Текст книги "Темные московские ночи"

Глава 1

Москва, сентябрь 1945 года

По давнему обычаю Иван Харитонович Старцев появлялся на службе первым. Отперев ключом кабинет, он окидывал взглядом свое хозяйство, морщился от насквозь прокуренного воздуха и, прихрамывая на покалеченную ногу, подходил к окнам, чтобы открыть форточки или целиком фрамуги. Потом майор скидывал верхнюю одежду – офицерскую шинель или черный пиджак от старого довоенного костюма – и топал по лестнице на этаж выше, в кабинет начальника МУРа. Ознакомившись на совещании со всеми криминальными новостями и получив соответствующие распоряжения, майор Старцев возвращался в отдел, ставил на электрическую плитку чайник и занимал любимое место на широком подоконнике. Там он выпивал кружку чая и выкуривал папиросу, дожидаясь прихода подчиненных.

Сегодня старший оперативно-разыскной группы вернулся с совещания озабоченный и даже немного расстроенный. Это сразу подметил Васильков, едва вошел в кабинет и прикрыл за собой дверь.

– Что случилось, Иван? – негромко поинтересовался он, пожимая руку товарища.

Тот поначалу нервно отмахнулся, потом вздохнул и спросил:

– Ты ведь про ночные грабежи одиноких прохожих слыхал?

– Конечно. Мы только вчера о них вспоминали.

– Помнится, ты говорил, что дело интересное, верно?

Александр налил в свою кружку кипяток, кивнул и сказал.

– Голову есть над чем поломать.

– Ну вот и радуйся. Нам поручили расследование этой чертовщины.

– Ты серьезно?

– Я сейчас похож на шутника? – поинтересовался Иван и выщелкнул из пачки следующую папиросу.

Васильков усмехнулся. В данный момент его товарищ больше походил на сердитого работягу, коему начальство подкинуло внеурочное задание в ночную смену.

– Это связано с грабежами? – Александр кивнул на фотоснимки, которые Старцев держал в руке.

– Да. Ознакомься.

Бывший командир разведроты уселся за свой стол и принялся изучать фотоматериалы.

Оперативно-разыскная группа майора Старцева считалась одной из лучших в Московском уголовном розыске. Ее костяк сложился еще в начале войны, когда ею руководил ветеран майор Прохоров. Иван Старцев влился в нее в сорок третьем, после серьезного ранения под Рыльском. Всего через год он возглавил коллектив вместо Прохорова, ушедшего на повышение. Заместителем Ивана Харитоновича был назначен капитан Василий Егоров, крепкий мужик с симпатичным лицом и со здоровенными кулачищами. Следующим по опыту и выслуге лет значился старший оперуполномоченный капитан Олесь Бойко, похожий на доброго молодца из старой русской сказки, рослый, белокожий, кудрявый и невероятно сильный. Рядовыми оперативниками работали старшие лейтенанты Ефим Баранец и Игнат Горшеня, лейтенант Константин Ким.

Последним пополнением стал майор Васильков. Он был зачислен в группу рядовым оперуполномоченным после демобилизации из армии в начале лета 1945 года.

Группе поручали расследование самых сложных и, казалось бы, безнадежных преступлений. Но все-таки Старцев и его подчиненные справлялись с ними, раскрывали их в поставленные сроки.

Так в июле этого года группе удалось довести до логического завершения сложнейшее уголовное дело, связанное с вооруженным налетом на эшелон, прибывший в Москву из Берлина. В тяжелом бронированном вагоне трофейная команда привезла в столицу СССР так называемую золотую коллекцию Шлимана, состоящую из нескольких тысяч уникальных золотых предметов. Банда ярого противника советской власти Казимира Квилецкого тщательно подготовилась к налету. Бандиты раздобыли форму офицеров НКВД, проникли на автомобилях на территорию грузовой железнодорожной станции, где находился бронированный вагон, ввели в заблуждение охрану и обманным путем завладели ящиком с самыми крупными предметами из коллекции.

Начальник охраны все же заподозрил неладное и попытался задержать подозрительных персонажей. На платформе завязалась перестрелка, несколько человек было убито и ранено, но бандитам удалось не только уйти, но и прихватить с собой дорогую добычу.

Это дерзкое преступление получило широчайший резонанс. На кон была поставлена честь Московского уголовного розыска.

Дело поручили оперативно-разыскной группе Старцева, и менее чем за две недели сыщики сотворили чудо. Они разгадали, выследили, переиграли, в конце концов, возвели фундамент доказательной базы, благодаря которой банда Квилецкого была разгромлена, а утраченная часть золотой коллекции Шлимана – возвращена государству.

Месяцем позже случилось еще одно громкое дело. В подмосковном селе Челобитьево был зверски убит семидесятилетний настоятель местной церкви отец Илларион. Народ в ближайшей округе заволновался, загудел. Как же так?! Ведь церковь помогала государству в тяжелые годы! Стало быть, и государство должно ответить тем же, поймать негодяев и наказать по заслугам! Ход расследования взял на контроль ЦК партии и сам Лаврентий Берия.

Поначалу преступление показалось сыщикам простым и очевидным следствием алчности. Убийцы унесли из церковной кассы большую сумму денег, собранную прихожанами на возведение нового здания церкви взамен наполовину разрушенного старого. Касательно убийц у оперов возникало множество версий. Главными подозреваемыми долгое время оставались цыгане из табора, расположившегося близ железнодорожной станции Мытищи. Однако в ходе оперативно-следственных мероприятий внезапно стали всплывать некие факты, свидетельствующие о непричастности цыган к убийству отца Иллариона.

Сыщики вели кропотливую работу и постепенно, шаг за шагом вышли на главного организатора убийства, коим оказался высокопоставленный партийный функционер. Деньги из церковной кассы были ему не нужны. Их пропажа понадобилась для инсценировки ограбления и для того, чтобы следствие пошло по ложному пути. На самом деле партийный руководитель пытался замести следы и убрать человека, ставшего свидетелем его невиданной трусости при эвакуации населения Смоленска в сентябре 1941 года.

Рабочий кабинет оперативно-разыскной группы постепенно наполнялся сотрудниками. Поприветствовав товарищей, каждый по традиции наливал в свою кружку только что заваренный чай.

В процессе утреннего чаепития Старцев посвящал подчиненных в планы грядущего дня.

– Сигнал по данному происшествию поступил дежурному в два часа ночи. На место сразу выехал наряд и начал работу, – делился он недавно полученной информацией. – К утру общая картина преступления стала ясна, и на стол комиссара Урусова легла докладная записка. Собственно, этот случай и жахнул над нашими головами не хуже немецкой осветительной ракеты. Давненько я не видал Александра Михайловича таким озабоченным и сердитым. В общем, партийному руководству Москвы и нашему дорогому начальству эти ночные выкрутасы порядочно надоели. Решено поставить в этом деле точку.

– Что по конкретному факту, Харитоныч? – пробасил Василий Егоров.

– По факту нападения известно следующее. Потерпевший Игорь Иванович Семенцов в подпитии средней степени возвращался домой с празднования дня рождения своего племянника. В плохо освещенном переулке к нему подошли четверо мужчин, обступили со всех сторон и, не предъявляя каких-либо претензий, несколько раз ударили по голове. Когда Семенцов очнулся, то обнаружил, что из кармана пиджака исчез бумажник с крупной денежной суммой. Пропали также дорогие наручные часы и серебряный портсигар.

– Описать, конечно, никого не смог? – поинтересовался Егоров.

– В показаниях Семенцов путался, толком ответить на вопросы прибывшего наряда не смог. Поэтому тебе, Василий, поручаю поехать и провести нормальный опрос, – сказал Старцев. – Прихвати с собой Игната, и вперед.

– А где этот Семенцов теперь находится?

– В больнице. В какой именно, уточни у дежурного.

– Что по срокам? – спросил Васильков.

– Ну, со сроками пока все, слава богу, спокойно. Надеюсь, обойдемся без гонки и авралов.

Егоров с Горшеней по-быстрому допили чай и покинули кабинет.

Остальные также получили задания и принялись за работу. Бойко с Баранцом отправились в архив искать все дела о ночных ограблениях в столице за 1944–1945 годы. Старцев с Васильковым пошли по коллегам, тем оперативникам, которые отрабатывали последние грабежи. Молодой Костя Ким остался в отделе на телефоне.

– Потерпевший Игорь Иванович Семенцов, тысяча восемьсот девяносто шестого года, уроженец Тульской губернии. Из служащих. Женат. Имеет двоих взрослых детей и одного внука. Проживает по адресу: Москва, Большая Грузинская, дом тридцать семь. После оказания первой помощи медиками был отпущен домой. Беседа с ним вышла долгой, – докладывал о результатах опроса пострадавшего Василий Егоров.

Он переглянулся с Горшеней, вдруг улыбнулся и заявил:

– Знаете, мужики, в какой-то момент мы с Игнатом едва не впали в отчаяние.

– Это почему же? – спросил Старцев.

Капитан пожал плечами и ответил:

– То ли Семенцов еще не оправился от удара по башке, то ли всегда был таким чудным.

– В чем его странность?

– Понимаешь, его память – это свалка никому не нужной информации. Он перечислил нам дурные привычки всех соседей по подъезду, назвал имена многих хулиганов из Тишинских переулков, а также сообщил номера и названия ближайших магазинов, в которых продавцы по его убеждению нещадно обвешивают честных покупателей. Этого типа можно было слушать до завтрашнего утра и не получить никаких стоящих сведений.

– Ценный фрукт, – посмеиваясь, сказал кто-то из оперативников.

Другой уточнил:

– Только не для уголовного розыска.

– Не отвлекаемся! – заявил Старцев и досадливо поморщился. – Вася, давай покороче.

Тот согласно кивнул и ускорил повествование:

– Семенцов возвращался домой поздно, в одиночестве. Похоже, был прилично пьян, потому как подробности происшествия запомнил плохо. Сказал, что в переулке навстречу ему вышли четверо молодых парней, лиц которых он не видел. Они обступили его со всех сторон, нанесли несколько ударов, сбили с ног. О дальнейшем расспрашивать было бесполезно. В себя он пришел, когда к месту прибыл наряд милиции, вызванный кем-то из проживавших поблизости граждан.

– А почему Семенцов решил, что нападавшие были молодыми? – спросил Васильков. – Лиц же он не разглядел.

– Да, лиц из-за темноты видно не было, зато он услышал несколько фраз, которые тоже не запомнил. Но уверяет, что голоса принадлежали молодым парням лет по семнадцать-восемнадцать, – объяснил Егоров и добавил: – Еще могу поделиться общим впечатлением о Семенцове. Весьма скользкий и неприятный тип. Явно что-то скрывает и не желает взаимодействовать со следствием.

– Ясно. Что еще удалось выяснить?

– На этом все, Харитоныч.

– Не густо, – сказал Старцев, недовольно потер подбородок повернулся к следующей паре. – Теперь ваша очередь. Докладывайте.

Во второй паре старшим по возрасту, должности и званию был Олесь Бойко.

Он хлопнул широкой ладонью по стопке серых картонных папок и проговорил:

– Двадцать четыре уголовных дела. Все относительно свежие и как под копирку. Группа из четырех-шести молодых мужчин нападает на одиночную жертву. Они лишают ее сознания ударом по голове, потом грабят, но не всегда, что весьма странно, бросают истекать кровью и скрываются. Первое дело заведено в середине сорок четвертого. Последнее – две недели назад. Оно сдано в архив группой майора Тихонова только вчера по причине невозможности выйти на преступников.

– И что же, ни одного задержания?

– В разное время оперативниками задерживались три человека. Первый мужчина был арестован по соответствию с описанием, данным жертвой нападения, второго и третьего задержали по причине уголовного прошлого и близкого проживания к местам преступлений. После проведения допросов и проверок подозрения не подтвердились, и все трое были отпущены.

– Не причастны?

– Никакого отношения к преступлениям.

Иван переглянулся с Васильковым и сказал:

– Понятно. Значит, остались мы с Александром. Так, мы успели отловить пару оперативников, занимавшихся расследованием ночных грабежей. Побеседовали, покумекали, выслушали соболезнования по поводу низких шансов на раскрытие. Все эти дела они называют мертвыми. В общем, товарищи, давайте думать сообща, как распутывать клубочек.

Перед началом Великой Отечественной войны народный комиссар внутренних дел издал приказ, согласно которому оперативно-служебная деятельность аппаратов уголовного розыска переводилась на линейный принцип. С того момента все оперативные работники вливались в группы по борьбе с конкретными видами преступлений. В Московском уголовном розыске было создано одиннадцать отделений, специализирующихся на борьбе с определенными преступлениями. Это многократно облегчило борьбу с криминалом, и процент раскрываемости резко пошел вверх.

Но, к сожалению, до полной победы над преступностью было далеко. В годы войны значительная часть руководящего и оперативного состава МУРа отправилась на фронт и приняла участие в боевых действиях. Военное положение в стране, неразбериха, потоки беженцев и тысячи стволов неучтенного огнестрельного оружия резко изменили характер преступности. Возродились некоторые преступления, считавшиеся уже забытыми, например, кражи продуктов питания, появились и новые. Это вооруженные налеты на продовольственные магазины, базы и склады, подделка продовольственных карточек. В ежедневных сводках то и дело мелькали сообщения об ограблениях квартир эвакуированных или ушедших на фронт граждан.

Пришлось спешно меняться и сотрудникам уголовного розыска.

В 1944-м начальником МУРа был назначен комиссар милиции III ранга Александр Михайлович Урусов. Именно с его появлением ветераны московской милиции связывают резкое понижение процента висяков, внедрение в работу следователей научно-технических методов расследования, а также появление дежурных частей для экстренных вызовов и принятия своевременных мер по раскрытию наиболее опасных преступлений.

Урусов начинал в сыске с младых лет. Юношей он был принят делопроизводителем в Отдел транспортной чрезвычайной комиссии ОГПУ города Тюмени, одновременно учился. Затем Александр Михайлович служил в водном угрозыске Сибирского края, стал начальником отделения окружного уголовного розыска, работал главным сыщиком Магнитогорска, до сорок четвертого года ловил преступников в Свердловске.

После войны криминал не спешил сдавать позиции. Обстановка осложнялась тем, что на руках у населения находилось огромное количество огнестрельного оружия, а Москва, будучи самым большим городом, привлекала преступников-гастролеров из других регионов страны. Свою негативную роль сыграли и массовые послевоенные амнистии уголовников, и детская беспризорность. Так, во второй половине 1945 года неблагополучные подростки буквально терроризировали москвичей, подкидывая записки с угрозами налета банды «Черная кошка», уничтоженной МУРом несколько месяцев назад.

Заметно повлияли на общественную жизнь и так называемые сучьи войны, разгоревшиеся во всех лагерях и зонах Советского Союза после победы над фашистской Германией. В годы Великой Отечественной войны часть зэков изъявила желание добровольно отправиться на фронт. Большинство из них честно воевали, защищали Советскую Родину. Многие сложили в боях головы. Уцелевшие после войны возвращались в заключение и встречали крайне враждебное отношение со стороны не нюхавших пороха уголовников и воров в законе. Такое противостояние не могло закончиться миром. В лагерях и на воле вспыхивали конфликты, перераставшие в жестокие кровопролития.

Для обеспечения нормальной жизни и покоя советских граждан милиция работала день и ночь. Без выходных, отпусков и праздников. После разгрома фашистской Германии народ радовался победе, привыкал к тишине и чистому небу, а у сотрудников милиции оставался свой действующий фронт.

– В этом деле, по описанию потерпевшего, грабителями тоже значатся молодые парни от восемнадцати до двадцати лет, – проговорил Васильков, отодвинул от себя картонную папку, закрыл глаза и потер подушечками пальцев отяжелевшие веки.

Старцев сидел напротив. На столе перед ним лежали две стопки уголовных дел.

Он подхватил проверенную папку, положил ее на вершину левой стопки.

– И что же у нас получается?.. – Старцев прищурился и начал пересчитывать папки. – В восемнадцати случаях потерпевших ограбили. В шести – просто избили и оставили на улице.

– И заметьте, Иван Харитонович, у шестерых последних было что взять, – добавил Бойко. – Далеко не бедные граждане.

– Да, действительно, – согласился тот. – Людей просто избили, но не тронули ценных вещей. Чертовщина какая-то.

Изучив составом всей группы материалы по ночным нападениям на московских граждан, муровцы сделали неожиданный вывод. Три четверти потерпевших лишились после таких нападений денег, часов, обручальных колец и других ценностей. С некоторых жертв преступники даже не погнушались снять хорошую верхнюю одежду. То есть это были грабежи в чистом виде.

Однако четверть потерпевших осталась при своих материальных ценностях. Однако в нагрузку эти люди приобрели синяки, шишки, гематомы, а в некоторых случаях и переломы. Тут возникал резонный вопрос. С какой целью молодые бандиты нападали на этих людей? За что-то проучить? Наказать? Отомстить?..

Еще интереснее вырисовывалась ситуация с теми потерпевшими, которые вообще не торопились заявлять о нападении. Этих пострадавших удавалось выявить случайно, по косвенным признакам. К примеру, в одном случае в милицию обратился бдительный дворник, обнаруживший утром на своем участке лужу крови и следы, ведущие в ближайший подъезд. Благодаря дворнику и участковому инспектору в квартире второго этажа был найден потерпевший, не пожелавший самостоятельно заявлять о ночном нападении в органы правопорядка.

Другого бедолагу вычислили благодаря врачу-травматологу, сообщившему в милицию о подозрительном характере черепно-мозговой травмы пациента. Прибывший милицейский наряд опросил пострадавшего гражданина и выяснил, что прошедшей ночью он также подвергся нападению банды молодых грабителей.

На третьего пострадавшего, лежавшего без сознания, случайно наткнулись прохожие.

– Какие мысли по поводу скромных граждан, не пожелавших сообщать о нападениях? – спросил Старцев.

– Думаю, они не хотели светить в милицейских протоколах вещи, отобранные грабителями, – изрек Егоров.

– Или крупные денежные суммы, – добавил Бойко.

– Резонно, – согласился Иван. – Но из материалов предварительных следствий выходит, что и остальные пострадавшие – не служащие с окладом в сто пятьдесят рубликов. Верно?

Возражений не последовало.

– Из этого следует, что жертвами нападений становились отнюдь не случайные люди. Согласны?

– Согласны. Их вычисляли, – ответил за всех Егоров. – Еще из этого вытекает, что их пасли и знали обо всех перемещениях.

– В таком случае нам надо получить подтверждение этой версии. Разбираем дела и начинаем работу.

Ближе к вечеру Старцев с Васильковым возвращались в Управление Московского уголовного розыска на Петровку, 38. Оба были уставшие и голодные. Ранее, прихватив с собой три уголовных дела, они выехали по адресам потерпевших, чтобы встретиться с ними и подробно опросить.

Первого потерпевшего – заведующего мукомольным предприятием – они отыскали быстро. Это был весьма упитанный сорокалетний мужчина с гладким лицом и приятными обходительными манерами. Нападение на него было совершено довольно давно, полгода назад. Следов от травм, полученных тогда, на его лице и теле уже не осталось.

Даже не глянув в развернутое удостоверение Старцева, Игорь Ильич Макаров – так звали потерпевшего – тотчас натянул подобострастную улыбку, расшаркался и пригласил сыщиков в свой директорский кабинет. Там он положил перед гостями раскрытую коробку дорогих папирос и подробно ответил на все вопросы интересующие их.

Второго потерпевшего пришлось ждать битых полтора часа.

– Как ваше здоровье, Лев Исаакович? – поинтересовался Старцев, когда тот наконец-то вернулся на рабочее место оценщика в ломбарде, расположенном на площади Маяковского.

Удостоверившись в том, что незнакомые мужчины не проходимцы, а самые настоящие сотрудники МУРа, пожилой мужчина протянул с типичным еврейско-одесским говорком:

– Могло быть и лучше. Вы не представляете, как по ночам ноет это место и какие мне снятся кошмары. – Он осторожно потрогал бинтовую повязку на голове и посмотрел на сыщиков, ожидая соболезнований и понимания.

– Мы хотели бы задать вам несколько вопросов, – вместо поддержки сказал Васильков. – И получить на них исчерпывающие ответы.

– Да-да, разумеется. Я всегда рад помочь нашим органам. Присаживайтесь.

Опросив второго потерпевшего, два майора попрощались с ним и отправились искать последнего персонажа из короткого списка. Он был самой важной птицей, целый заместитель управляющего трестом общественного питания столицы. В подчинении у него находились столовые, кафе, закусочные, рестораны, фабрики-кухни. Всего более двух тысяч предприятий подобного рода.

– Это не дивизия и даже не корпус, а целая армия! – оценил масштаб на армейском языке Васильков.

Секретарша встретила мужчин надменным суровым взглядом, однако, увидев красное удостоверение с надписью «Уголовный розыск», моментально растаяла.

– Рада бы вам помочь, но Иннокентий Семенович на совещании, – испуганно улыбаясь, сказала она и вполголоса сообщила страшную тайну: – К нам сам заместитель наркома приехал с докладом.

– Что за совещание?

– Этажом выше, в кабинете управляющего. Посвящено упразднению Государственного Комитета Обороны и образованию оперативного бюро Совета народных комиссаров.

– Дело нужное. И когда оно закончится? – поинтересовался Старцев.

– Не знаю. Они всегда по-разному совещаются. А вы присаживайтесь, – проговорила секретарша. – Хотите чаю?

– Хорошо, мы подождем.

Иннокентий Семенович появился в приемной примерно через час. Еще столько же времени сыщики беседовали с ним с глазу на глаз в просторном кабинете. И вот теперь, в восьмом часу вечера, они возвращались на Петровку уставшие и чертовски голодные.

Кабинет, в котором трудились сотрудники группы Старцева, был прямоугольной формы с небольшим закутком в дальнем от двери углу. Офицеры шутливо прозвали его столовкой. Здесь стоял небольшой кухонный стол, покрытый полосатой клеенкой, недавно купленной в складчину. На нем красовалось общее имущество, в том числе электрическая плитка с вечно перегоравшей спиралью, кружки, ложки, нож, жестяная банка с сахаром, керамическая солонка, видавший виды алюминиевый чайник.

Порой ход расследования какого-нибудь заковыристого преступления не позволял людям отлучиться даже на прием пищи, и они устраивали перекус прямо на месте, не отходя от станка. Как правило, в закромах всегда были чай, сахар, хлеб, лук и чеснок. Но случались и приятные исключения, когда сотрудники приносили сюда шматок сала, сушеную рыбу или домашние пирожки. Однажды кто-то из женатиков приволок из дома пять пачек горохового концентрата.

– Э-э, нет! – запротестовал тогда Старцев. – Неси-ка их обратно! В окопах на свежем воздухе горох в таком количестве потреблять дозволяется. А в закрытом помещении – уволь.

Вдоль крашеной стены со светлыми пятнами трех высоких окон размещались рабочие столы рядовых оперативников. Начальственный стол Старцева возвышался на отшибе – точно под портретами Иосифа Виссарионовича Сталина и Феликса Эдмундовича Дзержинского. Торцевые стены кабинета почти целиком были заставлены деревянными шкафами и стальными сейфами, в недрах которых хранилась справочная информация, внушительная картотека на самых выдающихся представителей криминала, прежде всего, конечно, столичного.

В этом кабинете с застоявшимся запахом табачного дыма сыщикам приходилось проводить большую часть своей жизни. Не сорок восемь часов в рабочую неделю, а гораздо больше, ровно столько, сколько требовалось для скорейшего раскрытия очередного преступления.

Оперативники уже закончили обход потерпевших, нашли каждого и провели опрос, а теперь ждали задержавшихся Старцева с Васильковым. Когда те появились в кабинете, Бойко заваривал чай, Егоров листал папку с материалами уголовного дела, а остальные живо обсуждали грандиозный парад физкультурников, прошедший на Красной площади 12 августа.

– Как дела, мужики? – спросил Старцев и, постукивая о паркет тростью, доковылял до своего стола. – О, аромат свежей заварочки! Молодцы!

Пока майоры наливали в свои кружки горячий чай, оперативники поочередно делились с начальником информацией, добытой за день.

– Мы с Игнатом успели опросить четверых потерпевших, трех мужчин и одну женщину, – начал Егоров. – Все четверо отнеслись к нашему визиту настороженно, на вопросы отвечали неохотно. Некоторые путались, называя ценности, похищенные во время нападения.

– Может, пьяные были точно так же, как Семенцов, и не помнят?

– Будучи пьяным, Харитоныч, можно забыть, сколько купюр осталось в твоем кармане после вечера в кабаке. А тут речь о часах, кольцах, портсигарах. В случае с женщиной – о серьгах и брошках.

– Резонно, – согласился Старцев, взгромождаясь на свой любимый подоконник. – Продолжай.

– У нас создалось впечатление, будто потерпевшие смирились с нападением, с утратой ценностей.

– И хотят поскорее забыть об этом, – добавил Игнат Горшеня.

Васильков подул на поверхность горячего напитка и спросил:

– Ничем интересным никто из них не поделился? Может, вспомнили какую деталь, о которой ничего нет в протоколе?

Егоров мотнул головой и сказал:

– Нет. Они все отвечали с неохотой.

Старцев зашелестел кульком с сухарями, достал пару штук, один протянул Александру, от своего отломил кусочек, закинул его в рот, с хрустом разжевал и запил чаем.

– Ну а вы чем порадуете? – обернулся он к Бойко и Баранцу.

– Те же рожи, только в профиль, – с изрядной долей безнадеги произнес Олесь. – Правда, мы успели опросить всего троих. Четвертый клиент уехал в командировку, а пятый в больнице после операции.

– Какой операции?

– Нет, она не связана с нападением. Что-то с желудком. Язва, кажется. Операция прошла вчера, и врач настоятельно попросил сегодня не беспокоить. Завтра с утра поедем.

– Ясно. Докладывай по остальным.

Бойко раскрыл первую папку из тех пяти, что держал в руках.

– Гражданка Авербах Юлия Давидовна, девятьсот одиннадцатого года рождения, подверглась нападению в июне сорок пятого. Около двух недель провела в больнице. От сильного удара по спине пострадала левая почка. На первом допросе заявила о пропаже золотого браслета, но позже начала путаться и в конце концов полностью изменила показания.

– Сказала, что никакого браслета у нее не было? – спросил Иван и снова отхлебнул из кружки.

– Точно.

– Что с другими?

– Похожая картина. – Олесь развернул следующую папку. – Алан Айнурович Басманов, девятьсот второго года рождения. Заявил, что денег при нем на момент ограбления было в три раза меньше, чем указано в протоколе дознания. Типа, во время того опроса он слегка ошибся.

– Понятно.

– Третий гражданин…

– А третий гражданин вдруг вспомнил, что часы у него были не золотые, а позолоченные. Так?

Бойко, уже открывший рот, едва не подавился, откашлялся, поднял удивленный взгляд и спросил:

– Откуда ты знаешь?

– Это, братец, пыль на рояле. Главное впереди. Перед нами очень даже всерьез замаячила версия о банде, состоящей из очень хитрых и деятельных молодых людей. Улавливаете, товарищи?

Утром Старцев намекнул своим людям о родившемся подозрении. Дескать, банда, промышляющая ночными грабежами, делает это не спонтанно, не уповая на случай, а тщательно готовится к преступлениям, выбирает жертву, следит за ней, подкарауливает. И вот уже к вечеру данная версия получила очередные подтверждения.

Разве что вечный скептик Бойко позволил себе усомниться в ее правомерности.

– Ты всерьез полагаешь, что бандиты каким-то образом пронюхивают о нечистоплотных богатеньких клиентах? – спросил он Ивана.

– Так точно. У меня эта мыслишка родилась еще вчера. А сегодня мы с Александром побывали в кабинете заведующего мукомольным предприятием, после поехали в ломбард на площадь Маяковского и завершили разъезды в гостях у заместителя управляющего трестом общественного питания Москвы. Как вам такие жертвы? Ни одного работяги, секретаря-машинистки, пожилого пенсионера. Все жертвы этой банды – люди далеко не бедные, при должностях.

– Так и есть. Мои сегодняшние потерпевшие были той же самой масти, – согласился Егоров.

– Да и мои не из простых, – поддержал его Бойко. – Сразу видно, тихие жулики и прохиндеи.

Согласились с этой версией и другие сотрудники.

А Васильков развил свое предположение:

– Примерно половина пострадавших почему-то приуменьшает ценность утраченных вещей.

– Потому что эти вещи приобретены не на трудовые доходы! – вставил Костя Ким.

Старцев спокойно выслушал мнение подчиненных, подхватил трость, сполз с подоконника и подытожил:

– Вот этим, братцы, мы завтра с вами и займемся.