Текст книги "Петр и Мазепа. Битва за Украину"

8. К южным морям!

Любил ли Петр свою мать? Да, очень любил. Об этом неоспоримо свидетельствует их переписка. Послания сына к Наталье исполнены искренним и глубоким чувством. Но ее кончину царь встретил своеобразно. Простившись с умирающей, уехал в Преображенское и даже не появился на похоронах. Почему? Потрясение его было слишком сильным. Не стало самого близкого человека. Мало того, мать прикрывала его, как стена. Баловала. Фактически позволяла заниматься чем угодно. Казалось, что так будет еще долго – Наталье исполнилось всего 43 года. И вдруг в одночасье все рухнуло.

Но была еще одна весомая причина. Похороны правительницы были официальной пышной церемонией. Сложный ритуал, сборище вельмож, духовенства, целая команда специальных плакальщиц. Масса народу, восхваления покойной, соболезнования сыну. Чужие лица, с которыми надо что-то говорить, отвечать. Умер любимый человек, а все это оборачивалось пустой и ненужной суетой. Петр не побоялся пойти против обычая. Он переживал горе один. А через три дня приехал оплакивать мать на могилу – тоже один.

Впрочем, он еще не осознал, какое бремя на него легло. Ведь раньше, при матери, дела каким-то образом решались без него. Значит, и дальше будут решаться. Петр нашел выход, он все текущие вопросы переложил на боярина Ромодановского. Выше отмечалось, что на маневрах он был «генералиссимусом», и сейчас царь подтвердил этот шутовской чин. Издал указ, что оставляет за себя «генералиссимуса» Ромодановского, а сам по весне опять укатил в Архангельск.

И все-таки смерть матери терзала душу свежей раной. А на Севере царь окунулся не только в полюбившуюся ему морскую атмосферу. Он погрузился в мир русского православия – величественный, строгий, не замутненный столичной суетой. На Великий Пост Петр поехал в Соловецкий монастырь. В обители его опекал благочестивый прозорливец иеромонах Иов, основатель Голгофо-Распятского скита. Под его духовным наставничеством царь молился, встретил Пасху – в Великую Субботу сам читал паремии в Преображенском храме. Для этого храма царь распорядился создать новый иконостас.

В июне спустили на воду корабль, заложенный Петром в прошлом году. Государь вышел на нем в море. Это плавание чуть не оборвалось трагически, корабль попал в страшную бурю. Тут уж хочешь или не хочешь, усилия по спасению соединились с горячими молитвами. Царю подсказали о местных угодниках, помогающих в беде, в том числе праведных монахах Вассиане и Ионе. Молитвы были услышаны, кораблю удалось войти в Унскую губу, где стоял Пертоминский монастырь – он возник как раз на месте погребения Вассиана и Ионы. Петр объяснил спасение их предстательством, указал архиепископу Холмогорскому Афанасию, чтобы установили местное почитание святых и обрели их мощи Его повеление было исполнено.

Однако натура царя была очень и очень противоречивой. Его безудержно заносило то в одну, то в другую сторону. Из Архангельска он вернулся только в сентябре, и тут же ринулся готовить очередные воинские маневры. Причем на этот раз к участию привлекли весьма значительный контингент, около 15 тыс. человек. Но настоящие учения тонули в скандальных выходках и клоунадах. Сейчас-то приструнить Петра стало некому, даже матери. 23 сентября через Москву потянулись полки – а среди них нарочито разукрашенные повозки «генералиссимусов» Ромодановского и Бутурлина, рота шутов, рота карликов, маскарадное «сибирское войско» на санях в звериных шкурах. Петр шел в числе артиллеристов Преображенского полка в чине бомбардира. С грохотом литавр и барабанов, с завыванием свирелей и дудок эта армия вышла на берег Москвы-реки к деревне Кожухово, где была построена земляная крепость.

Снова разыгрывали комический сценарий. «Генералиссимусы» вычитывали друг другу причины «войны», соревновались в ругани между собой. Выпустили на поединки «богатырей». Но после этого захотели покутить, заключили «перемирие» и ходили друг к другу в гости. Через неделю подобного времяпровождения Петр указал, что надо бы «повоевать». Полки Ромодановского пошли на штурм, а части Бутурлина сразу сдались. Видать, хотели побыстрее продолжить застолья. Но царь возмутился, потребовал вести осаду заново, по всем правилам. Строили батареи, рыли траншеи, подходили к стенам зигзагообразными апрошами, подводили минные подкопы. Войска палили холостыми из пушек и ружей, рвались глиняные гранаты, начиненные порохом. Были погибшие и пострадавшие. Правда, при этом воины набирались и полезного опыта, пригодившегося в скором времени. А завершилось все новыми угощениями…

Между тем, на России до сих пор «висела» настоящая война. Причем союзникам доставалось очень крепко. Турки разбили австрийцев под Белградом. Крымцы и ногайцы совершенно разорили Польшу. В Москву приезжали посольства императора (в России его называли «кесарем»), Венецианской республики, привозили послания папы Римского. Польский король Ян Собесский вообще принялся скандалить. Писал, что русские не вносят никакого вклада в общую борьбу. Шантажировал, что разорвет «вечный мир» с Россией, вместо этого заключит сепаратный договор с султаном, а у царя потребует вернуть утраченные Смоленск, Киев, Левобережную Украину. Возникала нешуточная опасность, что союзники помирятся с турками за счет России, подтолкнут султана на нашу страну.

Эти события имели несколько последствий. Одно из них стало новой забавой царя. В его окружении перемывали кости папе, рассказывали об обычаях и лицемерии Ватикана. Смеялись и над чопорными австрийцами, над их громоздким этикетом и выпячиванием культа «кесаря». На пирушках Петра родилась пародия, «Всешутейший и всепьянейший собор». Ромодановскому вместо прежнего «генералиссимуса» присвоили ранг «князь-кесаря», бывшему воспитателю царя Никите Зотову – «князь-папы». В винном угаре изобретали клоунские ритуалы, церемониалы. Надо сказать, весьма грубые, с откровенными пошлостями.

Хотя ради справедливости имеет смысл подчеркнуть, это была не русская специфика. Это была особенность своего времени. Даже правильнее будет сказать, европейская особенность. Мы уже касались развлечений Людовика XIV. Своих приближенных и детей он тоже называл совсем не «галантно». «Какашки», «вонючки», «сопли» были весьма мягкими прозвищами. Да и лексика британских кавалеров, благородных дам, значительно смягчалась последующими переводчиками. Кстати, само по себе пьянство почиталось «доблестью» отнюдь не в России, а на Западе, ранее об этом уже говорилось.

Судя по всему, идею «Всешутейшего собора» царю внушили Лефорт и прочие иностранные «дебошаны». Исследователи уже обратили внимание, что европейские протестанты придумывали очень похожие пародии на папу. В сценариях «собора» использовались и элементы зарубежных карнавалов. Хотя Петр дополнил их передразниванием не только папы, но и патриарха – «князь-папа» носил титул «всешутейшего отца Иоаникиты Пресбургского, Кокуйского и Всеяузского патриарха». Сам царь оказывал ему признаки почтения, перед ним носили пародию на крест из двух курительных трубок…

Грубо, грязно, непонятно? Пару месяцев назад жаркие молитвы на Соловках и в Пертоминске, духовные беседы с праведным Иовом, и вдруг издевательство над церковью? Нет, в том-то и дело, что над церковью издевательства не было. При всех своих увлечениях (и даже явных заскоках) царь сохранял стержень веры. Он по-прежнему ходил в храм Божий, хотя и не так регулярно, как его отец, дед. Он пел на клиросе, читал Апостол… Пел, читал и молился искренне. Но и над патриархом насмехался искренне. Петр по молодому легкомыслию не считал это кощунством. Отношение к патриарху и к вере он отнюдь не отождествлял. А к личностям двоих патриархов он никакого благоговения не питал. Один силился подмять его, заставить жить по своей диктовке. Другой, мягкий и безвольный, царю не противился, но и не стал его помощником. Cторонился государя и его двора, демонстрировал осуждение его поведения. Петр ответил «взаимностью».

Но дипломатический клубок повлек за собой не только «всешутейшие» последствия. После Кожуховских маневров царь и его приближенные чувствовали себя уже настоящими воинами. На банкетах кипели обсуждения учебных баталий. А воинские наряды, музыка, барабаны, шатры, доспехи, шпаги на поясах так приятно кружили головы! Придавали ощущение мужества, доблести. Казалось логичным и совсем не трудным сделать следующий шаг. Возобновить войну с турками по-настоящему! В конце концов, Петр с детства готовил себя к подвигам. А активности требовали не только иностранцы – турки с татарами угрожали и России, замучили набегами Украину.

Постановили – двинуть войска на юг. У Петра нашлись умные советники, план составили блестящий. Ведь противник привык, что Голицын водил армии на Крым, а с Дона проводились отвлекающие операции. Теперь задумали наоборот. Большая армия Шереметева пойдет, как и раньше, вдоль Днепра. Отвлечет татар и турок на себя. А вторая армия будет маленькой, зато отборной. 31 тыс. бойцов – Преображенский, Семеновский полки, старая гвардия – Бутырский и Лефортовский полки. А также московские стрельцы, солдаты Тамбовского разряда, казаки. Азов имел три линии мощных укреплений – земляной вал со рвом и палисадом, каменную стену с 11 башнями, внутренний замок. Крепость защищали более 100 орудий, выше по Дону турки построили две каланчи, перекрывшие реку цепями и артиллерией. Но гарнизон был небольшим, 3 тыс. человек, и расчет строился на внезапности – налететь, штурмовать, и десятикратное превосходство гарантирует победу.

Однако расчеты перечеркнулись грубейшими ошибками. Вместо одного командующего Петр назначил «консилию» из Лефорта, Головина и Гордона. Она должна была выносить совместные решения, а утверждал их царь. Хотя военный опыт Лефорта ограничивался уровнем младшего офицера, а у Головина такового не было вообще. Чтобы двигаться побыстрее и ударить неожиданно, решили не брать тяжелых орудий, только легкие. Но при этом о планах болтали на всех застольях, а шпионов в Москве хватало. Турки узнали, как намерен действовать царь. Успели изготовиться, увеличили гарнизон до 10 тыс.

Авангарды царской армии подошли к крепости в конце июня 1695 г. Но и турки продолжали подвозить морем подкрепления, к крепости проскочили еще 20 галер с янычарами. Из степи нападала татарская конница, не пропускала обозы с припасами. А осада началась бестолково. Легкие орудия не причиняли стенам вреда. Царь повсюду лез, как мальчишка. Сам палил из пушек, с лопатой копал траншеи, а по вечерам в его шатрах шумно пировали. Генерал Патрик Гордон писал: «Судя по нашим действиям, иногда казалось, будто мы затеяли все это не всерьез». Успеха добились только донские казаки. Дерзкой ночной атакой они захватили каланчи на реке, взяли 21 орудие. Но их победу тут же омрачило поражение. К туркам перебежал голландец Янсен, подсказал, что на стыке корпусов Лефорта и Гордона не завершены полевые укрепления. Защитники внезапно выплеснулись контратакой на этот участок, перебили 600 солдат.

Шереметев действовал куда более грамотно. Его армия спустилась вдоль Днепра, соединилась с полками украинских казаков, которых привел Мазепа. Подступили к крепости Кызы-Кермен. Она была послабее Азова, но тоже крепким орешком – каменные стены, 30 орудий. Поблизости держались татары ханского сына Нуреддина. Но Шереметев выслал против крымцев заслоны кавалерии, а крепость велел окружать шанцами, ставить батареи. Вылазки янычар отразили, открыли бомбардировку. Быстро вырыли минные подкопы. 30 июля взрыв мины пробил огромную брешь в стене. Комендант крепости Амир-паша, понял, что дальнейшее сопротивление бесполезно, и капитулировал. У русских обошлось почти без потерь, «полону взяли множество, также и пожитков. А стояли под ним пять дней, в шестой взяли». В других турецких крепостях поднялась паника. Гарнизоны Аслан-Кермена и Тавана сбежали, их заняли без боя.

Петру до таких успехов было далеко. Он назначил штурм. Гордон возражал, что без проломов в стенах, без достаточного количества фашин и лестниц атаковать бессмысленно, но его доводы отмели. 5 августа солдаты пошли на приступ. Бутырский и Тамбовский полки все-таки прорвались к городским укреплениям, вскарабкались на угловой бастион и захватили его. Но дивизия Головина задержалась в садах, опоздала с атакой. Турки сняли с ее участка подкрепления, перебросили к месту прорыва и вышибли русских. Неудачный штурм обошелся в 1500 убитых.

Лишь после этого решили брать Азов осадой, подводить мины. Но турки мешали, не прекращали вылазок. Минные подкопы они обнаружили и взорвали. Петр велел рыть новые. Завершили их только 20 сентября, штурм назначили на 25-е. Из двух мин сработала одна. В пролом ворвался Лефортовский полк, неприятели его выбили контратакой. А ночью ударили… заморозки. 27-го «консилия» постановила отступать. Пока собирали имущество, сворачивали лагерь, выступили лишь 2 октября. Побрели по степям, под дождями. 18 октября «был великий снег». Но войска-то были в летнем обмундировании. Тысячи солдат замерзли, пообморозились, другие брели больными, кутались не пойми во что.

У Шереметева было иначе. Он успел еще взять Мустрит-Кермен и Мубарек-Кермен. Удерживать крепости не имел приказа, да и средств. Разрушил стены и увел армию на зимние квартиры. Но на Западе расценили кампанию как выдающуюся победу русских! Славили именно достижения на Днепре. В Польше выпустили брошюру на взятие Кызы-Кермена. На заглавной картинке первым в ворота крепости въезжал Петр, вторым с какой-то стати Мазепа. А Шереметев скромно следовал за ними в толпе прочих всадников. Впрочем, такому вниманию к личности украинского гетмана удивляться не приходится. В закулисных политических кругах Польши уже знали, что Мазепа – друг. Следовало поддержать его, создать репутацию выдающегося героя…

9. Взятие Азова

Молодой русский царь показал, что он умеет наломать дров. Но показал и другое: что умеет делать выводы из неудач. Причем первый вывод совпал с морскими увлечениями государя. Петр понял, что пора воплощать их в жизнь. Чтобы взять крепость, нужно было блокировать ее с моря, помешать подвозу войск и снабжения. Но это требовалось и на будущее! Сама война приобретала иной смысл, открывала России выход в Азовское и Черное моря. Уже в ноябре, возвращаясь в Москву через Воронеж, царь приказал расширить существовавшие там верфи. Для начала наметил строить галеры, а также суда, привычные для русских, – струги, челны. Они были хорошо известны, их можно было понаделать сколько угодно. Но закладывались и большие корабли европейского типа. Для будущей борьбы за море, для операций против Крыма и Турции.

Приехав в столицу, царь оформил принятое решение. Часть кораблей предполагалось создавать на казенный счет, для других организовывались «кумпанства». В них включали бояр, купцов и прочих состоятельных людей. От каждого «кумпанства» требовалось финансировать строительство, оснащение и вооружение одного корабля. Такие же обязанности возлагались на церковь – на нее корабельную повинность возложили в зависимости от размера собственности, один корабль с 8 тыс. крестьянских дворов. В «кумпанства» записывали принудительно, о желании никто не спрашивал. Конечно же, многие роптали. Если не в открытую, то мысленно. Хотя были и такие люди, кто сразу осознал – дело и впрямь нужное! Жизненно важное для России. Брали на себя дополнительные обязанности, вносили средства добровольно – одним из таких поборников флота стал св. Митрофан Воронежский.

А Петр обратил внимание не только на морские силы. Он приходил к выводу, что для продолжения войны требуются специалисты по артиллерийскому, инженерному делу. Хотя царь не представлял возможностей собственных офицеров. Он обратился за специалистами в Бранденбург и Голландию. Задумался он и о необходимости заменить «консилию» хорошим главнокомандующим. Шереметев Петру почему-то не нравился. Может, государь по-юношески ревновал к его успехам. Торжественно принял в Москве, наградил, но тут же отослал обратно в Белгород. А на должность главнокомандующего выбрал Алексея Шеина. Раньше он входил в окружение Софьи, но вовремя переметнулся к Петру. Сопровождал его в путешествиях в Архангельск, сиживал с государем за столами и вошел в число его друзей. Он и по возрасту был для Петра ближе, чем Шереметев. Шеину исполнилось всего 33 года.

Но полководцем он был талантливым. Впервые в России царь присвоил ему чин генералиссимуса – настоящий, а не шутовской. А для фактического главы правительства, боярина Федора Ромодановского, пригодился именно шутовской титул князь-кесаря. Петр начал употреблять его почти официально. Ему понравилась игра, когда он сам выступал младшим офицером. Писал «князь-кесарю» покорнейшие доклады и челобитные, будто подчиненный высокому начальству. Впрочем, обманываться не приходилось. Нижайшие просьбы бомбардира Петра Михайлова были равнозначны приказам и обязательны для исполнения.

К следующей кампании, на 1696 г., снова готовилось две армии, но теперь у Шереметева забрали все пограничные полки, дворянскую конницу, половину украинских казаков. Оставили ему всего 2,5 тыс. солдат и 15–20 тыс. казаков. Действия предписали сугубо отвлекающие – спуститься на лодках по Днепру, произвести демонстрации под Очаковом. А под началом Шеина собиралось 75 тыс. бойцов – 30 солдатских полков, 13 стрелецких, поместная конница, донские, украинские, яицкие казаки, калмыки. Войска распределили по трем дивизиям – Головина, Гордона и Ригемана. Командовать флотом Петр назначил Лефорта. К морским делам швейцарский «дебошан» никогда не имел касательства. Но много от него и не требовалось. Вывести корабли, блокировать Азов с моря.

В январе 1696 г. умер царь Иван. Петр всегда относился к недужному брату тепло и внимательно, взял под опеку его вдову и дочерей. Одна из них, Анна Иоанновна, впоследствии станет российской императрицей. Но исчезновение символической фигуры второго царя не вызвало никаких перемен в правительстве и планах. Россия готовилась к новому походу на Азов. В апреле был спущен на воду флот – два 36-пушечных корабля, 23 галеры, 1300 стругов, 300 челнов, 100 плотов. Началась погрузка и отправка войск, артиллерии, припасов. Доставлять их к Азову по воде было куда легче, чем по разбитым степным дорогам.

В мае Петр прибыл в Черкасск. На этот раз разведку вели донские казаки, и наблюдение у них было налажено отлично. Походный атаман Леонтий Поздеев доложил, что они видели в море 2 турецких корабля, атаковали их, но не сумели взять из-за высоких бортов. Петр загорелся вступить в морской бой. Отправился с 9 галерами к низовьям Дона, с ним отчалили 40 казачьих лодок. Но галеры не смогли выйти в море, северный ветер отогнал воду, устье обмелело. Царю пришлось пересесть на лодку. Тут-то обнаружили, что в море стоят 13 вражеских кораблей и для доставки в Азов перегружают припасы на 13 плоскодонных тунбасов и 11 лодок. Петр велел казакам устроить засаду за островами. Когда флотилия двинулась к Азову, донцы на нее напали, захватили 10 тунбасов. Морские корабли, заметив это, стали удирать. Казаки погнались за ними, один взяли абордажем, другой был брошен экипажем и сожжен.

Галеры удалось вывести в море 27 мая. Они блокировали вход в Дон. В это же время подошли авангарды армии. А турки действовали далеко не лучшим образом. Как выяснилось, они не удосужились порушить прошлогодние русские траншеи и шанцы. Войска смогли беспрепятственно занять старые позиции. Петр оставил для себя роль «бомбардира Петра Михайлова», а командование целиком отдал на усмотрение Шеина. Генералиссимус наметил план осторожный, но надежный – чтобы наверняка. Отказался от штурмов и велел «приступать шанцами». Объем инженерных работ он наметил колоссальный. Азов обложили полукругом, оба фланга упирались в Дон. За рекой оборудовался «земляной городок». Строились батареи для тяжелых орудий, в город полетели ядра и бомбы.

А чтобы окончательно закупорить устье Дона, на берегах возвели два форта, через реку протянули цепь. Крымцы и турки не жалели усилий, чтобы выручить Азов. Ханский сын Нуреддин со своими всадниками шесть раз нападал на русский лагерь. Но Шеин выделил против него дворянскую конницу и калмыков. Они жестоко били и прогоняли татар, сам Нуреддин был ранен и едва не попал в плен. А 14 июня анатолийский паша Турночи привел эскадру из 20 кораблей и фрегатов и 3 галер. Привез припасы, 4 тыс. янычар. Но у Дона дежурил русский флот, грозно смотрели жерла береговых батарей. У паши не возникло желания проверять, насколько метко они стреляют. Эскадра постояла в отдалении и ушла.

Тем временем русская артиллерия разбила внешние валы Азова, а пехота без устали копала землю, траншеи продвигались все ближе к городу. 16 июня они достигли рвов. Защитникам предложили сдаться, но в ответ загремели выстрелы по парламентеру. Турки все еще надеялись отсидеться за каменными стенами и башнями. Однако Шеин приказал насыпать вокруг города огромный вал. Придвигать его, таким способом перейти ров и преодолеть стены. Посменно трудились 15 тыс. человек. Зарубежные специалисты, приглашенные Петром, не понадобились. Они приехали поздно, когда и без них обошлись, им осталось лишь дивиться масштабам работ.

Царь вел себя так же, как в первом походе. Ходил в море, бывал в траншеях под огнем, пировал с любимцами. Но Шеин свое дело знал. Вал приближался к стенам, сравнялся с ними по высоте. На его гребне установили батареи, они простреливали весь город и наносили осажденным большие потери. На всякий случай копались и три мины. Гарнизону на стреле вторично перебросили предложение сдать город и свободно уйти. Турки огрызнулись усиленной пальбой. Но русские пушки раздолбили бастионы, а вал подошел так близко к крепости, что «возможно было с неприятелями, кроме оружия, едиными руками терзаться». 17 июля 2 тыс. украинских казаков перебрались с вала на башню и выбили из нее янычар.

Многие командиры доказывали – настал момент штурмовать. Нет, главнокомандующий хотел вообще обойтись без рукопашных, без свирепых уличных драк, лишних потерь. Приказал казакам возвратиться. Он оказался прав. Легкость, с которой казаки проникли в Азов и выбрались назад, убедила неприятеля – город обречен. Начальник гарнизона Гассан-бей согласился на переговоры. Условия выработали быстро. Туркам разрешили уйти с личными вещами, а всю артиллерию и припасы они оставляли победителям. Шеин даже любезно предложил подвезти их на русских судах до Кагальника, где стояли татары. Спор возник лишь насчет перебежчика Янсена. Он успел «обасурманиться» – совершить обрезание и перейти в ислам, был принят в янычары, и Гассан отказывался его выдавать. Но тут уж Петр был неумолим, угрожал прекратить переговоры и бросить армию в город. Неприятельский начальник был вынужден смириться. От гарнизона у него осталось всего 3 тыс. человек.

19 июля воины и жители вышли из крепости. Царь на церемонии не присутствовал, уступил честь капитуляции Шеину. В городе нашли 96 орудий, большие запасы пороха и продовольствия. Сопротивляться он мог еще долго, если бы не умелая осада. Но отныне Азов переходил в состав России. Инженеру Лавалю поручили восстанавливать укрепления. Над православными храмами, превращенными в мечети, снова поднялись святые кресты. А при ремонте руин были найдены две иконы, Знамения Пресвятой Богородицы и св. Иоанна Крестителя. Видимо, их спрятали казаки во время знаменитого Азовского сидения в 1641 г. Теперь они чудесным образом открылись, и это сочли добрым знаком. Комендантом Азова Петр назначил князя Львова, ему оставили 5600 солдат и 2700 стрельцов. Армия выступила в обратный путь.

Отряд Шереметева на Днепре действовал в меру своих небольших сил. Вышел на подступы к Очакову, соваться к крепости не стал, остановился поодаль, абы попугать неприятеля. Зато «чайки» запорожцев погуляли по морю, захватили 20 кораблей, шедших в Очаков. Одновременно с основной армией Шереметев получил приказ возвращаться. В Москве победу отметили триумфальным шествием, и царь снова честно отметил, кто обеспечил такой блестящий результат. Сам как воевал, так и на параде прошел в общем строю в облике «бомбардира Михайлова», а главную роль отвел Шеину. Предателя Янсена провезли по столице на позорной телеге, под виселицей с петлей на шее, а напоследок казнили.

Победу и впрямь одержали важнейшую. Утвердились на южных морях! Царь выбрал удобное место на побережье, повелел строить порт Таганрог. Он уже грезил могучим флотом на Черном море. А Крымский хан направил в Москву посольство, выражал готовность заключить мир на любых условиях, самых выгодных для России. Но 25-летний Петр был исполнен идеалов рыцарства, благородства – и был уверен, что такими же принципами руководствуются западные монархи. Государь заявил крымцам, что не намерен даже начинать переговоры без союзников. С ними он связался сразу же, они и сами спешили поздравить русских с такими достижениями. С австрийским императором и Венецией было заключено дополнительное соглашение на три года – не рассматривать предложений сепаратного мира, не вступать об этом в переговоры.

Но царя на волне триумфов и поздравлений обуяла вообще глобальная идея: поднять против турок другие христианские державы! Это выглядело так величественно, красиво, ярко – сокрушить «басурман», освободить порабощенные христианские народы. Петр повелел снаряжать Великое посольство, оно должно было объехать европейские государства, сколачивая могущественную коалицию. Но в составе посольства государь решил поехать самолично – инкогнито. Ему казалось, монарху с монархами проще будет договориться: познакомиться, подружиться. А к тому же Петру очень уж хотелось увидеть Европу. О ней так много, так хорошо рассказывали!

Надо сказать, подобное решение Петра выглядело весьма необычным. Не только для русских царей, но и для западных монархов. Обычно короли посещали чужие страны только во время войны, во главе армии. То есть, примерно так же, как ходили в походы Иван Грозный или Алексей Михайлович. А бросить свое государство и странствовать по свету без особой нужды королям или императорам не приходило в голову. Это было слишком рискованно. Европейские дороги были опасными. Да и для доверия друг другу у западных властителей не было никаких причин. Пожалуешь в гости, а тебя прикончат или захватят в заложники. Или дома кто-нибудь учинит переворот.

В России подобная опасность тоже существовала, и она была совсем не шуточной. Софья из монастыря поддерживала связи с сочувствующими. Хватало иностранной агентуры, а прежняя правительница и ее фаворит уже показали, насколько они предпочтительнее для Рима, Польши, Швеции, Австрии. Совсем незадолго до отъезда Петра обнаружился заговор, который организовывали стрелецкий полковник Цыклер, окольничий Соковнин и стольник Пушкиным. Разрастись и созреть измене не позволили. Среди стрельцов имелись верные слуги государя. Двое из них, Елизаров и Силин, доложили – злоумышленники вербуют соучастников, говорят об убийстве Петра и перевороте. Цыклера, Соковнина и Пушкина арестовали и казнили.

Но подготовка к Великому Посольству подстегнула разбирательство. Следователи спешили завершить дело к отъезду царя. В результате осталось неясным, какие же силы стояли за заговорщиками, свергнутая царевна или чужеземцы. А подпольные структуры, которые начали создаваться в стрелецких полках, судя по всему, остались не выкорчеванными до конца. Но Петра уже влекла Европа. Руководить правительством он оставил «князь-кесаря» Ромодановского, Стрешнева и Нарышкина, и Великое посольство двинулось в путь. Маршрут намечали до Риги, а там предполагалось сесть на корабли и плыть морем в Голландию…