансовый кризис. Марка обвалилась. Произошел беспрецедентный скачок инфляции – за шесть недель курс марки упал в тысячу раз. Состояния и накопления улетучивались мгновенно, рынок оказался парализованным, фирмы прогорали, а заводы останавливались.

Когда же германское правительство приостановило выплату репараций победителям, Франция сочла это хорошим предлогом, чтобы хапнуть немецкие земли. Беспардонно оккупировала Рурскую область и попыталась окончательно закрепить за собой Саар, переданный на 15 лет под управление Лиги Наций. Конечно же, это возмутило всех немцев. В Руре даже начали возникать партизанские отряды и террористические группы для борьбы с французами. Оккупанты отвечали репрессиями, пойманных боевиков расстреливали. Но социал-демократическое правительство Веймарской республики на эти безобразия, на убийства своих граждан не реагировало никак. Оно провозгласило политику «пассивного сопротивления» – проще говоря, поджало хвост и помалкивало в тряпочку, позволяя победителям вытворять что угодно. Такая линия властей усилила всеобщее недовольство. Все более открыто проявлялись сепаратистские тенденции, особенно заметные в Баварии. Ее правительство начало себя вести фактически независимо от Берлина. Раз центральное правительство не желает защищать интересы страны, то чего ж с ним считаться?

И в Москве решили, что революция в Германии назрела. Начались переговоры Исполкома Коминтерна, ЦК РКП(б) и руководства компартии Германии. 23 августа 1923 г. состоялось заседание Политбюро по данному вопросу. Присутствовали Сталин, Каменев, Зиновьев, Троцкий, Радек, Бухарин, Цюрупа, Пятаков. Радек как член Исполкома Коминтерна сделал доклад о революционной ситуации в Германии. Троцкий горячо отстаивал необходимость использовать столь благоприятную возможность и доказывал, что пришел момент поставить на карту все – то бишь само Советское государство. Дескать, международные империалисты не допустят победы революции у немцев, обрушатся на них своими военными силами. Ну а СССР поможет «германскому пролетариату» – вот тут-то и произойдет решающая схватка. Сталин, Зиновьев и Каменев, высказывались более осторожно. В принципе не возражали – возражать против «мировой революции» в ту пору по коммунистическим доктринам не полагалось. Но призывали все взвесить, оценить, чтобы не ввязаться в гибельную авантюру.

В итоге была создана комиссия ЦК в составе Радека, заместителя председателя ВСНХ Пятакова, заместителя председателя ГПУ Уншлихта и наркома труда Шмидта, немца по национальности. Все они отправились в Германию. Радеку вменялось руководство германской компартией, Шмидту – организация революционных ячеек в профсоюзах, чтобы после переворота превратить их в Советы, Пятакову – общая координация работы и связь с Москвой, Уншлихту – снабжение оружием, организация боевых отрядов, местного ЧК и кампании «красного террора» после победы (это тоже было запланировано заранее). Позже в комиссию был кооптирован и советский полпред (т. е. посол) в Германии Крестинский – для финансирования революции из коммерческих фондов Госбанка, депозированных в Берлине.

Кроме них для подготовки и руководства восстанием были откомандированы в Германию Ларин, Берзин, Тухачевский, Крылов (Соболевский), Ягода (Иегуди), направлялись выпускники и слушатели спецфакультета академии РККА для закладки баз с оружием и формирования красногвардейских отрядов. Было мобилизовано для переброски за границу около 20 тысяч коммунистов, владеющих немецким языком. А Троцкий возглавил подготовку к внешнему вторжению. Для грядущей революции было решено также выделить зерно, продовольствие, и подтянуть эти запасы к границе. Деньги выделялись практически без счета. И расходовались тоже без счета – секретарша берлинского резидента Рейха при последующем разбирательстве давала показания, что чемоданы, сумки и коробки с деньгами валялись у них повсюду, мешали проходу, загромождали столы и стулья, путались под ногами.

В сентябре состоялось еще одно заседание Политбюро, на котором была определена дата восстания – 9 ноября, в пятую годовщину германской революции. Сценарий предполагался такой: 7 ноября, в годовщину российской революции, предписывалось организовать манифестации. При их проведении «красные сотни» Уншлихта должны были спровоцировать беспорядки и вызвать полицию на столкновения, чтобы пролилась кровь. Ну а потом следовало раздуть «народное возмущение» по этому поводу и нанести главный удар.

Красные части, в основном – кавалерийские, начали выдвижение к западным границам. Советский эмиссар Копп вел в Варшаве тайные переговоры о пропуске войск через польскую территорию. За это Польше обещали отдать Восточную Пруссию, а также обеспечить беспошлинный транзит ее товаров через Советскую Россию. Так что за 16 лет до того, как Риббентроп и Молотов поделили Польшу, полякам тоже предлагали поделить Германию. При этом в коммунистическом руководстве строились умозаключения, что Восточная Пруссия – юнкерская и крестьянская область, в период революции здесь может образоваться мощный центр сопротивления, так же как в России – на Дону. Вот пусть поляки и возятся с немецкими «беляками». А очутившись между Советской Россией и советской Германией, сама Польша от большевиков никуда уже не денется.

Впрочем, варшавским политикам, участвующим в переговорах, предлагаемые условия казались очень заманчивыми. К территориальным приобретениям они вообще были неравнодушны, а тут, шутка ли – вон какую огромную область можно прибрать к рукам! И все же, несмотря на соблазн, завершить тайные переговоры не удавалось. Мешало одно маленькое «но» – поляки не доверяли большевикам… И имели для этого все основания. Потому что массированную подготовку к «мировой революции» разные советские ведомства вели кто во что горазд, и «правая рука не знала, что делает левая». Если по линии Наркоминдела шли переговоры с Варшавой, то Разведуправление РККА в это же время активизировало своих «партизан» в Польше. А руководство ГПУ решило, что раз в Германии намечается переворот, то и Польша должна «подтянуться» к революционной ситуации. А развернулось это «подтягивание» с помощью терроризма.

Взрывы бомб загремели то в помещении правой партии, то левой, чтобы внести дезорганизацию и дать свободу домыслам и взаимным обвинениям. Осуществляла теракты боевая организация под руководством польских офицеровкоммунистов Багинского и Вечоркевича, действовавших под контролем чекистов Логановского и Уншлихта. Несколько раз организовывались покушения на Пилсудского. Мощный взрыв готовился при открытии памятника Понятовскому, на котором должны были присутствовать правительство и иностранные делегации, в том числе французский маршал Фош. Но произошла утечка информации, и теракт пришлось отменить.

Несогласованность действий в Польше была не единственной накладкой. В сентябре наконец-то поступила команда на революцию в Болгарии – хотя это направление становилось теперь второстепенным. Но время здесь было упущено. Пока возились с белогвардейцами, правые силы сумели сорганизоваться и устроили свой переворот, свергли соглашательское правительство Земледельческого союза. Причем коммунисты получили приказ ни в коем случае не поддерживать социал-демократов, а сохранять боевой потенциал для собственного восстания. Когда же они сами выступили, то власть была уже посильнее, чем при Стамболийском, и революционеров разгромили без особого труда.

Однако на неудачу в Болгарии махнули рукой. Главное было – Германия. Карл Радек, проезжая со своей женой Ларисой Рейснер через Варшаву, устроил инструктаж для сотрудников советского полпредства. Как вспоминал дипломат Беседовский, Радек разъяснил, что после победы революции немцы тут же разорвут Версальский договор и начнут войну с Францией. А посему следует ориентироваться на сотрудничество не только с коммунистическими, но и националистическими кругами. По данному поводу Радек поучал: «Немецкая социал-демократия гораздо опаснее для нас, чем националисты. Она отнимает у нас рабочие массы, без которых мы не можем раскачать революционного движения в Германии. Националисты сыграют положительную роль. Они мобилизуют большие массы и бросят их на Рейн против французского империализма вместе с первыми красногвардейскими отрядами немецкого пролетариата».

В рамках этой программы в Германии большевики устанавливали контакты с националистическими организациями, чтобы выступить вместе. И с нацистами тоже. В частности, в этом направлении работал Рихард Зорге. Так что первый случай союза Гитлера с коммунистами имел место не в 1939 г., а в 1923-м.

А вот с компартией Германии вышла еще одна накладка. В ней шли фракционные раздоры между так называемой «группой Брандлера», представлявшей официальное руководство, и группой «Маслова – Рут Фишер», державшейся особняком от Коминтерна. В преддверии надвигающихся событий конфликт решили срочно устранить. Лидерам второй группировки угрожали, что Уншлихт их ликвидирует, предлагали взять отступного и уехать за границу. Но они оказались «идейными» и не соглашались ни в какую. Однако попутно выяснилось, что руководство КПГ в качестве «боевого штаба» вообще никуда не годится, и уровень его работы оставляет желать много лучшего. Поэтому было признано, что «компартия не подготовлена к быстрым и решительным действиям». И из ЦК КПГ центр подготовки восстания переместился в советское полпредство – на аппарат берлинского представительства во главе с Крестинским легли теперь и закупка оружия, и его транспортировка, и оргработа.

А тут еще и с финансами вышла накладка – значительная часть тех сумм, которые поступали по разным каналам на нужды революции, испарилась в результате безудержной германской инфляции. Поскольку не все удавалось обратить в твердую валюту. Впрочем, на самом-то деле ситуация обстояла гораздо проще – ленинский доверенный Рейх проворовался, только и всего. Сколько он прикарманил, пользуясь такой исключительной возможностью, навсегда осталось тайной. Ну а какую-то часть денег оставил в жертву инфляции, чтобы потом уже никто и никогда не разобрался, что и по каким причинам пропало. В дальнейшем было назначено расследование, благодаря покровительству «старых ленинцев» вроде Крупской и Радека Рейх сумел выкрутиться. Но сразу после оправдания удрал в США, где и зажил весьма состоятельным человеком.

Хотя подготовка восстания и его дата считались строжайшей тайной, но при таком размахе секреты то и дело просачивались наружу. Германское правительство встревожилось переговорами Коппа в Польше, слало запросы. Немецкий посол в Москве Брокдорф-Ранцау требовал от Чичерина немедленного отзыва Радека из Германии, угрожая разрывом дипломатических отношений. При угрозе нового взрыва в самом центре Европы всполошились и державы Антанты. Французская контрразведка стала оказывать помощь Берлину, снабжая его информацией из своих источников. Приводились в боевую готовность французские войска. Англия начала дипломатические демарши против СССР.

Получая поддержку Запада, и германское правительство Штреземана наконец-то повело себя более решительно. В конце сентября оно ввело на всей территории государства чрезвычайное положение. Обратило оно внимание и на деятельность нацистов в Баварии. И потребовало от баварского министра-президента Густава фон Кара «нормализации» положения. Приказало арестовать руководителей добровольческого «фрайкора» капитана Хейса, лейтенанта Росбаха, капитана Эрхарда, закрыть нацистскую газету «Фолькишер беобахтер».

Не тут-то было! Баварский сепаратизм показал зубы. Кар закусил удила и выполнять требования Берлина отказался. Квалифицировал их как наступление Берлина на права Баварии – и, в свою очередь объявил на ее территории «осадное положение». Во главе земли встал «чрезвычайный триумвират» из Кара, командующего военным округом генерала фон Лоссова и начальника полиции полковника фон Зайссера. Командующий рейхсвером фон Сект отстранил Лоссова от должности, но триумвират не подчинился. И заставил войска округа принести новую присягу – не берлинскому, а баварскому правительству. То есть фактически эта земля брала курс на отделение от Германии. Фон Сект грозил послать на Мюнхен части рейхсвера, но «триумвират» по-прежнему саботировал распоряжения из столицы.

А коммунисты по своим каналам продолжали «активизировать» революцию. В Польше 12 октября мощный взрыв разнес склады боеприпасов и воинской амуниции в Варшавской цитадели. Он был такой силы, что роту солдат, стоявших на плацу за 500 метров от крепости, подняло в воздух и бросило в Вислу. Пострадали сотни людей. Осуществил операцию чекист Казимир Баранский (Кобецкий), числившийся вторым секретарем советского полпредства. Впоследствии его вычислили, но, обладая дипломатической неприкосновенностью, он был лишь объявлен персоной нон грата, а в Москве получил орден Красного Знамени. Другим руководителям террористов, Багинскому и Вечоркевичу, так легко отделаться не удалось. Правда, после ареста их решили обменять на содержавшихся в СССР польских шпионов, но конвоиры, возмущенные тем, что убийцы уйдут безнаказанными, прикончили их по дороге к границе.

Чем ближе была дата готовящейся революции, тем интенсивнее разворачивались действия. Произошли инспирированные Коминтерном волнения в Литве и Эстонии. А в начале ноября вспыхнуло восстание в Кракове, вылившееся в баррикадные бои. Мятежники разбили уланский полк, разоружили краковский гарнизон. В полпредство СССР в Варшаве посыпались телеграммы от Троцкого и Уншлихта, требующие немедленно взять руководство восстанием в свои руки, создавать отряды красной гвардии и начинать польскую революцию. Но в эти же самые дни, 5–8 ноября, коммунисты устроили всеобщую забастовку железнодорожников! И агитаторы из Варшавы не смогли попасть в Краков… Они прибыли туда уже слишком поздно, когда депутаты сейма Марек и Бобровский сумели уговорить восставших разоружиться.

В Прибалтике тоже ничего не получилось. Большевикам удалось здесь поднять лишь несколько сот люмпенов и чернорабочих, и войска сразу их разогнали. А в Германии меры, предпринятые Штреземаном и фон Сектом, дали свои результаты, да и большинство рядовых немцев сообразило, что дело пахнет очередной смутой, от участий в массовых акциях стало уклоняться. И ситуация во многих районах нормализовалась. В общем «мировая революция» запуталась и потонула в неразберихе.

Чему, надо сказать, имелись весомые причины. И не только в Германии, но и в Москве. В самом советском руководстве не было единства. Ленин находился в Горках в безнадежном состоянии, было уже ясно, что ему не выкарабкаться. И в верхах разворачивалась борьба за власть между Троцким с одной стороны – и триумвиратом Сталин – Зиновьев – Каменев с другой. А в отличие от космополита Троцкого, отводившего российскому народу лишь роль «охапки хвороста» для разжигания «мировой революции», Сталин был «государственником». Считал главной задачей хозяйственное восстановление и усиление России. Советской – но России. И безоглядно бросать ее в катастрофу новой мировой войны ради призрачных идеологических целей он не считал нужным. Зиновьев и Каменев особым патриотизмом не отличались, но экспорт революции в Германию и большая война автоматически выдвигали на первое место в руководстве Троцкого. В чем эти деятели никак не были заинтересованы.

Просто отменить и запретить начинание, выгодное для конкурента, Сталин и его временные союзники в 1923 г. еще не могли, «мировая революция» была краеугольным камнем марксизма-ленинизма. Но они догадались пустить дело на самотек, чтобы само развалилось из-за ведомственной несогласованности и дезорганизации. После чего, накануне решающих событий, собралось Политбюро и констатировало, что «революционная волна» спадает, подготовку закончить не успели, а англичане и французы явно готовы вмешаться. Значит, шансов на успех нет. И было решено отложить восстание до лучших времен. Разгорелась ссора. Троцкий катил бочки на Зиновьева, Каменева и Сталина, что они затянули подготовку, а в критический момент просто «сдрейфили». Кричал, что надо было отдать приказ на восстание, и дело само пошло бы как надо. Они, в свою очередь, обвинили Троцкого, что он «переоценил» революционную ситуацию в Германии. А в Коминтерне всю вину свалили на «группу Брандлера», объявили ее «правой» и исключили из компартии. И решено было делать отныне ставку на «группу Маслова – Рут Фишер». (Которая, кстати, продолжала вести себя своевольно, а в 1927 г. вообще откололась и образовала троцкистскую компартию Германии – после чего и выдвинули в вожди Тельмана).

Ну а общая неразбериха и впрямь царила такая, что дальше некуда. После решения Политбюро об отмене восстания даже команда «отбоя» прошла не пойми как. Куда-то не дошла вообще, куда-то запоздала, где-то ее не послушались, и в нескольких местах все же произошли вооруженные выступления. Три дня гремели уличные бои в Гамбурге. Образовались «советские правительства» в Саксонии и Тюрингии. В Лейпциге возникла даже ЧК во главе с Крыловым и готовила списки для расправы. Части рейхсвера под командованием фон Секта и Меркера были брошены на подавление этих очагов. А в Баварии подняли восстание нацисты – как нетрудно увидеть, оно было четко скоординировано с проектами Троцкого и Радека и произошло именно в те дни, на которое назначили революцию коммунисты.

Хотя гитлеровцы при этом действовали отдельно, по своим планам. Примеры борьбы турок против навязанных им условий мира и похода Муссолини на Рим были свежими. И предполагалось организовать аналогичный поход на Берлин, чтобы свергнуть «капитулянтское» правительство. 8 ноября, когда баварский министр-президент фон Кар выступал перед промышленниками в пивной «Бюргербройкеллер», ее окружили 600 штурмовиков. Гитлер ворвался в зал с револьвером, вскочил на трибуну и, выпалив в воздух, провозгласил: «Национальная революция началась!» Выходы заняли вооруженные штурмовики, в вестибюль вкатили пулемет. А Гитлер в отдельной комнате принялся уговаривать баварских правителей Кара, Лоссова и Зайссера войти в руководство этой революции. Они мялись, отнекивались, лидер НСДАП грозил револьвером. После долгих споров вырвал согласие. И объявил нацистам, собравшимся в пивной, о создании «временного правительства» и предстоящем походе на Берлин.

Была организована присяга этому «правительству». Но затем Кар, Лоссов и Зайссер благоразумно удалились – якобы для того, чтобы отдать распоряжения о подготовке похода. Как только они вырвались из-под контроля Гитлера и его молодчиков, «правители» поспешили выехать из Мюнхена в соседний город, где выпустили и принялись распространять прокламации, что их согласие было вынужденным, под дулом пистолета. Объявили распущенными НСДАП, союзы «Оберланд» и «Рейхскригфлагге», а полиции и рейхсверу приказали подавить мятеж. Аналогичный приказ из Берлина прислал воинским частям фон Сект. И парламентеры, направленные Гитлером в казармы мюнхенских полков, были арестованы. Правда, к нацистам примкнул популярный генерал Людендорф, а Рем с отрядом из боевиков «Рейхскригфлагге» захватил штаб военного округа. Но его блокировали солдаты и полицейские.

Само начало похода намечалось на 9 ноября. Однако силы нацистов оказались разобщенными и разбросанными по городу. Да и не слишком организованными. В НСДАП насчитывалось уже 56 тыс. членов, но к пивной «Бюргербройкеллер», на место сбора, прибыло лишь 3 тыс. Оставалась надежда, что к маршу присоединятся сочувствующие, а войска подчинятся Людендорфу, а не приказам своих начальников. И колонна двинулась к центру Мюнхена, чтобы соединиться с отрядом Рема. Во главе шли Гитлер, Геринг, Людендорф, знамя организации «Рейхскригфлагге» нес Гиммлер. Часть штурмовиков была вооружена, на машине везли пулеметы. Мост через Изер был перекрыт полицейскими, но Геринг, выбежав к ним, объявил, что в колонне находятся заложники, баварские министры, пообещав перестрелять их при сопротивлении. Шествие пропустили через мост. Штрейхер в этот день привез нацистов из Нюрнберга и митинговал с ними на площади Мариенплатц. Они влились в шествие.

К полудню колонна вышла на Резиденцштрассе, которая вела к осажденному штабу округа. Но эту узкую улицу перекрыло около 100 полицейских под командованием майора Хунглингера. Пропускать нацистов он отказался. После недолгих переговоров и переругиваний Людендорф с адъютантом пошел вперед. За ним двинулась было часть колонны. Но раздался чей-то выстрел, то ли Гитлера, то ли Штрейхера, и полиция тут же открыла огонь. Перестрелка длилась всего несколько минут. Погибли трое полицейских и 16 нацистов, и сработал эффект паники. В голове колонны стреляли, кричали раненые, в хвосте не видели, что происходит. Голова подалась назад, напирая на хвост, и люди побежали. Людендорф как шел, так и продолжал идти – полицейские направляли оружие в сторону, чтобы не задеть известного генерала. Прошел сквозь цепь и был арестован. Рем капитулировал через два часа. Гитлера взяли в пригородном поместье, куда его вывезли и лечили – он в давке упал и сломал ключицу. Раненый Геринг и Гесс бежали в Австрию…

Генрих Мюллер во всех этих событиях тоже участвовал. Разумеется, добросовестно выполняя обязанности полицейского. В схватке на улице Резиденцштрассе его не было. Но потом работы хватило через край – выслеживать и задерживать разбежавшихся штурмовиков, проводить обыски в их штабах, закрывать и опечатывать помещения партии. И хоронить погибших коллег… И коммунистов точно так же ловили, вычисляли их базы, тайные склады оружия и снаряжения. После столь явной попытки переворота правительство все же опомнилось и наконец-то дало своим правоохранительным органам более широкие полномочия по борьбе с экстремистами.

Впрочем, полиция-то поработала на совесть, сделала все, что от нее зависело, но… суд над участниками мюнхенского «пивного путча» получился вполне «демократичным». То бишь беззубым. Популярного Людендорфа оправдали, остальные руководители получили минимальные сроки, рядовых участников не судили вообще. Гитлер был приговорен к пяти годам условно с испытательным сроком четыре года. А реально пробыл в тюрьме Ландсберга 13 месяцев и 20 дней. Которые с успехом использовал для написания книги «Майн кампф». Какое впечатление могла произвести подобная «демократия» на сотрудников полиции, доблестно сражавшихся, отстоявших конституцию и порядок, потерявших троих товарищей, потративших столько времени и сил для поимки мятежников, представить не так уж трудно…

Но тут, пожалуй, стоит отметить еще одну черту Мюллера. Дело в том, что все эти годы он не только усердно служил, но и… учился. Хотя работа полицейских в Германии была вовсе не «от и до» – а «вынь да положь». С ненормированным рабочим днем, бессонными ночами – дежурствами, тревогами, операциями. Да и оклады полицейских в бедном послевоенном государстве были очень низкими. А бесплатных вечерних школ, как в Советском Союзе, в Германии не существовало. Хочешь учиться – нанимай в частном порядке преподавателей и плати им. Но Мюллер, оказывается, каким-то образом выкраивал для этого и нужное время – за счет отдыха, и деньги – за счет самого необходимого. Упорно, невзирая на усталость, просиживал за уроками. Упрямо одолевал дисциплины, которые ему не суждено было пройти в детстве. И в том же самом 1923 г., несмотря ни на какие кризисы, инфляцию, политические встряски и мятежи он добился своего. Сумел сдать экзамены и получить аттестат о среднем образовании.